Это пятая колонка в серии «О рождении новой экономики».
Кредитный цикл исчерпывает себя тогда, когда в целях реанимации ссудной активности после очередного кризиса, вызванного накоплением избыточного долга, ставки понижать оказывается больше некуда. 2008 г. — как раз этот самый случай. Кредитному суперциклу пришел конец, а вместе с ним — конец и всей отжившей экономической парадигме. ФРС, которой больше некуда снижать ставку, предлагает теперь количественное смягчение, ver.2.0, то есть еще больше денег, которые должны передаваться в реальную частную экономику за близкое к нулю вознаграждение. А уж частная экономика должна найти им и креативное, и эффективное применение, как и раньше. Но, увы, не ищет. Почему? Потому, что а) потребитель имеет слишком мало сбережений, нестабильные доходы, зато все еще много долга; б) в мире сохраняются те же макроэкономические дисбалансы, что и в 2007 г.; в) нет инвестиционной идеи, подобной, хотя бы по емкости, ипотеке и ипотечным и прочим производным бумагам.
Так что — по нашему необъективному мнению, конечно, — нужно, чтобы кризис был наконец преодолен и новый мир родился на свет? Отвечая на этот вопрос, мы просто пройдемся по перечисленным нами ранее трем составляющим экономического суперцикла, как мы их понимаем.
1. Первый вопрос: как поступить с бизнесом, особенно финансовым, в свете уроков кризиса? Это то, что касается, скажем так, идеологической и законодательной основы нового цикла. Последние 35 лет это был либерализм, который проявлялся как в допущении почти ничем, кроме доброй воли, не ограниченного существования «теневой банковской системы», так и в очень свободных правилах ведения дел в финансах в целом. Возможно было свободное внедрение любых финансовых инноваций, взятие огромного плеча, вольное распоряжение любыми рисками, свободное преодоление любых границ и проникновение любых корпораций на любые сегменты рынка (например, финансовых спекулянтов — на товарные рынки, причем в массовом количестве), и т.п., и т.д. Это в широких слоях инвесторов считалось почти однозначно благом, так как «повышало ликвидность финансовых инструментов», облегчало доступ к фондированию всем и каждому, снижало риски и стоимость инструментов, способствовало инновации и т.п. Мало кто обращал внимание на то, что, кроме всего прочего, позитивного и не очень, через такие широко открытые двери из стран G7 утекало реальное производство, а непрерывно падающие — во благо финансового сектора и ради роста раздувающейся нематериальной части ВВП — процентные ставки вымывали сбережения.
Относительно коррекции ошибок на этом направлении все более-менее понятно: главная тенденция — это подчинение бывших инвестбанков центральным банкам, навязывание им соответствующих нормативов и методов контроля за рисками; Basel III, попытки ограничить спекуляции на товарных рынках и другие подобные меры недвусмысленно говорят о том, что новый экономический цикл будет со временем заметно строже к финансовым инноваторам.
Впрочем, введение рестрикций — сегодня путь весьма непростой, учитывая не столько немалые лоббистские возможности вчерашних инвестбанков, сколько возможность для них использовать разные юрисдикции, отношение которых к финансовому сектору может существенно разниться. Эгоизм сегодня работает против новой экономики на многих фронтах, но тут нет ничего неожиданного, сам по себе фактор противоречия эгоистических интересов и глобальной экономики далеко не нов: ведь неравномерность социально-экономического развития различных стран мира по-прежнему очень высока. Тем не менее движение к постепенному выравниванию экономик (и социумов) и, следовательно, медленное, пошаговое сближение уровня понимания макропроблем — очевидный и важнейший процесс современности. Даже если кое-кто, на первый взгляд, чрезмерно упорствует на этом пути…
2. Второй вопрос дня: что должно на сломе циклов произойти с мировой валютно-финансовой системой?
Когда-то на фоне борьбы с Великой депрессией пал золотой стандарт, потом пришла очередь Бреттон-Вудса. Сейчас очевидно, что глобализация и унификация рынков капиталов все больше входит в конфликт с наличием разнообразных эгоистически настроенных эмиссионных центров. Но их наличие так же легко объясняется глубокой разницей в уровнях развития экономик различных типов.
Тут необходимо сделать оговорку. Мы написали следующий текст еще до того, как Роберт Зеллик, президент группы Всемирного банка, высказался за де-факто обсуждение возможности введения модернизированного «золотого стандарта». Тема реставрации золотого стандарта стала вообще активно обсуждаться экспертами и участниками рынка в последнее время. Это говорит о том, что, как мы и предполагали два года назад, вопрос о значительных изменениях мировой валютной системы становится все более насущным.
Сегодня основной «фронт» валютных войн проходит по линии, с одной стороны которой оказались страны со свободно плавающими курсами валют, а с другой — страны, которые де-факто остаются в рамках почивших бреттонвудских соглашений. Понятно, что к первым относятся страны в так называемой «постиндустриальной» фазе развития экономики, те, которые, за приятным исключением Германии и Японии, в большей степени подверглись деиндустриализации, но вместе с тем являющиеся генераторами инноваций (в т.ч. финансовых), новых технологий и мировыми финансовыми центрами (США, Великобритания). Многие из стран с плавающими валютами характеризуются низким уровнем чистых сбережений и высоким уровнем кредита в экономике, а также весьма высоко, если не гипертрофированно, развитыми финансовыми системами. Они являются главными носителями отжившей экономической парадигмы, но с ними, а не с развивающимися рынками (о чем будет сказано позже), связаны и основные надежды на формирование основ новой экономической реальности.
Страны «непохороненного Бреттон-Вудса» — это новые индустриализующиеся страны, развивающиеся экономики, которые импортировали свою промышленность в ее самой современной части как раз из «мира плавающих валют». Оттуда же они приобретают и технологии, в том числе финансовые, и собственно капитал, основные заказы на свою продукцию, а также перенимают научные и прочие тренды (социальные — на очереди). У этих стран обычно высок — из-за многолетнего положительного торгового баланса — уровень сбережений, доля инвестиций в ВВП, но относительно низко потребление домохозяйств. Следовательно, как правило, у них есть длительные перспективы экстенсивного развития экономики за счет вовлечения в нее новой недорогой рабочей силы. До тех пор, пока рост благосостояния и/или демографические проблемы, а также, возможно, плавающие курсы валют не подорвут их «неправильную» конкурентоспособность.
Деятельность данной группы стран по волевому регулированию обменного курса, строго говоря, искажает пространство глобальной рыночной экономики, удерживает искусственно низкими процентные ставки (на дальнем и среднем конце кривой) за счет покупки ААА-облигаций в резервы, делает монетарную сферу в мире плохо управляемой и стимулирует накопление долга в группе «постиндустриальных» стран. Однако нельзя не отметить, что в образовании любого дисбаланса обычно есть вина обеих сторон…
Противоречия между этими группами экономик в валютной сфере пока, честно говоря, выглядят неразрешимыми. Группа стран, регулирующих валютные курсы, безусловно, осознает пороки волевого контроля за соотношением валют, однако подчас справедливо полагает, что благоприятные условия для отпуска национальной валюты в свободное плавание еще не созданы. Потеря даже части их хрупкой конкурентоспособности может привести к тяжелым экономическим и социальным последствиям, а причиной такого развития событий может стать всего лишь тривиальная спекулятивная атака a la George Soros на небольшие, неглубокие и неразвитые локальные рынки. Возможности финансовых спекулянтов стран G7 значительно превосходят способность валютных рынков большинства развивающихся стран абсорбировать такие шоки. Поэтому их упорный эгоизм можно понять. Ставки в игре для них слишком высоки — по крайней мере, так им кажется.
Абсолютным лидером стран, противостоящих G7 на валютном «фронте», является, разумеется, Китай. Из-за его жесткой позиции к лагерю «непохороненного Бреттон-Вудса» (Bretton Woods The Undead) присоединяются такие страны, как, например, Южная Корея и даже отчасти Япония, возобновляющая — правда, очень робко — интервенции на валютном рынке. Впрочем, на латиноамериканском континенте Бразилия ведет себя едва ли менее консервативно, однако ее доля в торговом обороте США значительно меньше китайской, потому и накал противостояния тут не в пример ниже.
Каков выход? Ответ — на поверхности, но он очень неоднозначен с практической точки зрения: национальные эмиссионные центры должны утратить как минимум часть суверенитета. Т. е. при принятии решений должны руководствоваться не только эгоистическими интересами своих стран, но и всей глобальной экономики в целом. Это, конечно, обоюдоострое решение. Возможно, Китай должен уступить США… Но виртуализация денег — логичное направление развития свободной валютной системы, когда она скрещивается с глобальной сверхскоростной инфраструктурой, глобальными банками — торговцами рисками и теневой банковской системой вообще. У денег появляются новые мультипликаторы и каналы сверхпроводимости. Приходится признать, мягко говоря, не вполне соответствующим действительности следующее, довольно давнее заявление представителя ФРС Сент-Луиса Дж. Балларда: «Очень непросто идентифицировать пузыри, и я думаю, что если есть какие-то проблемы на рынке недвижимости в Азии, говорить о необходимости подъема ставок в США — не самая адекватная с практической точки зрения реакция». В сегодняшнем мире — это неправда!
Какова геовалютная картина сегодняшней глобализации? Несложные подсчеты показали, что так называемая «Великая Химерика» (Chimerica, от «China+America»), включающая США, Канаду и страны, так или иначе привязывающие свою валюту к доллару, — Китай, большая часть Латинской Америки и страны Персидского залива (но за вычетом РФ) — имеют в совокупности более-менее сбалансированный платежный баланс и объем ВВП и финансовых рынков, сопоставимый со вторым главным их визави: Великой Страной Евро, Great Eurolandia, которая представляет собой ЕС и страны, в той или иной степени привязывающие свои валюты к евро (это часть Восточной Европы и часть Африки). Есть еще и довольно большие экономики, стоящие особняком: Япония и Великобритания. Если бы Япония присоединилась к Химерике (через свои fx интервенции), мы бы охотно купили именно «международный доллар» против «международного евро»… Сейчас же без учета Японии платежные балансы обеих гипотетических супервалютных зон сбалансированы почти одинаково.
Взглянув в «экономический телескоп» с Марса, марсианин, не вникающий в тонкие детали, увидел бы два гигантских региональных блока, которые напрашиваются на создание региональных супервалют. Но химера — на то и химера, чтобы не существовать в реальности, это сказочное существо. Если только КНР и США не договорятся ко всеобщему ликованию (и крайнему изумлению) либо о введении общей валюты (что сейчас вовсе невероятно), либо о взаимных принципах привязки своих валют друг к другу и/или новому бенчмарку (так, г-н Зеллик?), или примут решение координировать эмиссию и денежно-кредитную политику, тогда как новый «международный доллар» будет свободно плавать к прочим международным денежным единицам.
Вы верите в это? Это фантастика? Пока таково мнение большинства. Скорее всего, давление на КНР в целях принудить его тривиально ввести плавающий курс будет продолжаться. Пока острый кризис всей нынешней валютной системы не станет уж совсем очевидным вместе с дальнейшим развитием кризиса химеры «постиндустриального» общества.
Единственное, во что мы точно не верим, — это то, что новой мировой валютой станет SDR МВФ, — пример ООН в мировой политике намекает на вероятный провал подобного бюрократического проекта. Но вот путь к валютной кооперации через своеобразный «пилотный проект» в лице МВФ, в котором вес развивающихся стран постепенно растет, выглядит вполне естественным: так два валютных лагеря могут научиться хотя бы сотрудничать.
Продолжение (и окончание) следует.
http://onlinebroker.ru/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Кредитный цикл исчерпывает себя тогда, когда в целях реанимации ссудной активности после очередного кризиса, вызванного накоплением избыточного долга, ставки понижать оказывается больше некуда. 2008 г. — как раз этот самый случай. Кредитному суперциклу пришел конец, а вместе с ним — конец и всей отжившей экономической парадигме. ФРС, которой больше некуда снижать ставку, предлагает теперь количественное смягчение, ver.2.0, то есть еще больше денег, которые должны передаваться в реальную частную экономику за близкое к нулю вознаграждение. А уж частная экономика должна найти им и креативное, и эффективное применение, как и раньше. Но, увы, не ищет. Почему? Потому, что а) потребитель имеет слишком мало сбережений, нестабильные доходы, зато все еще много долга; б) в мире сохраняются те же макроэкономические дисбалансы, что и в 2007 г.; в) нет инвестиционной идеи, подобной, хотя бы по емкости, ипотеке и ипотечным и прочим производным бумагам.
Так что — по нашему необъективному мнению, конечно, — нужно, чтобы кризис был наконец преодолен и новый мир родился на свет? Отвечая на этот вопрос, мы просто пройдемся по перечисленным нами ранее трем составляющим экономического суперцикла, как мы их понимаем.
1. Первый вопрос: как поступить с бизнесом, особенно финансовым, в свете уроков кризиса? Это то, что касается, скажем так, идеологической и законодательной основы нового цикла. Последние 35 лет это был либерализм, который проявлялся как в допущении почти ничем, кроме доброй воли, не ограниченного существования «теневой банковской системы», так и в очень свободных правилах ведения дел в финансах в целом. Возможно было свободное внедрение любых финансовых инноваций, взятие огромного плеча, вольное распоряжение любыми рисками, свободное преодоление любых границ и проникновение любых корпораций на любые сегменты рынка (например, финансовых спекулянтов — на товарные рынки, причем в массовом количестве), и т.п., и т.д. Это в широких слоях инвесторов считалось почти однозначно благом, так как «повышало ликвидность финансовых инструментов», облегчало доступ к фондированию всем и каждому, снижало риски и стоимость инструментов, способствовало инновации и т.п. Мало кто обращал внимание на то, что, кроме всего прочего, позитивного и не очень, через такие широко открытые двери из стран G7 утекало реальное производство, а непрерывно падающие — во благо финансового сектора и ради роста раздувающейся нематериальной части ВВП — процентные ставки вымывали сбережения.
Относительно коррекции ошибок на этом направлении все более-менее понятно: главная тенденция — это подчинение бывших инвестбанков центральным банкам, навязывание им соответствующих нормативов и методов контроля за рисками; Basel III, попытки ограничить спекуляции на товарных рынках и другие подобные меры недвусмысленно говорят о том, что новый экономический цикл будет со временем заметно строже к финансовым инноваторам.
Впрочем, введение рестрикций — сегодня путь весьма непростой, учитывая не столько немалые лоббистские возможности вчерашних инвестбанков, сколько возможность для них использовать разные юрисдикции, отношение которых к финансовому сектору может существенно разниться. Эгоизм сегодня работает против новой экономики на многих фронтах, но тут нет ничего неожиданного, сам по себе фактор противоречия эгоистических интересов и глобальной экономики далеко не нов: ведь неравномерность социально-экономического развития различных стран мира по-прежнему очень высока. Тем не менее движение к постепенному выравниванию экономик (и социумов) и, следовательно, медленное, пошаговое сближение уровня понимания макропроблем — очевидный и важнейший процесс современности. Даже если кое-кто, на первый взгляд, чрезмерно упорствует на этом пути…
2. Второй вопрос дня: что должно на сломе циклов произойти с мировой валютно-финансовой системой?
Когда-то на фоне борьбы с Великой депрессией пал золотой стандарт, потом пришла очередь Бреттон-Вудса. Сейчас очевидно, что глобализация и унификация рынков капиталов все больше входит в конфликт с наличием разнообразных эгоистически настроенных эмиссионных центров. Но их наличие так же легко объясняется глубокой разницей в уровнях развития экономик различных типов.
Тут необходимо сделать оговорку. Мы написали следующий текст еще до того, как Роберт Зеллик, президент группы Всемирного банка, высказался за де-факто обсуждение возможности введения модернизированного «золотого стандарта». Тема реставрации золотого стандарта стала вообще активно обсуждаться экспертами и участниками рынка в последнее время. Это говорит о том, что, как мы и предполагали два года назад, вопрос о значительных изменениях мировой валютной системы становится все более насущным.
Сегодня основной «фронт» валютных войн проходит по линии, с одной стороны которой оказались страны со свободно плавающими курсами валют, а с другой — страны, которые де-факто остаются в рамках почивших бреттонвудских соглашений. Понятно, что к первым относятся страны в так называемой «постиндустриальной» фазе развития экономики, те, которые, за приятным исключением Германии и Японии, в большей степени подверглись деиндустриализации, но вместе с тем являющиеся генераторами инноваций (в т.ч. финансовых), новых технологий и мировыми финансовыми центрами (США, Великобритания). Многие из стран с плавающими валютами характеризуются низким уровнем чистых сбережений и высоким уровнем кредита в экономике, а также весьма высоко, если не гипертрофированно, развитыми финансовыми системами. Они являются главными носителями отжившей экономической парадигмы, но с ними, а не с развивающимися рынками (о чем будет сказано позже), связаны и основные надежды на формирование основ новой экономической реальности.
Страны «непохороненного Бреттон-Вудса» — это новые индустриализующиеся страны, развивающиеся экономики, которые импортировали свою промышленность в ее самой современной части как раз из «мира плавающих валют». Оттуда же они приобретают и технологии, в том числе финансовые, и собственно капитал, основные заказы на свою продукцию, а также перенимают научные и прочие тренды (социальные — на очереди). У этих стран обычно высок — из-за многолетнего положительного торгового баланса — уровень сбережений, доля инвестиций в ВВП, но относительно низко потребление домохозяйств. Следовательно, как правило, у них есть длительные перспективы экстенсивного развития экономики за счет вовлечения в нее новой недорогой рабочей силы. До тех пор, пока рост благосостояния и/или демографические проблемы, а также, возможно, плавающие курсы валют не подорвут их «неправильную» конкурентоспособность.
Деятельность данной группы стран по волевому регулированию обменного курса, строго говоря, искажает пространство глобальной рыночной экономики, удерживает искусственно низкими процентные ставки (на дальнем и среднем конце кривой) за счет покупки ААА-облигаций в резервы, делает монетарную сферу в мире плохо управляемой и стимулирует накопление долга в группе «постиндустриальных» стран. Однако нельзя не отметить, что в образовании любого дисбаланса обычно есть вина обеих сторон…
Противоречия между этими группами экономик в валютной сфере пока, честно говоря, выглядят неразрешимыми. Группа стран, регулирующих валютные курсы, безусловно, осознает пороки волевого контроля за соотношением валют, однако подчас справедливо полагает, что благоприятные условия для отпуска национальной валюты в свободное плавание еще не созданы. Потеря даже части их хрупкой конкурентоспособности может привести к тяжелым экономическим и социальным последствиям, а причиной такого развития событий может стать всего лишь тривиальная спекулятивная атака a la George Soros на небольшие, неглубокие и неразвитые локальные рынки. Возможности финансовых спекулянтов стран G7 значительно превосходят способность валютных рынков большинства развивающихся стран абсорбировать такие шоки. Поэтому их упорный эгоизм можно понять. Ставки в игре для них слишком высоки — по крайней мере, так им кажется.
Абсолютным лидером стран, противостоящих G7 на валютном «фронте», является, разумеется, Китай. Из-за его жесткой позиции к лагерю «непохороненного Бреттон-Вудса» (Bretton Woods The Undead) присоединяются такие страны, как, например, Южная Корея и даже отчасти Япония, возобновляющая — правда, очень робко — интервенции на валютном рынке. Впрочем, на латиноамериканском континенте Бразилия ведет себя едва ли менее консервативно, однако ее доля в торговом обороте США значительно меньше китайской, потому и накал противостояния тут не в пример ниже.
Каков выход? Ответ — на поверхности, но он очень неоднозначен с практической точки зрения: национальные эмиссионные центры должны утратить как минимум часть суверенитета. Т. е. при принятии решений должны руководствоваться не только эгоистическими интересами своих стран, но и всей глобальной экономики в целом. Это, конечно, обоюдоострое решение. Возможно, Китай должен уступить США… Но виртуализация денег — логичное направление развития свободной валютной системы, когда она скрещивается с глобальной сверхскоростной инфраструктурой, глобальными банками — торговцами рисками и теневой банковской системой вообще. У денег появляются новые мультипликаторы и каналы сверхпроводимости. Приходится признать, мягко говоря, не вполне соответствующим действительности следующее, довольно давнее заявление представителя ФРС Сент-Луиса Дж. Балларда: «Очень непросто идентифицировать пузыри, и я думаю, что если есть какие-то проблемы на рынке недвижимости в Азии, говорить о необходимости подъема ставок в США — не самая адекватная с практической точки зрения реакция». В сегодняшнем мире — это неправда!
Какова геовалютная картина сегодняшней глобализации? Несложные подсчеты показали, что так называемая «Великая Химерика» (Chimerica, от «China+America»), включающая США, Канаду и страны, так или иначе привязывающие свою валюту к доллару, — Китай, большая часть Латинской Америки и страны Персидского залива (но за вычетом РФ) — имеют в совокупности более-менее сбалансированный платежный баланс и объем ВВП и финансовых рынков, сопоставимый со вторым главным их визави: Великой Страной Евро, Great Eurolandia, которая представляет собой ЕС и страны, в той или иной степени привязывающие свои валюты к евро (это часть Восточной Европы и часть Африки). Есть еще и довольно большие экономики, стоящие особняком: Япония и Великобритания. Если бы Япония присоединилась к Химерике (через свои fx интервенции), мы бы охотно купили именно «международный доллар» против «международного евро»… Сейчас же без учета Японии платежные балансы обеих гипотетических супервалютных зон сбалансированы почти одинаково.
Взглянув в «экономический телескоп» с Марса, марсианин, не вникающий в тонкие детали, увидел бы два гигантских региональных блока, которые напрашиваются на создание региональных супервалют. Но химера — на то и химера, чтобы не существовать в реальности, это сказочное существо. Если только КНР и США не договорятся ко всеобщему ликованию (и крайнему изумлению) либо о введении общей валюты (что сейчас вовсе невероятно), либо о взаимных принципах привязки своих валют друг к другу и/или новому бенчмарку (так, г-н Зеллик?), или примут решение координировать эмиссию и денежно-кредитную политику, тогда как новый «международный доллар» будет свободно плавать к прочим международным денежным единицам.
Вы верите в это? Это фантастика? Пока таково мнение большинства. Скорее всего, давление на КНР в целях принудить его тривиально ввести плавающий курс будет продолжаться. Пока острый кризис всей нынешней валютной системы не станет уж совсем очевидным вместе с дальнейшим развитием кризиса химеры «постиндустриального» общества.
Единственное, во что мы точно не верим, — это то, что новой мировой валютой станет SDR МВФ, — пример ООН в мировой политике намекает на вероятный провал подобного бюрократического проекта. Но вот путь к валютной кооперации через своеобразный «пилотный проект» в лице МВФ, в котором вес развивающихся стран постепенно растет, выглядит вполне естественным: так два валютных лагеря могут научиться хотя бы сотрудничать.
Продолжение (и окончание) следует.
http://onlinebroker.ru/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter