10 мая 2017 Агентство нефтегазовой информации
На подоконнике в кабинете профессора Тюменского индустриального университета Василия Овчинникова сверкают обложками новые, только из типографии учебники «Технология бурения нефтяных и газовых скважин» в пяти томах. Осенью учебники получат студенты нового направления магистратуры, которые открывается под его руководством. Называется направление «Технологические решения строительства скважин на месторождениях со сложными геолого-технологическими условиями их разработки». Доктор технических наук, действительный член РАЕН Василий Овчинников считает, что в буровой науке есть многое, чего нынешние студенты не знают. А следовало бы.
- Скажите, что подразумевается под сложными условиями, указанными в названии нового направления?
- Пять лет назад средняя глубина скважины составляла три тысячи метров. Сейчас добыча идет гораздо глубже. Возьмём Бажен: нефть залегает на 3200-3300 метрах. В Оренбуржье – пять-семь тысяч метров. Доманиковые отложения находятся в пяти километрах. В таких условиях, естественно, возрастает температура, пластовое давление. Возникают вопросы, связанные не только с механикой бурения (хотя порода на глубине тверже – надо и режим бурения подбирать грамотно, и инструмент). Важно обеспечить герметичность вскрытых пластов. При температуре выше ста градусов цементный камень разрушается. По трещинам поднимаются пластовая нефть, газ, другие флюиды. Окружающая среда страдает от этого. К тому же, в пластовой нефти появляется сульфат иона магния, он вызывает коррозию обсадной колонны и цементной камеры.
Ещё один момент – гидроразрыв. Я к этому негативно отношусь. Если сделал первый – дальше надо делать второй, третий и так далее, чтобы увеличивать нефтеотдачу пласта. Но гидроразрыв дает эффект от силы 3-4 месяца. Это не тот путь. Надо создавать дренажную систему, бурить горизонтальный ствол и делать несколько стволов, многозабойную скважину. «КогалымНИПИнефть» сейчас разрабатывает эту технологию. Я думаю, это более эффективно. По их показателям дебит скважины возрастает в семь раз.
А ведь наука занимается этими вопросами. И наши ученики должны об этом знать.
- Сейчас они этого не знают?
- А им не рассказывают. Подготовка бакалавров для нашей специальности никуда не годится. После специалитета их сразу можно было поставить буровыми мастерами, на инженерные должности. А сейчас даже не определен статус выпускника, должность, которую он может занимать. В документах даже ничего не написано.
- Вы сказали, что студенты не знают актуальных научных разработок. На чем в этом плане основана ваша учебная программа? Что нового услышат магистранты?
- Одно направление я уже очертил. Далее – коррозионная стойкость цементной камеры. Специалистов по этому направлению в Тюмени нет. Но они есть в Уфе – например, Фарит Агзамов (доктор технических наук, член-корреспондент РАЕН, завкафедрой «Бурение нефтяных и газовых скважин» в УГНГУ). Бурением на море, на шельфе хорошо занимаются сотрудники РГУ имени Губкина. В области разрушения горных пород в России остался единственный специалист – Анатолий Попов.
Моя идея – приглашать их и других ученых для чтения лекций. С Уфой, например, уже есть договоренность.
- Но они ведь не смогут часто прилетать в Тюмень.
- А часто и не надо. Скажем, Агзамов прилетает, работает с магистрантами по восемь-десять часов, за пять-шесть дней начитывает им материал и улетает. И так далее.
Возникает ситуация двойной пользы. Магистры узнают, что происходит в вузах других городов, расширят свой профессиональный кругозор. А ученые будут привлекать их для решения своих научных проблем. Вот я, например, занимаюсь цементными растворами. Естественно, я двоих-троих ребят привлеку к работе.
- План теоретической подготовки звучит здорово. А что насчет практической? Когда я узнал о новом направлении, я сразу представил себе лабораторию с тренировочным оборудованием, на котором можно отрабатывать навыки буровика. Есть у вас такие планы?
- Есть. Но тут такая ситуация…
В свое время, когда несколько лет назад работал на кафедре бурения, я участвовал в создании международного учебного центра в университете. С помощью фонда развития купили установку, которая полностью имитирует условия бурения. Сделали тренажер, модернизировали его. Сейчас прихожу – всё, не работает.
Далее. При мне за 28 миллионов покупали установку по оценке степени загрязнения пласта. Зачем она нужна? Вот я разработал рецепт бурового раствора, на этой установке прокачиваю его через образец породы. Задача буровика ведь не только бурить, надо еще сохранить естественные свойства пласта. Буровых растворов сейчас создают много. И как новинки отразятся на пласте, никто не знает. С помощью установки можно это проверить.
А она сейчас валяется разобранной где-то в аудиториях. Надо ее снова смонтировать, заменить пришедшие в негодность узлы. Для этого придется приглашать зарубежных специалистов, у которых ее заказывали. На это еще несколько миллионов надо потратить. Легче новую купить.
- И что же, их нельзя использовать?
- Можно. И я хочу это сделать. Сейчас закончу с программой и буду ходить по проректорам, добиваться восстановления.
- Реально успеть к учебному сезону, как думаете?
- Если будет финансирование, реально.
- Пока вы называли только наших ученых и говорили об опыте российских компаний. Собираетесь ли вы учесть в программе и зарубежный опыт тоже?
- Каждый ученый анализирует и зарубежные источники тоже. Поэтому об их опыте магистранты узнают. Насчет приглашений… Планировал позвать Владимира Войтенко, специалиста в области горного дела из Минска. Можно привлечь и Виктора Данишевского, потомственного эксперта в области цемента, он в США живет. Но все зависит от финансов.
Вообще приглашать зарубежников, конечно, можно. Но я не сторонник этого. Наши больше знают. Пример: был в компании «Shell». Американский специалист докладывает о цементных растворах. Задаю вопрос: как вы готовили образцы для рентгеноструктурного анализа? Он отвечает: это не мое дело, этим занимается лаборант. Своеобразное разделение труда в науке. Да и мы уже пришли к тому, что если ты занимаешься цементом, то ничего не знаешь, например, о глинистых растворах. А знать надо много.
- Насколько вообще нужна буровику серьезная научная подготовка? Может быть, это только время отнимает?
- Был такой эпизод. Виктор Иванович Вяхирев, который тогда возглавлял «Тюменьбургаз», говорил мне: что эта наука ваша, ничего она не дает. Я говорю: Виктор Иваныч, попробуй, позанимайся. И он под моим руководством написал кандидатскую диссертацию, потом докторскую. После этого он при мне вызывает главного геолога, классного специалиста, и говорит: если ты через год не станешь кандидатом наук, можешь освобождать место. Всех начальников отдела он заставил заниматься наукой.
Наука – такое дело… Как говорит Владимир Поляков из Уфы, специалист в области предупреждения и борьбы с поглощениями, это болезнь, и болезнь эта – чесотка. Стоит только тронуть – и уже не остановишься.
Вот Оксана (соискатель ученой степени кандидата наук, работает под руководством Овчинникова – прим. авт.) сейчас читает бакалаврам лекции о цементных растворах. И она меня спрашивает: а можно я тоже приду на занятия магистров? Конечно, это же в плюс! Да я и сам пойду обязательно. Хотя тот же Агзамов – мой друг, мы давно знакомы. Но я хочу знать, чем он дышит. И он, приехав сюда, пойдёт на мою лекцию. Это взаимообучение.
- Многие ли заинтересуются всем этим многообразием? Каковы ваши ожидания?
- Думаю, конкурс будет большим. Ну, пока, честно говоря, играет моя фамилия. Ребята меня еще не забыли.
Важно, что набирать в магистратуру мы будем по итогам собеседования. Я лично буду с ними разговаривать. Понимаете, это же первый выпуск! Он должен быть элитным. Есть же в театральных вузах мастерские под авторским руководством. Вот здесь будет мастерская Овчинникова (улыбается). Самое главное – я вижу перспективу в этом направлении подготовки.
http://www.angi.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
- Скажите, что подразумевается под сложными условиями, указанными в названии нового направления?
- Пять лет назад средняя глубина скважины составляла три тысячи метров. Сейчас добыча идет гораздо глубже. Возьмём Бажен: нефть залегает на 3200-3300 метрах. В Оренбуржье – пять-семь тысяч метров. Доманиковые отложения находятся в пяти километрах. В таких условиях, естественно, возрастает температура, пластовое давление. Возникают вопросы, связанные не только с механикой бурения (хотя порода на глубине тверже – надо и режим бурения подбирать грамотно, и инструмент). Важно обеспечить герметичность вскрытых пластов. При температуре выше ста градусов цементный камень разрушается. По трещинам поднимаются пластовая нефть, газ, другие флюиды. Окружающая среда страдает от этого. К тому же, в пластовой нефти появляется сульфат иона магния, он вызывает коррозию обсадной колонны и цементной камеры.
Ещё один момент – гидроразрыв. Я к этому негативно отношусь. Если сделал первый – дальше надо делать второй, третий и так далее, чтобы увеличивать нефтеотдачу пласта. Но гидроразрыв дает эффект от силы 3-4 месяца. Это не тот путь. Надо создавать дренажную систему, бурить горизонтальный ствол и делать несколько стволов, многозабойную скважину. «КогалымНИПИнефть» сейчас разрабатывает эту технологию. Я думаю, это более эффективно. По их показателям дебит скважины возрастает в семь раз.
А ведь наука занимается этими вопросами. И наши ученики должны об этом знать.
- Сейчас они этого не знают?
- А им не рассказывают. Подготовка бакалавров для нашей специальности никуда не годится. После специалитета их сразу можно было поставить буровыми мастерами, на инженерные должности. А сейчас даже не определен статус выпускника, должность, которую он может занимать. В документах даже ничего не написано.
- Вы сказали, что студенты не знают актуальных научных разработок. На чем в этом плане основана ваша учебная программа? Что нового услышат магистранты?
- Одно направление я уже очертил. Далее – коррозионная стойкость цементной камеры. Специалистов по этому направлению в Тюмени нет. Но они есть в Уфе – например, Фарит Агзамов (доктор технических наук, член-корреспондент РАЕН, завкафедрой «Бурение нефтяных и газовых скважин» в УГНГУ). Бурением на море, на шельфе хорошо занимаются сотрудники РГУ имени Губкина. В области разрушения горных пород в России остался единственный специалист – Анатолий Попов.
Моя идея – приглашать их и других ученых для чтения лекций. С Уфой, например, уже есть договоренность.
- Но они ведь не смогут часто прилетать в Тюмень.
- А часто и не надо. Скажем, Агзамов прилетает, работает с магистрантами по восемь-десять часов, за пять-шесть дней начитывает им материал и улетает. И так далее.
Возникает ситуация двойной пользы. Магистры узнают, что происходит в вузах других городов, расширят свой профессиональный кругозор. А ученые будут привлекать их для решения своих научных проблем. Вот я, например, занимаюсь цементными растворами. Естественно, я двоих-троих ребят привлеку к работе.
- План теоретической подготовки звучит здорово. А что насчет практической? Когда я узнал о новом направлении, я сразу представил себе лабораторию с тренировочным оборудованием, на котором можно отрабатывать навыки буровика. Есть у вас такие планы?
- Есть. Но тут такая ситуация…
В свое время, когда несколько лет назад работал на кафедре бурения, я участвовал в создании международного учебного центра в университете. С помощью фонда развития купили установку, которая полностью имитирует условия бурения. Сделали тренажер, модернизировали его. Сейчас прихожу – всё, не работает.
Далее. При мне за 28 миллионов покупали установку по оценке степени загрязнения пласта. Зачем она нужна? Вот я разработал рецепт бурового раствора, на этой установке прокачиваю его через образец породы. Задача буровика ведь не только бурить, надо еще сохранить естественные свойства пласта. Буровых растворов сейчас создают много. И как новинки отразятся на пласте, никто не знает. С помощью установки можно это проверить.
А она сейчас валяется разобранной где-то в аудиториях. Надо ее снова смонтировать, заменить пришедшие в негодность узлы. Для этого придется приглашать зарубежных специалистов, у которых ее заказывали. На это еще несколько миллионов надо потратить. Легче новую купить.
- И что же, их нельзя использовать?
- Можно. И я хочу это сделать. Сейчас закончу с программой и буду ходить по проректорам, добиваться восстановления.
- Реально успеть к учебному сезону, как думаете?
- Если будет финансирование, реально.
- Пока вы называли только наших ученых и говорили об опыте российских компаний. Собираетесь ли вы учесть в программе и зарубежный опыт тоже?
- Каждый ученый анализирует и зарубежные источники тоже. Поэтому об их опыте магистранты узнают. Насчет приглашений… Планировал позвать Владимира Войтенко, специалиста в области горного дела из Минска. Можно привлечь и Виктора Данишевского, потомственного эксперта в области цемента, он в США живет. Но все зависит от финансов.
Вообще приглашать зарубежников, конечно, можно. Но я не сторонник этого. Наши больше знают. Пример: был в компании «Shell». Американский специалист докладывает о цементных растворах. Задаю вопрос: как вы готовили образцы для рентгеноструктурного анализа? Он отвечает: это не мое дело, этим занимается лаборант. Своеобразное разделение труда в науке. Да и мы уже пришли к тому, что если ты занимаешься цементом, то ничего не знаешь, например, о глинистых растворах. А знать надо много.
- Насколько вообще нужна буровику серьезная научная подготовка? Может быть, это только время отнимает?
- Был такой эпизод. Виктор Иванович Вяхирев, который тогда возглавлял «Тюменьбургаз», говорил мне: что эта наука ваша, ничего она не дает. Я говорю: Виктор Иваныч, попробуй, позанимайся. И он под моим руководством написал кандидатскую диссертацию, потом докторскую. После этого он при мне вызывает главного геолога, классного специалиста, и говорит: если ты через год не станешь кандидатом наук, можешь освобождать место. Всех начальников отдела он заставил заниматься наукой.
Наука – такое дело… Как говорит Владимир Поляков из Уфы, специалист в области предупреждения и борьбы с поглощениями, это болезнь, и болезнь эта – чесотка. Стоит только тронуть – и уже не остановишься.
Вот Оксана (соискатель ученой степени кандидата наук, работает под руководством Овчинникова – прим. авт.) сейчас читает бакалаврам лекции о цементных растворах. И она меня спрашивает: а можно я тоже приду на занятия магистров? Конечно, это же в плюс! Да я и сам пойду обязательно. Хотя тот же Агзамов – мой друг, мы давно знакомы. Но я хочу знать, чем он дышит. И он, приехав сюда, пойдёт на мою лекцию. Это взаимообучение.
- Многие ли заинтересуются всем этим многообразием? Каковы ваши ожидания?
- Думаю, конкурс будет большим. Ну, пока, честно говоря, играет моя фамилия. Ребята меня еще не забыли.
Важно, что набирать в магистратуру мы будем по итогам собеседования. Я лично буду с ними разговаривать. Понимаете, это же первый выпуск! Он должен быть элитным. Есть же в театральных вузах мастерские под авторским руководством. Вот здесь будет мастерская Овчинникова (улыбается). Самое главное – я вижу перспективу в этом направлении подготовки.
http://www.angi.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter