4 ноября 2010 Project Syndicate
БРЮССЕЛЬ. На протяжении десятилетий мир жаловался, что роль доллара в качестве глобальной резервной валюты дает Соединенным Штатам “чрезмерные привилегии”, ‑ термин, который приписывается Шарлю де Голлю, но в действительности придуманный его министром финансов Валери Жискар д’Эстеном. Пока обменные курсы были фиксированные, согласно Бреттонвудской системе, суть этих привилегий была ясна: США были единственной страной, которая могла свободно определять свою собственную денежную политику. Все остальные должны были адаптироваться к политике, продиктованной США.
Это изменилось с приходом эпохи колеблющихся курсов валют в начале 1970-х годов, что позволило некоторым странам, которые больше заботились о стабильности, таким как Германия, отказаться от денежной политики США, которую они считали слишком инфляционной. Но даже при колеблющихся валютных курсах США сохранили преимущество: учитывая, что доллар оставался ключевой мировой резервной валютой, США могли финансировать большой внешний дефицит по очень выгодным ставкам.
Сегодня министерство финансов США все еще может одалживать неограниченные суммы под самые низкие проценты. В самом деле, процентные ставки по защищенным от инфляции облигациям стали сейчас 0,5% даже на 5-летний срок! Правительству США, таким образом, изначально платят в реальном исчислении, чтобы оно брало деньги инвесторов – щедрое предложение, которое принимается с большим размахом ‑ в надежде, что направление этих ресурсов американским потребителям повысит расходы семей и, соответственно, будет способствовать увеличению количества рабочих мест.
США, кажется, подошли настолько близко, насколько только можно представить, к получению вошедшего в поговорку “бесплатного завтрака” – если не считать того, что такого не существует, как любят указывать экономисты. В нынешней ситуации это также верно: выполнение долларом роли резервной валюты позволяет США одалживать по недорогой цене, но за счет утраты какого-нибудь значительного влияния на обменный курс, который определяется потребностью остального мира в долларовых активах.
Германия обнаружила это в 1960-х и 1970-х годах и сопротивлялась тенденции сделать немецкую марку международной резервной валютой. Власти Германии боялись, что ориентированная на экспорт экономика страны пострадает от колебаний обменного курса, что, как правило, и происходит с мировыми резервными валютами. Однако, учитывая слабость других европейских валют и желание Германии держать рынки открытыми, ее руководители мало что могли сделать.
Когда немецкая марка стала основной международной резервной валютой в 1980-е и 1990-е годы, резкие колебания обменного курса доллара действительно временами имели существенное влияние на экономику Германии. Одна из причин, почему Германия согласилась перейти с немецкой марки на евро, была надежда, что денежный союз распределит бремя резервной валюты на более обширную территорию.
Экономика США все еще довольно закрытая (импорт и экспорт составляет в среднем только около 15% ВВП), и исторически экспорт никогда не был основным двигателем экономического роста США. Поэтому традиционная позиция США всегда была таковой: «Это наш обменный курс, но ваша проблема”.
Так почему же США сейчас поют другую песню? Ответ очевиден: высокий уровень безработицы в США, который колеблется между 9 и 10%. Это цена, которую США должны платить за свой завтрак: американцы могут продолжать много потреблять, но рабочие места находятся где-то в другом месте.
Сегодня Китай занял место Германии (и Японии) а качестве ведущего мирового экспортера – но с одним отличием: он твердо управляет обменным курсом своей валюты, используя надзор за капиталом и массированное вмешательство на рынки валют. Как единственная основная экономика с контролем за капиталом, Китай создал свои собственные “чрезмерные привилегии”: он может определять свой обменный курс, потому что ни одна другая большая страна не осуществляет надзор за капиталом.
Две мировые экономические супердержавы возмущаются “чрезмерными привилегиями” друг друга. США хотели бы иметь рабочие места Китая, а Китай хотел бы иметь лучшие инвестиционные возможности. Ни одна из стран не двигается с места, хотя каждая могла бы легко найти выход из тупика.
Китайцы могли бы отказаться от контроля над капиталом и разрешить колебание обменного курса юаня. Но США могли бы легко покончить с привилегией Китая, ограничив продажи долгов министерства финансов США китайским руководителям, отвечающим за денежную политику. Делая так, США не нарушили бы никаких международных обязательств и не начали бы торговую войну. Такой шаг, вероятнее всего, был бы эффективным, учитывая размер китайского вмешательства (сотни миллиардов долларов США ежегодно), которые нельзя было бы использовать для другой цели через оффшорные банки, не подвергнув центральный банк Китая многим другим рискам.
Запрет на покупку долгов США китайскими властями был бы равнозначен введению контроля над капиталом, и, тем самым, это нарушило бы монополию Китая на владение таким инструментом. Но это могло бы обозначать и конец нахождения Америки в центре мировой финансовой системы – и, таким образом, конец ее собственным “чрезмерным привилегиям”.
В действительности, бесплатного завтрака не существует. США должны выбрать между созданием рабочих мест, что требует более конкурентоспособного обменного курса, и дешевым финансированием своего внешнего и денежного дефицита.
Пока Китай и США сражаются, пытаясь сохранить свои собственные “чрезмерные привилегии”, Европа, кажется, застряла в середине, страдая от тех же неудобств, что и США, но и не наслаждаясь их привилегиями. Евро также является мировой резервной валютой (хотя и второстепенной важности), но финансовые затраты большинства правительств еврозоны выше, чем то, что платит министерство финансов США. Это – одна из статей затрат, возникшая из-за незавершенной природы финансовой интеграции в Европе.
Даниель Гросс – директор Центра европейских политических исследований.
Перевод с английского – Николай Жданович
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Это изменилось с приходом эпохи колеблющихся курсов валют в начале 1970-х годов, что позволило некоторым странам, которые больше заботились о стабильности, таким как Германия, отказаться от денежной политики США, которую они считали слишком инфляционной. Но даже при колеблющихся валютных курсах США сохранили преимущество: учитывая, что доллар оставался ключевой мировой резервной валютой, США могли финансировать большой внешний дефицит по очень выгодным ставкам.
Сегодня министерство финансов США все еще может одалживать неограниченные суммы под самые низкие проценты. В самом деле, процентные ставки по защищенным от инфляции облигациям стали сейчас 0,5% даже на 5-летний срок! Правительству США, таким образом, изначально платят в реальном исчислении, чтобы оно брало деньги инвесторов – щедрое предложение, которое принимается с большим размахом ‑ в надежде, что направление этих ресурсов американским потребителям повысит расходы семей и, соответственно, будет способствовать увеличению количества рабочих мест.
США, кажется, подошли настолько близко, насколько только можно представить, к получению вошедшего в поговорку “бесплатного завтрака” – если не считать того, что такого не существует, как любят указывать экономисты. В нынешней ситуации это также верно: выполнение долларом роли резервной валюты позволяет США одалживать по недорогой цене, но за счет утраты какого-нибудь значительного влияния на обменный курс, который определяется потребностью остального мира в долларовых активах.
Германия обнаружила это в 1960-х и 1970-х годах и сопротивлялась тенденции сделать немецкую марку международной резервной валютой. Власти Германии боялись, что ориентированная на экспорт экономика страны пострадает от колебаний обменного курса, что, как правило, и происходит с мировыми резервными валютами. Однако, учитывая слабость других европейских валют и желание Германии держать рынки открытыми, ее руководители мало что могли сделать.
Когда немецкая марка стала основной международной резервной валютой в 1980-е и 1990-е годы, резкие колебания обменного курса доллара действительно временами имели существенное влияние на экономику Германии. Одна из причин, почему Германия согласилась перейти с немецкой марки на евро, была надежда, что денежный союз распределит бремя резервной валюты на более обширную территорию.
Экономика США все еще довольно закрытая (импорт и экспорт составляет в среднем только около 15% ВВП), и исторически экспорт никогда не был основным двигателем экономического роста США. Поэтому традиционная позиция США всегда была таковой: «Это наш обменный курс, но ваша проблема”.
Так почему же США сейчас поют другую песню? Ответ очевиден: высокий уровень безработицы в США, который колеблется между 9 и 10%. Это цена, которую США должны платить за свой завтрак: американцы могут продолжать много потреблять, но рабочие места находятся где-то в другом месте.
Сегодня Китай занял место Германии (и Японии) а качестве ведущего мирового экспортера – но с одним отличием: он твердо управляет обменным курсом своей валюты, используя надзор за капиталом и массированное вмешательство на рынки валют. Как единственная основная экономика с контролем за капиталом, Китай создал свои собственные “чрезмерные привилегии”: он может определять свой обменный курс, потому что ни одна другая большая страна не осуществляет надзор за капиталом.
Две мировые экономические супердержавы возмущаются “чрезмерными привилегиями” друг друга. США хотели бы иметь рабочие места Китая, а Китай хотел бы иметь лучшие инвестиционные возможности. Ни одна из стран не двигается с места, хотя каждая могла бы легко найти выход из тупика.
Китайцы могли бы отказаться от контроля над капиталом и разрешить колебание обменного курса юаня. Но США могли бы легко покончить с привилегией Китая, ограничив продажи долгов министерства финансов США китайским руководителям, отвечающим за денежную политику. Делая так, США не нарушили бы никаких международных обязательств и не начали бы торговую войну. Такой шаг, вероятнее всего, был бы эффективным, учитывая размер китайского вмешательства (сотни миллиардов долларов США ежегодно), которые нельзя было бы использовать для другой цели через оффшорные банки, не подвергнув центральный банк Китая многим другим рискам.
Запрет на покупку долгов США китайскими властями был бы равнозначен введению контроля над капиталом, и, тем самым, это нарушило бы монополию Китая на владение таким инструментом. Но это могло бы обозначать и конец нахождения Америки в центре мировой финансовой системы – и, таким образом, конец ее собственным “чрезмерным привилегиям”.
В действительности, бесплатного завтрака не существует. США должны выбрать между созданием рабочих мест, что требует более конкурентоспособного обменного курса, и дешевым финансированием своего внешнего и денежного дефицита.
Пока Китай и США сражаются, пытаясь сохранить свои собственные “чрезмерные привилегии”, Европа, кажется, застряла в середине, страдая от тех же неудобств, что и США, но и не наслаждаясь их привилегиями. Евро также является мировой резервной валютой (хотя и второстепенной важности), но финансовые затраты большинства правительств еврозоны выше, чем то, что платит министерство финансов США. Это – одна из статей затрат, возникшая из-за незавершенной природы финансовой интеграции в Европе.
Даниель Гросс – директор Центра европейских политических исследований.
Перевод с английского – Николай Жданович
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter