«Из Марокко в Россию меня доставили как дипломатический груз» » Элитный трейдер
Элитный трейдер


«Из Марокко в Россию меня доставили как дипломатический груз»

26 июня 2017

Уголовное дело трейдера Алексея Калиниченко стало одним из самых громких в финансовой сфере. Молодой амбициозный бизнесмен, создатель компаний «Ливингстон Инвестмент», ООО «Глобал Гейминг Экспо» и ООО «Ю-Ти-Джи», клиентская база которых составляла 4 тыс. человек, привлек больше 1 млрд рублей средств для вложений на рынке Forex. Но компании обанкротились, деньги пропали, а Алексей Калиниченко в возрасте 34 лет был приговорен к 7,5 года лишения свободы за мошенничество — организацию финансовой пирамиды. Среди пострадавших был, по слухам, сын экс-председателя Госдумы Бориса Грызлова, по делу проходили владельцы Банка24.ру. На прошлой неделе Алексей Калиниченко вышел на свободу и дал свое первое интервью Znak.com.

«Ошибка в том, что я не сумел защитить свой бизнес»

— Алексей, ничего не выдает в вас недавнего сидельца. Одеты вы парадно. Начинаете новую жизнь?

— Да, я надеюсь, что она скоро уже начнется. Сейчас еще в себя прийти надо. Семь с половиной лет заключения все равно сказываются.

— Что-то изменилось в вашем восприятии мира, бизнеса?

— Очень многое изменилось. Начинаешь видеть все реалии — отчетливо понятно, как построен бизнес в России, какие механизмы и на что влияют.

— Мне кажется, что вы и раньше считали себя продвинутым бизнесменом.

— Считать себя можно кем угодно. Вопрос в том, насколько это соответствует окружающей тебя действительности.

— То есть раньше вы ошибались?

— Вы знаете, можно к ошибкам отнести наивность. В 2002 году, когда мы начинали финансовый бизнес, мне было 23 года. Это была определенная вера в какую-то чистоту, порядочность. В то время я даже не задумывался, что существуют подводные камни, тем более в виде структур, которые тебя должны защищать. Ошибка в том, что я не сумел защитить свой бизнес. Я чувствую ответственность перед теми людьми, которые потеряли деньги. У меня есть планы провести какую-то общую большую встречу с потерпевшими и в Москве, и в Санкт-Петербурге, и в Екатеринбурге. Найти площадку, пообщаться, составить совместный план, как мы будем компенсировать убытки по итогам всей этой истории. Однозначно она будет закончена, доведена до конца.

— Там общий ущерб около 2 млрд рублей, если я не ошибаюсь?

— Сумма, исчезнувшая случайным образом со счетов моих компаний, которые обслуживались в Банке24.ру, на тот момент, а это 2006-й год, была порядка 4,5 млрд рублей. Сейчас уже столько времени прошло, я даже не представляю, как эти деньги можно вернуть. В то время на это были шансы. Это абсурд, что в банке не смогли найти деньги, когда все взаиморасчеты с каждым клиентом проводились по безналу. Не было ни одной сделки, где бы проходил кэш, где можно было бы что-то утаить, спрятать. Найти деньги по банковскому следу — это полчаса работы, можете спросить у любого сотрудника отдела безопасности любого банка. Сумма, которую я должен клиентам, составляет 2 млрд 100 млн рублей. Это с учетом инфляции за все прожитые годы.

«В Москве я встречаюсь с представителями крупного банка»

— Как их можно вернуть? Заработав на каком-то новом бизнесе?

— Я завтра вылетаю в Москву, у меня там запланирована встреча с представителями достаточно крупного банка. Не буду пока его называть, чтобы не сглазить. Главное, что инициатива сотрудничества была с их стороны. Мы планировали эту схему, когда я в первый раз подавал ходатайство на условно-досрочное освобождение. И планировал, что если я освобождаюсь в декабре 2014 года, то с января 2015 года уже начну выплачивать средства клиентам и к 2018 году восстановлю все их потери.

— Вы будете наемным сотрудником банка?

— Мы говорим о том, что банк введет новую услугу — доверительное управление, и буду консультировать в рамках этого продукта.

— А вам не запрещено работать в финансовой сфере?

— Нет, ограничений никаких нет.

— В отношении вас расследовалось еще одно уголовное дело — по обналичиванию. Чем оно закончилось?

— В отношении меня было три или четыре уголовных дела. По статье 159 УК РФ («Мошенничество») сначала было одно большое уголовное дело. Но когда меня в рамках экстрадиции привезли в Россию в мае 2011 года… Кстати, это отдельная история, как меня сюда привезли. Официально же, по паспорту, меня до сих пор в России нет.

— Почему?

— Потому что меня из Марокко в Россию доставили как дипломатический груз. У меня в паспорте нет штампа, что я пересек границу. Так вот, что касается уголовного дела, то по нему проходило больше 3 тысяч потерпевших. Спустя какое-то время ГУ МВД России по УрФО (сейчас расформировано — Znak.com) берет и дробит большое дело на два. Там около 3 тыс. потерпевших остаются в одном деле, а чуть больше 50 потерпевших выводят в «маленькое дело». По нему проводят все процедуры, доводят до суда и выносят приговор. А второе, «большое» дело прекращают. Потому что нельзя дважды судить человека за одно и то же преступление. Таким образом следственные органы кинули три тысячи потерпевших, усложнив им процедуру защиты своих прав. Сейчас люди вынуждены в гражданском порядке бегать по районным судам, восстанавливать сроки давности, которые уже истекли, чтобы взыскать средства. Было уголовное дело 174-й статье УК («Легализация (отмывание) денежных средств»), но это дело было закрыто за отсутствием состава преступления. Никаких уголовных дел в отношении меня сейчас нет.

«Ты через интернет смотришь, как у тебя рушится все»

— Говорят, вы в тюрьме книгу написали?

— Да, называется «Тотальное танго». Вы не читали? Она опубликована. Рекламный тираж — около 1 тыс. экземпляров. Опубликовал ее екатеринбургский благотворительный фонд «Улица», этот фонд был учрежден, пока я сидел.

— А не хотите выйти в «большую литературу» с этой книгой, вдруг бестселлером станет?

— Честно говоря, я стесняюсь. Это авантюрный роман. Давайте сюда еще добавим сублимацию всех чувств, которые накапливаются за период изоляции.

— Эта книга автобиографична?

— Чуть-чуть.

— Просто если это книга о красивой жизни, то вы же красиво пожили в Италии, как я понимаю?

— Что такое красивая жизнь? Это когда есть спокойствие, когда можно получать удовольствие от жизни, а не тогда, когда нет спокойствия, когда чужая страна, чужой менталитет, чужие люди, чужой язык и нет никакой поддержки ниоткуда. Ты на расстоянии через интернет смотришь, как у тебя рушится все, созданное за годы. Я уехал из России в июле 2006 года. Я уехал в отпуск — из Санкт-Петербурга, на машине, через Финляндию. Гулял, катался, отдыхал, все было нормально. В августе сначала пришла новость, что я больше не являюсь акционером банка Банка24.ру. Появился этот злополучный передаточный акт, по которому я якобы передал, подарил свои акции банку. У нас был конфликт, потому что владельцы банка хотели направлять деньги на скупку промышленных активов, а я не видел гарантий возврата. 1 сентября против меня возбуждается уголовное дело, и уже 5 сентября на тот момент заместитель генерального прокурора в УрФО Юрий Золотов дает интервью, в котором называет меня преступником и мошенником.

— И после этого вы решили не возвращаться?

— Да. Если бы я вернулся, то сразу же оказался бы в СИЗО №?1 в Екатеринбурге. В городе, где у меня ни над чем не было контроля. А в Санкт-Петербурге за меня многие люди готовы были вступиться.

«Я себя вел эпатажно, но это было частью стратегии»

— Так вас жизнь в Италии не устраивала?

— Устраивала, но все равно это невроз. В Италии все произошло очень просто. В феврале 2007 года меня объявили в федеральный розыск, причем это было абсурдно, потому что все знали мое местонахождение. Николай Мордасов (экс-глава ГУ МВД по УрФО — Znak.com), Андрей Тараненко (экс-начальник следственной части ГУ МВД по УрФО — Znak.com) — все знали, где я нахожусь. Можно было приехать, допросить меня. Делается это очень легко: пишется дипломатическая нота в МИД, приезжают следователи, допрашивают. Но этого не было сделано.

Потом я был объявлен в международный розыск. После этого я обратился в Италии к одному адвокату. Мы с ним проанализировали всю историю, поехали в офис Интерпола договариваться. Они не смогли арестовать меня сразу, так как не были готовы документы для моего ареста, не хватало бумаг из России. Мы год ждали, пока документы шли, — с марта 2007 года по июнь 2008 года. Дальше процедура была известна — приехали, арестовали меня, четыре дня я провел в итальянской тюрьме, после чего по решению суда меня перевели под домашний арест.

Год мы судились по экстрадиции, в итоге суд во Флоренции отказал в экстрадиции, но не по тем причинам, что освещались в СМИ. Дело доходило до смешного. Итальянский суд несколько раз делал запрос, чтобы понять фабулу дела, в чем меня обвиняют. Один раз Россия прислала документы, в которых фигурировала сумма нанесенного ущерба около 1 млрд рублей. Потом в ходе заседания суд снова сделал запрос. Пришел второй пакет документов, где была указана сумма ущерба уже 200 млн рублей. Судья не понимает, что происходит. Делает третий уточняющий запрос, приходит ответ про 70 млн рублей. Дошло до того, что судья говорит: «Синьор Калиниченко, может, подождем еще пару месяцев, сделаем еще один запрос и там будет ущерб ноль?». В итоге мы выиграли процесс, потому что толком не было сформулировано ни обвинение, ни ущерб, не было ничего. А следователи запустили в СМИ информацию, что я какой-то сайт создал, где угрожал сам себе и предоставил это в суд, чтобы показать, что есть угроза моей жизни. И сейчас эту схему — что якобы я вот так обманул итальянских судей — преподают в вузах.

— Сильно отличается итальянская тюрьма от российской?

— Сильно. Там другие условия содержания. Там больше доверия, которое строится на уважении людей. У нас этого еще долго не будет, потому что у нас в тюрьме каждый норовит что-то урвать — и арестант, и другая сторона. Люди в СИЗО сидят каждый по полгода, по году. Находиться в камере, где у тебя 20-30 человек соседей и не хватает спальных мест, очень тяжело. И начинаются хитрости. С другой стороны, можно понять ГУФСИН, что нет средств, нет бюджета, чтобы что-то расширять, достраивать, улучшать. Спонсорскую помощь не оказать. Замкнутый круг — вроде бы всех можно понять, но страдают больше всего те, кто там сидит. И начинается противостояние. Для молодежи человек в форме — враг, который заточил их в тюрьму.

— А вы не озлобились на людей в форме?

— Я всегда старался философски ко всему относиться в жизни. Надо спрашивать не «за что», а «для чего». Все для чего-то дается. Я себя вел эпатажно, но это было частью стратегии на тот период времени, в начале заключения. Это была продуманная стратегия поведения хотя бы для того, чтобы привлечь к себе определенное внимание, застраховать некоторые риски моего пребывания в СИЗО. Когда к человеку есть внимание со стороны прессы, ему там находиться безопаснее.

— Сработало в итоге?

— Я думаю, да, раз я пока еще жив.

«Первые несколько месяцев работал в храме»

— Вы в какой колонии отбывали наказание? Чем занимались там?

— В ИК-2, в Екатеринбурге. Первые несколько месяцев работал в храме. Меня туда определили как в своем роде безопасное место. Я человек не тюремный, мне это все чуждо — тюремные разборки, интриги. Когда я приехал, администрация тюрьмы прекрасно понимала, что провоцировать конфликты — резко вбрасывать меня в колонию — не стоит. Я им за это благодарен: они достаточно деликатно погрузили меня в реальность. Потом стал знакомиться с лагерем, смотреть что, где, как происходит. Участвовал по мере необходимости в разных общественных мероприятиях. В последнее время я там разошелся с «шоу-бизнесом» — как говорится, это уже издержки пересиженного срока. Мы там возобновили КВН — детский сад, конечно. Провели там несколько игр.

— Поработав в храме, вы не стали глубоко верующим человеком?

— У меня всегда было достаточно лояльное отношение к церкви. Но, понимаете, есть вера, а есть религия — это две разные вещи, к сожалению. То, как устроена церковь, вся эта структура — она очень далека от некой духовности. Вчера я заходил в один храм, и лишь с третьего раза нашел вход, хотя там двери — везде. Несколько входов, но открыт лишь один. Разве это правильно? Все двери должны быть открыты, тем более в воскресенье. На мой взгляд, это хорошо символизирует нашу церковь.

— Что за благотворительный фонд «Улица», про который вы упомянули?

— Идея его создания пришла в тюрьме. Порядка 80% контингента попали за решетку по статье 228 УК РФ («Незаконное приобретение, хранение наркотических веществ»). Причем сидят те, кто употребил наркотики. То есть человек не причинил вреда никому — не совершил преступление ни против личности, ни против собственности. Он побаловался, сделал хуже себе. Это работа психолога, а не исправительной системы. И вот они попадают в эту среду — а там люди разные есть — и начинают этим пропитываться. Часто видишь — заходит в камеру избалованный ребенок, вот он такой спокойный, папа зарабатывает и дает ему деньги, он по дурости с друзьями гульнул, силы не рассчитал и нарвался на патруль. Раз — и жизнь перевернулась. Из тюрьмы он освобождается другим. Да, он становится сильнее, уверенней в себе, потому что чувствует, что у него теперь есть поддержка из другого мира — а там очень мощная поддержка на самом деле. Люди, которые хотя бы год провели в тюрьме, обрастают там такими связями, что могут любые вопросы решать — насколько хватает мозгов. И вот у меня возникла идея: надо сделать, чтобы молодежь в тюрьму не попадала, для этого надо занять ее. Наш фонд организует культурно-массовые мероприятия, какие-то акции проводят, облагораживают дворы.

— На какие средства существует этот фонд?

— На частные пожертвования. Кроме того, мы участвуем в тендерах.

— Вы учредитель там?

— Нет, меня нет в учредителях, я просто консультант. Я сейчас нигде не могу быть в учредителях, поскольку в компании сразу же возникнут определенные риски из-за моих долгов по гражданским искам. Я, конечно, выйду из тени, но сначала надо понять, какие у меня есть ресурсы и возможности. Я сейчас общаюсь с судебными приставами. В поездках по России я не ограничен. Что касается выездов за границу, мы сейчас обсуждаем с судебными приставами, как это сделать. Когда Россия запрашивала меня в Марокко, было дано гарантийное письмо, в котором мне обязались предоставить беспрепятственное возвращение — у меня же там остались два ребенка.

— В Марокко?

— Один в Марокко, второй в Италии.

— То есть они родились за то время, пока вы находились в розыске? В Екатеринбурге ведь тоже у вас дети есть?

— Да. Я со всеми поддерживаю отношения.

«В Италии были арестованы практически все мои друзья»

— А активы за рубежом у вас остались? Что с ними стало?

— У меня в Италии была винная компания, мы там занимались аукционными винами — это ниша, которая пока не занята. Еще недвижимостью занимались. Тоже реализовали интересную модель бизнеса, которая в России невозможна из-за законодательных ограничений. Что хорошо в Европе — там очень мало ограничений и ты вправе реализовывать любые схемы и модели бизнеса.

— Сейчас это действующие компании?

— После моего ареста в Марокко, в Италии были арестованы практически все мои знакомые и друзья, практически весь круг, в котором я вращался. Просто абсурд. Под домашний арест попала моя жена, еще несколько друзей. Да, я согрешил в самом начале, когда оформлял гражданство через фиктивный брак. Фиктивный брак отменили, а тех, кто участвовал в этом, арестовали. Вот так получилось некрасиво.

— А недвижимость?

— Есть дом в Италии, он все еще под арестом. Я подарил этот дом жене. В Марокко у меня ничего нет.

— А на какие деньги вы все это покупали? Это были средства вкладчиков?

— Когда возбудили уголовное дело, все мои счета были заблокированы. Что мне удалось сделать — это продать имущество в Санкт-Петербурге. Дом. Спасло то, что он был оформлен не на меня. Эти средства и остались к существованию. Было с чего начать в Италии.
«Меня нельзя подпускать к казино»

— У вас сейчас есть деньги на жизнь?

— Друзья помогают. Оказываю чисто дружеские консультации по рынку. Я помогаю моим друзьям, они помогают мне как-то восстановиться после тюрьмы. Сейчас я живу по принципу: не имей сто рублей, а имей сто друзей.

— Никто из них от вас не отвернулся?

— Нет. Я помню, что когда огласили приговор, то был шквал писем от потерпевших. Люди писали, что не ожидали такой концовки, что им очень жаль.

— Вот вы сказали, что в тюрьме очень быстро обрастаешь связями из криминального мира. А у вас такие тоже появились или вам как-то удалось абстрагироваться от этого мира?

— Мы очень много внимания уделяем ярлыкам, которые навешивают на кого-то. При этом мы редко обращаем внимание, каким человек является по сути, руководствуясь внешними оценками. Если взять человека, которого называют криминальным авторитетом, убрать с него этот ярлык, пообщаться с ним 2-3 часа, то ты увидишь другую личность, которая не имеет ничего общего с криминалом. Да, у них есть своя иерархия, где все жестко и четко отработано. Вы знаете, очень сложно об этом говорить. Этот мир — составляющая нашего общества, и немалая составляющая. У большинства таких людей, с которыми я общался, — легальный бизнес. Да, может, у них манера решения проблем отличается. Они действуют, минуя судебно-правовую систему, потому что это все проволочки, затяжки, унижения, очереди на каждом этапе — это же все неприятно. Тем более человеку, который пострадал.

— Сейчас в вашей манере общения пропала эпатажность. Вы говорите спокойно и рассудительно.

— Я был всегда такой. Эпатажность — всегда была частью какого-то плана. Сейчас у меня плана нет, поэтому я спокоен.

— Когда план появится, вернете этот имидж?

— Может быть… Но нет, уже не тот возраст.

— А аппетит к риску у вас сохранился?

— Да. Но это больше касается азартных игр.

— То есть вас нельзя подпускать к деньгам?

— Меня нельзя подпускать к казино.

— А к фондовому рынку можно?

— Это другое. Это ежедневная ежечасная работа — общение, сопоставление всех данных, аналитика.

— Мы еще услышим имя Алексея Калиниченко?

— Да, у меня интересные планы. Я проанализировал то, чем занимался в последние годы, находясь в СИЗО и в колонии. По сути, я там был человеком, который читал лекции. Последние 1,5 года в СИЗО я просидел 608-й камере, она была для осужденных. Транзитная камера. 700 человек я «проводил» за это время. Это все молодежь. Они слышали обо мне, они знали, за что я сижу. Они спрашивали, как начать бизнес, как кредитоваться и обучаться. И чуть ли не каждую неделю мне приходилось проводить вот такие «лекции». Сейчас это называется коучинг. Помимо финансовой деятельности, которой я планирую заняться после переговоров в Москве, я хочу заняться семинарами и тренингами. Корпоративными и частными консультациями по личностному росту и развитию бизнеса.

(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter