7 ноября 2013
World Economic Forum, Moritz HagerРоберт Шиллер, получивший Нобелевскую премию по экономике в этом году, решил ответить и критикам премии, и критиками экономики вообще и доказать им, что экономика все-таки является наукой.
Желание Шиллера расставить точки над "и" объяснимо: многие утверждают, что Нобелевский комитет зря награждает экономистов - в отличие от химии, физики или медицины экономику вряд ли можно назвать научной дисциплиной.
Экономика, скорее, прикладная наука
Шиллер объясняет такое отношение тем, что экономика больше сосредоточена на поиске лучшей политики, а не на анализе фундаментальных показателей.
Экономическая статистика ценна не сама по себе, а как руководство для принятия политических решений.
Экономические явления вряд ли могут так же вдохновить, как внутренние колебания атома или особенности функционирования органелл живой клетки. Экономику судят по тому, что она может произвести.
Поэтому экономику лучше сравнивать не с физикой, а с инженерным делом. За вклад в инженерную науку Нобелевскую премию не дают, хотя, наверное, стоило бы.
Чем-то на экономику похожа химия. В этом году Нобелевскую премию по химиии получили Мартин Карплюс, Майкл Левитт и Ари Уоршелл за "развитие многомасштабных моделей сложных химических систем". Эти модели лежат в основе компьютерных программ, которые заставляют работать ядерную магнитно-резонансную аппаратуру. Речь в данном случае идет не о собственно химическом открытии, а о создании инфраструктуры для таких открытий.
Экономика: почему наука?
Почему премией награждаются достижения в области "экономических наук", а не просто экономики? Ведь другие премии не выдаются за заслуги в "химических науках" или "физических науках".
Обычно сферы деятельности, в названии используют слово "наука", эмоционально вовлекают в себя множество людей. В этих сферах много шарлатанов, которые пытаются подкупить общественное мнение. Использование слова "наука" нужно, чтобы отграничить себя от смежных сфер с плохой репутацией.
Термин "политические науки" стал популярен в конце XVIII века, чтобы отличить это направление от множества других, которые стремились не познать правду, а выиграть голоса избирателей или получить влияние.
В конце XIX века популярным стал термин "астрономические науки", чтобы отличить их от астрологии и изучения древних мифов о созвездиях.
Тогда же был популярен термин "гипнотическая наука": способ отличить научное изучение гипноза от колдовства и религиозного идеализма.
Необходимость использовать термин "наука" появлялась тогда, когда смежные течения имели куда большее влияния в общественном дискурсе. Ученым приходилось объявлять себя учеными.
В XIX веке был популярен термин "химические науки". Тогда химию нужно было отделить от алхимии и продвижения различных шарлатанских панацей от всего на свете. Но затем необходимость использовать этот термин, чтобы отличить истинную науку от деятельности самозванцев, исчезла. Это произошло именно в тот момент, когда появилась Нобелевская премия.
В XX веке умерли термины "астрономическая наука" и "гипнотическая наука". Возможно, в это время в приличном обществе ослабла вера в оккультное.
Конечно, популярные газеты все еще публикуют гороскопы, но лишь для развлечения или чтобы выразить научное сомнение в них. Идея о том, что звезды определяют нашу судьбу, потеряла всякую научную поддержку. Поэтому теперь нет никакой необходимости в термине "астрономическая наука".
Экономика и физика: эксперименты нельзя проверить
Критики "экономических наук" часто говорят о развитии "лженауки" экономики. Она используют научные инструменты, например, математику, но лишь для зрелища.
Нассим Николас Талеб в книге 2004 года "Одураченные случайностью" написал: "Вы сможете замаскировать шарлатанство под весом уравнений и никто не может поймать вас, поскольку нет такой вещи, как управляемый эксперимент".
Но такой же критике можно подвергнуть и физику. Ли Смолин в своей книге 2004 года "Неприятности с физикой: взлет теории струн, упадок науки и что за этим следует" упрекает физиков в том, что их соблазнили красивые и элегантные теории (теории струн), а не те, которые можно проверить с помощью экспериментов.
Питер Войт в своей книге 2007 года "Даже не неправильно: крах теории струн. Сохраняющийся вызов - объединить законы физики" обвинил физиков в тех же ошибках, которые совершили математические экономисты.
Экономике нужно дать время на развитие
Экономика, по мнению Шиллера, в большей степени, чем физика, уязвима для моделей, чья правдивость не может быть проверена.
В экономике куда чаще приходится использовать упрощения и приближения, чем в физике. Тем более, экономические модели описывают людей, а не магнитные резонансы или фундаментальные частицы.
Люди могут просто изменить свое мнение и поведение и начать вести себя совершенно иначе. Люди могут нервничать или бороться с собственными проблемами идентичности - это все сложные явления, которые, по мнению поведенческой экономики, важны, чтобы понять, каким будет экономический итог.
Но математика в экономике это не всегда шарлатанство, как предполагает Талеб. У экономики есть важная количественная сторона, которой нельзя избежать.
Сейчас задача состоит в том, чтобы объединить математические идеи с необходимыми поправками, которые нужны, чтобы модели учитывали непостижимый человеческий фактор.
Развитие поведенческой экономики не ведет к фундаментальному конфликту с математической экономикой, как многие думают. Хотя оно, конечно, может не согласовываться со многими популярными сейчас математическими моделями.
У экономики есть свои методолгические проблемы, но базовые вызовы, с которыми сталкиваются исследователи не так сильно отличаются от вызовов в других областях научного знания.
По мере развития экономики она расширит свой набор методов и источников доказательств, наука станет сильнее, а шарлатаны исчезнут.
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter