30 декабря 2015 Вести Экономика
Глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев рассказал о главной проблеме российской экономики ведущей программы "Мнение" Эвелине Закамской.
Алексей Валентинович, здравствуйте! Будем подводить итоги года. Уходящий 2015 год был богат на сюрпризы, события, подчас неприятные. Это обесценивание рубля, снижение на нефть, разрыв многих связей с нашими традиционными торговыми партнерами. Хотя появились и новые партнеры. Это и есть та самая новая реальность, к которой нужно готовиться и на которую нужно настраиваться как на некий долгосрочный тренд, по-вашему?
Ну, не совсем так. Часть из того, что вы сказали, безусловно, относится по крайней мере к моему пониманию новой реальности. Это изменение соотношений темпов роста между развитыми и развивающимися экономиками. Развивающийся Дальний Восток, Китай, Индокитай, Латинская Америка долгое время были трендами экономического роста. Там были очень высокие темпы роста, и там продуцировался большой объем спроса на традиционные товары нашего экспорта. Потому что эти новые экономики были весьма энергозависимыми и сырьезависимыми. То есть нефть, металлы, газ. Во многом это создавало ситуацию роста нашего бюджета и дополнительные драйверы нашего экономического роста. Вот сейчас новая реальность, или новая нормальность в глобальной экономике, - это сближение темпов роста развивающихся и развитых, общее снижение темпов роста, и общая такая стагнация роста на сырье, на то, что называется коммодитиз (commodities).
Соответственно для нас это означает налог, или искусство жить в других условиях, когда цена нефти, а за ней цена газа и цена металлов будет долгое время не то что бы экстремально низкая. Но ведь главная проблема состоит ни в том, что мы, чего мы сами пугаемся как своей тени, а вот будет 30 или 20, там, или 10 долларов за баррель, проблема не в этом. Когда снижается, то резко и повышается.
Проблема в том, что будет долго, там, 50 или 45, долго, годами. Вот это вместе с тем и меньшие темпы инвестиций глобальных. А 2015 год - это первый год за последние два десятилетия, когда развивающиеся рынки привлекли меньше капитала с глобальных рынков, чем вернули туда. К сожалению, Россия не исключение из этого общего правила.
Этот глобальный тренд во многом материализовался в те цифры, те позиции по темпам экономического роста или до Нового года - это скорее темпоспад промышленного производства, состояния платежного баланса, состояния банковской системы и так далее. Но кроме этого есть и другие обстоятельства. Тоже часть из них вы упомянули. Это состояние наших торгово-экономических связей с многими странами мира, это наша инвестиционная позиция. Это наш объем товарооборота. И мы видим, что он испытывает значительный спад в этом году. Он больше чем на 30% снизился. Для стран Европы это там 37-38% снижения, например.
Конечно же, если мы сравним объемы физические, физический объем экспорта, импорта, мы видим, что там совсем не так. Физические объемы растут немножко, но растут, а стоимостные уменьшаются, прежде всего потому, что цены стали другие, во-первых.
И, во-вторых, потому что курсовые соотношения стали другими. Но проблема не в том, что высока или низка котировка валюты. Проблема ни в том, стоит ли доллар 30 или 70 рублей. А в том, что он сильно колеблется. Мы начали год с цифр, близких к сегодняшним: около 60 рублей за доллар. Потом мы приблизились к 40, а теперь снова откатились к 70. И вот эта большая волатильность, к которой пока еще не всегда умеют приспособиться наши компании, наш бизнес, потому что в ряде секторов высока зависимость от импортного сырья, от импорта комплектующих. Для многих банков важен выход был на глобальные рынка капитала, на заемщиков. Затруднено рефинансирование их долга.
Все это вместе, конечно, создало большие проблемы. Хорошая новость состоит в том, что российская экономика, российский бизнес показал высокие адаптивные возможности. И сегодня, при том исторически, ну, экстремально низком уровне нефтяных цен, мы вернулись в 2004 год по этому показателю. Там сегодня бренд - это 37 с чем-то долларов за баррель, значит, сейчас цена колеблется около 36 долларов за баррель. Конечно, для нас важнее, ну, котировки рублевые.
Свободное плавание национальной валюты создает такой хедж, страховку, некоторого вот этого снижения. Но даже если мы пересчитаем в рубли, мы получим, что сегодня рублевая цена барреля нефти - это примерно 2600 рублей. А мы привыкли к тому, что 3100, 3200. Наш бюджет к этому привык.
Это создает серьезные вызовы в части бюджетной политики, в части политики компаний, в части политики домашних хозяйств. Ну, еще одна хорошая новость состоит в том, что вот это изменения курсовых соотношений привело к тому, что конкурентоспособность наших компаний, наших производителей оказалась выше и для нас стал естественным процесс импортозамещения не потому, что вышло постановление правительства и приняли решение, а потому, что реально появилась возможность выиграть конкуренцию у иностранного производителя благодаря более комфортному соотношению цены и качества продукта.
В результате мы - есть результат за 10 месяцев финансовой деятельности компаний в целом плюс 44% к прошлому году. Прибыль нашей экономики увеличилась на 44%. Отсюда появился ресурс, для того чтобы инвестировать.
Мы ожидали очень высокого инвестиционного спада, потому что ситуация очень большая неопределенности на всех рынках, когда инвестор не очень понимает, как его бизнес-план будет давать отдачу, какой будет спрос на его товары или услуги, он и снижает серьезно свои инвестиции.
Мы ожидали инвестиционного спада примерно в 10%. По факту у нас сейчас 5,5%. Во многом за счет отраслей топливно-энергетического комплекса, который, получив этот финансовый результат, инвестировал его в дальнейшее развитие производства. Это вот хорошая сторона.
В 2008 году, в кризис 2008-09 годов экономику поддержало как раз стимулирование потребительского спроса. Были выполнены ряд программ на поддержку, на адресную поддержку населения, людей, для того чтобы и это, в конце концов, и отрасли отдельных секторов, которые, в общем-то, смогли там развиваться, в том числе и на розничном рынке. Сейчас рассматривается такой рецепт? Может быть, снова к нему прибегнуть?
Мне кажется, он не только рассматривается, но в каком-то смысле реализуется. Потому что у нас был принят антикризисный план, план поддержки, в том числе и спроса. Во многом он опирался на поддержку банковского сектора, была произведена докапитализация российских банков за счет эмиссии облигаций федерального займа не деньгами, а ценными бумагами. Тем не менее это позволило стабилизировать капитальную базу российских банков, вселить уверенность и в депозиторов, и кредиторов. Отсюда рост фондирования. Примерно 15%-й рост депозитной базы банков. И это и депозиты и граждан, и компаний. Это позволяет им себя чувствовать, банкам, довольно уверенно в этой ситуации. Кредитный портфель растет более медленными темпами. Но это в основном оценка риска для банков. Но все-таки банки закончили год с хорошим финансовым результатом. Главное, что мы все уверены в банковской системе. А мерами поддержки мы смогли стабилизировать ситуацию в сельском хозяйстве. И у нас по селу рост, не очень большой, примерно 2,5%. Но это рост по сравнению с прошлым годом.
И даже в таких кризисных зонах, как жилищное строительство, благодаря программе поддержке ипотеке, 12%-й ипотеке, удалось поддержать и эту отрасль. Нельзя уповать постоянно на использование государственных средств субсидирования, потому что они могут создавать и ложные ожидания, и могут даже мешать в каком-то смысле компаниям адаптироваться к новым реальностям. Но сглаживать самые острые, острые ситуации мы можем. Посмотрите, у нас, с точки зрения занятости, довольно ситуация комфортная в экономике.
Но у нас увеличилось число бедных. Резко доходы россиян снизились. Это и есть потребительский спрос.
Мы только что с вами говорили, это и есть потребительский спрос. Минус 11% по уровню потребительского спроса. Это, конечно, очень большой спад. У нас с 99-го года ничего подобного не было. Вот многие активно действующие, активные поколения просто не знают такого. Мы все привыкли к изменениям в XXI веке.
Доходы растут
Да постоянно, чуть быстрее, чуть медленнее. В этом году был разрыв, разрыв этой преемственности. Мы рассчитываем, что в следующем году ситуация изменится.
Во многом потому, что мы рассчитываем на улучшение инфляционной ситуации. Оно происходит, может быть, не так быстро, как мы хотели бы. Не так быстро опять же, потому что нефть себя ведет предосудительно, я бы сказал. За ней курс рубля, а за ним и уровни индекса потребительских цен. Тем не менее все-таки общая динамика вниз, она прослеживается.
Мы, наверное, в следующем году выйдем на уровень меньше 10%, только чуть позже, чем мы предполагали. Мы предполагали, что это будет к концу I квартала, но, видимо, придется передвинуть эти ожидания на II квартал. Но в целом это совершенно очевидно, что так оно и будет. Следовательно, затем будет изменение соотношений в области потребительского спроса.
Какие принципиально новые решения запланированы на следующий год для улучшения инвестклимата?
Это касается, конечно же, и новой редакции дорожных карт, предпринимательской инициативы. Они заканчиваются именно с этим годом, 2015-м. Вот мы сейчас разработали их продолжение. Это касается улучшения климата в части таможенного администрирования, в части налогового администрирования, в оформлении прав собственности и так далее. Это, конечно же, все программы поддержки малого и среднего бизнеса.
Мы создали корпорацию, единую систему одного окна, которая обеспечивает и финансовую поддержку, и нефинансовую поддержку малого и среднего предпринимательства. Мы создали систему его допуска к экспортным возможностям. Российский экспортный центр - это тоже одно окно для экспортеров, начинает нам вытягивать несырьевой экспорт.
Инвестиции в малый и средний бизнес в уходящем году несколько раз снизились, и были даже цифры в 6 раз. У вас есть какой-то целевой ориентир именно по малому и среднему бизнесу для выравнивания положения?
Наша задача - уменьшить риск. Значит, риск можно по средствам предоставления бюджетных гарантий, что, собственно говоря, мы и делали в этом году через агентства кредитных гарантий, и сейчас через вновь созданную корпорацию поддержки малого и среднего бизнеса. Вот. И темпы сейчас растут довольно бурно. Во многом, конечно, ситуация здесь будет от политики Банка России.
Более выгодные по сравнению с коммерческими банками условия кредитования малого, среднего бизнеса, да и других крупных проектов предоставлял ВЭБ и институты группы ВЭБа. На сегодняшний день ВЭБ сам оказался в сложных условиях, во многом благодаря вот тем, тому, что выполнял такие задачи. Как решается вопрос, как будет решен вопрос о его спасении?
Проблема ВЭБа отчасти связана с тем, что он действительно выполнял специальные задачи, то есть выступал кредитором, во-первых, на очень длительные сроки, а, во-вторых, там, где коммерческая эффективность была не очевидна, а народнохозяйственная значимость высока. Это касается олимпийских проектов, некоторых других. Но это только часть, часть ситуации.
Вторая часть связана с тем, что ВЭБ традиционно будучи очень высокорейтинговым заемщиком, привлекал выгодно средства, фондировался на глобальных рынках капитала, а сейчас оказался лишен этой возможности. Большой объем валютной задолженности, которую трудно рефинансировать совпал по срокам с реализацией этих рисков по специальным инвестиционным проектам. Это действительно поставило ВЭБ в сложную ситуацию.
Хотя здесь я бы все-таки отделил бы ВЭБ от институтов группы ВЭБ. Потому что здесь такие высокоэффективные и хорошо работающие институты, как Российский фонд прямых инвестиций, который имеет мощную финансовую базу и широкий спектр отношений с зарубежными инвестиционными организациями. И он довольно эффективно вкладывается в крупные экономические проекты. Вот последние его вложения вместе со средствами Фонда национального благосостояния в "Сибур", высокую степень переработки нашего нефтяного и газового богатства. Это отличный пример диверсификации.
Это тот же российский экспортный центр, который создан на базе двух дочек ВЭБа - ЭКСАР - агентство гарантий и страхового покрытия и "Росэксимбанк" - агентство по непосредственному кредитованию экспорта. Сейчас они самостоятельно работают с самостоятельным бюджетом, и во многом их работа позволяет как раз развивать несырьевой экспорт.
Возвращаясь все-таки к ситуации с ВЭБом, я считаю, что мы, конечно же, должны предпринять меры по финансовому оздоровлению компаний, по очистке его баланса, от несвойственных ему активов, в том числе токсичных активов, по повышению капитализации этого института. Если мы хотим, чтобы он, на самом деле, был институтом развития, я думаю, что мы все этого хотим, то, конечно же, наверное, потребуются изменения и в структуру управления, и, возможно, даже в закон "О государственной корпорации развития", которая предоставила бы, может быть, возможности для разделения баланса ВЭБ между коммерчески эффективными и специальными проектами и так далее. Это большая работа. Но в любом случае, я думаю, что она будет сделана и ВЭБ все-таки вернется, ну, в такую в роль, в роль активного института развития.
Но пик выплат по внешним долгам ВЭБа приходится уже на первый план 2016 года. Соответственно решение нужно принимать быстро. Как скоро они могут быть приняты?
Я думаю, это вопрос дней, на самом деле. Сейчас подготовлен некий план, дорожная карта, по принятию соответствующих решений. Вот мы сейчас в финальной стадии обсуждения этого плана. Я думаю, что мы сможем быстро завершить эту работу. На следующий год падает довольно большой объем, но некритичный внешних выплат. Их общая сумма не превышает 3 миллиардов долларов. Это вполне посильная для ВЭБа величина. Поэтому мы с этим справимся.
С моей точки зрения, главное не это. А главное то, чтобы ВЭБ по-прежнему смог выполнять свою функцию. Чтобы он не просто существовал, выполняя свои обязательства, но и мог поддерживать какие-то принципиальные направления, которые сулят подъем нашей экономики.
Решение остановить средства ФНБ на депозитах ВЭБа - это уже часть вот этого плана? Уже утвержденный? Или тоже еще обсуждаемых?
Я думаю, что это практически решенный вопрос. И то, чтобы оставить средства ФНБ, и о том, чтобы сделать более комфортными условия, по которым ВЭБ привлекает эти средства с точки зрения стоимости обслуживания. Вот. Я думаю, что это практически решенный вопрос.
Глава Счетной палаты обратила внимание на то, что порядка 4 триллионов рублей находится сегодня на счетах и на депозитах разных госкомпаний в качестве, либо в качества авансовых платежей, либо, там, взносов в уставной капитал. Это те средства, которые должны были бы работать, но не работают. Видите ли вы проблему здесь?
Я, безусловно, вижу эту проблему. Но я хотел бы предостеречь от такого, что ли, фронтального использования цифр. Под общей цифрой скрыты совершенно различные экономические отношения, связи и так далее. Вот я возьму одну часть этой цифры, половину ее, которая связана с более близким предметом. Это средства федеральной адресной инвестиционной программы.
Коллеги в Счетной палате считают, что примерно 2 триллиона рублей - это оценка незавершенного строительства. Ну, на самом деле, любое строительство, если вы положили один кирпич в здание, вы уже можете считать, это незавершенка. Но нужно оценивать ту его часть, которая выпала из нормального графика, то есть выплата из нормативного срока создания проекта. Если мы посмотрим с этой точки зрения, мы увидим, что гораздо меньшее количество строек, где омертвлены, замерзли, не работают средства, там измеряются ни триллионами, а сотнями миллиардов рублей. Тоже очень большие деньги, на самом деле. Поэтому, конечно же, мы будем тщательно относиться и к предоставлению имущественного взноса Российской Федерации в компании с госучастием, в государственные корпорации развития.
Мы уже приняли нормативное решение о том, что инвестиционные программы естественных монополий и компании с госучастием, куда в виде субсидий, имущественного взноса, перечисляются федеральные деньги, должны быть предметом отдельного мониторинга, отдельного учета, близкому к тому, что существует в рамках федеральной адресной инвестиционной программы бюджета и так далее. Это все очень важные решения, которые мы должны принимать. Единственное, против чего я хочу предостеречь и себя, и своих коллег, это против того, чтобы принимать автоматические решения. Ага, у него есть задолженность - значит, ему предоставлять больше не будем. Нет, надо вникнуть в ситуацию, понять, какая длительность инвестиционного цикла у одного, в одной отрасли, отрасль одна, эта длительность короче, у другой длинней. Это каждый раз это конкретный вопрос.
Но тем не менее вы видите проблемы в том, что часто у нас политические решения и соответственно субсидирование этих решений, финансовая поддержка, следует впереди технической разработки и обоснования подготовки того или иного проекта?
Так бывает, и зачастую принимаются решения по проектам, которые не прошли должную стадию проработки, проектно-сметной документации. Именно поэтому мы продвигаем идею двухэтапной подготовки принятия инвестиционного решения там, где речь идет о бюджетных деньгах, сначала обоснование с расчетами, с определением мощности, с определением предельной цены объекта, а уже затем принятия инвестиционного решения, и потом разработка соответствующей проектно-сметной документации. Так, с нашей точки зрения, будет гораздо эффективнее работать вся система.
Решение, согласно которому госкомпании должны будут в следующем году, к 1 апреля, вернуть непотраченные средства, неизрасходованные средства, обратно в бюджет. Как вы к нему относитесь? И высока ли вероятность того, что эти средства действительно вернутся? В каком объеме?
Это касается так или иначе не только госкомпаний. Это касается, например, субъектов федерации, которым предоставляются субвенции. Это касается тех объектов, которые включены в федеральную адресную инвестиционную программу.
Каждый год проводится такая работа. Оценка объема, это обычно несколько десятков миллиардов рублей, – 30, 40, 50 миллиардов рублей в год. Я не думаю, чтоб 16-й год был серьезным исключением из этого общего правила. Да, эти средства, которые будут направлены, введены в счет федерального казначейства, и затем, возможно, будет изменено целевое назначение использования этих, этих средств.
Мы вместе с Минфином договорились, в частности, по поводу субсидий, которые получают субъекты федерации по разным направлениям. У нас, кстати, очень такая множественная природа этих субвенций, у нас больше 70 их разных видов, этих трансфертов. Мы договорились о том, что мы совместно, Минэкономразвития и Минфин, будем делать заключения, вот если не получается должным образом освоить эти средства, и будем направлять их с изменением целевого назначения, то есть просто в бюджет, за исключением, может быть, только такого обстоятельства, как форс-мажорные обстоятельства, связанные с чрезвычайной ситуацией. Ну, природного, техногенного характера. Во всех остальных случаях они будут подниматься наверх.
Вы считаете это эффективным инструментом? Ведь поставить себя на место компании, да, проще, если перед тобой стоит необходимость вернуть деньги, проще их во время куда-то рассовать?
Вы знаете, мне кажется, я могу или мы можем себя поставить на это место, потому что у нас есть дочерняя компания, особые экономические зоны, которые будут поставлены вот именно в эти условия. Эти средства, которые на счетах у этой компании и у дочерних компаний, пройдут ровно эти процедуры.
Вы на сегодняшний день какой видите необходимость для пересмотра отношений федерального центра и регионов? На регионы сегодня возложены значительные социальные обязательства. И между тем, часть налогов в ряде регионов переводятся в федеральные налоги, и соответственно регионы лишаются части своих налогов?
Ну, мне кажется, что, во-первых, должна быть симметрия обязательств и источников рефинансирования. Еще мы 10 лет, принимая решение о том, что нельзя передать федеральные полномочия на уровне субъектов федерации, не снабдив его источником финансирования. Это первое.
Второе. Конечно же, в целом должно быть движение в сторону большего баланса, а именно передачи ряда полномочий с этими источниками субъектам. Это касается многих вещей. Это касается в том числе тех же особых экономических зон.
Мы хотим сейчас передавать в субъекты федерации в основе специальных соглашений и средства, и права, и полномочия, но и обязательства тоже. Нельзя просто, знаете, как некоторые главы субъектов федерации хотели бы, чтобы мы им деньги бы отдали и отвернулись и дальше не смотрели в их сторону. Но это не лучшее решение, не лучшее решение вопроса.
Мы отворачиваться не будем. Вот. Тем не менее в целом это очень правильно. Это касается, например, вопросов и земельного законодательства, земельного надзора, природного надзора и так далее. Там, где на местах, может быть, гораздо виднее многие обстоятельства.
Мне кажется, у нас есть шанс на то, что бюджеты субъектов будут лучше исполняться. То, что я уже сказал о том, что финансовый результат компаний на 44% сейчас лучше, чем был год назад. Это означает, что налог на прибыль будет гораздо выше. А налог на прибыль у нас делится в пропорции 9 к одному между субъектами федерации и федеральным уровнем. 18% ставки идет вниз, и только 2% достается федеральному бюджету. Это хорошее, я считаю, подспорье будет для бюджетов субъектов. Нам надо, чтобы они вернулись в ситуацию активного инвестирования, активной поддержки инвесторами.
Расскажите, как будут складываться наши отношения с нашими внешними партнерами. Украина, в частности. Новые формы отношений, новые страницы в торгово-экономических связях, начиная 2016 год, и связано это с началом действия зоны свободной торговли между Украиной и Евросоюзом. Что изменится, каких принципиальных изменений вы ожидаете в наших отношениях? И какую роль в этой ситуации играют международные институты? Ну, например, сейчас, после того как Украина отказалась выплачивать, фактически отказалась выплачивать долг России, например, там рейтинговое агентство повышает прогноз, повышает рейтинг Украины до стабильного, несмотря на то, что страна находится фактически в дефолте?
Значит, ну, давайте разделим этот очень комплексный вопрос. Действительно, с 1 января происходит торгово-экономической части Соглашения о зоне свободной торговли между Украиной и ЕС. Мы 2 года были в переговорном процессе, мы объясняли нашим коллегам, что Украина связана большим количеством обязательств в рамках СНГ, это обязательства в области технического регулирования, требований к сертификатам, к стране происхождения, к ветеринарным стандартам и так далее. Взять в одночасье аннулировать эти требования, то есть создать для наших производителей, наших экспортеров ситуацию, гораздо менее комфортную, чем она была в соответствии с этими соглашениями, просто так нельзя.
Либо нужно договориться о компенсациях, о переходных периодах, о том, каким образом сохранить для экспортеров России, Украины возможность поддерживать нормальные отношения, либо мы будем вынуждены защитить сами наших экспортеров и наших производителей. К сожалению, наши доходы не были услышаны.
Коллеги оперировали такими категориями, как Российская Федерация должна сохранить преференциальный режим нулевого тарифа для Украины, а Украина, может быть, вместе с Европейским союзом рассмотрит вопрос о сохранении технических преференций для России.
Это не тот разговор, который принят, международных экономических отношений. Поэтому мы, как я уже сказал, были вынуждены защищать свою экономику самостоятельно. Это указ президента и закон, который определен Государственной думой, о временной приостановке Соглашения о зоне свободной торговли СНГ для Украины. Это... Ничего травматического в этом нет. Это означает всего лишь, то что называется режим наибольшего благоприятствования для украинской торговли.
То есть украинский экспортер получит режим, не худший, чем экспортер любой другой страны – Германии, Франции, Англии, Бельгии, какой угодно. Будем работать в этих условиях. Будем учиться этому.
Мы при этом хотели бы, конечно, максимально сохранить контакты с нашими коллегами. Мы противники каких-то там обид или эмоциональных решений. Все-таки это жизнь, это торговля, от которой зависят миллионы людей, на самом деле. Не надо об этом забывать. И вот лозунг "На зло бабушке отморожу уши", наверное, здесь неприемлем. Будем работать.
Что касается международных организаций, то мы, конечно, были несколько удивлены позицией, которую занял Международный валютный фонд, такая дуальная позиция.
С одной стороны, они подтвердили тот, с моей точки, очевидный факт, что долг Украины перед Россией, 3 миллиарда долларов, - это суверенный долг. Значит, методология его регулирования абсолютно другая, чем корпоративного долга.
С другой стороны, они приняли решение о том, что даже если есть неурегулированный суверенный долг, это позволяет, тем не менее, реализовывать для страны, которая имеет неурегулированный долг, реализовывать программу поддержки МВФ. Это, конечно, странное, странное решение. Тем не менее будем исходить из него. И это означает, что будем защищать свои права, то есть суверенные права в суде. Я думаю, что 100% уверенности есть в том, что наша позиция в суде справедлива, эффективна и будет подержана судом. Другого вопроса не может быть.
Какая позиция международных рейтинговых агентств?
- К сожалению, рейтинговые агентства не свободны от некоторой политизации своих решений. Я думаю, что все-таки, если будет принято судебное решение, а я уверен, что оно будет принято в пользу Российской Федерации, агентства будут вынуждены пересмотреть свои оценки, потому что фактически дефолт по суверенному долгу просто будет в противоречии с теми решениями, которые они сейчас преждевременно принимают.
Нет опасений, что сегодня кто-то еще может решить, что России можно не платить?
Да. Сейчас еще кто-то может принять решение, что еще кому-то можно не платить.
И еще кому можно не платить?
Само это решение МВФ - это некое поощрение заемщика вести себя относительно кредитора несправедливо, неэффективно, не так, как это принято в международных экономических отношениях. В этом смысле это очень серьезное решение, которое касается и будущих заемщиков, и действующих заемщиков.
Почему бы Греции или каким-то другим странам, которые обременены очень высоким долгом, не прийти с той же идеей? Вот, очень легко открыть ящик Пандоры, очень трудно его захлопнуть назад. Поэтому это очень рискованное решение.
Может быть, это мотивация в отношении вполне конкретного кредитора? Вы не видите здесь вот такого, такой политической составляющей?
Может быть, она и есть. Но правовое решение не может быть индивидуальным. Если вы принимаете правовое решение, вы как бы даете оферту всем участникам. В этом вот особенность международных экономических отношений.
Какие у нас шансы сохранить контакты с турецкой экономикой и турецким бизнесом? Сегодня был подписан указ о расширении санкций в отношении этой страны.
Контакты мы, безусловно, сохраняем. Турция остается нашим большим торговым партнером. Наше эмбарго выборочно, очень выборочно, касается продовольствия, только отдельных его позиций.
Ограничение на деятельность компаний, турецких компаний, а также компаний в российской юрисдикции, которые контролируются турецкими собственниками, они секторальны, они касаются некоторых зон.
Квотирование, применение турецкой рабочей силы, оно все-таки устроено таким образом, что действующие контракты здесь не нарушаются. Здесь мы, мне кажется, мы очень осторожны.
Мы не хотели бы создавать проблем ни турецкому бизнесу, ни турецким гражданам, ни тем более нашему бизнесу и нашим гражданам.
Мы будем стараться находить эффективные решения, эффективные с точки зрения глобальной политики, с точки зрения понуждения того, кто ведет недружественную агрессивную политику, привести ее в соответствие с нормами международного права. Мы будем это дело отделять все-таки от обычных деловых отношений.
Какова возможность поддержки тех российских компаний, которые пострадают от разрыва в связи с Турцией, вы рассматриваете сегодня? Изначально такой вариант обсуждался?
Я думаю, что это возможно. Есть некоторые отрасли, такие как, например, туристическая индустрия, которая очень зависит от этого направления. И где как раз ограничения наиболее зримые, наиболее весомые. Или, например, позиция импортеров по ряду видов продовольствия, такие как, например, помидоры, где доля импорта из Турции очень велика. Конечно же, должны быть рассмотрены и должны быть приняты необходимые меры. Но пока эта ситуация находится в стадии оценки, мониторинга. Мы пока имеем только гипотезы о том, как это повлияет на финансовое положение компаний. Если эти гипотезы будут реализовываться, будем принимать меры поддержки.
Ну, и в завершение назовите наши главные задачи экономические на следующий год.
Я думаю, наша главная задача - это вернуть все-таки динамику нашей экономики, нашей социальной сферы в области положительных, позитивных значений. Это обеспечить стабильность и развитие, создать надежную базу для преодоления любых таких турбулентных движений. Они будут на мировых рынках и капиталов, и товаров, и так далее. Посеять уверенность наших граждан в нашем бизнесе, поддержать движение вперед.
Я желаю вам успехов. Большое спасибо!
- Всем успехов, всем удачи!
http://www.vestifinance.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Алексей Валентинович, здравствуйте! Будем подводить итоги года. Уходящий 2015 год был богат на сюрпризы, события, подчас неприятные. Это обесценивание рубля, снижение на нефть, разрыв многих связей с нашими традиционными торговыми партнерами. Хотя появились и новые партнеры. Это и есть та самая новая реальность, к которой нужно готовиться и на которую нужно настраиваться как на некий долгосрочный тренд, по-вашему?
Ну, не совсем так. Часть из того, что вы сказали, безусловно, относится по крайней мере к моему пониманию новой реальности. Это изменение соотношений темпов роста между развитыми и развивающимися экономиками. Развивающийся Дальний Восток, Китай, Индокитай, Латинская Америка долгое время были трендами экономического роста. Там были очень высокие темпы роста, и там продуцировался большой объем спроса на традиционные товары нашего экспорта. Потому что эти новые экономики были весьма энергозависимыми и сырьезависимыми. То есть нефть, металлы, газ. Во многом это создавало ситуацию роста нашего бюджета и дополнительные драйверы нашего экономического роста. Вот сейчас новая реальность, или новая нормальность в глобальной экономике, - это сближение темпов роста развивающихся и развитых, общее снижение темпов роста, и общая такая стагнация роста на сырье, на то, что называется коммодитиз (commodities).
Соответственно для нас это означает налог, или искусство жить в других условиях, когда цена нефти, а за ней цена газа и цена металлов будет долгое время не то что бы экстремально низкая. Но ведь главная проблема состоит ни в том, что мы, чего мы сами пугаемся как своей тени, а вот будет 30 или 20, там, или 10 долларов за баррель, проблема не в этом. Когда снижается, то резко и повышается.
Проблема в том, что будет долго, там, 50 или 45, долго, годами. Вот это вместе с тем и меньшие темпы инвестиций глобальных. А 2015 год - это первый год за последние два десятилетия, когда развивающиеся рынки привлекли меньше капитала с глобальных рынков, чем вернули туда. К сожалению, Россия не исключение из этого общего правила.
Этот глобальный тренд во многом материализовался в те цифры, те позиции по темпам экономического роста или до Нового года - это скорее темпоспад промышленного производства, состояния платежного баланса, состояния банковской системы и так далее. Но кроме этого есть и другие обстоятельства. Тоже часть из них вы упомянули. Это состояние наших торгово-экономических связей с многими странами мира, это наша инвестиционная позиция. Это наш объем товарооборота. И мы видим, что он испытывает значительный спад в этом году. Он больше чем на 30% снизился. Для стран Европы это там 37-38% снижения, например.
Конечно же, если мы сравним объемы физические, физический объем экспорта, импорта, мы видим, что там совсем не так. Физические объемы растут немножко, но растут, а стоимостные уменьшаются, прежде всего потому, что цены стали другие, во-первых.
И, во-вторых, потому что курсовые соотношения стали другими. Но проблема не в том, что высока или низка котировка валюты. Проблема ни в том, стоит ли доллар 30 или 70 рублей. А в том, что он сильно колеблется. Мы начали год с цифр, близких к сегодняшним: около 60 рублей за доллар. Потом мы приблизились к 40, а теперь снова откатились к 70. И вот эта большая волатильность, к которой пока еще не всегда умеют приспособиться наши компании, наш бизнес, потому что в ряде секторов высока зависимость от импортного сырья, от импорта комплектующих. Для многих банков важен выход был на глобальные рынка капитала, на заемщиков. Затруднено рефинансирование их долга.
Все это вместе, конечно, создало большие проблемы. Хорошая новость состоит в том, что российская экономика, российский бизнес показал высокие адаптивные возможности. И сегодня, при том исторически, ну, экстремально низком уровне нефтяных цен, мы вернулись в 2004 год по этому показателю. Там сегодня бренд - это 37 с чем-то долларов за баррель, значит, сейчас цена колеблется около 36 долларов за баррель. Конечно, для нас важнее, ну, котировки рублевые.
Свободное плавание национальной валюты создает такой хедж, страховку, некоторого вот этого снижения. Но даже если мы пересчитаем в рубли, мы получим, что сегодня рублевая цена барреля нефти - это примерно 2600 рублей. А мы привыкли к тому, что 3100, 3200. Наш бюджет к этому привык.
Это создает серьезные вызовы в части бюджетной политики, в части политики компаний, в части политики домашних хозяйств. Ну, еще одна хорошая новость состоит в том, что вот это изменения курсовых соотношений привело к тому, что конкурентоспособность наших компаний, наших производителей оказалась выше и для нас стал естественным процесс импортозамещения не потому, что вышло постановление правительства и приняли решение, а потому, что реально появилась возможность выиграть конкуренцию у иностранного производителя благодаря более комфортному соотношению цены и качества продукта.
В результате мы - есть результат за 10 месяцев финансовой деятельности компаний в целом плюс 44% к прошлому году. Прибыль нашей экономики увеличилась на 44%. Отсюда появился ресурс, для того чтобы инвестировать.
Мы ожидали очень высокого инвестиционного спада, потому что ситуация очень большая неопределенности на всех рынках, когда инвестор не очень понимает, как его бизнес-план будет давать отдачу, какой будет спрос на его товары или услуги, он и снижает серьезно свои инвестиции.
Мы ожидали инвестиционного спада примерно в 10%. По факту у нас сейчас 5,5%. Во многом за счет отраслей топливно-энергетического комплекса, который, получив этот финансовый результат, инвестировал его в дальнейшее развитие производства. Это вот хорошая сторона.
В 2008 году, в кризис 2008-09 годов экономику поддержало как раз стимулирование потребительского спроса. Были выполнены ряд программ на поддержку, на адресную поддержку населения, людей, для того чтобы и это, в конце концов, и отрасли отдельных секторов, которые, в общем-то, смогли там развиваться, в том числе и на розничном рынке. Сейчас рассматривается такой рецепт? Может быть, снова к нему прибегнуть?
Мне кажется, он не только рассматривается, но в каком-то смысле реализуется. Потому что у нас был принят антикризисный план, план поддержки, в том числе и спроса. Во многом он опирался на поддержку банковского сектора, была произведена докапитализация российских банков за счет эмиссии облигаций федерального займа не деньгами, а ценными бумагами. Тем не менее это позволило стабилизировать капитальную базу российских банков, вселить уверенность и в депозиторов, и кредиторов. Отсюда рост фондирования. Примерно 15%-й рост депозитной базы банков. И это и депозиты и граждан, и компаний. Это позволяет им себя чувствовать, банкам, довольно уверенно в этой ситуации. Кредитный портфель растет более медленными темпами. Но это в основном оценка риска для банков. Но все-таки банки закончили год с хорошим финансовым результатом. Главное, что мы все уверены в банковской системе. А мерами поддержки мы смогли стабилизировать ситуацию в сельском хозяйстве. И у нас по селу рост, не очень большой, примерно 2,5%. Но это рост по сравнению с прошлым годом.
И даже в таких кризисных зонах, как жилищное строительство, благодаря программе поддержке ипотеке, 12%-й ипотеке, удалось поддержать и эту отрасль. Нельзя уповать постоянно на использование государственных средств субсидирования, потому что они могут создавать и ложные ожидания, и могут даже мешать в каком-то смысле компаниям адаптироваться к новым реальностям. Но сглаживать самые острые, острые ситуации мы можем. Посмотрите, у нас, с точки зрения занятости, довольно ситуация комфортная в экономике.
Но у нас увеличилось число бедных. Резко доходы россиян снизились. Это и есть потребительский спрос.
Мы только что с вами говорили, это и есть потребительский спрос. Минус 11% по уровню потребительского спроса. Это, конечно, очень большой спад. У нас с 99-го года ничего подобного не было. Вот многие активно действующие, активные поколения просто не знают такого. Мы все привыкли к изменениям в XXI веке.
Доходы растут
Да постоянно, чуть быстрее, чуть медленнее. В этом году был разрыв, разрыв этой преемственности. Мы рассчитываем, что в следующем году ситуация изменится.
Во многом потому, что мы рассчитываем на улучшение инфляционной ситуации. Оно происходит, может быть, не так быстро, как мы хотели бы. Не так быстро опять же, потому что нефть себя ведет предосудительно, я бы сказал. За ней курс рубля, а за ним и уровни индекса потребительских цен. Тем не менее все-таки общая динамика вниз, она прослеживается.
Мы, наверное, в следующем году выйдем на уровень меньше 10%, только чуть позже, чем мы предполагали. Мы предполагали, что это будет к концу I квартала, но, видимо, придется передвинуть эти ожидания на II квартал. Но в целом это совершенно очевидно, что так оно и будет. Следовательно, затем будет изменение соотношений в области потребительского спроса.
Какие принципиально новые решения запланированы на следующий год для улучшения инвестклимата?
Это касается, конечно же, и новой редакции дорожных карт, предпринимательской инициативы. Они заканчиваются именно с этим годом, 2015-м. Вот мы сейчас разработали их продолжение. Это касается улучшения климата в части таможенного администрирования, в части налогового администрирования, в оформлении прав собственности и так далее. Это, конечно же, все программы поддержки малого и среднего бизнеса.
Мы создали корпорацию, единую систему одного окна, которая обеспечивает и финансовую поддержку, и нефинансовую поддержку малого и среднего предпринимательства. Мы создали систему его допуска к экспортным возможностям. Российский экспортный центр - это тоже одно окно для экспортеров, начинает нам вытягивать несырьевой экспорт.
Инвестиции в малый и средний бизнес в уходящем году несколько раз снизились, и были даже цифры в 6 раз. У вас есть какой-то целевой ориентир именно по малому и среднему бизнесу для выравнивания положения?
Наша задача - уменьшить риск. Значит, риск можно по средствам предоставления бюджетных гарантий, что, собственно говоря, мы и делали в этом году через агентства кредитных гарантий, и сейчас через вновь созданную корпорацию поддержки малого и среднего бизнеса. Вот. И темпы сейчас растут довольно бурно. Во многом, конечно, ситуация здесь будет от политики Банка России.
Более выгодные по сравнению с коммерческими банками условия кредитования малого, среднего бизнеса, да и других крупных проектов предоставлял ВЭБ и институты группы ВЭБа. На сегодняшний день ВЭБ сам оказался в сложных условиях, во многом благодаря вот тем, тому, что выполнял такие задачи. Как решается вопрос, как будет решен вопрос о его спасении?
Проблема ВЭБа отчасти связана с тем, что он действительно выполнял специальные задачи, то есть выступал кредитором, во-первых, на очень длительные сроки, а, во-вторых, там, где коммерческая эффективность была не очевидна, а народнохозяйственная значимость высока. Это касается олимпийских проектов, некоторых других. Но это только часть, часть ситуации.
Вторая часть связана с тем, что ВЭБ традиционно будучи очень высокорейтинговым заемщиком, привлекал выгодно средства, фондировался на глобальных рынках капитала, а сейчас оказался лишен этой возможности. Большой объем валютной задолженности, которую трудно рефинансировать совпал по срокам с реализацией этих рисков по специальным инвестиционным проектам. Это действительно поставило ВЭБ в сложную ситуацию.
Хотя здесь я бы все-таки отделил бы ВЭБ от институтов группы ВЭБ. Потому что здесь такие высокоэффективные и хорошо работающие институты, как Российский фонд прямых инвестиций, который имеет мощную финансовую базу и широкий спектр отношений с зарубежными инвестиционными организациями. И он довольно эффективно вкладывается в крупные экономические проекты. Вот последние его вложения вместе со средствами Фонда национального благосостояния в "Сибур", высокую степень переработки нашего нефтяного и газового богатства. Это отличный пример диверсификации.
Это тот же российский экспортный центр, который создан на базе двух дочек ВЭБа - ЭКСАР - агентство гарантий и страхового покрытия и "Росэксимбанк" - агентство по непосредственному кредитованию экспорта. Сейчас они самостоятельно работают с самостоятельным бюджетом, и во многом их работа позволяет как раз развивать несырьевой экспорт.
Возвращаясь все-таки к ситуации с ВЭБом, я считаю, что мы, конечно же, должны предпринять меры по финансовому оздоровлению компаний, по очистке его баланса, от несвойственных ему активов, в том числе токсичных активов, по повышению капитализации этого института. Если мы хотим, чтобы он, на самом деле, был институтом развития, я думаю, что мы все этого хотим, то, конечно же, наверное, потребуются изменения и в структуру управления, и, возможно, даже в закон "О государственной корпорации развития", которая предоставила бы, может быть, возможности для разделения баланса ВЭБ между коммерчески эффективными и специальными проектами и так далее. Это большая работа. Но в любом случае, я думаю, что она будет сделана и ВЭБ все-таки вернется, ну, в такую в роль, в роль активного института развития.
Но пик выплат по внешним долгам ВЭБа приходится уже на первый план 2016 года. Соответственно решение нужно принимать быстро. Как скоро они могут быть приняты?
Я думаю, это вопрос дней, на самом деле. Сейчас подготовлен некий план, дорожная карта, по принятию соответствующих решений. Вот мы сейчас в финальной стадии обсуждения этого плана. Я думаю, что мы сможем быстро завершить эту работу. На следующий год падает довольно большой объем, но некритичный внешних выплат. Их общая сумма не превышает 3 миллиардов долларов. Это вполне посильная для ВЭБа величина. Поэтому мы с этим справимся.
С моей точки зрения, главное не это. А главное то, чтобы ВЭБ по-прежнему смог выполнять свою функцию. Чтобы он не просто существовал, выполняя свои обязательства, но и мог поддерживать какие-то принципиальные направления, которые сулят подъем нашей экономики.
Решение остановить средства ФНБ на депозитах ВЭБа - это уже часть вот этого плана? Уже утвержденный? Или тоже еще обсуждаемых?
Я думаю, что это практически решенный вопрос. И то, чтобы оставить средства ФНБ, и о том, чтобы сделать более комфортными условия, по которым ВЭБ привлекает эти средства с точки зрения стоимости обслуживания. Вот. Я думаю, что это практически решенный вопрос.
Глава Счетной палаты обратила внимание на то, что порядка 4 триллионов рублей находится сегодня на счетах и на депозитах разных госкомпаний в качестве, либо в качества авансовых платежей, либо, там, взносов в уставной капитал. Это те средства, которые должны были бы работать, но не работают. Видите ли вы проблему здесь?
Я, безусловно, вижу эту проблему. Но я хотел бы предостеречь от такого, что ли, фронтального использования цифр. Под общей цифрой скрыты совершенно различные экономические отношения, связи и так далее. Вот я возьму одну часть этой цифры, половину ее, которая связана с более близким предметом. Это средства федеральной адресной инвестиционной программы.
Коллеги в Счетной палате считают, что примерно 2 триллиона рублей - это оценка незавершенного строительства. Ну, на самом деле, любое строительство, если вы положили один кирпич в здание, вы уже можете считать, это незавершенка. Но нужно оценивать ту его часть, которая выпала из нормального графика, то есть выплата из нормативного срока создания проекта. Если мы посмотрим с этой точки зрения, мы увидим, что гораздо меньшее количество строек, где омертвлены, замерзли, не работают средства, там измеряются ни триллионами, а сотнями миллиардов рублей. Тоже очень большие деньги, на самом деле. Поэтому, конечно же, мы будем тщательно относиться и к предоставлению имущественного взноса Российской Федерации в компании с госучастием, в государственные корпорации развития.
Мы уже приняли нормативное решение о том, что инвестиционные программы естественных монополий и компании с госучастием, куда в виде субсидий, имущественного взноса, перечисляются федеральные деньги, должны быть предметом отдельного мониторинга, отдельного учета, близкому к тому, что существует в рамках федеральной адресной инвестиционной программы бюджета и так далее. Это все очень важные решения, которые мы должны принимать. Единственное, против чего я хочу предостеречь и себя, и своих коллег, это против того, чтобы принимать автоматические решения. Ага, у него есть задолженность - значит, ему предоставлять больше не будем. Нет, надо вникнуть в ситуацию, понять, какая длительность инвестиционного цикла у одного, в одной отрасли, отрасль одна, эта длительность короче, у другой длинней. Это каждый раз это конкретный вопрос.
Но тем не менее вы видите проблемы в том, что часто у нас политические решения и соответственно субсидирование этих решений, финансовая поддержка, следует впереди технической разработки и обоснования подготовки того или иного проекта?
Так бывает, и зачастую принимаются решения по проектам, которые не прошли должную стадию проработки, проектно-сметной документации. Именно поэтому мы продвигаем идею двухэтапной подготовки принятия инвестиционного решения там, где речь идет о бюджетных деньгах, сначала обоснование с расчетами, с определением мощности, с определением предельной цены объекта, а уже затем принятия инвестиционного решения, и потом разработка соответствующей проектно-сметной документации. Так, с нашей точки зрения, будет гораздо эффективнее работать вся система.
Решение, согласно которому госкомпании должны будут в следующем году, к 1 апреля, вернуть непотраченные средства, неизрасходованные средства, обратно в бюджет. Как вы к нему относитесь? И высока ли вероятность того, что эти средства действительно вернутся? В каком объеме?
Это касается так или иначе не только госкомпаний. Это касается, например, субъектов федерации, которым предоставляются субвенции. Это касается тех объектов, которые включены в федеральную адресную инвестиционную программу.
Каждый год проводится такая работа. Оценка объема, это обычно несколько десятков миллиардов рублей, – 30, 40, 50 миллиардов рублей в год. Я не думаю, чтоб 16-й год был серьезным исключением из этого общего правила. Да, эти средства, которые будут направлены, введены в счет федерального казначейства, и затем, возможно, будет изменено целевое назначение использования этих, этих средств.
Мы вместе с Минфином договорились, в частности, по поводу субсидий, которые получают субъекты федерации по разным направлениям. У нас, кстати, очень такая множественная природа этих субвенций, у нас больше 70 их разных видов, этих трансфертов. Мы договорились о том, что мы совместно, Минэкономразвития и Минфин, будем делать заключения, вот если не получается должным образом освоить эти средства, и будем направлять их с изменением целевого назначения, то есть просто в бюджет, за исключением, может быть, только такого обстоятельства, как форс-мажорные обстоятельства, связанные с чрезвычайной ситуацией. Ну, природного, техногенного характера. Во всех остальных случаях они будут подниматься наверх.
Вы считаете это эффективным инструментом? Ведь поставить себя на место компании, да, проще, если перед тобой стоит необходимость вернуть деньги, проще их во время куда-то рассовать?
Вы знаете, мне кажется, я могу или мы можем себя поставить на это место, потому что у нас есть дочерняя компания, особые экономические зоны, которые будут поставлены вот именно в эти условия. Эти средства, которые на счетах у этой компании и у дочерних компаний, пройдут ровно эти процедуры.
Вы на сегодняшний день какой видите необходимость для пересмотра отношений федерального центра и регионов? На регионы сегодня возложены значительные социальные обязательства. И между тем, часть налогов в ряде регионов переводятся в федеральные налоги, и соответственно регионы лишаются части своих налогов?
Ну, мне кажется, что, во-первых, должна быть симметрия обязательств и источников рефинансирования. Еще мы 10 лет, принимая решение о том, что нельзя передать федеральные полномочия на уровне субъектов федерации, не снабдив его источником финансирования. Это первое.
Второе. Конечно же, в целом должно быть движение в сторону большего баланса, а именно передачи ряда полномочий с этими источниками субъектам. Это касается многих вещей. Это касается в том числе тех же особых экономических зон.
Мы хотим сейчас передавать в субъекты федерации в основе специальных соглашений и средства, и права, и полномочия, но и обязательства тоже. Нельзя просто, знаете, как некоторые главы субъектов федерации хотели бы, чтобы мы им деньги бы отдали и отвернулись и дальше не смотрели в их сторону. Но это не лучшее решение, не лучшее решение вопроса.
Мы отворачиваться не будем. Вот. Тем не менее в целом это очень правильно. Это касается, например, вопросов и земельного законодательства, земельного надзора, природного надзора и так далее. Там, где на местах, может быть, гораздо виднее многие обстоятельства.
Мне кажется, у нас есть шанс на то, что бюджеты субъектов будут лучше исполняться. То, что я уже сказал о том, что финансовый результат компаний на 44% сейчас лучше, чем был год назад. Это означает, что налог на прибыль будет гораздо выше. А налог на прибыль у нас делится в пропорции 9 к одному между субъектами федерации и федеральным уровнем. 18% ставки идет вниз, и только 2% достается федеральному бюджету. Это хорошее, я считаю, подспорье будет для бюджетов субъектов. Нам надо, чтобы они вернулись в ситуацию активного инвестирования, активной поддержки инвесторами.
Расскажите, как будут складываться наши отношения с нашими внешними партнерами. Украина, в частности. Новые формы отношений, новые страницы в торгово-экономических связях, начиная 2016 год, и связано это с началом действия зоны свободной торговли между Украиной и Евросоюзом. Что изменится, каких принципиальных изменений вы ожидаете в наших отношениях? И какую роль в этой ситуации играют международные институты? Ну, например, сейчас, после того как Украина отказалась выплачивать, фактически отказалась выплачивать долг России, например, там рейтинговое агентство повышает прогноз, повышает рейтинг Украины до стабильного, несмотря на то, что страна находится фактически в дефолте?
Значит, ну, давайте разделим этот очень комплексный вопрос. Действительно, с 1 января происходит торгово-экономической части Соглашения о зоне свободной торговли между Украиной и ЕС. Мы 2 года были в переговорном процессе, мы объясняли нашим коллегам, что Украина связана большим количеством обязательств в рамках СНГ, это обязательства в области технического регулирования, требований к сертификатам, к стране происхождения, к ветеринарным стандартам и так далее. Взять в одночасье аннулировать эти требования, то есть создать для наших производителей, наших экспортеров ситуацию, гораздо менее комфортную, чем она была в соответствии с этими соглашениями, просто так нельзя.
Либо нужно договориться о компенсациях, о переходных периодах, о том, каким образом сохранить для экспортеров России, Украины возможность поддерживать нормальные отношения, либо мы будем вынуждены защитить сами наших экспортеров и наших производителей. К сожалению, наши доходы не были услышаны.
Коллеги оперировали такими категориями, как Российская Федерация должна сохранить преференциальный режим нулевого тарифа для Украины, а Украина, может быть, вместе с Европейским союзом рассмотрит вопрос о сохранении технических преференций для России.
Это не тот разговор, который принят, международных экономических отношений. Поэтому мы, как я уже сказал, были вынуждены защищать свою экономику самостоятельно. Это указ президента и закон, который определен Государственной думой, о временной приостановке Соглашения о зоне свободной торговли СНГ для Украины. Это... Ничего травматического в этом нет. Это означает всего лишь, то что называется режим наибольшего благоприятствования для украинской торговли.
То есть украинский экспортер получит режим, не худший, чем экспортер любой другой страны – Германии, Франции, Англии, Бельгии, какой угодно. Будем работать в этих условиях. Будем учиться этому.
Мы при этом хотели бы, конечно, максимально сохранить контакты с нашими коллегами. Мы противники каких-то там обид или эмоциональных решений. Все-таки это жизнь, это торговля, от которой зависят миллионы людей, на самом деле. Не надо об этом забывать. И вот лозунг "На зло бабушке отморожу уши", наверное, здесь неприемлем. Будем работать.
Что касается международных организаций, то мы, конечно, были несколько удивлены позицией, которую занял Международный валютный фонд, такая дуальная позиция.
С одной стороны, они подтвердили тот, с моей точки, очевидный факт, что долг Украины перед Россией, 3 миллиарда долларов, - это суверенный долг. Значит, методология его регулирования абсолютно другая, чем корпоративного долга.
С другой стороны, они приняли решение о том, что даже если есть неурегулированный суверенный долг, это позволяет, тем не менее, реализовывать для страны, которая имеет неурегулированный долг, реализовывать программу поддержки МВФ. Это, конечно, странное, странное решение. Тем не менее будем исходить из него. И это означает, что будем защищать свои права, то есть суверенные права в суде. Я думаю, что 100% уверенности есть в том, что наша позиция в суде справедлива, эффективна и будет подержана судом. Другого вопроса не может быть.
Какая позиция международных рейтинговых агентств?
- К сожалению, рейтинговые агентства не свободны от некоторой политизации своих решений. Я думаю, что все-таки, если будет принято судебное решение, а я уверен, что оно будет принято в пользу Российской Федерации, агентства будут вынуждены пересмотреть свои оценки, потому что фактически дефолт по суверенному долгу просто будет в противоречии с теми решениями, которые они сейчас преждевременно принимают.
Нет опасений, что сегодня кто-то еще может решить, что России можно не платить?
Да. Сейчас еще кто-то может принять решение, что еще кому-то можно не платить.
И еще кому можно не платить?
Само это решение МВФ - это некое поощрение заемщика вести себя относительно кредитора несправедливо, неэффективно, не так, как это принято в международных экономических отношениях. В этом смысле это очень серьезное решение, которое касается и будущих заемщиков, и действующих заемщиков.
Почему бы Греции или каким-то другим странам, которые обременены очень высоким долгом, не прийти с той же идеей? Вот, очень легко открыть ящик Пандоры, очень трудно его захлопнуть назад. Поэтому это очень рискованное решение.
Может быть, это мотивация в отношении вполне конкретного кредитора? Вы не видите здесь вот такого, такой политической составляющей?
Может быть, она и есть. Но правовое решение не может быть индивидуальным. Если вы принимаете правовое решение, вы как бы даете оферту всем участникам. В этом вот особенность международных экономических отношений.
Какие у нас шансы сохранить контакты с турецкой экономикой и турецким бизнесом? Сегодня был подписан указ о расширении санкций в отношении этой страны.
Контакты мы, безусловно, сохраняем. Турция остается нашим большим торговым партнером. Наше эмбарго выборочно, очень выборочно, касается продовольствия, только отдельных его позиций.
Ограничение на деятельность компаний, турецких компаний, а также компаний в российской юрисдикции, которые контролируются турецкими собственниками, они секторальны, они касаются некоторых зон.
Квотирование, применение турецкой рабочей силы, оно все-таки устроено таким образом, что действующие контракты здесь не нарушаются. Здесь мы, мне кажется, мы очень осторожны.
Мы не хотели бы создавать проблем ни турецкому бизнесу, ни турецким гражданам, ни тем более нашему бизнесу и нашим гражданам.
Мы будем стараться находить эффективные решения, эффективные с точки зрения глобальной политики, с точки зрения понуждения того, кто ведет недружественную агрессивную политику, привести ее в соответствие с нормами международного права. Мы будем это дело отделять все-таки от обычных деловых отношений.
Какова возможность поддержки тех российских компаний, которые пострадают от разрыва в связи с Турцией, вы рассматриваете сегодня? Изначально такой вариант обсуждался?
Я думаю, что это возможно. Есть некоторые отрасли, такие как, например, туристическая индустрия, которая очень зависит от этого направления. И где как раз ограничения наиболее зримые, наиболее весомые. Или, например, позиция импортеров по ряду видов продовольствия, такие как, например, помидоры, где доля импорта из Турции очень велика. Конечно же, должны быть рассмотрены и должны быть приняты необходимые меры. Но пока эта ситуация находится в стадии оценки, мониторинга. Мы пока имеем только гипотезы о том, как это повлияет на финансовое положение компаний. Если эти гипотезы будут реализовываться, будем принимать меры поддержки.
Ну, и в завершение назовите наши главные задачи экономические на следующий год.
Я думаю, наша главная задача - это вернуть все-таки динамику нашей экономики, нашей социальной сферы в области положительных, позитивных значений. Это обеспечить стабильность и развитие, создать надежную базу для преодоления любых таких турбулентных движений. Они будут на мировых рынках и капиталов, и товаров, и так далее. Посеять уверенность наших граждан в нашем бизнесе, поддержать движение вперед.
Я желаю вам успехов. Большое спасибо!
- Всем успехов, всем удачи!
http://www.vestifinance.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter