1. Похоже, существует консенсус в отношении того, что «финансовый обрыв» в США, если его не удастся избежать, приведет к спаду, или, по крайней мере, к замедлению и без того не слишком быстрого роста, если удастся договориться лишь о частичном продлении «бюджетного смягчения». Возможно, эта уверенность основана на том, что на фоне сильной дозы фискального стимула, «назначенной» американской экономике после финансового кризиса 2008, она довольно быстро вышла из рецессии и продолжает восстанавливаться.
То, что это восстановление не такое быстрое, как в обычных, не сопровождавшихся банковским кризисом рецессиях, в частности, из-за «консолидации» бюджетов домохозяйств и сокращения их долга, и служит аргументом за сохранение стимула. Но все же стоит напомнить, что, по крайней мере, в теории воздействие дополнительного бюджетного дефицита на выпуск не столь однозначно. Доводы противников стимулирования фокусировались на побочных эффектах, которые могут нейтрализовать и даже развернуть вспять воздействие фискального стимула.
Для еврозоны, например, не очевидно, что же в итоге стало причиной нынешней рецессии там – финансовая консолидация или, напротив, сохраняющиеся бюджетные дефициты и чрезмерный госдолг? Последние ведут к росту риск-премии дефолта в доходности облигаций, дополнительным расходам по обслуживанию госдолга и связанным с ними ожиданиям повышения налогов в будущем. Это угнетает деловую активность.
Поэтому можно предположить, что сокращение бюджетных расходов, уменьшающее такие ожидания, при некоторых условиях могло бы оказаться благоприятным для роста. Правда, из последних расчетов МВФ, поднявших оценки фискальных мультипликаторов в диапазон от 0,9 до 1,7 (раньше там считали, что они около 0.5), вытекает, что именно политика жесткой экономии в Европе несет основную ответственность за то, что спад на континенте оказался глубже, чем первоначально прогнозировалось.
2. Как все теперь помнят, в своем первозданном виде уверенность, что сжатие/расширение бюджетного дефицита пагубно/благотворно отразится на выпуске, восходит к «мультипликатору инвестиций», введенному в 1936 Кейнсом [1, стр.179] со ссылкой более раннюю работу [его ученика?] Р.Ф.Кана (1931 года), где он появился впервые в виде «мультипликатора занятости» - соотношения между увеличением совокупной занятости и первичным приращением ее в секторах, непосредственно связанных с инвестициями.
Приращение инвестиций ∆I приводит к приращению валового национального дохода (ВНД) ∆Y с мультипликатором k, где 1-1/k = dC/dY (>0, отсюда k>1) – предельной склонности экономики к потреблению*. Приращение инвестиций здесь можно заменить увеличением любых других «автономных» (т.е. не являющихся функцией ВНД) расходов - госрасходов или экспорта, в последнем случае k можно рассматривать как мультипликатор внешней торговли. Учет зависимости импорта от ВНД, а также предельной склонности к потреблению не от всего, а от располагаемого (т.е. после уплаты налогов) дохода добавит в формулу мультипликатора соответствующие «утечки» – предельную склонность к импорту и ставку подоходного налога.
* Вытекает из тождества Y = C(Y) + I + G + NX, где Y – ВНД; С – потребление домохозяйств; I – валовые частные инвестиции; G – госрасходы; NX – сальдо текущих операций с нерезидентами (чистый отток капитала). Интерпретация NX как чистого экспорта товаров и услуг превращает ВНД в ВВП. Так и можно считать для простоты, пренебрегая зависимостью потребительских расходов от баланса доходов – оплаты труда резидентов за границей, и прибыли на трансграничные инвестиции и кредиты.
Если приращение госрасходов приведет к большему росту ВНД, то какая-то его часть при неизменных ставках налогообложения будет покрыта приращением налоговой массы T. Последнее означает, что при увеличении госрасходов бюджетный дефицит хотя и вырастет, однако, скорее всего – меньше прироста госрасходов (на величину предельной налоговой ставки dT/dY, помноженной на мультипликатор k). Если сумма двух предельных величин – склонности к потреблению и налоговой ставки – больше 1, то дефицит в результате увеличения госрасходов даже уменьшится. Последнее означало бы, что суммарная величина частных сбережений и чистого притока капитала с ростом ВНД сокращаются, что все же довольно нереально.
Сокращение налоговых ставок означает сдвиг в функции C(Y), по воздействию на ВВП эквивалентный росту госрасходов. Это также может привести, помимо роста бюджетного дефицита, к расширению налоговой базы за счет увеличения ВВП, а в принципе - даже и к сокращению бюджетного дефицита за счет этого. На практике такая возможность оказывается достаточно далекой от реальности. Например, в эпоху Рейгана и Буша-ст. урезание налоговых ставок привело, в конечном счете, к интенсивному нарастанию госдолга. Долг «на руках» за период «рейганомики», считая с президентством Буша-отца, увеличился с 25 до 48% ВВП. До этого он не рос в послевоенный период, и после них опять не рос практически до последних месяцев 2008.
3. Пик первой волны споров о том, эффективно ли налогово-бюджетное стимулирование, пришелся на конец 60-х и ранние 70-е, и был связан с ростом популярности «монетаризма» (т.е. внимания к устойчивым, выходящим за рамки цикла, связям в экономике и ожиданиям экономических агентов) и сделанном монетаристами акценте на эффекте вытеснения (crowding out) частных инвестиций в результате финансирования дополнительного бюджетного дефицита [2, c.126-137]. Рост дефицита увеличит процентную ставку, что снизит частные инвестиции и (в открытой экономике) увеличит приток капитала. Оба эти движения окажут сжимающее влияние на выпуск, и нейтрализуют эффект фискального стимула.
Возражение «фискалистов», что эффект вытеснения может быть подавлен параллельным ослаблением денежно-кредитной политики (увеличением предложения денег, снижением процентной ставки) «монетаристы» парировали тем, что в сколько-нибудь долгосрочном плане влияние ставок на спрос на деньги несущественно. В соответствии с «количественной теорией денег», наблюдается устойчивая связь денежной массы с номинальным ВВП, подкорректировать которую усилиями денежных властей невозможно.
Сегодня, по прошествии времени, когда в лексику экономистов прочно вошло понятие «потенциального выпуска», очевидно, что участники того спора просто фокусировались на разных временных аспектах воздействия бюджетного стимула. В долгосрочном плане дополнительные госрасходы и дефицит, очевидно, и в самом деле, никак не могут повлиять на «потенциал», кроме того, что вытесняют частные расходы и увеличивают госдолг, запуская связанные с этим негативные воздействия на деловые ожидания (см. замечание о еврозоне в начале).
Однако краткосрочная эффективность фискального стимулирования, в ситуации, когда выпуск «проседает» ниже потенциала доводами монетаристов не опровергается. Функцию спроса на деньги, в том виде, как ее рассматривал Кейнс [1, с.230-240], т.е. в зависимости от процентных ставок (существование ее в таком виде действительно не встречает эмпирической поддержки) заменяет формально аналогичное ей «денежное правило» (например, правило Тейлора).
Возможность краткосрочно снижать ставки при наличии «зазора выпуска», скупая гособлигации, и в частности, подавляя этим эффект вытеснения инвестиций, у денежных властей обычно есть. В долгосрочном плане такой возможности у них нет. Ставка, независимо от денежной политики, тяготеет к предельной производительности капитала. И, стало быть, перманентный бюджетный дефицит, повышая ставки, ведет к более низкой капиталовооруженности рабочей силы, т.е. действительно вытесняет инвестиции в основной капитал.
*В формальной записи, как это принято это принято теперь, в линеаризованной форме с опущенными постоянными членами, выпуск есть функция ставки i и (логарифма) обменного курса e (обратного, т.е. в виде руб. за долл. для российской валюты) y = -αi + βe, при данном объеме госрасходов (влияние опущено) воздействие роста ставки на выпуск отрицательно, а девальвации – положительно. После подстановки условия непокрытого паритета (UIP), связывающего дифференциал ставок и темпы изменения обменных курсы i – i* = δ (e* - e) + ρ, где i* - ставка процента в иностранной валюте; e* - долговременный равновесный обменный курс; ρ - страновая риск-премия, получаем y = -αi + βe* + (β/δ) (i*– i+ ρ) [3]. Воздействие фискального стимула увеличивает (опущенный) постоянный член в этом уравнении, смещая линию зависимости выпуска от ставки вверх.
Функция спроса на деньги имеет вид i = τy. При постоянной денежной массе рост выпуска увеличивает ставку, нейтрализуя эффект фискального стимула, с влиянием ставки на выпуск по двум каналам – через сжатие внутреннего спроса и (в открытой экономике) через укрепление валютного курса и сжатие чистого экспорта. Расширение денежной массы может снизить ставку. Но исходя из количественной теории денег, влияние ставок на спрос на деньги отсутствует (τ=∞), и кривая выпуска, определяемая функцией спроса на деньги - вертикальна, и на объемы выпуска влияет лишь расширение денежной массы, но не фискальный стимул. Однако возможность краткосрочно влиять на выпуск через фискальный стимул (с одновременным смягчением денежной политики) восстанавливается, если понимать i = τy как «правило Тейлора» (с опущенной частью, относящейся к инфляции).
4. Во второй половине 70-х споры вокруг эффекта вытеснения «вытеснили» дебаты о реакции хозяйственных агентов на стимулирование. Мультипликатор бюджетных расходов предполагает стабильные склонности к потреблению и сбережению при изменениях конъюнктуры, или, во всяком случае – замедленную и адаптивную реакцию моделей потребительского поведения на действия правительства. Однако такой, «инерционный», хозяйственный агент в это время уступает место в экономических моделях более «рациональному».
Увеличение бюджетного дефицита при прочих равных условиях (постоянные объем инвестиций и чистый приток капитала) всегда приведет к эквивалентному росту частных сбережений (это тождество), даже если дефицит будет полностью профинансирован скупкой гособлигаций Центробанком («монетизирован»). Но за счет чего? Увеличения размеров выпуска, как это вытекает из кейнсианской модели? Или сдвига в склонности к сбережению, который должен компенсировать неизбежный в будущем рост налогов для погашения и обслуживания госдолга?
Последнее означало бы, что фискальный стимул полностью нейтрализуется реакцией хозяйственных агентов. В этом случае реализуется так называемая рикардианская эквивалентность – полная взаимозаменяемость налогов и займов как средства финансирования госрасходов, выбор между которыми не влияет ни на потребление, ни на капиталообразование.
Правда, превращение гипотезы о такой эквивалентности, сформулированной в свое время (с оговорками) Д.Рикардо в теорему (Р.Барро) требует соблюдения довольно жестких предположений, касающихся в частности, межпоколенческой солидарности в случаях, когда необходимость повышения налогов отодвигается за пределы срока жизни сберегателей, или когда темп роста экономики превосходит процентную ставку (состояние, сигнализирующее о неэффективном перенакоплении капитала) – в этом случае правительство сможет неограниченно оттягивать повышение налогов [4].
Однако если условия теоремы эквивалентности хотя бы в некотором приближении выполняются на практике, то отсюда вытекает, что возможность бюджетного стимулирования опирается лишь на несовершенство рынков, и должна исчезать по мере роста экономической грамотности хозяйственных агентов.
По оценкам Р.Барро, приведенным в wiki, долгосрочный мультипликатор равен -1.1, что отражает необходимость увеличения налогов в будущем (с избытком, компенсирующим проценты по госдолгу) для покрытия увеличения бюджетного дефицита в настоящем. Краткосрочный мультипликатор, по его подсчетам, все же положителен (0.4-0.6), хотя и меньше 1, что, по-видимому, отражает некоторую задержку в реакции нормы частных сбережений на рост бюджетного дефицита. Однако подсчеты мультипликаторов другими исследователями, как правило, более оптимистичны в отношении возможностей налогово-бюджетного стимулирования (и, соответственно, более грустны для политики бюджетного аскетизма и внутренних девальваций).
5. В условиях отсутствия теоретических доказательств существования мультипликатора остается полагаться на стилизованные факты. Простейшие расчеты по данным БЭА США о структуре ВВП (разложение его прироста по факторам конечного спроса, баланс сбережений и инвестиций) показывают, что, во-первых, для выводов о влиянии госрасходов на ВВП нет эмпирических данных – разброс величины госрасходов невоенного времени очень невелик, значительно меньше разброса в темпах изменения ВВП, и корреляция меду ними практически нулевая (график слева). Это, правда, ничего не говорит о величине мультипликатора. Изменения в объеме ВВП могли быть связаны с другими формами регулирования, в том числе и коррекцией налоговых ставок. Следовало бы также учесть положение выпуска относительно потенциала. Правый график показывает, что норма частных сбережений при изменении бюджетной политики (крутых изменениях бюджетного дефицита) не остается постоянной, а скорее меняется в противофазе с дефицитом, нейтрализуя влияние бюджетного стимула.
Из многочисленных работ, посвященных оценке мультипликаторов, сошлюсь на не самые свежие: [5], потому что на нее ссылаются все, кто что-то пишет об эффектах налогово-бюджетной политики, [6], поскольку один из соавторов – очень интересный экономист-соотечественник, и [7], отсылающую к широко цитируемому у нас опыту выхода из Великой депрессии, который якобы произошел благодаря кейнсианскому стимулированию. Согласно авторам [7], рассмотревшим 27 стран в 1930-х, фискальная политика нигде не работала в это время, просто потому, что никто не пытался ее применять (исключая «случайный» фискальный стимул в виде программ перевооружения в Германии, Италии и Японии и выплат ветеранам в размере 2%ВВП в 1936 в США).
Выводы [5] и [6] скорее реабилитируют мультипликатор. Оценки [5] показывают, что увеличение налогов оказывает сильное и четко выявляемое угнетающее влияние на выпуск. Большой эффект обусловлен в значительной части мощным негативным воздействием увеличения налогов на инвестиции. Мультипликатор, рассчитанный в [6] колеблется в интервале 1-1.5 в фазе рецессии и 0-0.5 в фазе расширения. Отсюда вытекает, по мнению авторов, необходимость быстрых корректировок контрциклической политики, как только направление изменения выпуска меняется (с – на +).
Ранее в тему: 1 (А.Алесина и т.п.), 2 («военный стимул» и ВВП), 3 (древняя заметка с попыткой оценить направленность фискального импульса для России, т.е. была ли налового-бюджетная политика росс.правительства контр- или процикличной в те или иные периоды, хорошо бы ее привести в порядок и обновить (заметку, конечно, а не политку))
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
То, что это восстановление не такое быстрое, как в обычных, не сопровождавшихся банковским кризисом рецессиях, в частности, из-за «консолидации» бюджетов домохозяйств и сокращения их долга, и служит аргументом за сохранение стимула. Но все же стоит напомнить, что, по крайней мере, в теории воздействие дополнительного бюджетного дефицита на выпуск не столь однозначно. Доводы противников стимулирования фокусировались на побочных эффектах, которые могут нейтрализовать и даже развернуть вспять воздействие фискального стимула.
Для еврозоны, например, не очевидно, что же в итоге стало причиной нынешней рецессии там – финансовая консолидация или, напротив, сохраняющиеся бюджетные дефициты и чрезмерный госдолг? Последние ведут к росту риск-премии дефолта в доходности облигаций, дополнительным расходам по обслуживанию госдолга и связанным с ними ожиданиям повышения налогов в будущем. Это угнетает деловую активность.
Поэтому можно предположить, что сокращение бюджетных расходов, уменьшающее такие ожидания, при некоторых условиях могло бы оказаться благоприятным для роста. Правда, из последних расчетов МВФ, поднявших оценки фискальных мультипликаторов в диапазон от 0,9 до 1,7 (раньше там считали, что они около 0.5), вытекает, что именно политика жесткой экономии в Европе несет основную ответственность за то, что спад на континенте оказался глубже, чем первоначально прогнозировалось.
2. Как все теперь помнят, в своем первозданном виде уверенность, что сжатие/расширение бюджетного дефицита пагубно/благотворно отразится на выпуске, восходит к «мультипликатору инвестиций», введенному в 1936 Кейнсом [1, стр.179] со ссылкой более раннюю работу [его ученика?] Р.Ф.Кана (1931 года), где он появился впервые в виде «мультипликатора занятости» - соотношения между увеличением совокупной занятости и первичным приращением ее в секторах, непосредственно связанных с инвестициями.
Приращение инвестиций ∆I приводит к приращению валового национального дохода (ВНД) ∆Y с мультипликатором k, где 1-1/k = dC/dY (>0, отсюда k>1) – предельной склонности экономики к потреблению*. Приращение инвестиций здесь можно заменить увеличением любых других «автономных» (т.е. не являющихся функцией ВНД) расходов - госрасходов или экспорта, в последнем случае k можно рассматривать как мультипликатор внешней торговли. Учет зависимости импорта от ВНД, а также предельной склонности к потреблению не от всего, а от располагаемого (т.е. после уплаты налогов) дохода добавит в формулу мультипликатора соответствующие «утечки» – предельную склонность к импорту и ставку подоходного налога.
* Вытекает из тождества Y = C(Y) + I + G + NX, где Y – ВНД; С – потребление домохозяйств; I – валовые частные инвестиции; G – госрасходы; NX – сальдо текущих операций с нерезидентами (чистый отток капитала). Интерпретация NX как чистого экспорта товаров и услуг превращает ВНД в ВВП. Так и можно считать для простоты, пренебрегая зависимостью потребительских расходов от баланса доходов – оплаты труда резидентов за границей, и прибыли на трансграничные инвестиции и кредиты.
Если приращение госрасходов приведет к большему росту ВНД, то какая-то его часть при неизменных ставках налогообложения будет покрыта приращением налоговой массы T. Последнее означает, что при увеличении госрасходов бюджетный дефицит хотя и вырастет, однако, скорее всего – меньше прироста госрасходов (на величину предельной налоговой ставки dT/dY, помноженной на мультипликатор k). Если сумма двух предельных величин – склонности к потреблению и налоговой ставки – больше 1, то дефицит в результате увеличения госрасходов даже уменьшится. Последнее означало бы, что суммарная величина частных сбережений и чистого притока капитала с ростом ВНД сокращаются, что все же довольно нереально.
Сокращение налоговых ставок означает сдвиг в функции C(Y), по воздействию на ВВП эквивалентный росту госрасходов. Это также может привести, помимо роста бюджетного дефицита, к расширению налоговой базы за счет увеличения ВВП, а в принципе - даже и к сокращению бюджетного дефицита за счет этого. На практике такая возможность оказывается достаточно далекой от реальности. Например, в эпоху Рейгана и Буша-ст. урезание налоговых ставок привело, в конечном счете, к интенсивному нарастанию госдолга. Долг «на руках» за период «рейганомики», считая с президентством Буша-отца, увеличился с 25 до 48% ВВП. До этого он не рос в послевоенный период, и после них опять не рос практически до последних месяцев 2008.
3. Пик первой волны споров о том, эффективно ли налогово-бюджетное стимулирование, пришелся на конец 60-х и ранние 70-е, и был связан с ростом популярности «монетаризма» (т.е. внимания к устойчивым, выходящим за рамки цикла, связям в экономике и ожиданиям экономических агентов) и сделанном монетаристами акценте на эффекте вытеснения (crowding out) частных инвестиций в результате финансирования дополнительного бюджетного дефицита [2, c.126-137]. Рост дефицита увеличит процентную ставку, что снизит частные инвестиции и (в открытой экономике) увеличит приток капитала. Оба эти движения окажут сжимающее влияние на выпуск, и нейтрализуют эффект фискального стимула.
Возражение «фискалистов», что эффект вытеснения может быть подавлен параллельным ослаблением денежно-кредитной политики (увеличением предложения денег, снижением процентной ставки) «монетаристы» парировали тем, что в сколько-нибудь долгосрочном плане влияние ставок на спрос на деньги несущественно. В соответствии с «количественной теорией денег», наблюдается устойчивая связь денежной массы с номинальным ВВП, подкорректировать которую усилиями денежных властей невозможно.
Сегодня, по прошествии времени, когда в лексику экономистов прочно вошло понятие «потенциального выпуска», очевидно, что участники того спора просто фокусировались на разных временных аспектах воздействия бюджетного стимула. В долгосрочном плане дополнительные госрасходы и дефицит, очевидно, и в самом деле, никак не могут повлиять на «потенциал», кроме того, что вытесняют частные расходы и увеличивают госдолг, запуская связанные с этим негативные воздействия на деловые ожидания (см. замечание о еврозоне в начале).
Однако краткосрочная эффективность фискального стимулирования, в ситуации, когда выпуск «проседает» ниже потенциала доводами монетаристов не опровергается. Функцию спроса на деньги, в том виде, как ее рассматривал Кейнс [1, с.230-240], т.е. в зависимости от процентных ставок (существование ее в таком виде действительно не встречает эмпирической поддержки) заменяет формально аналогичное ей «денежное правило» (например, правило Тейлора).
Возможность краткосрочно снижать ставки при наличии «зазора выпуска», скупая гособлигации, и в частности, подавляя этим эффект вытеснения инвестиций, у денежных властей обычно есть. В долгосрочном плане такой возможности у них нет. Ставка, независимо от денежной политики, тяготеет к предельной производительности капитала. И, стало быть, перманентный бюджетный дефицит, повышая ставки, ведет к более низкой капиталовооруженности рабочей силы, т.е. действительно вытесняет инвестиции в основной капитал.
*В формальной записи, как это принято это принято теперь, в линеаризованной форме с опущенными постоянными членами, выпуск есть функция ставки i и (логарифма) обменного курса e (обратного, т.е. в виде руб. за долл. для российской валюты) y = -αi + βe, при данном объеме госрасходов (влияние опущено) воздействие роста ставки на выпуск отрицательно, а девальвации – положительно. После подстановки условия непокрытого паритета (UIP), связывающего дифференциал ставок и темпы изменения обменных курсы i – i* = δ (e* - e) + ρ, где i* - ставка процента в иностранной валюте; e* - долговременный равновесный обменный курс; ρ - страновая риск-премия, получаем y = -αi + βe* + (β/δ) (i*– i+ ρ) [3]. Воздействие фискального стимула увеличивает (опущенный) постоянный член в этом уравнении, смещая линию зависимости выпуска от ставки вверх.
Функция спроса на деньги имеет вид i = τy. При постоянной денежной массе рост выпуска увеличивает ставку, нейтрализуя эффект фискального стимула, с влиянием ставки на выпуск по двум каналам – через сжатие внутреннего спроса и (в открытой экономике) через укрепление валютного курса и сжатие чистого экспорта. Расширение денежной массы может снизить ставку. Но исходя из количественной теории денег, влияние ставок на спрос на деньги отсутствует (τ=∞), и кривая выпуска, определяемая функцией спроса на деньги - вертикальна, и на объемы выпуска влияет лишь расширение денежной массы, но не фискальный стимул. Однако возможность краткосрочно влиять на выпуск через фискальный стимул (с одновременным смягчением денежной политики) восстанавливается, если понимать i = τy как «правило Тейлора» (с опущенной частью, относящейся к инфляции).
4. Во второй половине 70-х споры вокруг эффекта вытеснения «вытеснили» дебаты о реакции хозяйственных агентов на стимулирование. Мультипликатор бюджетных расходов предполагает стабильные склонности к потреблению и сбережению при изменениях конъюнктуры, или, во всяком случае – замедленную и адаптивную реакцию моделей потребительского поведения на действия правительства. Однако такой, «инерционный», хозяйственный агент в это время уступает место в экономических моделях более «рациональному».
Увеличение бюджетного дефицита при прочих равных условиях (постоянные объем инвестиций и чистый приток капитала) всегда приведет к эквивалентному росту частных сбережений (это тождество), даже если дефицит будет полностью профинансирован скупкой гособлигаций Центробанком («монетизирован»). Но за счет чего? Увеличения размеров выпуска, как это вытекает из кейнсианской модели? Или сдвига в склонности к сбережению, который должен компенсировать неизбежный в будущем рост налогов для погашения и обслуживания госдолга?
Последнее означало бы, что фискальный стимул полностью нейтрализуется реакцией хозяйственных агентов. В этом случае реализуется так называемая рикардианская эквивалентность – полная взаимозаменяемость налогов и займов как средства финансирования госрасходов, выбор между которыми не влияет ни на потребление, ни на капиталообразование.
Правда, превращение гипотезы о такой эквивалентности, сформулированной в свое время (с оговорками) Д.Рикардо в теорему (Р.Барро) требует соблюдения довольно жестких предположений, касающихся в частности, межпоколенческой солидарности в случаях, когда необходимость повышения налогов отодвигается за пределы срока жизни сберегателей, или когда темп роста экономики превосходит процентную ставку (состояние, сигнализирующее о неэффективном перенакоплении капитала) – в этом случае правительство сможет неограниченно оттягивать повышение налогов [4].
Однако если условия теоремы эквивалентности хотя бы в некотором приближении выполняются на практике, то отсюда вытекает, что возможность бюджетного стимулирования опирается лишь на несовершенство рынков, и должна исчезать по мере роста экономической грамотности хозяйственных агентов.
По оценкам Р.Барро, приведенным в wiki, долгосрочный мультипликатор равен -1.1, что отражает необходимость увеличения налогов в будущем (с избытком, компенсирующим проценты по госдолгу) для покрытия увеличения бюджетного дефицита в настоящем. Краткосрочный мультипликатор, по его подсчетам, все же положителен (0.4-0.6), хотя и меньше 1, что, по-видимому, отражает некоторую задержку в реакции нормы частных сбережений на рост бюджетного дефицита. Однако подсчеты мультипликаторов другими исследователями, как правило, более оптимистичны в отношении возможностей налогово-бюджетного стимулирования (и, соответственно, более грустны для политики бюджетного аскетизма и внутренних девальваций).
5. В условиях отсутствия теоретических доказательств существования мультипликатора остается полагаться на стилизованные факты. Простейшие расчеты по данным БЭА США о структуре ВВП (разложение его прироста по факторам конечного спроса, баланс сбережений и инвестиций) показывают, что, во-первых, для выводов о влиянии госрасходов на ВВП нет эмпирических данных – разброс величины госрасходов невоенного времени очень невелик, значительно меньше разброса в темпах изменения ВВП, и корреляция меду ними практически нулевая (график слева). Это, правда, ничего не говорит о величине мультипликатора. Изменения в объеме ВВП могли быть связаны с другими формами регулирования, в том числе и коррекцией налоговых ставок. Следовало бы также учесть положение выпуска относительно потенциала. Правый график показывает, что норма частных сбережений при изменении бюджетной политики (крутых изменениях бюджетного дефицита) не остается постоянной, а скорее меняется в противофазе с дефицитом, нейтрализуя влияние бюджетного стимула.
Из многочисленных работ, посвященных оценке мультипликаторов, сошлюсь на не самые свежие: [5], потому что на нее ссылаются все, кто что-то пишет об эффектах налогово-бюджетной политики, [6], поскольку один из соавторов – очень интересный экономист-соотечественник, и [7], отсылающую к широко цитируемому у нас опыту выхода из Великой депрессии, который якобы произошел благодаря кейнсианскому стимулированию. Согласно авторам [7], рассмотревшим 27 стран в 1930-х, фискальная политика нигде не работала в это время, просто потому, что никто не пытался ее применять (исключая «случайный» фискальный стимул в виде программ перевооружения в Германии, Италии и Японии и выплат ветеранам в размере 2%ВВП в 1936 в США).
Выводы [5] и [6] скорее реабилитируют мультипликатор. Оценки [5] показывают, что увеличение налогов оказывает сильное и четко выявляемое угнетающее влияние на выпуск. Большой эффект обусловлен в значительной части мощным негативным воздействием увеличения налогов на инвестиции. Мультипликатор, рассчитанный в [6] колеблется в интервале 1-1.5 в фазе рецессии и 0-0.5 в фазе расширения. Отсюда вытекает, по мнению авторов, необходимость быстрых корректировок контрциклической политики, как только направление изменения выпуска меняется (с – на +).
Ранее в тему: 1 (А.Алесина и т.п.), 2 («военный стимул» и ВВП), 3 (древняя заметка с попыткой оценить направленность фискального импульса для России, т.е. была ли налового-бюджетная политика росс.правительства контр- или процикличной в те или иные периоды, хорошо бы ее привести в порядок и обновить (заметку, конечно, а не политку))
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter