18 января 2011
Инфляция. Мировые цены на продовольствие поднялись до угрожающих высот. Проблему нельзя списать исключительно на плохие урожаи: сказываются последствия финансового кризиса и побочные эффекты от борьбы с ним.
В минувшем декабре индекс, рассчитываемый Продовольственной и сельскохозяйственной организацией ООН (FAO) и учитывающий цены на 55 биржевых товаров, достиг максимума, побив рекорд середины 2008 года. Эксперты FAO пока воздерживаются от постановки диагноза «продовольственный кризис». Однако ситуация уже близка к критической. На африканском континенте – в Алжире, Тунисе и Мозамбике – дороговизна продуктов уже привела к первым вспышкам социальных волнений. Если цены продолжат расти дальше, по беднейшим странам могут вновь, как и три года назад, прокатиться массовые голодные бунты. По оценкам, в мире от регулярного недоедания уже страдают около миллиарда человек, и всплеск аграрной инфляции, очевидно, пополнит эту страшную статистику.
Превратности климата. Основная причина скачка мировых цен на продовольствие хорошо известна: Cеверному полушарию в прошлом году ужасно не повезло с погодой. Согласно оценкам FAO, производство злаковых культур в России, включая кормовое зерно, упало по сравнению с уровнем 2009 года примерно на треть, в Украине – почти на 13%. Сильно пострадал урожай и в азиатской части СНГ. Особенно серьезными были последствия засухи в Казахстане – снижение, как и в России, почти на треть – ведь эта страна также является крупным производителем и экспортером зерна. В Канаде, которая, на зависть Восточной Европе, мокла под невиданными ливнями, злаков собрали на 8% меньше, чем в предыдущем году.
Естественным результатом превратностей климата стал головокружительный рост цен на зерно. Котировки твердой краснозерной озимой пшеницы в США (US No.2 Hard Red winter) за год взлетели в полтора раза, а с июля – начала нового аграрного сезона – почти вдвое. Кукуруза сорта US No.2 Yellow подорожала соответственно на 55 и 80%. В целом индекс цен на зерно, рассчитываемый FAO, за год поднялся почти на 39%. Причем ценовой шок был бы еще сильнее, если бы не развивающиеся страны, собравшие хороший урожай риса. Кроме того, засуха сгубила значительную часть урожая масличных культур, в результате чего растительные масла и жиры подорожали более чем в полтора раза, также подтянув индекс продовольственных цен к рекорду.
Сейчас цены на высоком уровне держат уже не столько понесенные потери, сколько сохраняющиеся опасения относительно урожая в наступившем году. Плохая погода затруднила сев озимой пшеницы в России и Украине. В США рост цен сработал по рыночным законам – посевные площади значительно выросли. Но пока это журавль в небе: слишком сухая погода ставит под сомнение обилие будущего урожая. Еще один фактор страха – «Ла Нинья», океанический погодный феномен, который грозит засухами обоим американским континентам. В общем, пережив богатый на климатические аномалии год, рынки сельскохозяйственной продукции сейчас крайне чувствительны к любым намекам на то, что погода готовит новые неприятные сюрпризы. Добавляет нервозности и тот факт, что мировые запасы многих товаров за прошлый год заметно сократились. Поэтому, если в наступившем году последуют новые поражения на аграрных фронтах, тяжелые последствия, которые потребители испытывали до сих пор, покажутся «цветочками».
Голодные спекулянты. Впрочем, очевидно, что во взлете мировых цен на продовольствие виновата не только погода. Их высокая волатильность в последние годы связана с нестабильностью финансовой сферы. В этом можно убедиться, сопоставив колебания цен на продовольствие и курса доллара. Ослабление американской валюты, в которой номинированы котировки на рынках commodities, сопровождается ростом индекса FAO, и наоборот, укрепление доллара сопутствует снижению цен. Эта взаимосвязь стала отчетливой в середине «нулевых».
Проблему превращения сельскохозяйственных товаров и других commodities в удобные для спекулятивной торговли финансовые инструменты сейчас признают даже вполне либеральные экономисты. Долгое время в академической среде было принято считать, что существование фьючерсов и прочих деривативов должно не способствовать увеличению волатильности цен, а напротив, ограничивать ее. Ведь трейдеры всего лишь реагируют на ценовые сигналы, которые, в конечном счете, являются фундаментально обоснованными, утверждали экономисты. Однако во второй половине минувшего десятилетия эта теория затрещала по швам. Стало очевидно, что спекулятивные инвестиции могут оказывать мощную поддержку тренду, не обоснованному никакими фундаментальными факторами, а стадное поведение, которому подвержены инвесторы, может загнать рыночную цену так далеко, что ничего общего с реальным соотношением физических спроса и предложения она иметь не будет.
Наконец, бурное развитие финансового сектора в течение последних 10–15 лет привело к появлению крупных институтов, наделенных внушительной рыночной властью. 25–35% всех фьючерсных контрактов на сельскохозяйственные товары находятся в руках индексных фондов, отмечают эксперты FAO. Правда, они же признают, что способность финансовых спекулянтов выводить из рыночного равновесия цены на сельскохозяйственное сырье еще мало изучена, а уже проведенные исследования привели к неоднородным и подчас противоречащим друг другу выводам.
Горячие деньги: роман с продолжением. Гипотезу о существенном влиянии спекулятивных финансовых потоков на аграрную инфляцию косвенно подтверждает хронология предыдущего кризиса на мировых продовольственных рынках. Вряд ли можно считать простым совпадением, что резкий подъем цен в конце 2007-го – первой половине 2008 годов начался после того, как стала рассыпаться система ипотечного финансирования в США. Лопнул пузырь на рынке subprime-кредитов, и эти кредиты, красиво упакованные и переупакованные в инновационные финансовые продукты, стали жечь своим держателям руки. Но в то время еще мало кто подозревал, что кризис выйдет далеко за рамки финансового сектора и нанесет тяжелый удар по реальной экономике: казалось, что дело обойдется коррекцией на фондовых рынках, неприятной, но терпимой, а также некоторым замедлением роста в Америке. Поэтому, вытряхивая из портфелей ипотечные деривативы, инвесторы без особых колебаний перекладывали деньги в «вечные ценности», без которых человечество точно никогда не сможет обойтись, – энергию, еду и прочие commodities. Железобетонным аргументом в их пользу считались численно растущие и стремительно богатеющие орды потребителей из развивающихся стран.
Вдобавок у продовольственных рынков появился дополнительный канал «инфицирования» инфляцией: из-за дороговизны нефти часть сельскохозяйственного сырья стала уходить не в традиционную переработку, а в производство биотоплива. По оценкам экономистов из Международного института по изучению продовольственной политики, к 2008 году примерно 30% прироста средних цен на зерно обеспечивали потребители биотопливной индустрии.
Кульминация гонки цен на commodities наступила летом 2008 года: за месяц до того, как нефть поднялась до рекордных $140 за баррель, индекс продовольственных цен FAO покорил невиданную по тем временам высоту в 213,5 пункта.
Казалось бы, жизнь опровергла иллюзии «быков» самым жестоким образом уже осенью того же года. Однако кризис и методы, примененные правительствами для борьбы с ним, создали все условия для надувания новых пузырей на рынках commodities. Благодаря массивным антикризисным вливаниям, предпринятым центральными банками в течение последних двух лет, ликвидности в финансовой системе сейчас более чем достаточно. А по мере проведения ФРС второго раунда количественного ослабления (QE2) ее будет еще больше. В то же время финансовая система испытывает острую нехватку таких инструментов для вложения этой ликвидности, которые были бы одновременно и достаточно надежными, и обеспечивали бы хоть сколько-нибудь приемлемую доходность. Даже государственные долговые обязательства развитых стран, считавшиеся раньше вполне безопасными, во многих случаях уже не выглядят таковыми на фоне гигантских публичных долгов, бюджетных дефицитов и печальных уроков, извлеченных из истории европейских PIGS. Те же инструменты, в надежности которых у участников рынка серьезных сомнений нет, не спасают вложенные средства от обесценения (и это в условиях по-прежнему низкой инфляции в развитых странах). В этой ситуации commodities наряду с активами развивающихся рынков вновь обрели особую привлекательность в глазах инвесторов. В том числе – сельскохозяйственные товары, для подорожания которых, как уже было сказано выше, есть свои отраслевые и вполне фундаментальные причины.
Между тем, последствия неконтролируемого роста цен на продовольствие могут быть плачевными не только для социальной сферы, но и для экономики в целом. Ведь больше всего от агфляции страдают те самые emerging markets, на которые инвесторы возлагают столько надежд. Падение потребительской активности может подорвать рост в развивающихся странах, в этом случае восстановление мировой экономики, и без того вялое, может совсем заглохнуть.
Агфляция на политической кухне. Если природа в ближайшие месяцы не смилостивится над основными продовольственными регионами и сельскохозяйственный сезон закончится так же плохо, как начался, у едоков останется последняя надежда – на государство. Пока правительства в большинстве случаев воздерживались от принятия радикальных мер, которые могли бы негативно повлиять на мировые рынки. Россия, установившая эмбарго на экспорт зерна, стала исключением. Так, Украина не стала вводить полный запрет на вывоз зерна, ограничившись квотированием. Были случаи применения мер, жестких по форме, но имеющих лишь локальное или региональное значение и не способных вызвать серьезного резонанса в мире (Индия, например, ввела эмбарго на экспорт лука – решение, важное для самих индусов с учетом национальной специфики потребления, но незаметное в мировом масштабе). Так или иначе, до серьезных торговых войн дело пока не дошло. Правительства пытаются бороться с агфляцией другими методами: оказывают административное давление на внутренние рынки, проводят товарные интервенции и принимают разнообразные меры поддержки сельского хозяйства.
С другой стороны, у государств и их объединений, включая G20, пока нет реальных рычагов, которыми они могли бы выправить ситуацию на глобальном уровне. Пока можно лишь констатировать, что в мировой политике появился новый предмет торга, который можно обсуждать в самых разнообразных контекстах: от международной помощи беднейшим странам до валютных курсов и денежно-кредитного регулирования.
Производство зерна, млн тонн
Анна Ким
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
В минувшем декабре индекс, рассчитываемый Продовольственной и сельскохозяйственной организацией ООН (FAO) и учитывающий цены на 55 биржевых товаров, достиг максимума, побив рекорд середины 2008 года. Эксперты FAO пока воздерживаются от постановки диагноза «продовольственный кризис». Однако ситуация уже близка к критической. На африканском континенте – в Алжире, Тунисе и Мозамбике – дороговизна продуктов уже привела к первым вспышкам социальных волнений. Если цены продолжат расти дальше, по беднейшим странам могут вновь, как и три года назад, прокатиться массовые голодные бунты. По оценкам, в мире от регулярного недоедания уже страдают около миллиарда человек, и всплеск аграрной инфляции, очевидно, пополнит эту страшную статистику.
Превратности климата. Основная причина скачка мировых цен на продовольствие хорошо известна: Cеверному полушарию в прошлом году ужасно не повезло с погодой. Согласно оценкам FAO, производство злаковых культур в России, включая кормовое зерно, упало по сравнению с уровнем 2009 года примерно на треть, в Украине – почти на 13%. Сильно пострадал урожай и в азиатской части СНГ. Особенно серьезными были последствия засухи в Казахстане – снижение, как и в России, почти на треть – ведь эта страна также является крупным производителем и экспортером зерна. В Канаде, которая, на зависть Восточной Европе, мокла под невиданными ливнями, злаков собрали на 8% меньше, чем в предыдущем году.
Естественным результатом превратностей климата стал головокружительный рост цен на зерно. Котировки твердой краснозерной озимой пшеницы в США (US No.2 Hard Red winter) за год взлетели в полтора раза, а с июля – начала нового аграрного сезона – почти вдвое. Кукуруза сорта US No.2 Yellow подорожала соответственно на 55 и 80%. В целом индекс цен на зерно, рассчитываемый FAO, за год поднялся почти на 39%. Причем ценовой шок был бы еще сильнее, если бы не развивающиеся страны, собравшие хороший урожай риса. Кроме того, засуха сгубила значительную часть урожая масличных культур, в результате чего растительные масла и жиры подорожали более чем в полтора раза, также подтянув индекс продовольственных цен к рекорду.
Сейчас цены на высоком уровне держат уже не столько понесенные потери, сколько сохраняющиеся опасения относительно урожая в наступившем году. Плохая погода затруднила сев озимой пшеницы в России и Украине. В США рост цен сработал по рыночным законам – посевные площади значительно выросли. Но пока это журавль в небе: слишком сухая погода ставит под сомнение обилие будущего урожая. Еще один фактор страха – «Ла Нинья», океанический погодный феномен, который грозит засухами обоим американским континентам. В общем, пережив богатый на климатические аномалии год, рынки сельскохозяйственной продукции сейчас крайне чувствительны к любым намекам на то, что погода готовит новые неприятные сюрпризы. Добавляет нервозности и тот факт, что мировые запасы многих товаров за прошлый год заметно сократились. Поэтому, если в наступившем году последуют новые поражения на аграрных фронтах, тяжелые последствия, которые потребители испытывали до сих пор, покажутся «цветочками».
Голодные спекулянты. Впрочем, очевидно, что во взлете мировых цен на продовольствие виновата не только погода. Их высокая волатильность в последние годы связана с нестабильностью финансовой сферы. В этом можно убедиться, сопоставив колебания цен на продовольствие и курса доллара. Ослабление американской валюты, в которой номинированы котировки на рынках commodities, сопровождается ростом индекса FAO, и наоборот, укрепление доллара сопутствует снижению цен. Эта взаимосвязь стала отчетливой в середине «нулевых».
Проблему превращения сельскохозяйственных товаров и других commodities в удобные для спекулятивной торговли финансовые инструменты сейчас признают даже вполне либеральные экономисты. Долгое время в академической среде было принято считать, что существование фьючерсов и прочих деривативов должно не способствовать увеличению волатильности цен, а напротив, ограничивать ее. Ведь трейдеры всего лишь реагируют на ценовые сигналы, которые, в конечном счете, являются фундаментально обоснованными, утверждали экономисты. Однако во второй половине минувшего десятилетия эта теория затрещала по швам. Стало очевидно, что спекулятивные инвестиции могут оказывать мощную поддержку тренду, не обоснованному никакими фундаментальными факторами, а стадное поведение, которому подвержены инвесторы, может загнать рыночную цену так далеко, что ничего общего с реальным соотношением физических спроса и предложения она иметь не будет.
Наконец, бурное развитие финансового сектора в течение последних 10–15 лет привело к появлению крупных институтов, наделенных внушительной рыночной властью. 25–35% всех фьючерсных контрактов на сельскохозяйственные товары находятся в руках индексных фондов, отмечают эксперты FAO. Правда, они же признают, что способность финансовых спекулянтов выводить из рыночного равновесия цены на сельскохозяйственное сырье еще мало изучена, а уже проведенные исследования привели к неоднородным и подчас противоречащим друг другу выводам.
Горячие деньги: роман с продолжением. Гипотезу о существенном влиянии спекулятивных финансовых потоков на аграрную инфляцию косвенно подтверждает хронология предыдущего кризиса на мировых продовольственных рынках. Вряд ли можно считать простым совпадением, что резкий подъем цен в конце 2007-го – первой половине 2008 годов начался после того, как стала рассыпаться система ипотечного финансирования в США. Лопнул пузырь на рынке subprime-кредитов, и эти кредиты, красиво упакованные и переупакованные в инновационные финансовые продукты, стали жечь своим держателям руки. Но в то время еще мало кто подозревал, что кризис выйдет далеко за рамки финансового сектора и нанесет тяжелый удар по реальной экономике: казалось, что дело обойдется коррекцией на фондовых рынках, неприятной, но терпимой, а также некоторым замедлением роста в Америке. Поэтому, вытряхивая из портфелей ипотечные деривативы, инвесторы без особых колебаний перекладывали деньги в «вечные ценности», без которых человечество точно никогда не сможет обойтись, – энергию, еду и прочие commodities. Железобетонным аргументом в их пользу считались численно растущие и стремительно богатеющие орды потребителей из развивающихся стран.
Вдобавок у продовольственных рынков появился дополнительный канал «инфицирования» инфляцией: из-за дороговизны нефти часть сельскохозяйственного сырья стала уходить не в традиционную переработку, а в производство биотоплива. По оценкам экономистов из Международного института по изучению продовольственной политики, к 2008 году примерно 30% прироста средних цен на зерно обеспечивали потребители биотопливной индустрии.
Кульминация гонки цен на commodities наступила летом 2008 года: за месяц до того, как нефть поднялась до рекордных $140 за баррель, индекс продовольственных цен FAO покорил невиданную по тем временам высоту в 213,5 пункта.
Казалось бы, жизнь опровергла иллюзии «быков» самым жестоким образом уже осенью того же года. Однако кризис и методы, примененные правительствами для борьбы с ним, создали все условия для надувания новых пузырей на рынках commodities. Благодаря массивным антикризисным вливаниям, предпринятым центральными банками в течение последних двух лет, ликвидности в финансовой системе сейчас более чем достаточно. А по мере проведения ФРС второго раунда количественного ослабления (QE2) ее будет еще больше. В то же время финансовая система испытывает острую нехватку таких инструментов для вложения этой ликвидности, которые были бы одновременно и достаточно надежными, и обеспечивали бы хоть сколько-нибудь приемлемую доходность. Даже государственные долговые обязательства развитых стран, считавшиеся раньше вполне безопасными, во многих случаях уже не выглядят таковыми на фоне гигантских публичных долгов, бюджетных дефицитов и печальных уроков, извлеченных из истории европейских PIGS. Те же инструменты, в надежности которых у участников рынка серьезных сомнений нет, не спасают вложенные средства от обесценения (и это в условиях по-прежнему низкой инфляции в развитых странах). В этой ситуации commodities наряду с активами развивающихся рынков вновь обрели особую привлекательность в глазах инвесторов. В том числе – сельскохозяйственные товары, для подорожания которых, как уже было сказано выше, есть свои отраслевые и вполне фундаментальные причины.
Между тем, последствия неконтролируемого роста цен на продовольствие могут быть плачевными не только для социальной сферы, но и для экономики в целом. Ведь больше всего от агфляции страдают те самые emerging markets, на которые инвесторы возлагают столько надежд. Падение потребительской активности может подорвать рост в развивающихся странах, в этом случае восстановление мировой экономики, и без того вялое, может совсем заглохнуть.
Агфляция на политической кухне. Если природа в ближайшие месяцы не смилостивится над основными продовольственными регионами и сельскохозяйственный сезон закончится так же плохо, как начался, у едоков останется последняя надежда – на государство. Пока правительства в большинстве случаев воздерживались от принятия радикальных мер, которые могли бы негативно повлиять на мировые рынки. Россия, установившая эмбарго на экспорт зерна, стала исключением. Так, Украина не стала вводить полный запрет на вывоз зерна, ограничившись квотированием. Были случаи применения мер, жестких по форме, но имеющих лишь локальное или региональное значение и не способных вызвать серьезного резонанса в мире (Индия, например, ввела эмбарго на экспорт лука – решение, важное для самих индусов с учетом национальной специфики потребления, но незаметное в мировом масштабе). Так или иначе, до серьезных торговых войн дело пока не дошло. Правительства пытаются бороться с агфляцией другими методами: оказывают административное давление на внутренние рынки, проводят товарные интервенции и принимают разнообразные меры поддержки сельского хозяйства.
С другой стороны, у государств и их объединений, включая G20, пока нет реальных рычагов, которыми они могли бы выправить ситуацию на глобальном уровне. Пока можно лишь констатировать, что в мировой политике появился новый предмет торга, который можно обсуждать в самых разнообразных контекстах: от международной помощи беднейшим странам до валютных курсов и денежно-кредитного регулирования.
Производство зерна, млн тонн
Анна Ким
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter