1. Жолт Дарваш пронаблюдал пересмотры прогнозов МВФ экономического роста в 3 регионах продвинутой части мировой экономики (Евро зона/союз, США, Япония) за 5 лет - от докризисных 2008 до последних (для США и Японии – практически не меняющиеся в последние 2.5 года, для Европы – подвергнутые очередному дауншифтингу). Это подало идею посмотреть на подобные движения для прогнозов МЭР основных цифр российской экономики, составленных примерно в те же даты.
Как известно, в последнем прогнозе (точнее, в сценарных условиях для разработки бюджета на очередную трехлетку, 2014-16), вышедшем практически одновременно с обновленным прогнозом МВФ, МЭР провел серьезный даунгрейд показателей роста экономики России в текущем, 2013, опираясь на тенденции, сложившиеся со времени обнародования предыдущего прогноза в сентябре 2012. Снижение ожидаемой динамики российской экономики до уровня, уступающего даже среднемировому (2.4% против 3.3% по апрельским прогнозам соотв. МЭР и МВФ), стало предметом мозгового штурма с участием президента РФ в прошлый понедельник.
Среди факторов торможения назывались: (а) укрепление рубля (20% в реальном выражении к уровню 2007); (б) ужесточение финансово-кредитных условий – рост процентных ставок и бюджетная консолидация; (в) повышение тарифов естественных монополий; (г) чрезмерно высокая маржа у госбанков, являющихся у нас по сути чем-то вроде «естественных» кредитных монополий; (д) что-то невнятное, связанное с налоговой политикой и дефицитом «длинных» денег (что это такое никто в мире не знает, кроме российский депутатов и академиков, в мировой экономической литературе нет такого термина) и т.п.
Говорить о недостаточном спросе со стороны мировой экономики (кто постарше, помнит излюбленный советский тезис – объяснять наши «отдельные недостатки всего» происками империалистов, на сей раз – путем недостаточно быстрого роста их экономик), кажется, постеснялись. И правильно. Ведь если бы 2 вида деятельности, наиболее пострадавшие от сжатия экспортного спроса – газ и металлы - сохранили объёмы выпуска на уровне начала прошлого года, то вместо нуля мы имели бы сейчас прирост промышленного производства лишь в 0.2% к прошлогоднему.
2. Однако взгляд на эволюцию прогнозов МЭР позволяет заподозрить и более прозаические причины замедления роста производства, нежели реальные или кажущиеся недочеты в макроэкономическом регулировании. На графиках инвестиций, зарплаты (особенно – роста этой зарплаты по отношению к производительности труда) явно прослеживаются «пузырьки», надувшиеся в 2011-12 годах по отношению к прогнозу МЭР, составлявшемуся осенью 2011.
На графиках видно, в частности, что замедление роста инвестиций (обычно приписываемое завышенным процентным ставкам) в не меньшей мере объясняется «эффектом базы» (т.е. торможением после «пузыря»). Как указывает сам МЭР в текстовой версии своего прогноза, инвестиции со второй половины 2011 росли, главным образом под действием роста инвестиций топливно-энергетических компаний, прежде всего в трубопроводный транспорт.
По мере завершения масштабных проектов в газопроводном транспорте со второй половины 2012 инвестиции в этот сектор снизились. Кроме того, замедление общей инвестиционной активности связано с начавшимся с 2012 года сокращением бюджетных инвестиций в «стройки веки» вроде зимней олимпиады-2014. Что же до влияния ставок, то МЭР, напротив, констатировал небывалый рост в прошлом году инвестиций за счет кредитных источников финансирования (18%), связанный видимо с продолжающимся бумом в жилищном строительстве.
Еще более мощный пузырь наблюдается на графике опережения роста зарплаты по отношению к производительности труда (цены единицы труда, ULC). Это результат увеличения заработной платы в бюджетном секторе в предвыборном 2011 и на протяжении 2012 года (в последнем случае - повышение заработной платы учителей, воспитателей, работников органов внутренних дел). Поскольку уровни зарплат в бюджетном и корпоративном секторах связаны, это удорожание труда «крадет» конкурентоспособность у промышленных и сельскохозяйственных производств, особенно в тех видах деятельности, где затраты на логистику относительно невелики и продукция может быть без труда замещена импортом (машиностроительная продукция, отдельные виды стройматериалов и т.п.).
Решая социальные задачи, по-видимому действительно важные и назревшие, особенно когда на кону – удержание власти, за счет использования на это нефтяных денег, которые раньше отсекались от проникновения в экономику (и даже за счет ожидаемого увеличения чистого госдолга, что довольно дико при благоприятной нефтяной конъюнктуре) руководство страны загнало себя (и страну) в «голландскую ловушку». (Которую по итогам минувшего десятилетия давно пора переименовать в «греческую», правда, источник бюджетного разгула там иной – не нефть (в случае Голландии – газ), а приток капитала, или еще лучше – в «венесуэльскую» по имени этой латиноамериканской «Греции с нефтью»).
Лечиться надо бы не смягчением денежно-кредитных условий – это привело бы лишь к кратковременному эффекту поддержания инвестиционного и зарплатного пузырей, а годами бюджетной анорексии, направленной если не на снижение, то хотя бы на замедление роста реальных зарплат. Кудрин, где ты, хватит сачковать! (Перефразируя выражение Дэни Родрика, относившееся, правда, к манипуляциям обменным курсом – если вас ненавидят окружающие, вы на верном пути.) Или смириться с «околонулевыми» темпами роста производства, полагаясь на конъюнктуру внешнего рынка сырьевых товаров в качестве источника роста уровня жизни. Тоже вариант.
3. Кстати, о конъюнктуре, в отношении которой в прогнозе МЭР также имеются любопытные подвижки, на которые, правда, не обратили внимания, отвлеченные на более простые и «страшные» изменения в динамике производства. Впервые, насколько мне не изменяет память, МЭР отразил в своих прогнозах влияние роста объемов добычи нетрадиционных углеводородов (добыча и сжижение сланцевого и угольного газа в США, а также возможного роста добычи нефти из низкопроницаемых пластов) на мировые цены нефти и газа, а также влияние этих изменений на платежный баланс России.
По оценке МЭР, опирающейся на данные EIA, в результате этих изменений возможности регулирования рынка нефти со стороны ОПЭК будет ослабевать, а цена нефти – снижаться (в наименее благоприятном для нас сценарии до 80-90 долл. за барр. к 2015-16, что означало бы для нас необходимость финансирования существенной части бюджетных расходов за счет увеличения чистого госдолга). На рынке газа из-за острой конкуренции основных производителей (США, Россия, Ближний Восток) и нынешнего перепроизводства ожидается существенное сближение цен на европейском рынке газа с американскими. В результате экспортная цена российского газа упадет почти на 20% - с 399.9 долл. за тыс. м3 в 2012 году до 329 в 2016.
Результатом для России может стать существенное замедление импорта. Правда, рост его все же сохранится – здесь МЭР, как обычно, рассчитывает на приток капитала, правда, отодвинув разворот к нему теперь уже на 2016 и прогнозируя совсем небольшим (порядка 20 млрд. долл.) Тем не менее, по сценарию МЭР, за счет уменьшения оттока капитала и сжатию профицита счета текущих операций конечный внутренний спрос (и инвестиционный, и потребительский) сможет расти быстрее производства. В частности, отношение инвестиций к ВВП вырастет с 21.7% ВВП в 2012 году до 24.3 в 2016 году, превысив докризисный уровень, однако все еще недостаточной, по мнению МЭР. В условиях снижающего показателя конкурентоспособности (ULC) остается предполагать, что инвестиции будут расти за счет инфраструктурного и жилищного строительства, либо за счет отдельных «точек» в производстве, которым удастся таковую конкурентоспособность сохранить.
Одновременно МЭР предполагает снижение реального курса рубля, что должно поддержать конкурентоспособность, но это плохо вяжется с опережающим (по сравнению с производительностью труда) ростом реальной зарплаты – обычно это положительно и тесно коррелированные показатели, а также и с разворотом к притоку капитала при более-менее постоянной цене нефти. МЭР апеллирует к сжатию текущего счета как причине ослабления курса рубля, что заставляет усомниться в адекватности применяемого ведомством похода к прогнозированию обменного курса (или модели, если она у них есть).
В действительности, при прочих равных условиях (условия торговли, соотношение физобъемов экспорта) с динамикой ВВП зависимость реального курса от сальдо текущего счета как раз обратная. Что и подтверждается фактическими данными (в прогнозе на 2012 ошибка в СТО и прогнозе курса рубля была, как видим на графиках, разнонаправленной – текущий счет оказался выше прогноза, а реальный курс – ниже). С учетом этого прогноз номинального курса доллара в 34.9 руб. (против 31.4 ожидаемых в среднем за 2013) выглядит завышенным при соблюдении всех прочих параметров прогноза.
По моей оценке, в этом сценарии номинальный курс имел бы все шансы остаться, как минимум, на нынешних уровнях. Впрочем, поскольку прогнозы остальных ключевых параметров на такую перспективу довольно неопределенны, поэтому к любому значению курса надо относиться как одному из возможных сценариев.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Как известно, в последнем прогнозе (точнее, в сценарных условиях для разработки бюджета на очередную трехлетку, 2014-16), вышедшем практически одновременно с обновленным прогнозом МВФ, МЭР провел серьезный даунгрейд показателей роста экономики России в текущем, 2013, опираясь на тенденции, сложившиеся со времени обнародования предыдущего прогноза в сентябре 2012. Снижение ожидаемой динамики российской экономики до уровня, уступающего даже среднемировому (2.4% против 3.3% по апрельским прогнозам соотв. МЭР и МВФ), стало предметом мозгового штурма с участием президента РФ в прошлый понедельник.
Среди факторов торможения назывались: (а) укрепление рубля (20% в реальном выражении к уровню 2007); (б) ужесточение финансово-кредитных условий – рост процентных ставок и бюджетная консолидация; (в) повышение тарифов естественных монополий; (г) чрезмерно высокая маржа у госбанков, являющихся у нас по сути чем-то вроде «естественных» кредитных монополий; (д) что-то невнятное, связанное с налоговой политикой и дефицитом «длинных» денег (что это такое никто в мире не знает, кроме российский депутатов и академиков, в мировой экономической литературе нет такого термина) и т.п.
Говорить о недостаточном спросе со стороны мировой экономики (кто постарше, помнит излюбленный советский тезис – объяснять наши «отдельные недостатки всего» происками империалистов, на сей раз – путем недостаточно быстрого роста их экономик), кажется, постеснялись. И правильно. Ведь если бы 2 вида деятельности, наиболее пострадавшие от сжатия экспортного спроса – газ и металлы - сохранили объёмы выпуска на уровне начала прошлого года, то вместо нуля мы имели бы сейчас прирост промышленного производства лишь в 0.2% к прошлогоднему.
2. Однако взгляд на эволюцию прогнозов МЭР позволяет заподозрить и более прозаические причины замедления роста производства, нежели реальные или кажущиеся недочеты в макроэкономическом регулировании. На графиках инвестиций, зарплаты (особенно – роста этой зарплаты по отношению к производительности труда) явно прослеживаются «пузырьки», надувшиеся в 2011-12 годах по отношению к прогнозу МЭР, составлявшемуся осенью 2011.
На графиках видно, в частности, что замедление роста инвестиций (обычно приписываемое завышенным процентным ставкам) в не меньшей мере объясняется «эффектом базы» (т.е. торможением после «пузыря»). Как указывает сам МЭР в текстовой версии своего прогноза, инвестиции со второй половины 2011 росли, главным образом под действием роста инвестиций топливно-энергетических компаний, прежде всего в трубопроводный транспорт.
По мере завершения масштабных проектов в газопроводном транспорте со второй половины 2012 инвестиции в этот сектор снизились. Кроме того, замедление общей инвестиционной активности связано с начавшимся с 2012 года сокращением бюджетных инвестиций в «стройки веки» вроде зимней олимпиады-2014. Что же до влияния ставок, то МЭР, напротив, констатировал небывалый рост в прошлом году инвестиций за счет кредитных источников финансирования (18%), связанный видимо с продолжающимся бумом в жилищном строительстве.
Еще более мощный пузырь наблюдается на графике опережения роста зарплаты по отношению к производительности труда (цены единицы труда, ULC). Это результат увеличения заработной платы в бюджетном секторе в предвыборном 2011 и на протяжении 2012 года (в последнем случае - повышение заработной платы учителей, воспитателей, работников органов внутренних дел). Поскольку уровни зарплат в бюджетном и корпоративном секторах связаны, это удорожание труда «крадет» конкурентоспособность у промышленных и сельскохозяйственных производств, особенно в тех видах деятельности, где затраты на логистику относительно невелики и продукция может быть без труда замещена импортом (машиностроительная продукция, отдельные виды стройматериалов и т.п.).
Решая социальные задачи, по-видимому действительно важные и назревшие, особенно когда на кону – удержание власти, за счет использования на это нефтяных денег, которые раньше отсекались от проникновения в экономику (и даже за счет ожидаемого увеличения чистого госдолга, что довольно дико при благоприятной нефтяной конъюнктуре) руководство страны загнало себя (и страну) в «голландскую ловушку». (Которую по итогам минувшего десятилетия давно пора переименовать в «греческую», правда, источник бюджетного разгула там иной – не нефть (в случае Голландии – газ), а приток капитала, или еще лучше – в «венесуэльскую» по имени этой латиноамериканской «Греции с нефтью»).
Лечиться надо бы не смягчением денежно-кредитных условий – это привело бы лишь к кратковременному эффекту поддержания инвестиционного и зарплатного пузырей, а годами бюджетной анорексии, направленной если не на снижение, то хотя бы на замедление роста реальных зарплат. Кудрин, где ты, хватит сачковать! (Перефразируя выражение Дэни Родрика, относившееся, правда, к манипуляциям обменным курсом – если вас ненавидят окружающие, вы на верном пути.) Или смириться с «околонулевыми» темпами роста производства, полагаясь на конъюнктуру внешнего рынка сырьевых товаров в качестве источника роста уровня жизни. Тоже вариант.
3. Кстати, о конъюнктуре, в отношении которой в прогнозе МЭР также имеются любопытные подвижки, на которые, правда, не обратили внимания, отвлеченные на более простые и «страшные» изменения в динамике производства. Впервые, насколько мне не изменяет память, МЭР отразил в своих прогнозах влияние роста объемов добычи нетрадиционных углеводородов (добыча и сжижение сланцевого и угольного газа в США, а также возможного роста добычи нефти из низкопроницаемых пластов) на мировые цены нефти и газа, а также влияние этих изменений на платежный баланс России.
По оценке МЭР, опирающейся на данные EIA, в результате этих изменений возможности регулирования рынка нефти со стороны ОПЭК будет ослабевать, а цена нефти – снижаться (в наименее благоприятном для нас сценарии до 80-90 долл. за барр. к 2015-16, что означало бы для нас необходимость финансирования существенной части бюджетных расходов за счет увеличения чистого госдолга). На рынке газа из-за острой конкуренции основных производителей (США, Россия, Ближний Восток) и нынешнего перепроизводства ожидается существенное сближение цен на европейском рынке газа с американскими. В результате экспортная цена российского газа упадет почти на 20% - с 399.9 долл. за тыс. м3 в 2012 году до 329 в 2016.
Результатом для России может стать существенное замедление импорта. Правда, рост его все же сохранится – здесь МЭР, как обычно, рассчитывает на приток капитала, правда, отодвинув разворот к нему теперь уже на 2016 и прогнозируя совсем небольшим (порядка 20 млрд. долл.) Тем не менее, по сценарию МЭР, за счет уменьшения оттока капитала и сжатию профицита счета текущих операций конечный внутренний спрос (и инвестиционный, и потребительский) сможет расти быстрее производства. В частности, отношение инвестиций к ВВП вырастет с 21.7% ВВП в 2012 году до 24.3 в 2016 году, превысив докризисный уровень, однако все еще недостаточной, по мнению МЭР. В условиях снижающего показателя конкурентоспособности (ULC) остается предполагать, что инвестиции будут расти за счет инфраструктурного и жилищного строительства, либо за счет отдельных «точек» в производстве, которым удастся таковую конкурентоспособность сохранить.
Одновременно МЭР предполагает снижение реального курса рубля, что должно поддержать конкурентоспособность, но это плохо вяжется с опережающим (по сравнению с производительностью труда) ростом реальной зарплаты – обычно это положительно и тесно коррелированные показатели, а также и с разворотом к притоку капитала при более-менее постоянной цене нефти. МЭР апеллирует к сжатию текущего счета как причине ослабления курса рубля, что заставляет усомниться в адекватности применяемого ведомством похода к прогнозированию обменного курса (или модели, если она у них есть).
В действительности, при прочих равных условиях (условия торговли, соотношение физобъемов экспорта) с динамикой ВВП зависимость реального курса от сальдо текущего счета как раз обратная. Что и подтверждается фактическими данными (в прогнозе на 2012 ошибка в СТО и прогнозе курса рубля была, как видим на графиках, разнонаправленной – текущий счет оказался выше прогноза, а реальный курс – ниже). С учетом этого прогноз номинального курса доллара в 34.9 руб. (против 31.4 ожидаемых в среднем за 2013) выглядит завышенным при соблюдении всех прочих параметров прогноза.
По моей оценке, в этом сценарии номинальный курс имел бы все шансы остаться, как минимум, на нынешних уровнях. Впрочем, поскольку прогнозы остальных ключевых параметров на такую перспективу довольно неопределенны, поэтому к любому значению курса надо относиться как одному из возможных сценариев.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter