23 августа Московский апелляционный суд признал законной сделку с производными финансовыми инструментами между Сбербанком и «Транснефтью», заключенную в 2014 году и принесшую трубопроводной компании около 70 млрд руб. убытка. Вынесенное в июне постановление арбитражного суда о взыскании с банка 66 млрд руб. было отменено.
За ходом разбирательств между госбанком и трубопроводной монополией пристально следят участники финансового рынка. Даже Центробанк, который комментирует подобные события в исключительных случаях, сдержанно заявил по поводу решения первой судебной инстанции: «Складывающаяся судебная практика создает неприемлемые юридические риски».
Почему же этот прецедент так волнует участников рынка?
С чего все началось
В 2013 году руководство «Транснефти» искало способ застраховать компанию от последствий возможного снижения курса доллара (тогда это казалось актуальным), а заодно снизить расходы на обслуживание долга перед держателями корпоративных облигаций. На тот момент задолженность компании представляла собой кредит на $10 млрд, выданный в Китае до 2029 года, и еврооблигации на $1,05 млрд с погашением в 2018 году. Помимо этого, у компании имелся некоторый запас временно свободных средств в иностранной валюте.
Предложенный Сбербанком производный финансовый контракт казался наиболее подходящим решением данной проблемы. Суть его такова: между компанией и банком заключались сделки опцион-пут и опцион-колл по текущей цене доллара 32,5 руб. с барьером 45 руб. Компания покупала опцион-пут, страхуясь от снижения доллара, и одновременно продавала опцион-колл, премия по которому позволяла перекрыть часть расходов на выплату долга.
Барьерный опцион — опционный контракт, выплата по которому зависит от того, достигла ли цена базового актива некоторого уровня за определённый период времени. Возьмем для примера опцион-колл со страйком 30 рублей и включающим барьером 45 рублей. Продавец опциона обязуется продать покупателю базовый актив (БА) по 30 рублей в том случае, если его цена вырастет выше 45 на момент истечения контракта. Таким образом, если цена на БА вырастет до 44 рублей, то ничего не происходит. Но если цена БА вырастет до 46 рублей или выше, то опцион вступает в силу. Потери продавца опциона составят 46-30=16 рублей с единицы БА. Соответственно, эта же сумма будет прибылью покупателя.
По опциону-колл убытки для «Транснефти» появлялись, если доллар вырастал выше 45 руб., что казалось крайне маловероятным. В итоге контракт был заключен на сумму около $2 млрд. Сделка выглядела очень выгодной для «Транснефти» – компания получала 1,3 млрд руб. в виде премии, и вдобавок была застрахована от укрепления рубля. За это ей нужно было всего лишь взять на себя маловероятный риск повышения доллара выше 45 руб.
В 2014 году, когда риски для российской валюты начали стремительно расти, и барьер в 45 руб. перестал казаться таким уж недостижимым, Сбербанк и «Транснефть» заключили новое соглашение. Условия по опционам были реструктурированы, а барьер повышен с 45 до 50,35 руб. Однако даже эти меры не спасли ситуацию, так как к концу года доллар достиг отметки в 56,65 руб.
По итогам 2014 г. «Транснефть» получила 75,3 млрд руб. убытка от операций с производными финансовыми инструментами, что составило около 10% от её выручки. За 2015 г. «Транснефть» от использования этого инструмента получила 5,1 млрд руб. прибыли, а по итогам 2016 г. снова убыток – 3,4 млрд руб.
Ход разбирательства
В январе 2017 года «Транснефть» обратилась в Арбитражный суд города Москвы с целью компенсировать убытки. Компания рассчитывала, что сделки со Сбербанком признают ничтожными (на основании ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ), поскольку банк якобы ввел ее в заблуждение относительно существа сделок и рисков. Утверждалось, что специалисты «Транснефти» некомпетентны в сделках с деривативами и рассматривали «Сбербанк», скорее, как консультанта, нежели контрагента. Кроме того, в компании сочли, что банк точно знал, что сделка принесет ему прибыль, и, воспользовавшись доверчивостью истца, навязал ему договор, не раскрыв в достаточной степени все риски.
8 июня 2017 года Арбитражный суд признал требования «Транснефти» обоснованными и постановил взыскать со госбанка 66 млрд руб.
Участники финансового рынка бурно отреагировало на решение суда. Аргумент об отсутствии у крупной трубопроводной монополии специалистов, способных адекватно оценить риски такой сделки, показался неубедительным. Тем более, что компания ранее уже заключала ранее 62 подобных контракта со Сбербанком и более сотни с иностранными банками.
Помимо этого, в России сформировалась богатая судебная практика в отношении «валютных ипотечников» - заемщиков, бравших кредиты до 2014 года. Суды исходили из того, что заемщики-физические лица брали на себя валютный риск сознательно и по своей воле, и недопустимо перекладывать его на кредитора.
Решение арбитражного суда по иску «Транснефти» побудило банки вносить поправки в стандарты деклараций о рисках, модернизировать методы квалификации инвесторов и рассматривать целесообразность этой деятельности в принципе.
И вот на прошлой неделе апелляционный суд все же отменил решение первой инстанции, признав сделку компании и банка законной.
Чем результат спора важен для банков
Объем российского рынка производных финансовых инструментов оценивается в $200 млрд. Если бы решение первой инстанции было утверждено, это могло бы поставить под вопрос само существование рынка деривативов в России. По сути, появился бы прецедент, по которому любая сделка, заключенная банком с контрагентом, не являющимся финансовым институтом, могла бы быть признана судом недействительной.
Помимо «Транснефти» в 2014 году от валютных рисков по деривативам пострадало большое количество компаний, включая «Аэрофлот», «Роснефть», «Уралкалий». Решение суда в пользу «Транснефти» могло спровоцировать волну исков со стороны компаний, которые пожелали бы пересмотреть негативные последствия сделок с финансовыми инструментами, сославшись на свою некомпетентность. Эксперты оценивают размер потенциальных убытков для банков от подобных исков в 0,6-1 трлн руб., что составляет десятую часть капитала всей банковской системы.
В такой ситуации для банков заключение производных контрактов в России потеряет экономический смысл. Банки перестанут заключать сделки с компаниями в российской юрисдикции, и последним придется хеджировать риски через офшоры и иностранные финансовые организации. Компании, находящиеся под санкциями, вообще потеряли бы возможность страховаться от валютных и ценовых рисков. Все это сделало бы российскую экономику еще более уязвимой и зависимой от внешних рынков.
Негативные последствия могли бы появиться и для судебной системы. Недоверие к правовой защите сделок с финансовыми инструментами может привести к расширению применения иностранного права.
Точка еще не поставлена
Дело «Транснефти» и Сбербанка о признании недействительными сделок с финансовыми инструментами далеко не единственное. Так, в 2016 году Арбитражный суд признал сделки валютно-процентного свопа, заключенные между ООО «Платинум Недвижимость» и Банком Москвы, недействительными на основании недостаточной финансовой квалификации одной из сторон.
А в сентябре 2016 года столичная прокуратура в интересах Росимущества обратилась в АСГМ с иском к Сбербанку и АХК «Сухой». В иске требовалось признать ничтожными сделки поставочного валютного опциона, заключенного в 2013-2014 годах между госбанком и авиационным холдингом. По условиям сделки Сбербанк должен был списать со счета «Сухого» 13,47 млрд руб. до 2018, но в октябре 2016 арбитраж запретил дальнейшее списание денег. Дело рассматривается до сих пор.
Но поскольку разбирательство «Транснефти» и Сбербанка самое крупное и громкое среди аналогичных, в дальнейшем суды будут ориентироваться именно на него. Вот почему окончательный исход дела так важен для будущего рынка производных финансовых инструментов и его участников.
Ставить точку в этом громком разбирательстве пока рано. «Транснефть», по итогам слушания 23 августа, заявила о намерении опротестовать решение апелляции. Так что, судя по всему, вопрос будущего для рынка деривативов пока остается открытым.
http://bcs-express.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
За ходом разбирательств между госбанком и трубопроводной монополией пристально следят участники финансового рынка. Даже Центробанк, который комментирует подобные события в исключительных случаях, сдержанно заявил по поводу решения первой судебной инстанции: «Складывающаяся судебная практика создает неприемлемые юридические риски».
Почему же этот прецедент так волнует участников рынка?
С чего все началось
В 2013 году руководство «Транснефти» искало способ застраховать компанию от последствий возможного снижения курса доллара (тогда это казалось актуальным), а заодно снизить расходы на обслуживание долга перед держателями корпоративных облигаций. На тот момент задолженность компании представляла собой кредит на $10 млрд, выданный в Китае до 2029 года, и еврооблигации на $1,05 млрд с погашением в 2018 году. Помимо этого, у компании имелся некоторый запас временно свободных средств в иностранной валюте.
Предложенный Сбербанком производный финансовый контракт казался наиболее подходящим решением данной проблемы. Суть его такова: между компанией и банком заключались сделки опцион-пут и опцион-колл по текущей цене доллара 32,5 руб. с барьером 45 руб. Компания покупала опцион-пут, страхуясь от снижения доллара, и одновременно продавала опцион-колл, премия по которому позволяла перекрыть часть расходов на выплату долга.
Барьерный опцион — опционный контракт, выплата по которому зависит от того, достигла ли цена базового актива некоторого уровня за определённый период времени. Возьмем для примера опцион-колл со страйком 30 рублей и включающим барьером 45 рублей. Продавец опциона обязуется продать покупателю базовый актив (БА) по 30 рублей в том случае, если его цена вырастет выше 45 на момент истечения контракта. Таким образом, если цена на БА вырастет до 44 рублей, то ничего не происходит. Но если цена БА вырастет до 46 рублей или выше, то опцион вступает в силу. Потери продавца опциона составят 46-30=16 рублей с единицы БА. Соответственно, эта же сумма будет прибылью покупателя.
По опциону-колл убытки для «Транснефти» появлялись, если доллар вырастал выше 45 руб., что казалось крайне маловероятным. В итоге контракт был заключен на сумму около $2 млрд. Сделка выглядела очень выгодной для «Транснефти» – компания получала 1,3 млрд руб. в виде премии, и вдобавок была застрахована от укрепления рубля. За это ей нужно было всего лишь взять на себя маловероятный риск повышения доллара выше 45 руб.
В 2014 году, когда риски для российской валюты начали стремительно расти, и барьер в 45 руб. перестал казаться таким уж недостижимым, Сбербанк и «Транснефть» заключили новое соглашение. Условия по опционам были реструктурированы, а барьер повышен с 45 до 50,35 руб. Однако даже эти меры не спасли ситуацию, так как к концу года доллар достиг отметки в 56,65 руб.
По итогам 2014 г. «Транснефть» получила 75,3 млрд руб. убытка от операций с производными финансовыми инструментами, что составило около 10% от её выручки. За 2015 г. «Транснефть» от использования этого инструмента получила 5,1 млрд руб. прибыли, а по итогам 2016 г. снова убыток – 3,4 млрд руб.
Ход разбирательства
В январе 2017 года «Транснефть» обратилась в Арбитражный суд города Москвы с целью компенсировать убытки. Компания рассчитывала, что сделки со Сбербанком признают ничтожными (на основании ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ), поскольку банк якобы ввел ее в заблуждение относительно существа сделок и рисков. Утверждалось, что специалисты «Транснефти» некомпетентны в сделках с деривативами и рассматривали «Сбербанк», скорее, как консультанта, нежели контрагента. Кроме того, в компании сочли, что банк точно знал, что сделка принесет ему прибыль, и, воспользовавшись доверчивостью истца, навязал ему договор, не раскрыв в достаточной степени все риски.
8 июня 2017 года Арбитражный суд признал требования «Транснефти» обоснованными и постановил взыскать со госбанка 66 млрд руб.
Участники финансового рынка бурно отреагировало на решение суда. Аргумент об отсутствии у крупной трубопроводной монополии специалистов, способных адекватно оценить риски такой сделки, показался неубедительным. Тем более, что компания ранее уже заключала ранее 62 подобных контракта со Сбербанком и более сотни с иностранными банками.
Помимо этого, в России сформировалась богатая судебная практика в отношении «валютных ипотечников» - заемщиков, бравших кредиты до 2014 года. Суды исходили из того, что заемщики-физические лица брали на себя валютный риск сознательно и по своей воле, и недопустимо перекладывать его на кредитора.
Решение арбитражного суда по иску «Транснефти» побудило банки вносить поправки в стандарты деклараций о рисках, модернизировать методы квалификации инвесторов и рассматривать целесообразность этой деятельности в принципе.
И вот на прошлой неделе апелляционный суд все же отменил решение первой инстанции, признав сделку компании и банка законной.
Чем результат спора важен для банков
Объем российского рынка производных финансовых инструментов оценивается в $200 млрд. Если бы решение первой инстанции было утверждено, это могло бы поставить под вопрос само существование рынка деривативов в России. По сути, появился бы прецедент, по которому любая сделка, заключенная банком с контрагентом, не являющимся финансовым институтом, могла бы быть признана судом недействительной.
Помимо «Транснефти» в 2014 году от валютных рисков по деривативам пострадало большое количество компаний, включая «Аэрофлот», «Роснефть», «Уралкалий». Решение суда в пользу «Транснефти» могло спровоцировать волну исков со стороны компаний, которые пожелали бы пересмотреть негативные последствия сделок с финансовыми инструментами, сославшись на свою некомпетентность. Эксперты оценивают размер потенциальных убытков для банков от подобных исков в 0,6-1 трлн руб., что составляет десятую часть капитала всей банковской системы.
В такой ситуации для банков заключение производных контрактов в России потеряет экономический смысл. Банки перестанут заключать сделки с компаниями в российской юрисдикции, и последним придется хеджировать риски через офшоры и иностранные финансовые организации. Компании, находящиеся под санкциями, вообще потеряли бы возможность страховаться от валютных и ценовых рисков. Все это сделало бы российскую экономику еще более уязвимой и зависимой от внешних рынков.
Негативные последствия могли бы появиться и для судебной системы. Недоверие к правовой защите сделок с финансовыми инструментами может привести к расширению применения иностранного права.
Точка еще не поставлена
Дело «Транснефти» и Сбербанка о признании недействительными сделок с финансовыми инструментами далеко не единственное. Так, в 2016 году Арбитражный суд признал сделки валютно-процентного свопа, заключенные между ООО «Платинум Недвижимость» и Банком Москвы, недействительными на основании недостаточной финансовой квалификации одной из сторон.
А в сентябре 2016 года столичная прокуратура в интересах Росимущества обратилась в АСГМ с иском к Сбербанку и АХК «Сухой». В иске требовалось признать ничтожными сделки поставочного валютного опциона, заключенного в 2013-2014 годах между госбанком и авиационным холдингом. По условиям сделки Сбербанк должен был списать со счета «Сухого» 13,47 млрд руб. до 2018, но в октябре 2016 арбитраж запретил дальнейшее списание денег. Дело рассматривается до сих пор.
Но поскольку разбирательство «Транснефти» и Сбербанка самое крупное и громкое среди аналогичных, в дальнейшем суды будут ориентироваться именно на него. Вот почему окончательный исход дела так важен для будущего рынка производных финансовых инструментов и его участников.
Ставить точку в этом громком разбирательстве пока рано. «Транснефть», по итогам слушания 23 августа, заявила о намерении опротестовать решение апелляции. Так что, судя по всему, вопрос будущего для рынка деривативов пока остается открытым.
http://bcs-express.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter