В комментах к предыдущей записи был вопрос, показавшийся любопытным. А именно - в какой мере кризис неплатежей, разразившийся весной-летом 1992 года, и его решение призванным тогда же (17 июля, если быть точным) к руководству Банком России В.В.Геращенко, повлиял на срыв планов Е.Т.Гайдара стабилизировать цены с помощью «шокотерапии» и контроля за денежной массой, и была ли ему альтернатива? Покопавшись в случайно сохранившихся заметках того времени, склеил из них некую «информацию к размышлению», каковую и выкладываю. Не думаю, что кому-то может быть интересно рыться в этих реальных (в отличие от мифического голода) и, стало быть, скучных проблемах того времени, наглухо забытых сейчас, и малопонятных широким массам тогда. Но пусть повисит хотя бы для меня - как напоминание о глупо потраченном времени.
Для начала придется напомнить, из-за чего вообще возникла проблема неплатежей, принявшая катастрофический масштаб к середине 1992 года. Были, пожалуй, две причины чисто банковского, расчетного свойства, и к ним еще одна – макроэкономическая. Задержимся в этой части на первых двух.
1. «Утром стулья, вечером деньги»
Расчеты между советскими предприятиями велись главным образом на основе платежных требований. Одновременно с отгрузкой продукции (оказанием услуги) поставщик слал в банк указание списать со счета получателя на свой энную сумму денег. На это – в зависимости от того, за что требовалось заплатить, иногда мог требоваться акцепт (согласие того, у кого деньги забирают), а иногда и нет.
Например, безакцептное списание практиковалось при оплате электричества, воды, транспортных услуг и т.п. Грубо говоря, платежное требование - это тот же счет-фактура (ну, или, более близкий не посвященному в бухгалтерские премудрости человеку пример - счет за коммунальные услуги), только направленный не получателю, а – для упрощения дела - прямо в банк. Смотрим – а коммунальные платежи, ну или там налоги какие или алименты, с вашей кредитки уже списаны. Вот и голову ломать не надо, сейчас их платить или подождать годик-другой, пока судебные приставы не заявятся. Благодать.
В советской системе вероятность неплатежа (или как сейчас сказали бы – технического дефолта) из-за отсутствия денег на расчетном счете плательщика была крайне мала. При затруднениях с ликвидностью Госбанк чуть ли не автоматически производил кредитование предприятий. Исключая, да и то не всегда, разве что случаи, когда деньги исчезали с расчетных счетов по причинам явно криминального, по понятиям тех времен, свойства.
Ну, скажем, председатель колхоза построил на них для селян и селянок новую баню взамен развалившейся, чего не было предусмотрено лимитом капитальных вложений – за подобную самодеятельность давали лет 8 еще и при Горбачеве. В любом случае – предприятие, у которого возникали проблемы с платежеспособностью по причине обнуления расчетного счета, попадало в так называемую картотеку №2. Банк накладывал на него штрафы, а у руководства отрасли могли возникнуть сомнения в профпригодности дирекции такого предприятия.
Эта система платежей и расчетов, без каких-либо изменений перекочевавшая в рыночную экономику, в которой страна проснулась 1.01.1992 года, была хороша всем, кроме одного. Количество денег в системе почти никак не ограничивает спрос (во всяком случае – действие таких ограничений может не проявляться достаточно долго), а значит - и рост цен. В советской экономике этого и не требовалось, там были свои ограничители – спускаемые сверху цены и лимиты (фонды). Но и в новых условиях рост цен на закупаемую продукцию также не очень волновал предприятия, так как они автоматически перекладывали его на цены своей. То же происходило и со ставками по кредиту. И получалось, что их повышение вело скорее к росту инфляции, чем к ее сдерживанию.
Недостаток денег на расчетном счете, если они вовремя не поступали от потребителя, компенсировался такой же задержкой платежа поставщикам. Таким образом, используемый принцип расчетов автоматически генерировал своеобразный коммерческий кредит предприятий друг другу (в виде взаимных неплатежей). И он замещал кредит банковский, который с переменным успехом пытались контролировать власти (но, как мы знаем, хотя деньги – это всегда чей-то долг, однако долги, эта кровеносная система современной экономики – это отнюдь не обязательно только деньги).
Источник: расчеты по данным Госкомстата (Статбюллетени за соотв. месяцы) и ЦБ РФ (Основные показатели работы банков на территории РФ. Общая масса ден.средств в обращении по РФ)
Сигналы о завышенности уровня цен и недостатке спроса могли в итоге прийти только из сферы, на которую этот «коммерческий кредит» не распространялся – из розничной торговли. Она рано или поздно должна была бы перестать брать у предприятий слишком дорогую продукцию. Все же населению товары просто так, под обещание заплатить когда-нибудь, когда появятся деньги, у нас не отпускаются.
Да и сами предприятия понемногу должны были начать замораживать поставки слишком уж хроническим неплательщикам. Но проблема была еще и в том, что в условиях высочайших инфляционных ожиданий оказалось довольно выгодным и накопление нераспроданных товарных запасов. Под них банки давали кредит, а темпы роста цен позволяли «отбивать» зашкаливающие за 100% ставки по кредитам. Поэтому ограничения спроса, в которые должен был упереться рост цен, проявлялись очень медленно и слабо.
Когда же эти ограничения стали как-то доходить до предприятий, они могли реагировать на них только сокращением выпуска, но отнюдь не ценами. Последние были завязаны на длинную цепочку цен поставщиков, а в конечном счете – на выросшую номинальную зарплату, а также на радикально перестроенную с начала 1992 года систему взаимоотношений предприятий с госбюджетом (об этом чуть ниже). К такой же реакции – остановке производства - привел бы и переход на поставки по предоплате с использованием в расчетах платежных поручений (постепенно он все же начался).
Таким образом, представление о том, что ограничение роста денежной массы (в какой мере его удалось достичь, тоже посмотрим ниже) или повышение процентных ставок по рефинансовым кредитам ЦБ, автоматически остановят и рост цен, легло на крайне мало адекватную ему микроэкономическую среду. Остановить они могли его только вместе с производством, что в реальности и стало понемногу происходить, начиная с лета.
2. От МФО к корсчетам
Не знаю, стоит ли напоминать, что в начале 90-х одновременно с освобождением цен и хозяйственных связей произошла не менее радикальная революция в банковском деле – переход к двухуровневой банковской системе. Соответственно, кардинально менялась и система межбанковских расчетов. Это несколько более технические вещи, но боюсь, без них причины гиперинфляции 1992 года также будут не очень понятны (хотя, в общем-то, их можно пропустить).
В СССР с 1933 года расчеты между учреждениями Госбанка, включая также и систему гострудсберкасс и ВТБ СССР (ныне - ВЭБ), осуществлялись с использованием системы межфилиальных оборотов (МФО), которые возникали при перечислении средств получателям, счета которых находились в иногородних филиалах. При этом деньги доходили до получателя совершенно независимо от того, какой конкретно баланс складывался в отношениях двух филиалов. Более того, не имело значения, как суммарно выглядел конкретный филиал в отношениях со всеми остальными, что означало по сути автоматический беспроцентный и бессрочный межбанковский (точнее – межфилиальный) кредит. Ресурсы отдельных банков (филиалов) при этом по сути дела не разграничивались, да и особой нужды в этом не было.
Когда еще при Горбачеве, с 1988 года банковская система начала реформироваться, расчеты по МФО были распространены на учреждения всех возникших тогда (пяти, если память не подводит) государственных специализированных банков. Практически это означало, что спецбанки через счета типа МФО могли автоматически привлекать средства Госбанка. Столь же автоматически они предоставляли друг другу деньги взаймы независимо от их наличия. Этот межбанковский кредит также был обезличенным, бессрочным и бесплатным, что в переводе на простой язык означало, что в СССР помимо Госбанка появилось еще минимум 5 независимых центров кредитной эмиссии.
Пока цены и хозяйственные связи оставались зажатыми в тисках плановой системы, это еще тоже было не страшно. Но со снятием ограничений с хозяйственной деятельности – появлением кооперативов, предоставлением промышленным предприятиям возможности продавать «излишки» продукции на биржах по свободным ценам и т.п., т.е. уже в 1990-91 годах эта бомба замедленного действия взорвалась. В системе контроля эмиссии появились зияющие пробоины, и экономика, подобно «Титанику», стала тонуть в денежном море.
Чтобы сосредоточить эмиссионную деятельность в Центральном банке в новых условиях, особенно когда банков стало много (к пятерке б.советских спецбанков и их обретшим самостоятельность филиалам, добавились вновь созданные государственные российские, а так же размножавшиеся как грибы после дождя коммерческие - в 1992 году банков было уже порядка 700), требовался принципиально иной порядок взаиморасчетов. А именно - через корреспондентские счета, открываемые банками в учреждениях ЦБ (расчетно-кассовых центрах - РКЦ) и при желании - друг у друга. Переход к этому порядку и произошел с появлением Банка России в начале 90-х. МФО остались только для расчетов РКЦ между собой. С распадом СССР на отношения с ЦБ РФ через корсчета были переведены и управления Госбанка СССР в б.союзных республиках, которые, таким образом, получили в «рублевой зоне» ровно такой же статус, как и обычные коммерческие банки, разве что объемы кредитования их регулировались межгосударственными соглашениями.
Кардинальное отличие новой системы состояло в том, что остаток на корсчете, представляющий собой разницу между ресурсами банка и его активами и обязательными резервами, должен оставаться положительным (в общем-то – это не обязательно в каждую минуту, но опустим уже такие нюансы, как неизбежно возникающие в процессе расчетов «овердрафты» и интрадей кредитование банков со стороны РКЦ, в конце концов, я же тут не учебник по банковскому делу пытаюсь пересказать).
Это означало, что кредитная активность любого банка ограничивалась его ресурсами, а ЦБ принципиально получал возможность взять под контроль денежную эмиссию, а значит и инфляцию. На практике, правда, это удалось ему лишь 3 года спустя после рассматриваемых событий, когда падать в производстве было уже особенно нечему, да и то после привязки курса рубля к доллару («валютного коридора»), сослужившей в конечном итоге плохую службу. Но это неважно. Главное, что некий институт денежного обращения и регулирования, адекватный новым хозяйственным условиям, все же возник, и с ним можно было работать.
Однако организация межбанковских расчетов через корсчета в РКЦ страдала серьезным изъяном – крайне низкой скоростью совершения расчетных операций. Расчеты клиентов банка с контрагентами, которые обслуживались в банках, прикрепленных к другим РКЦ, представляли собой весьма громоздкую бумажную операцию, в ходе которой банк должен был на каждый такой платеж сформировать пакет документов для пересылки в соответствующий РКЦ. А обслуживающий его РКЦ, должен был, предваряя пересылку этих документов, просуммировать все данные о платежах, произвести у себя списания с корсчетов этого и других банков-плательщиков и направить в РКЦ банков-получателей специальные распоряжения – авизо, которые предписывали записать на корсчета банков-получателей соответствующие суммы.
Чуть в сторону. Эти авизо запомнились главным образом тем, что с их помощью на корсчета подставных банков были записаны, а затем обналичены какие-то совершенно макроэкономические суммы, чуть ли не сопоставимые с доходами госбюджета РФ. Называются разные оценочные цифры, сколько-нибудь точных нет и, наверное, уже не будет, хотя по горячим следам их, наверное, нетрудно было бы все подсчитать. Но как видно - близко подходить к таким суммам не вполне безопасно и для проверяющих.
В народное сознание прочно вбит образ небритого жителя гор, приносившего в банк какую-то нарисованную на коленке смятую бумажку, по которой ему без особых раздумий тут же нагружали наличностью пару КамАЗов, беспрепятственно оправлявшихся к южным окраинам родины. На самом деле, авизо – это электронный (телеграфный) документ с достаточно высокой степенью криптозащиты (к началу 1993 года к работе в РКЦ было подготовлено 6000 шифровальщиков – больше, чем за все время Великой отечественной войны), применявшийся в расчетах исключительно между учреждениями ЦБ. И стало быть, фальшивки могли быть отправлены только из самих РКЦ людьми, имевшими доступ к кодовым ключам, либо путем хакерского взлома системы защиты.
К тому же злоумышленники слишком хорошо представляли себе главный системный пробел расчетов через РКЦ. А именно – их децентрализацию, отсутствие свода информации о состоянии корсчетов для каждого цикла движения денег по ним. Такая операция в принципе даже на технической базе того времени не представляла собой непреодолимую проблему, несмотря на большое количество РКЦ (всего их было создано порядка полутора тысяч, хотя тогда еще может быть было поменьше), входивших в систему.
Достаточно было просто предварительно пересылать дубликаты записей о списании денег с корсчетов и распоряжений об их зачислении в единый информационный центр, существовавший в системе Госбанка СССР, который мог бы в течение нескольких минут произвести балансировку и санкционировать исполнение прошедших через него авизо. Либо – при обнаружении дисбаланса - заблокировать фактическое зачисление денег на корсчета банков вплоть до выявления несанкционированных авизо, что сделало бы их рассылку бессмысленной.
Однако разработчики системы расчетов через РКЦ, как видно, полагали что она будет вполне «помехоустойчива» и в децентрализованном режиме. Технически - да, но как обычно, не учли «человеческий фактор». Соблазн воспользоваться в личных ценах подручным «печатным станком» (а запись на корсчета банков - это и есть в современных условиях та самая «эмиссия») в обстановке всеобщего хаоса начала 90-х оказался слишком велик. Запеленговать же «крота» (источник утечки) задним числом, когда баланс движения денег по корсчетам сводился раз в месяц, было довольно проблематично. Особенно учитывая масштабы транзакций – ведь каждый цикл расчетов потенциально генерировал таких авизо по числу РКЦ (ок.1,5 тыс.) в квадрате.
Ладно, возвращаемся к неплатежам. Даже если движение денег между корсчетами банков происходило достаточно оперативно (я уже не помню, использовались ли почтовые авизо в подтверждение телеграфных в целях защиты, кажется, что-то такое было), документы о зачислении денег на счет конечного получателя приходили в банк получателя в бумажной форме по почте с большой задержкой. По отзывам очевидцев, РКЦ того времени мог походить на склад мешков с платежками, которые обрабатывались неделями.
Для банков в пределах одного региона, скажем, московских, ситуация выглядела не так грустно. К тому же выручали и возникшие тогда частные межбанковские расчетные (клиринговые) центры. Но денег из регионов можно было ждать неделями. К тому же банк, получивший на корсчет ваши деньги, тут же начинал их «прокручивать», так что к моменту прихода подтверждающих платеж документов, на этом корсчету могло ни быть уже ничего. Распорядиться своими деньгами вы в этом случае фактически все равно не могли, и требовалось опять ждать, пока у банка появятся средства на корсчету, причем таких ожидающих у него скорее всего хватало и помимо вас.
Таким образом, только что возникшая в России двухуровневая банковская система явно заваливала на первых порах свое тестирование в реальном времени. Теоретически там было все неплохо продумано, или, если угодно, скопировано с зарубежных образцов. Просто требовалось время и организационные усилия для «обкатки и отладки», и это время довольно неудачно совпало, как это и всегда бывает, с критическим периодом реформ в остальных сферах.
Выкладываю концовку записок о причинах, скажем так, «нештатного хода» стабилизационной операции 1992 года. Хотелось бы, конечно, придать им более компактную и связную форму, но сначала не было времени, а потом пропал драйв, т.к. совершенно непонятно, где на все это взять читателя. Но, как говорится, откладывание превращает легкое в трудное, а трудное – в невыполнимое. Что бы избежать ситуации совсем «невыполнимого», вешаем это дело эс из, правда, из-за рыхлости и размера текста пришлось снова дробить его на две части, чтобы сделать их мало-мальски приемлемыми для восприятия с экрана. Так что «совсем концовка» будет все-таки чуть позже.
3. Перекошенная структура цен и инфляция издержек
Третьим и, пожалуй, главным источником происхождения кризиса неплатежей стали структурные перекосы в начальной системе цен, доставшейся в наследство от советской экономики. Такие перекосы в ней сознательно поддерживались. Это было частью социальной и структурной политики. Например, помимо дотационных цен на мясо-молочную продукцию, которые не менялись с 1962 года, очень низкий уровень относительных цен сохранялся на топливо и сырье, электроэнергию, грузоперевозки и много другое.
Через занижение этих цен осуществлялось скрытое субсидирование машиностроительных отраслей, в частности, «девятки» оборонных министерств, a также села. Поддерживалась сравнительно низкая стоимость строительства. Например, трехкомнатная кооперативная квартира в Москве одно время стоила дешевле ВАЗовской «копейки». Облегчался также доступ к топливно-сырьевым ресурсам для регионов страны, которые сами ими не обладали. И это в конечном счете способствовало определенному выравниванию уровня жизни в разных союзных республиках в дополнение к прямому бюджетному субсидированию.
При централизованном ценообразовании рентабельность производства обеспечивалась этими ценами далеко не всегда. Правда, показатель прибыли, до того считавшейся выражением капиталистической эксплуатации трудящихся, уже был «реабилитирован» в результате «косыгинской» реформы 1965 года, и хоть какую-то часть своей прибыли предприятие могло использовать на обновление оборудования, пустить «на науку» и даже выплатить из нее «13-ую зарплату». Правда, размеры этой части определялись не самим объемом прибыли – он при спускаемых сверху ценах мог быть для конкретного предприятия достаточно случайным, а регулировалось специальными нормативами. Они зависели от степени выполнения плановых заданий, роста выпуска продукции, производительности труда и т.п.
Основная масса инвестиций, в том числе и на действующих производствах, по-прежнему финансировалась из бюджета, в который «нераспределенный остаток» этой прибыли в основном и реквизировался. В промышленности и, особенно, в ее добывающих отраслях, существовала масса планово-убыточных предприятий. Их издержки также покрывались из бюджета.
После того, как цены были «отпущены», следствием исправления этих перекосов в относительных ценах, несовместимых с рыночной экономикой, стал процесс «нащупывания» равновесных рыночных цен, сопровождавшийся очень быстрым повышением общего их уровня. Этот рост цен было практически невозможно сдерживать чисто монетарными средствами, через ограничение денежной эмиссии. Других же рычагов, не считая временного замораживания цен на энергоресурсы, после перевода хозяйства на рыночные отношения у властей не оставалось.
Это была скорее инфляция издержек, сродни той, которая, например, развивалась в западном мире в 70-х годах, когда там стали стремительно расти цены на импортируемую нефть. Проблема, таким образом, была не только в том, что к моменту отпуска цен их общий уровень был не сбалансирован с принявшим уже ажиотажные формы потребительским спросом, с имевшейся и к тому же постоянно увеличивающейся денежной массой у населения, но также и в исходной структуре цен.
Источник: Статбюллетени Госкомстата РФ за соответствующие месяцы
Как видно из графика, и непосредственно в момент перехода к свободным ценам в январе 1992 года, и затем еще достаточно долго после него, оптовые цены росли гораздо быстрее потребительских и, в частности, продовольственных. И эти структурные изменения перекладывались на общий уровень цен. Правда до этого, в 1991 году уже произошло некоторое сближение уровней оптовых и потребительских цен. Первые, остававшиеся неизменными с 1982 года, с 1 января 1991 года были повышены. И хотя затем - со 2 апреля 1991 года, подняли и розничные цены (частично компенсировав это повышение начислением 40% на вклады в Сбербанке, которые однако можно было снимать только «малыми дозами», не помню уж по сколько рублей в месяц), но оптовые в течение года выросли в 3.6 раза, а розничные – по официальной расчетам – лишь на 60%. На самом деле они выросли за год гораздо больше, примерно в 2.6 раза, поскольку первая цифра относилась лишь к ценам госторговли, доля которой неуклонно снижалась.
Еще раньше, с 15 ноября 1990 года, были ведены свободные (договорные) цены на ряд товаров, охвативших тогда примерно 6% розничного товарооборота. В порядке курьеза можно отметить, что руководство РФ поспешило отмежеваться от этого шага «центра», хотя введение договорных цен предварительно согласовывалось со всеми республиками (Л.Абалкин. Неиспользованный шанс. М.Политиздат, 1991, с.254). Лишь через год, когда с «центром» было покончено, и ответственность за состояние потребительского рынка надо было брать на себя, позиция Б.Н.Ельцина в этом вопросе поменялась на 180 градусов. Однако все эти меры, предшествовавшие окончательной либерализации ценообразования, в конечном счете так и не ликвидировали разрыв в уровнях оптовых и розничных цен.
Отчасти причиной более быстрого роста оптовых цен стало то, что одновременно с отпуском цен с 1992 года вводилась и новая система налогов. Центр тяжести в косвенном налогообложении переносился с акцизов на потребительские товары, составлявших основу бюджета в советское время (спиртное, одежда, автомобили и др.) на вводившийся 28%-ный НДС. Считалось, что его в рыночных условиях будет легче администрировать.
В советское время акцизы (налог с оборота) закладывались сразу в цены. В условиях подвижных цен и меняющегося ассортимента изъятие его для большинства видов товаров становилось просто невозможным. В любом случае эти налоговые поступления быстро бы обесценивались.
Кроме того, и по существу было непонятно, какую социальную функцию по сдерживанию потребления выполняет налог с оборота - не на алкоголь и табак, там все ясно, а, скажем, на изделия легкой промышленности. В итоге в СССР на деньги, которые стоили импортные женские сапоги или джинсы, можно было купить центнер первосортного мяса. Разумеется, ни в таких, ни сколько-нибудь близких количествах оно в одни руки не отпускалось, да и вообще не слишком часто гостило в общедоступной торговле. Что и не удивительно при таких ценовых пропорциях, хотя производилось его в 1990 году вдвое больше, чем, скажем, в 1995-ом (Росс.стат.ежегодник, 1996, стр. 578).
Налоговая реформа еще больше меняла относительные цены, и в частности, неизбежно вела к повышению уровня отпускных цен предприятий. К концу 1992 года оптовые цены в промышленности по отношению к советским «доперестроечным» ценам, действовавшим до начала 1991 года, выросли в 207 раз, если считать их путем перемножения официальных помесячных индексов инфляции. Причем этот рост в значительной мере был, так сказать, структурного свойства - обусловлен произошедшими изменениями в налогово-бюджетной политике. Подсчитанный таким же образом рост розничных цен был все же меньше – примерно лишь в 48 раз. Это также делало неплатежи практически неизбежными, поскольку оборотные средства предприятий обесценивались с катастрофической скоростью.
4. Метаморфозы денежной политики
Есть довольно часто высказываемый взгляд на развитие ситуации после освобождения цен в 1992 году, что сначала их рост удавалось сдерживать, но затем «красные директора» через Верховный Совет продавили назначение В.В. Геращенко на пост председателя ЦБ, денежно-кредитная политика была резко ослаблена. Это привело к «взрыву» инфляции во второй половине 1992 года, да и к формированию «инфляционной инерции» на несколько последующих лет. Это не совсем так, или лучше сказать - совсем не так. Денежная политика была ослаблена гораздо раньше, начиная уже с апреля. Основным источником денежной накачки стал не подконтрольный консервативному Верховному Совету ЦБ, а реформаторское правительство. Произошедшее ослабление денежной политики в сложившихся условиях стало неизбежным, и будь на месте Е.Т. сам Господь бог, он был бы принужден изменить первоначальный курс точно так же.
Сразу после освобождения цен темпы расширения денежной массы удалось удерживать на вполне приемлемом для того, чтобы в дальнейшем не сорваться в гиперинфляцию, уровне - 9-13% в месяц. Бюджет впервые после катастрофического дефицита 1991 года оказался практически сбалансированным. Это получилось как раз благодаря большому первоначальному скачку цен. В результате социальные расходы правительства были проиндексированы не более, чем на треть. Скажем, по состоянию на январь 1992 года средний размер пенсии составил 3 долл. в месяц, к концу года рубль заметно укрепится, но пенсия выросла лишь до 8 долларов, хотя средняя зарплата за то же время увеличилась с 7 долл.в мес. до вполне солидных 39.
В основном расширение денежной массы шло за счет нефинансовых кредитов Центробанка РФ на пополнение ликвидности банков, включая и центробанки бывших союзных республик (все они пока еще оставались в «рублевой зоне»). Прирост таких кредитов намного превысил первоначально таргетированный на 1-ый квартал потолок в 8%. На самом деле за квартал объем централизованного рефинансирования более чем удвоился. С его помощью осуществлялась по существу индексация корсчетов банков, реально обнулившихся в результате первоначального «большого скачка» цен. Не делать этого было нельзя – «осушение» банковской ликвидности грозило полной остановкой и без того далекой от совершенства системы расчетов, в том числе и задержками с выплатой заплаты, которые, правда, все равно уже начались, вызывая пока еще довольно глухой протест населения. Тем не менее именно из-за этого скачка цен денежно-кредитная политика реально оказалось весьма жесткой, хотя номинальные темпы прироста денежной массы практически сразу же установились еще более высокие, чем до начала стабилизационной операции.
Однако жесткость денежно-кредитной политики в этот начальный период была не так уж важна. Рост цен инспирировался, главным образом издержками, и имел, как мы сказали бы теперь, немонетарную природу. Помимо изменений в налоговой системе, резко менявших соотношение оптовых и розничных цен, большинство предприятий постарались восстановить дореформенный уровень реальной зарплаты, перенеся рост номинальных зарплат на цены. Затем инфляция ускорилась из-за ожидания либерализации цен на энергоносители и их фактического повышения с 18 мая (этот скачок инфляции хорошо виден на графике выше). В целом, из-за оказавшейся необычайно эластичной потребности в деньгах, как в производственном, так и в потребительском секторах, денежно-кредитная политика проявляет себя в этот период как весьма слабый ограничитель инфляции.
В чем причина такой, оказавшейся необычайно подвижной, связи между деньгами и ценами? Известно, что поведение населения (да и предприятий) в высоко инфляционных эпизодах характеризуется стремлением к сокращению денежных остатков, «бегством от обесценивающихся денег» Пример модели, описывающей такое поведение, в которой возникают так называемые «инфляционные пузыри» - чрезмерного, даже с точки зрения фактической и ожидаемой денежной эмиссии, обесценения денег мы рассмотрим в конце этих заметок, в приложении к ним. Но в нашем случае было скорее другое – рост общего уровня цен двигали процессы приспособления их к структуры к рыночным условиям, предприятия перекладывали друг на друга, и в конечном счете – на плечи потребителей растущие издержки, а тех не было особой возможности особой возможности отреагировать на этот рост цен сокращением спроса – рынок был крайне беден.
В конечном счете спрос и розничные продажи все-таки упали. Боюсь я опять вызову чье-то раздражение, но товары на прилавках стали появляться просто потому, что из-за произошедшего скачка цен они стали недоступны большинству населения в прежних объемах, а вовсе не потому что кто-то, подобно Спасителю, знал, как пятью хлебами накормить Россию. Но произошло это при крайне низких уровнях реальных денежных остатков. Так, уровень вынужденных сбережений населения (или в более публицистических терминах «пустых», «необеспеченных» товарами денег) на 1.01.91 официально оценивался в 40% всех денег населения, т.е. наличных на руках и вкладов (Народное хозяйство РСФСР в 1990 г. Стат.ежегодник. М. 1991, с.123). Однако к концу 1992 года в результате перехода к свободным ценам реальное количество денег у населения (с учетом роста их номинального количества и обесценения) уменьшилось по отношению к этой величине не на 40%, как можно было бы ожидать, а 10.8 раза и в дальнейшем увеличивалось крайне медленно.
Еще в меньшей степени денежные ограничители в этот период влияют на положение дел в реальном секторе экономики, в производстве, нарастающий спад которого практически всецело определяется факторами, лежащими на стороне предложения. Падение спроса и трудности со сбытом в ряде отраслей заставляют предприятия частично работать на запасы, что в общем отвечает их инфляционным ожиданиям. А цепочка неплатежей, протянувшаяся от производителей конечной продукции к первичным секторам, открывает для производителей практически безграничный источник бесплатного кредита.
Но уже к началу второго квартала бюджетные и денежные ограничения были ослаблены. Примерно через полгода после старта реформ постепенно оформляется новая макроэкономическая ситуация, которую можно обозначить фразой «деньги имеют все большее значение, но все меньше поддается контролю». По сравнению с положением, имевшим место в первые месяцы после начала реформ, эта ситуация характеризуется рядом принципиальных изменений.
Во-первых, можно говорить об определенной стабилизации спроса на реальные деньги и скорости их обращения. К этому времени процесс сокращения реальных денежных остатков у хозяйствующих субъектов достигает своего «дна» и на довольно продолжительное время замирает на этой весьма низкой отметке (порядка 12-15% от долиберализационного уровня). Дальнейшее повышение скорости обращения денег уже технически невозможно, если только не выплачивать зарплату каждый день, а то и по нескольку раз в день, что вроде бы и случалось в настоящих гиперинфляционных эпизодах.
Источник: Расчет по данным Росс. стат. ежегодников, 1996, с. 119; 1997, с. 142
Что же касается наиболее высоколиквидных денежных агрегатов, таких, как наличные остатки населения, то здесь с весны пошел как бы обратный процесс. После первоначального ценового шока, население постепенно увеличивает реальные наличные остатки и выводит их «нормальный» уровень, соответствующий многолетнему тренду. Скорость обращения остатков наличности, если принять за 100 ее начальный уровень на 1 января 1992 года сразу после освобождения цен выросла на 70-80%, и оставалась на этом уровне в первые месяцы года. Грубо говоря, люди старились поскорее спустить всю наличность, которая к ним попадала. Но уже к лету население нормализовало остатки денег в своих кошельках, вернув их уровень по отношению к размеру покупок почти к состоянию, которое было на 1 января, там оно с небольшими вариациями и оставалось в дальнейшем, отличаясь от привычного еще с советских времен уровня лишь на 20-30%.
Это сигнализировало о завершении процесса заполнения «налично-денежной ниши», образовавшейся в ходе январской корректирующей гиперинфляции. Отсюда вытекало довольно неприятное следствие. Если в период примерно с апреля по июль основная масса наличной эмиссии «проваливалась» в эту нишу, накапливалась населением и не вызывала дополнительной инфляции, то в последующие месяцы темп эмиссии уже напрямую определял рост цен на потребительском рынке.
Во-вторых, само предложение денег с апреля-июня во все больше начинает определяться факторами, не подконтрольными Росцентробанку. Сначала нарастает актив платежного баланса России в расчетах с государствами рублевой зоны. Это, с одной стороны, хорошо для российских предприятий, поскольку обеспечивает сбыт их продукции на территории б. Союза в рамках традиционных хозяйственных связей. С другой стороны – не очень хорошо для российского потребительного рынка, так как вырученные от экспорта в страны б. СССР рубли, не потраченные на импорт из этих стран, выплескиваются на российский рынок, вызывая дополнительную инфляцию.
Этот дефицит платежного баланса б.союзных республик в отношениях с Россией финансируется кредитами ЦБ на основе межреспубликанских соглашений. И власти находятся перед трудным выбором – либо ограничить это кредитование, но тогда может встать какая-то часть российской промышленности. Либо продолжать его, и мириться с дополнительным притоком инфляционных рублей.
В конце концов, но только уже в середине следующего, 1993 года, б.республики отсекаются от корсчетов ЦБ, и одновременно с этим в оборот вводятся новые купюры, без портретов В.И. Ленина, видов Кремля и указаний на принадлежность казначейству СССР (или Госбанку СССР – для купюр достоинством постарше). Впрочем, этих атрибутов не было уже на выпущенном в середине 1992 года пятитысячнике – первой чисто российской купюре. Рубль, побыв таким образом полтора года зональной валютой, вроде евро, низводился до роли местной. Правда, Украина и страны Прибалтики вышли из рублевой зоны еще раньше. (btw – Это, кстати, именно та самая денежная реформа, по поводу которой тогдашний премьер В.С.Черномырдин произнесет свое бессмертное «хотели как лучше…».) К слову сказать, в конце 1996 - начале 98 года (до дефолта) ему (рублю, а не Черномырдину) предстоит недолгое время побыть и «резервной» валютой – если считать признаками таковой наличие бюджетного дефицита, финансируемого бумагами, размещенными среди зарубежных держателей (никаких иных критериев, отличающих резервную валюту от «нерезервной», как известно, нет).
Постепенно нарастает и дефицит республиканского бюджета, который практически полностью финансируется кредитами Центробанка, или, выражаясь, бухгалтерским языком, монетизируется. Происходит довольно удивительное, на первый взгляд, смещение акцентов в финансовой политике правительства. В начале года, когда стабилизация экономики в целом мало зависела от состояния бюджета - шоковое повышение цен в январе само по себе стало мощным фактором стабилизации их уровня в последующие 2-3 мес., его сбалансированности уделялось огромное внимание. Затем, когда дефицит уже бюджета напрямую определяет уровень инфляции, ограничение правительственных расходов стало вроде бы второстепенной задачей.
Разумеется, это отражало не потерю правительством понимания серьезности сложившейся ситуации, а просто то, что первоначальные ресурсы балансировки бюджета за счет недоиндексирования всех расходов были уже исчерпаны. Отчасти это и следствие новой расстановки сил в руководстве экономикой страны – первоначальное доверие к правительству реформаторов по итогам первых месяцев их работы понемногу размывается, к руководству экономикой постепенно приходят более консервативные, или если угодно – реалистично мыслящие, люди. Ну и, наконец, доходы ощутимо падали и из-за неплатежей налогов в бюджет.
Источник расчет по данным Минфина РФ * Оценка автора
Цифрами обозначены статьи доходов консолидированного бюджета 1- косвенные налоги, 2 - налог на прибыль, 3 – налоги с населения, 4 – от внешнеэкономической деятельности (сальдо), 5 – прочие; расходов 1 – на экономику, 2 – на социальную сферу и науку, 3- на оборону, 4 – на госупрвление и охрану правопорядка, 5 - прочие
К началу второй половины года, когда меняется руководство ЦБ (оно, кстати, и до этого не было проправительственным, не считая делегированного туда в качестве зам.председателя С.М. Игнатьева, но один, как известно, в поле не воин) количество денег в обращении в значительной мере уже утрачивает роль автономной переменной. А фактически единственный (и в первые месяцы года - весьма мощный) рычаг его регулирования Центробанком - рефинансирование комбанков - отходит на второй план. Во всяком случае, до установленного телеграммой ЦБ РФ №166-92 от 28.07 нового порядка взаимозачета неплатежей (о нем подробнее в следующем разделе), предусматривавшего до известной степени автоматическое кредитование предприятий с дебетовым сальдо по итогам взаимозачета.
Ситуация в денежной сфере к исходу лета все больше напоминала туго сжатую пружину. Темпы прироста денежной базы уже с мая месяца вплотную приблизились к 50% в месяц, что считается, по некоторым определениям, порогом гиперинфляции. Тогда как прирост денежной массы М2 в первые 5 мес. колебался в диапазоне 9-14% в месяц и в общем не имел тенденции к ускорению, он вырос до 28% только в июне. В значительной мере отставание темпов расширения денежной массы от потенциально возможных объяснялось и нехваткой наличных, купюрный состав катастрофически не соответствовал новому масштабу цен. Что касается цен, то темпы их роста к середине лета вообще замедлились и стали заметно отставать от темпов увеличения количества денег в обращении.
Источник: расчет по данным баланса ЦБ РФ за 1992-93 гг. * Без учета увеличения принятой на баланс ЦБ суммы внутреннего госдолга б.СССР
Как показывает практика, такая разбалансировка в денежном секторе потенциально взрывоопасна. Внутри банковской системы формируется скрытый инфляционный навес, готовый обрушиться в любой момент. Он и начал рушиться еще до окончания взаимозачета, в конце августа, когда обвал рубля на валютной бирже моментально потянул за собой цены на импортные товары. За ними спустя месяц последовали и ориентирующееся на них цены на продукцию отечественного производства. Темпы роста денежной массы, особенно наиболее ликвидных ее компонентов - наличных у населения и остатков на расчетных счетах предприятий, также стали подтягиваться к весьма высоким показателям роста денежной базы. Таким образом, «вторая волна» взлета инфляции во втором полугодии была предопределена потенциалом, заложенным в предыдущие месяцы, когда инфляционная ситуация, с точки зрения стороннего наблюдателя, вроде бы стала стабилизироваться. К тому же стремительно нарастали новые проблемы.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Для начала придется напомнить, из-за чего вообще возникла проблема неплатежей, принявшая катастрофический масштаб к середине 1992 года. Были, пожалуй, две причины чисто банковского, расчетного свойства, и к ним еще одна – макроэкономическая. Задержимся в этой части на первых двух.
1. «Утром стулья, вечером деньги»
Расчеты между советскими предприятиями велись главным образом на основе платежных требований. Одновременно с отгрузкой продукции (оказанием услуги) поставщик слал в банк указание списать со счета получателя на свой энную сумму денег. На это – в зависимости от того, за что требовалось заплатить, иногда мог требоваться акцепт (согласие того, у кого деньги забирают), а иногда и нет.
Например, безакцептное списание практиковалось при оплате электричества, воды, транспортных услуг и т.п. Грубо говоря, платежное требование - это тот же счет-фактура (ну, или, более близкий не посвященному в бухгалтерские премудрости человеку пример - счет за коммунальные услуги), только направленный не получателю, а – для упрощения дела - прямо в банк. Смотрим – а коммунальные платежи, ну или там налоги какие или алименты, с вашей кредитки уже списаны. Вот и голову ломать не надо, сейчас их платить или подождать годик-другой, пока судебные приставы не заявятся. Благодать.
В советской системе вероятность неплатежа (или как сейчас сказали бы – технического дефолта) из-за отсутствия денег на расчетном счете плательщика была крайне мала. При затруднениях с ликвидностью Госбанк чуть ли не автоматически производил кредитование предприятий. Исключая, да и то не всегда, разве что случаи, когда деньги исчезали с расчетных счетов по причинам явно криминального, по понятиям тех времен, свойства.
Ну, скажем, председатель колхоза построил на них для селян и селянок новую баню взамен развалившейся, чего не было предусмотрено лимитом капитальных вложений – за подобную самодеятельность давали лет 8 еще и при Горбачеве. В любом случае – предприятие, у которого возникали проблемы с платежеспособностью по причине обнуления расчетного счета, попадало в так называемую картотеку №2. Банк накладывал на него штрафы, а у руководства отрасли могли возникнуть сомнения в профпригодности дирекции такого предприятия.
Эта система платежей и расчетов, без каких-либо изменений перекочевавшая в рыночную экономику, в которой страна проснулась 1.01.1992 года, была хороша всем, кроме одного. Количество денег в системе почти никак не ограничивает спрос (во всяком случае – действие таких ограничений может не проявляться достаточно долго), а значит - и рост цен. В советской экономике этого и не требовалось, там были свои ограничители – спускаемые сверху цены и лимиты (фонды). Но и в новых условиях рост цен на закупаемую продукцию также не очень волновал предприятия, так как они автоматически перекладывали его на цены своей. То же происходило и со ставками по кредиту. И получалось, что их повышение вело скорее к росту инфляции, чем к ее сдерживанию.
Недостаток денег на расчетном счете, если они вовремя не поступали от потребителя, компенсировался такой же задержкой платежа поставщикам. Таким образом, используемый принцип расчетов автоматически генерировал своеобразный коммерческий кредит предприятий друг другу (в виде взаимных неплатежей). И он замещал кредит банковский, который с переменным успехом пытались контролировать власти (но, как мы знаем, хотя деньги – это всегда чей-то долг, однако долги, эта кровеносная система современной экономики – это отнюдь не обязательно только деньги).
Источник: расчеты по данным Госкомстата (Статбюллетени за соотв. месяцы) и ЦБ РФ (Основные показатели работы банков на территории РФ. Общая масса ден.средств в обращении по РФ)
Сигналы о завышенности уровня цен и недостатке спроса могли в итоге прийти только из сферы, на которую этот «коммерческий кредит» не распространялся – из розничной торговли. Она рано или поздно должна была бы перестать брать у предприятий слишком дорогую продукцию. Все же населению товары просто так, под обещание заплатить когда-нибудь, когда появятся деньги, у нас не отпускаются.
Да и сами предприятия понемногу должны были начать замораживать поставки слишком уж хроническим неплательщикам. Но проблема была еще и в том, что в условиях высочайших инфляционных ожиданий оказалось довольно выгодным и накопление нераспроданных товарных запасов. Под них банки давали кредит, а темпы роста цен позволяли «отбивать» зашкаливающие за 100% ставки по кредитам. Поэтому ограничения спроса, в которые должен был упереться рост цен, проявлялись очень медленно и слабо.
Когда же эти ограничения стали как-то доходить до предприятий, они могли реагировать на них только сокращением выпуска, но отнюдь не ценами. Последние были завязаны на длинную цепочку цен поставщиков, а в конечном счете – на выросшую номинальную зарплату, а также на радикально перестроенную с начала 1992 года систему взаимоотношений предприятий с госбюджетом (об этом чуть ниже). К такой же реакции – остановке производства - привел бы и переход на поставки по предоплате с использованием в расчетах платежных поручений (постепенно он все же начался).
Таким образом, представление о том, что ограничение роста денежной массы (в какой мере его удалось достичь, тоже посмотрим ниже) или повышение процентных ставок по рефинансовым кредитам ЦБ, автоматически остановят и рост цен, легло на крайне мало адекватную ему микроэкономическую среду. Остановить они могли его только вместе с производством, что в реальности и стало понемногу происходить, начиная с лета.
2. От МФО к корсчетам
Не знаю, стоит ли напоминать, что в начале 90-х одновременно с освобождением цен и хозяйственных связей произошла не менее радикальная революция в банковском деле – переход к двухуровневой банковской системе. Соответственно, кардинально менялась и система межбанковских расчетов. Это несколько более технические вещи, но боюсь, без них причины гиперинфляции 1992 года также будут не очень понятны (хотя, в общем-то, их можно пропустить).
В СССР с 1933 года расчеты между учреждениями Госбанка, включая также и систему гострудсберкасс и ВТБ СССР (ныне - ВЭБ), осуществлялись с использованием системы межфилиальных оборотов (МФО), которые возникали при перечислении средств получателям, счета которых находились в иногородних филиалах. При этом деньги доходили до получателя совершенно независимо от того, какой конкретно баланс складывался в отношениях двух филиалов. Более того, не имело значения, как суммарно выглядел конкретный филиал в отношениях со всеми остальными, что означало по сути автоматический беспроцентный и бессрочный межбанковский (точнее – межфилиальный) кредит. Ресурсы отдельных банков (филиалов) при этом по сути дела не разграничивались, да и особой нужды в этом не было.
Когда еще при Горбачеве, с 1988 года банковская система начала реформироваться, расчеты по МФО были распространены на учреждения всех возникших тогда (пяти, если память не подводит) государственных специализированных банков. Практически это означало, что спецбанки через счета типа МФО могли автоматически привлекать средства Госбанка. Столь же автоматически они предоставляли друг другу деньги взаймы независимо от их наличия. Этот межбанковский кредит также был обезличенным, бессрочным и бесплатным, что в переводе на простой язык означало, что в СССР помимо Госбанка появилось еще минимум 5 независимых центров кредитной эмиссии.
Пока цены и хозяйственные связи оставались зажатыми в тисках плановой системы, это еще тоже было не страшно. Но со снятием ограничений с хозяйственной деятельности – появлением кооперативов, предоставлением промышленным предприятиям возможности продавать «излишки» продукции на биржах по свободным ценам и т.п., т.е. уже в 1990-91 годах эта бомба замедленного действия взорвалась. В системе контроля эмиссии появились зияющие пробоины, и экономика, подобно «Титанику», стала тонуть в денежном море.
Чтобы сосредоточить эмиссионную деятельность в Центральном банке в новых условиях, особенно когда банков стало много (к пятерке б.советских спецбанков и их обретшим самостоятельность филиалам, добавились вновь созданные государственные российские, а так же размножавшиеся как грибы после дождя коммерческие - в 1992 году банков было уже порядка 700), требовался принципиально иной порядок взаиморасчетов. А именно - через корреспондентские счета, открываемые банками в учреждениях ЦБ (расчетно-кассовых центрах - РКЦ) и при желании - друг у друга. Переход к этому порядку и произошел с появлением Банка России в начале 90-х. МФО остались только для расчетов РКЦ между собой. С распадом СССР на отношения с ЦБ РФ через корсчета были переведены и управления Госбанка СССР в б.союзных республиках, которые, таким образом, получили в «рублевой зоне» ровно такой же статус, как и обычные коммерческие банки, разве что объемы кредитования их регулировались межгосударственными соглашениями.
Кардинальное отличие новой системы состояло в том, что остаток на корсчете, представляющий собой разницу между ресурсами банка и его активами и обязательными резервами, должен оставаться положительным (в общем-то – это не обязательно в каждую минуту, но опустим уже такие нюансы, как неизбежно возникающие в процессе расчетов «овердрафты» и интрадей кредитование банков со стороны РКЦ, в конце концов, я же тут не учебник по банковскому делу пытаюсь пересказать).
Это означало, что кредитная активность любого банка ограничивалась его ресурсами, а ЦБ принципиально получал возможность взять под контроль денежную эмиссию, а значит и инфляцию. На практике, правда, это удалось ему лишь 3 года спустя после рассматриваемых событий, когда падать в производстве было уже особенно нечему, да и то после привязки курса рубля к доллару («валютного коридора»), сослужившей в конечном итоге плохую службу. Но это неважно. Главное, что некий институт денежного обращения и регулирования, адекватный новым хозяйственным условиям, все же возник, и с ним можно было работать.
Однако организация межбанковских расчетов через корсчета в РКЦ страдала серьезным изъяном – крайне низкой скоростью совершения расчетных операций. Расчеты клиентов банка с контрагентами, которые обслуживались в банках, прикрепленных к другим РКЦ, представляли собой весьма громоздкую бумажную операцию, в ходе которой банк должен был на каждый такой платеж сформировать пакет документов для пересылки в соответствующий РКЦ. А обслуживающий его РКЦ, должен был, предваряя пересылку этих документов, просуммировать все данные о платежах, произвести у себя списания с корсчетов этого и других банков-плательщиков и направить в РКЦ банков-получателей специальные распоряжения – авизо, которые предписывали записать на корсчета банков-получателей соответствующие суммы.
Чуть в сторону. Эти авизо запомнились главным образом тем, что с их помощью на корсчета подставных банков были записаны, а затем обналичены какие-то совершенно макроэкономические суммы, чуть ли не сопоставимые с доходами госбюджета РФ. Называются разные оценочные цифры, сколько-нибудь точных нет и, наверное, уже не будет, хотя по горячим следам их, наверное, нетрудно было бы все подсчитать. Но как видно - близко подходить к таким суммам не вполне безопасно и для проверяющих.
В народное сознание прочно вбит образ небритого жителя гор, приносившего в банк какую-то нарисованную на коленке смятую бумажку, по которой ему без особых раздумий тут же нагружали наличностью пару КамАЗов, беспрепятственно оправлявшихся к южным окраинам родины. На самом деле, авизо – это электронный (телеграфный) документ с достаточно высокой степенью криптозащиты (к началу 1993 года к работе в РКЦ было подготовлено 6000 шифровальщиков – больше, чем за все время Великой отечественной войны), применявшийся в расчетах исключительно между учреждениями ЦБ. И стало быть, фальшивки могли быть отправлены только из самих РКЦ людьми, имевшими доступ к кодовым ключам, либо путем хакерского взлома системы защиты.
К тому же злоумышленники слишком хорошо представляли себе главный системный пробел расчетов через РКЦ. А именно – их децентрализацию, отсутствие свода информации о состоянии корсчетов для каждого цикла движения денег по ним. Такая операция в принципе даже на технической базе того времени не представляла собой непреодолимую проблему, несмотря на большое количество РКЦ (всего их было создано порядка полутора тысяч, хотя тогда еще может быть было поменьше), входивших в систему.
Достаточно было просто предварительно пересылать дубликаты записей о списании денег с корсчетов и распоряжений об их зачислении в единый информационный центр, существовавший в системе Госбанка СССР, который мог бы в течение нескольких минут произвести балансировку и санкционировать исполнение прошедших через него авизо. Либо – при обнаружении дисбаланса - заблокировать фактическое зачисление денег на корсчета банков вплоть до выявления несанкционированных авизо, что сделало бы их рассылку бессмысленной.
Однако разработчики системы расчетов через РКЦ, как видно, полагали что она будет вполне «помехоустойчива» и в децентрализованном режиме. Технически - да, но как обычно, не учли «человеческий фактор». Соблазн воспользоваться в личных ценах подручным «печатным станком» (а запись на корсчета банков - это и есть в современных условиях та самая «эмиссия») в обстановке всеобщего хаоса начала 90-х оказался слишком велик. Запеленговать же «крота» (источник утечки) задним числом, когда баланс движения денег по корсчетам сводился раз в месяц, было довольно проблематично. Особенно учитывая масштабы транзакций – ведь каждый цикл расчетов потенциально генерировал таких авизо по числу РКЦ (ок.1,5 тыс.) в квадрате.
Ладно, возвращаемся к неплатежам. Даже если движение денег между корсчетами банков происходило достаточно оперативно (я уже не помню, использовались ли почтовые авизо в подтверждение телеграфных в целях защиты, кажется, что-то такое было), документы о зачислении денег на счет конечного получателя приходили в банк получателя в бумажной форме по почте с большой задержкой. По отзывам очевидцев, РКЦ того времени мог походить на склад мешков с платежками, которые обрабатывались неделями.
Для банков в пределах одного региона, скажем, московских, ситуация выглядела не так грустно. К тому же выручали и возникшие тогда частные межбанковские расчетные (клиринговые) центры. Но денег из регионов можно было ждать неделями. К тому же банк, получивший на корсчет ваши деньги, тут же начинал их «прокручивать», так что к моменту прихода подтверждающих платеж документов, на этом корсчету могло ни быть уже ничего. Распорядиться своими деньгами вы в этом случае фактически все равно не могли, и требовалось опять ждать, пока у банка появятся средства на корсчету, причем таких ожидающих у него скорее всего хватало и помимо вас.
Таким образом, только что возникшая в России двухуровневая банковская система явно заваливала на первых порах свое тестирование в реальном времени. Теоретически там было все неплохо продумано, или, если угодно, скопировано с зарубежных образцов. Просто требовалось время и организационные усилия для «обкатки и отладки», и это время довольно неудачно совпало, как это и всегда бывает, с критическим периодом реформ в остальных сферах.
Выкладываю концовку записок о причинах, скажем так, «нештатного хода» стабилизационной операции 1992 года. Хотелось бы, конечно, придать им более компактную и связную форму, но сначала не было времени, а потом пропал драйв, т.к. совершенно непонятно, где на все это взять читателя. Но, как говорится, откладывание превращает легкое в трудное, а трудное – в невыполнимое. Что бы избежать ситуации совсем «невыполнимого», вешаем это дело эс из, правда, из-за рыхлости и размера текста пришлось снова дробить его на две части, чтобы сделать их мало-мальски приемлемыми для восприятия с экрана. Так что «совсем концовка» будет все-таки чуть позже.
3. Перекошенная структура цен и инфляция издержек
Третьим и, пожалуй, главным источником происхождения кризиса неплатежей стали структурные перекосы в начальной системе цен, доставшейся в наследство от советской экономики. Такие перекосы в ней сознательно поддерживались. Это было частью социальной и структурной политики. Например, помимо дотационных цен на мясо-молочную продукцию, которые не менялись с 1962 года, очень низкий уровень относительных цен сохранялся на топливо и сырье, электроэнергию, грузоперевозки и много другое.
Через занижение этих цен осуществлялось скрытое субсидирование машиностроительных отраслей, в частности, «девятки» оборонных министерств, a также села. Поддерживалась сравнительно низкая стоимость строительства. Например, трехкомнатная кооперативная квартира в Москве одно время стоила дешевле ВАЗовской «копейки». Облегчался также доступ к топливно-сырьевым ресурсам для регионов страны, которые сами ими не обладали. И это в конечном счете способствовало определенному выравниванию уровня жизни в разных союзных республиках в дополнение к прямому бюджетному субсидированию.
При централизованном ценообразовании рентабельность производства обеспечивалась этими ценами далеко не всегда. Правда, показатель прибыли, до того считавшейся выражением капиталистической эксплуатации трудящихся, уже был «реабилитирован» в результате «косыгинской» реформы 1965 года, и хоть какую-то часть своей прибыли предприятие могло использовать на обновление оборудования, пустить «на науку» и даже выплатить из нее «13-ую зарплату». Правда, размеры этой части определялись не самим объемом прибыли – он при спускаемых сверху ценах мог быть для конкретного предприятия достаточно случайным, а регулировалось специальными нормативами. Они зависели от степени выполнения плановых заданий, роста выпуска продукции, производительности труда и т.п.
Основная масса инвестиций, в том числе и на действующих производствах, по-прежнему финансировалась из бюджета, в который «нераспределенный остаток» этой прибыли в основном и реквизировался. В промышленности и, особенно, в ее добывающих отраслях, существовала масса планово-убыточных предприятий. Их издержки также покрывались из бюджета.
После того, как цены были «отпущены», следствием исправления этих перекосов в относительных ценах, несовместимых с рыночной экономикой, стал процесс «нащупывания» равновесных рыночных цен, сопровождавшийся очень быстрым повышением общего их уровня. Этот рост цен было практически невозможно сдерживать чисто монетарными средствами, через ограничение денежной эмиссии. Других же рычагов, не считая временного замораживания цен на энергоресурсы, после перевода хозяйства на рыночные отношения у властей не оставалось.
Это была скорее инфляция издержек, сродни той, которая, например, развивалась в западном мире в 70-х годах, когда там стали стремительно расти цены на импортируемую нефть. Проблема, таким образом, была не только в том, что к моменту отпуска цен их общий уровень был не сбалансирован с принявшим уже ажиотажные формы потребительским спросом, с имевшейся и к тому же постоянно увеличивающейся денежной массой у населения, но также и в исходной структуре цен.
Источник: Статбюллетени Госкомстата РФ за соответствующие месяцы
Как видно из графика, и непосредственно в момент перехода к свободным ценам в январе 1992 года, и затем еще достаточно долго после него, оптовые цены росли гораздо быстрее потребительских и, в частности, продовольственных. И эти структурные изменения перекладывались на общий уровень цен. Правда до этого, в 1991 году уже произошло некоторое сближение уровней оптовых и потребительских цен. Первые, остававшиеся неизменными с 1982 года, с 1 января 1991 года были повышены. И хотя затем - со 2 апреля 1991 года, подняли и розничные цены (частично компенсировав это повышение начислением 40% на вклады в Сбербанке, которые однако можно было снимать только «малыми дозами», не помню уж по сколько рублей в месяц), но оптовые в течение года выросли в 3.6 раза, а розничные – по официальной расчетам – лишь на 60%. На самом деле они выросли за год гораздо больше, примерно в 2.6 раза, поскольку первая цифра относилась лишь к ценам госторговли, доля которой неуклонно снижалась.
Еще раньше, с 15 ноября 1990 года, были ведены свободные (договорные) цены на ряд товаров, охвативших тогда примерно 6% розничного товарооборота. В порядке курьеза можно отметить, что руководство РФ поспешило отмежеваться от этого шага «центра», хотя введение договорных цен предварительно согласовывалось со всеми республиками (Л.Абалкин. Неиспользованный шанс. М.Политиздат, 1991, с.254). Лишь через год, когда с «центром» было покончено, и ответственность за состояние потребительского рынка надо было брать на себя, позиция Б.Н.Ельцина в этом вопросе поменялась на 180 градусов. Однако все эти меры, предшествовавшие окончательной либерализации ценообразования, в конечном счете так и не ликвидировали разрыв в уровнях оптовых и розничных цен.
Отчасти причиной более быстрого роста оптовых цен стало то, что одновременно с отпуском цен с 1992 года вводилась и новая система налогов. Центр тяжести в косвенном налогообложении переносился с акцизов на потребительские товары, составлявших основу бюджета в советское время (спиртное, одежда, автомобили и др.) на вводившийся 28%-ный НДС. Считалось, что его в рыночных условиях будет легче администрировать.
В советское время акцизы (налог с оборота) закладывались сразу в цены. В условиях подвижных цен и меняющегося ассортимента изъятие его для большинства видов товаров становилось просто невозможным. В любом случае эти налоговые поступления быстро бы обесценивались.
Кроме того, и по существу было непонятно, какую социальную функцию по сдерживанию потребления выполняет налог с оборота - не на алкоголь и табак, там все ясно, а, скажем, на изделия легкой промышленности. В итоге в СССР на деньги, которые стоили импортные женские сапоги или джинсы, можно было купить центнер первосортного мяса. Разумеется, ни в таких, ни сколько-нибудь близких количествах оно в одни руки не отпускалось, да и вообще не слишком часто гостило в общедоступной торговле. Что и не удивительно при таких ценовых пропорциях, хотя производилось его в 1990 году вдвое больше, чем, скажем, в 1995-ом (Росс.стат.ежегодник, 1996, стр. 578).
Налоговая реформа еще больше меняла относительные цены, и в частности, неизбежно вела к повышению уровня отпускных цен предприятий. К концу 1992 года оптовые цены в промышленности по отношению к советским «доперестроечным» ценам, действовавшим до начала 1991 года, выросли в 207 раз, если считать их путем перемножения официальных помесячных индексов инфляции. Причем этот рост в значительной мере был, так сказать, структурного свойства - обусловлен произошедшими изменениями в налогово-бюджетной политике. Подсчитанный таким же образом рост розничных цен был все же меньше – примерно лишь в 48 раз. Это также делало неплатежи практически неизбежными, поскольку оборотные средства предприятий обесценивались с катастрофической скоростью.
4. Метаморфозы денежной политики
Есть довольно часто высказываемый взгляд на развитие ситуации после освобождения цен в 1992 году, что сначала их рост удавалось сдерживать, но затем «красные директора» через Верховный Совет продавили назначение В.В. Геращенко на пост председателя ЦБ, денежно-кредитная политика была резко ослаблена. Это привело к «взрыву» инфляции во второй половине 1992 года, да и к формированию «инфляционной инерции» на несколько последующих лет. Это не совсем так, или лучше сказать - совсем не так. Денежная политика была ослаблена гораздо раньше, начиная уже с апреля. Основным источником денежной накачки стал не подконтрольный консервативному Верховному Совету ЦБ, а реформаторское правительство. Произошедшее ослабление денежной политики в сложившихся условиях стало неизбежным, и будь на месте Е.Т. сам Господь бог, он был бы принужден изменить первоначальный курс точно так же.
Сразу после освобождения цен темпы расширения денежной массы удалось удерживать на вполне приемлемом для того, чтобы в дальнейшем не сорваться в гиперинфляцию, уровне - 9-13% в месяц. Бюджет впервые после катастрофического дефицита 1991 года оказался практически сбалансированным. Это получилось как раз благодаря большому первоначальному скачку цен. В результате социальные расходы правительства были проиндексированы не более, чем на треть. Скажем, по состоянию на январь 1992 года средний размер пенсии составил 3 долл. в месяц, к концу года рубль заметно укрепится, но пенсия выросла лишь до 8 долларов, хотя средняя зарплата за то же время увеличилась с 7 долл.в мес. до вполне солидных 39.
В основном расширение денежной массы шло за счет нефинансовых кредитов Центробанка РФ на пополнение ликвидности банков, включая и центробанки бывших союзных республик (все они пока еще оставались в «рублевой зоне»). Прирост таких кредитов намного превысил первоначально таргетированный на 1-ый квартал потолок в 8%. На самом деле за квартал объем централизованного рефинансирования более чем удвоился. С его помощью осуществлялась по существу индексация корсчетов банков, реально обнулившихся в результате первоначального «большого скачка» цен. Не делать этого было нельзя – «осушение» банковской ликвидности грозило полной остановкой и без того далекой от совершенства системы расчетов, в том числе и задержками с выплатой заплаты, которые, правда, все равно уже начались, вызывая пока еще довольно глухой протест населения. Тем не менее именно из-за этого скачка цен денежно-кредитная политика реально оказалось весьма жесткой, хотя номинальные темпы прироста денежной массы практически сразу же установились еще более высокие, чем до начала стабилизационной операции.
Однако жесткость денежно-кредитной политики в этот начальный период была не так уж важна. Рост цен инспирировался, главным образом издержками, и имел, как мы сказали бы теперь, немонетарную природу. Помимо изменений в налоговой системе, резко менявших соотношение оптовых и розничных цен, большинство предприятий постарались восстановить дореформенный уровень реальной зарплаты, перенеся рост номинальных зарплат на цены. Затем инфляция ускорилась из-за ожидания либерализации цен на энергоносители и их фактического повышения с 18 мая (этот скачок инфляции хорошо виден на графике выше). В целом, из-за оказавшейся необычайно эластичной потребности в деньгах, как в производственном, так и в потребительском секторах, денежно-кредитная политика проявляет себя в этот период как весьма слабый ограничитель инфляции.
В чем причина такой, оказавшейся необычайно подвижной, связи между деньгами и ценами? Известно, что поведение населения (да и предприятий) в высоко инфляционных эпизодах характеризуется стремлением к сокращению денежных остатков, «бегством от обесценивающихся денег» Пример модели, описывающей такое поведение, в которой возникают так называемые «инфляционные пузыри» - чрезмерного, даже с точки зрения фактической и ожидаемой денежной эмиссии, обесценения денег мы рассмотрим в конце этих заметок, в приложении к ним. Но в нашем случае было скорее другое – рост общего уровня цен двигали процессы приспособления их к структуры к рыночным условиям, предприятия перекладывали друг на друга, и в конечном счете – на плечи потребителей растущие издержки, а тех не было особой возможности особой возможности отреагировать на этот рост цен сокращением спроса – рынок был крайне беден.
В конечном счете спрос и розничные продажи все-таки упали. Боюсь я опять вызову чье-то раздражение, но товары на прилавках стали появляться просто потому, что из-за произошедшего скачка цен они стали недоступны большинству населения в прежних объемах, а вовсе не потому что кто-то, подобно Спасителю, знал, как пятью хлебами накормить Россию. Но произошло это при крайне низких уровнях реальных денежных остатков. Так, уровень вынужденных сбережений населения (или в более публицистических терминах «пустых», «необеспеченных» товарами денег) на 1.01.91 официально оценивался в 40% всех денег населения, т.е. наличных на руках и вкладов (Народное хозяйство РСФСР в 1990 г. Стат.ежегодник. М. 1991, с.123). Однако к концу 1992 года в результате перехода к свободным ценам реальное количество денег у населения (с учетом роста их номинального количества и обесценения) уменьшилось по отношению к этой величине не на 40%, как можно было бы ожидать, а 10.8 раза и в дальнейшем увеличивалось крайне медленно.
Еще в меньшей степени денежные ограничители в этот период влияют на положение дел в реальном секторе экономики, в производстве, нарастающий спад которого практически всецело определяется факторами, лежащими на стороне предложения. Падение спроса и трудности со сбытом в ряде отраслей заставляют предприятия частично работать на запасы, что в общем отвечает их инфляционным ожиданиям. А цепочка неплатежей, протянувшаяся от производителей конечной продукции к первичным секторам, открывает для производителей практически безграничный источник бесплатного кредита.
Но уже к началу второго квартала бюджетные и денежные ограничения были ослаблены. Примерно через полгода после старта реформ постепенно оформляется новая макроэкономическая ситуация, которую можно обозначить фразой «деньги имеют все большее значение, но все меньше поддается контролю». По сравнению с положением, имевшим место в первые месяцы после начала реформ, эта ситуация характеризуется рядом принципиальных изменений.
Во-первых, можно говорить об определенной стабилизации спроса на реальные деньги и скорости их обращения. К этому времени процесс сокращения реальных денежных остатков у хозяйствующих субъектов достигает своего «дна» и на довольно продолжительное время замирает на этой весьма низкой отметке (порядка 12-15% от долиберализационного уровня). Дальнейшее повышение скорости обращения денег уже технически невозможно, если только не выплачивать зарплату каждый день, а то и по нескольку раз в день, что вроде бы и случалось в настоящих гиперинфляционных эпизодах.
Источник: Расчет по данным Росс. стат. ежегодников, 1996, с. 119; 1997, с. 142
Что же касается наиболее высоколиквидных денежных агрегатов, таких, как наличные остатки населения, то здесь с весны пошел как бы обратный процесс. После первоначального ценового шока, население постепенно увеличивает реальные наличные остатки и выводит их «нормальный» уровень, соответствующий многолетнему тренду. Скорость обращения остатков наличности, если принять за 100 ее начальный уровень на 1 января 1992 года сразу после освобождения цен выросла на 70-80%, и оставалась на этом уровне в первые месяцы года. Грубо говоря, люди старились поскорее спустить всю наличность, которая к ним попадала. Но уже к лету население нормализовало остатки денег в своих кошельках, вернув их уровень по отношению к размеру покупок почти к состоянию, которое было на 1 января, там оно с небольшими вариациями и оставалось в дальнейшем, отличаясь от привычного еще с советских времен уровня лишь на 20-30%.
Это сигнализировало о завершении процесса заполнения «налично-денежной ниши», образовавшейся в ходе январской корректирующей гиперинфляции. Отсюда вытекало довольно неприятное следствие. Если в период примерно с апреля по июль основная масса наличной эмиссии «проваливалась» в эту нишу, накапливалась населением и не вызывала дополнительной инфляции, то в последующие месяцы темп эмиссии уже напрямую определял рост цен на потребительском рынке.
Во-вторых, само предложение денег с апреля-июня во все больше начинает определяться факторами, не подконтрольными Росцентробанку. Сначала нарастает актив платежного баланса России в расчетах с государствами рублевой зоны. Это, с одной стороны, хорошо для российских предприятий, поскольку обеспечивает сбыт их продукции на территории б. Союза в рамках традиционных хозяйственных связей. С другой стороны – не очень хорошо для российского потребительного рынка, так как вырученные от экспорта в страны б. СССР рубли, не потраченные на импорт из этих стран, выплескиваются на российский рынок, вызывая дополнительную инфляцию.
Этот дефицит платежного баланса б.союзных республик в отношениях с Россией финансируется кредитами ЦБ на основе межреспубликанских соглашений. И власти находятся перед трудным выбором – либо ограничить это кредитование, но тогда может встать какая-то часть российской промышленности. Либо продолжать его, и мириться с дополнительным притоком инфляционных рублей.
В конце концов, но только уже в середине следующего, 1993 года, б.республики отсекаются от корсчетов ЦБ, и одновременно с этим в оборот вводятся новые купюры, без портретов В.И. Ленина, видов Кремля и указаний на принадлежность казначейству СССР (или Госбанку СССР – для купюр достоинством постарше). Впрочем, этих атрибутов не было уже на выпущенном в середине 1992 года пятитысячнике – первой чисто российской купюре. Рубль, побыв таким образом полтора года зональной валютой, вроде евро, низводился до роли местной. Правда, Украина и страны Прибалтики вышли из рублевой зоны еще раньше. (btw – Это, кстати, именно та самая денежная реформа, по поводу которой тогдашний премьер В.С.Черномырдин произнесет свое бессмертное «хотели как лучше…».) К слову сказать, в конце 1996 - начале 98 года (до дефолта) ему (рублю, а не Черномырдину) предстоит недолгое время побыть и «резервной» валютой – если считать признаками таковой наличие бюджетного дефицита, финансируемого бумагами, размещенными среди зарубежных держателей (никаких иных критериев, отличающих резервную валюту от «нерезервной», как известно, нет).
Постепенно нарастает и дефицит республиканского бюджета, который практически полностью финансируется кредитами Центробанка, или, выражаясь, бухгалтерским языком, монетизируется. Происходит довольно удивительное, на первый взгляд, смещение акцентов в финансовой политике правительства. В начале года, когда стабилизация экономики в целом мало зависела от состояния бюджета - шоковое повышение цен в январе само по себе стало мощным фактором стабилизации их уровня в последующие 2-3 мес., его сбалансированности уделялось огромное внимание. Затем, когда дефицит уже бюджета напрямую определяет уровень инфляции, ограничение правительственных расходов стало вроде бы второстепенной задачей.
Разумеется, это отражало не потерю правительством понимания серьезности сложившейся ситуации, а просто то, что первоначальные ресурсы балансировки бюджета за счет недоиндексирования всех расходов были уже исчерпаны. Отчасти это и следствие новой расстановки сил в руководстве экономикой страны – первоначальное доверие к правительству реформаторов по итогам первых месяцев их работы понемногу размывается, к руководству экономикой постепенно приходят более консервативные, или если угодно – реалистично мыслящие, люди. Ну и, наконец, доходы ощутимо падали и из-за неплатежей налогов в бюджет.
Источник расчет по данным Минфина РФ * Оценка автора
Цифрами обозначены статьи доходов консолидированного бюджета 1- косвенные налоги, 2 - налог на прибыль, 3 – налоги с населения, 4 – от внешнеэкономической деятельности (сальдо), 5 – прочие; расходов 1 – на экономику, 2 – на социальную сферу и науку, 3- на оборону, 4 – на госупрвление и охрану правопорядка, 5 - прочие
К началу второй половины года, когда меняется руководство ЦБ (оно, кстати, и до этого не было проправительственным, не считая делегированного туда в качестве зам.председателя С.М. Игнатьева, но один, как известно, в поле не воин) количество денег в обращении в значительной мере уже утрачивает роль автономной переменной. А фактически единственный (и в первые месяцы года - весьма мощный) рычаг его регулирования Центробанком - рефинансирование комбанков - отходит на второй план. Во всяком случае, до установленного телеграммой ЦБ РФ №166-92 от 28.07 нового порядка взаимозачета неплатежей (о нем подробнее в следующем разделе), предусматривавшего до известной степени автоматическое кредитование предприятий с дебетовым сальдо по итогам взаимозачета.
Ситуация в денежной сфере к исходу лета все больше напоминала туго сжатую пружину. Темпы прироста денежной базы уже с мая месяца вплотную приблизились к 50% в месяц, что считается, по некоторым определениям, порогом гиперинфляции. Тогда как прирост денежной массы М2 в первые 5 мес. колебался в диапазоне 9-14% в месяц и в общем не имел тенденции к ускорению, он вырос до 28% только в июне. В значительной мере отставание темпов расширения денежной массы от потенциально возможных объяснялось и нехваткой наличных, купюрный состав катастрофически не соответствовал новому масштабу цен. Что касается цен, то темпы их роста к середине лета вообще замедлились и стали заметно отставать от темпов увеличения количества денег в обращении.
Источник: расчет по данным баланса ЦБ РФ за 1992-93 гг. * Без учета увеличения принятой на баланс ЦБ суммы внутреннего госдолга б.СССР
Как показывает практика, такая разбалансировка в денежном секторе потенциально взрывоопасна. Внутри банковской системы формируется скрытый инфляционный навес, готовый обрушиться в любой момент. Он и начал рушиться еще до окончания взаимозачета, в конце августа, когда обвал рубля на валютной бирже моментально потянул за собой цены на импортные товары. За ними спустя месяц последовали и ориентирующееся на них цены на продукцию отечественного производства. Темпы роста денежной массы, особенно наиболее ликвидных ее компонентов - наличных у населения и остатков на расчетных счетах предприятий, также стали подтягиваться к весьма высоким показателям роста денежной базы. Таким образом, «вторая волна» взлета инфляции во втором полугодии была предопределена потенциалом, заложенным в предыдущие месяцы, когда инфляционная ситуация, с точки зрения стороннего наблюдателя, вроде бы стала стабилизироваться. К тому же стремительно нарастали новые проблемы.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter