4 октября 2018 finversia.ru
Который год прогнозируя лауретов Нобелевской премии по экономике, которая будет объявлена в этот раз в понедельник 8 октября, начинаю со слов о том, что одна из основных проблем с составлением Нобелевского прогноза, что он не особенно меняется год от года. Учёный, который был реальным претендентом в прошлом году, может выпасть из круга претендентов по двум причинам – во-первых, потому что может получить премию; во-вторых, потому что может умереть. В отличие от естественных наук, где бывали лауреаты «одного прорыва», Нобелевские претенденты по экономической науке – это люди, которые поменяли ход науки как минимум два-три десятилетия назад; соответственно, за прошедший год ничего с научной репутацией произойти не могло. Если интересно, читайте прогнозы – довольно удачные! – предыдущих лет (все, кроме двоих, экономисты, получившие премию в последние десять лет, упоминались в моих прогнозах), чтобы узнать, за что могут получить премию Авинаш Диксит, Элханан Хелпман, Энн Крюгер, Мартин Фельдстайн, Роберт Таунсенд. Ещё раз – окончательно из списка возможных лауреатов может вывести только смерть. И всё же мой прогноз каждый год меняется. В 2018 году он выглядит вот так:
(1) Дарон Асемоглу (МТИ) и Джеймс Робинсон (Чикаго) за исследование роли институтов в экономическом развитии. То, чем Асемоглу и Робинсон знамениты на весь мир – см. мини-обзор научных работ, на которые опирается популярная книжка Why Nations Fail – это лишь малая часть исследований Дарона и Джима, которые, можно сказать, создали современную институциональную экономику, сменившую "новую институциональную экономику" Норта и Фогеля. Как сказал по тому же адресу, но другому поводу нобелевский лауреат Роберт Солоу – "рядом с этим [учебником Асемоглу по теории роста] я чувствую себя как, наверное, чувствовали бы себя братья Райт рядом с современным авиалайнером." Вот и новые институционалисты так cебя чувствуют. В ноябре должна выйти новая книга Дарона и Джима про "правило красной королевы" и ощущение "братья Райт рядом с Боингом-787" только усилится.
Конечно, Дарон может получить Нобелевскую премию и в другой комбинации. Например, вместе с Полом Ромером или Робертом Барро за теорию роста (см. прогноз-2017) – основной вклад Асемоглу состоит в исследованиях "направленного технологического развития". До него технологическое развитие (как фактор роста) всегда анализировалось как нечто, затрагивающее экономику в целом, а не отдельно разные сектора. Например, совсем не очевидно, как влияет технологическое развитие на зарплаты низкоквалифицированных и высококвалифицированных рабочих. Стоит задуматься – и будет видно, что может быть и вверх, и вниз, а у Дарона есть модели, равновесия в которых очень хорошо описывают результаты имеющихся естественных экспериментов (см. полу-популярное эссе Роберта Шиммера, в котором описывается основной вклад Асемоглу в этой области).
Асемоглу и Робинсон могут получить премию и за политическую экономику. Это было бы особенно приятно, потому что Дарон – мой соавтор, а Джим – коллега по факультету в Чикагском университете. С другой стороны, эту премию трудно было бы представить без Андрея Шлейфера (который также мог бы получить премию и за целый ряд других областей), Альберто Алезины (оба – Гарвард) и Гвидо Табеллини из Боккони. (Но как можно дать премию Табеллини, не дав её его постоянному соавтору Торстену Перссону, а это невозможно: Торстен – секретарь комитета, присуждающего премии.)
(2) Джон Лист (Чикаго), Чарльз Мански из NWU и Эстер Дуфло (MIT) за проверку, с помощью экспериментальных методов, базовых моделей экономической науки. C одной стороны, "проверка", пусть даже с помощью самых современных методов, базовых моделей и положений – дело, по определению, скромное. С другой стороны, Лист – один из безусловных лидеров революции XXI века в экономической науке, когда эксперименты – не только естественные (которые были всегда), но и полевые с лабораторными стали важнейшим полем деятельности. Я бы даже "полевые эксперименты" – главную специализацию Листа – особенно бы выделил, потому что это самый очевидный и простой инструмент, с помощью которого можно тестировать – есть ли причинно-следственная связь, предсказанная теорией и не вызвана ли корреляция, которую мы наблюдаем в данных, обратной или двусторонней зависимостью. Домашняя страничка Листа – бесконечный источник примеров полевых экспериментов, которые можно использовать в преподавании вводных курсов экономики (и Лист очень советует это делать).
Что такое полевой эксперимент? Вместо лаборатории (за лабораторные эксперименты получил Нобелевскую премию 2002 года Вернон Смит) используется что-то, что проводится в реальной жизни и без всякого эксперимента, но к этому добавляется специальная компонента – например, правильно подобранная "случайность". Скажем, правительство решает ввести новую образовательную программу. Если ввести её во всех школах, нельзя будет определить, повлияла ли эта программа на успеваемость (и в какую сторону). Если ввести её в "пилотных" школах, то будет трудно на основе "пилота" определить, как она будет работать в других школах, потому что может оказаться, что выборка "пилотных" школ оказалась непредставительной по отношению ко всем школам – относительно этой новой программы. (Это может быть сложно – понять, представительной будет выборка или нет.) У нас в стране оценку программ (это относится к любым массовым проектам) с помощью рандомизированных экспериментов не проводят, а зря – это примерно такое же отставание в технологическом плане, как если бы чиновникам запретили пользоваться мобильной связью. (Жизнь бы продолжилась, но эффективность бы снизилась.)
"Полевые эксперименты в экономике развития" – отдельная огромная тема. Здесь с Эстер Дуфло премию должен был бы получить Абиджит Банерджи, а то и, действительно, Таунсенд. Вот лекция Эстер "Экономист как водопроводчик", рассказывающая о том, как полевые эксперименты позволяют разрабатывать и проверять масштабные проекты по борьбе с бедностью. Мировой банк борется с бедностью десятилетия, а в XXI веке борьба переместилась "внутрь" крупнейших стран – Китая, Индонезии, Бразилии, но до появления полевых экспериментов точных методов анализа последствий не было.
Thomson Reuters, прогнозирующая Нобелевские премии на основе цитирования (что непросто, потому что в экономике у всех реальных претендентов – огромное цитирование), в 2015 году назвала одним кандидатом – Листа, а другим (отдельным) – Мански, а я бы их, пожалуй, объединил, потому что Мански, может, и меньше времени и сил уделяет собственно экспериментам, но проблемы, над которыми он всеми способами бьется – те же самые: если мы видим в данных какую-то связь, корреляцию, то как установить, что является следствием, а что причиной? (В 2016 году Thomson Reuters cделала такой прогноз, что хочется, не веря, протереть глаза – и разговора это не стоит. И, кажется, после этого бросило.) А шансы Дуфло увеличиваются с каждой статьёй каждым годом.
(3) Оливье Бланшар (МТИ), Стэнли Фишер (МТИ), Грегори Мэнкью и Кеннет Рогофф (оба – Гарвард). Да, да, я знаю, что четырём человекам сразу премию за исследование и практическое применение макроэкономических моделей дать не могут. Что ж, выбирайте любых троих по вкусу. В интеллектуальном плане это самые влиятельные макроэкономисты в мире. Про Рогоффа, самого, наверное, дорогостоящего спикера из академических экономистов, международного гроссмейстера и популярного автора "This Time is Different" я уже несколько рассказывал историю. После лекции в РЭШ десять лет назад он спросил нас за ужином – были ли на ней руководители ЦБ и министерства финансов? И, узнав, что нет, сказал – "вот странно, они платят 15000 долларов за место на моём семинаре в Абу Даби, а ведь это в точности те же слайды и та же самая лекция".
По учебнику Мэнкью учится экономике весь мир (и именно с него лучше всего начинать), он – заметный "голос" в стане республиканских экономистов, но также и автор невероятного числа (400?) статей, среди которых моя (и, по-моему, многих экономистов) любимая начинается со слов "This paper takes Robert Solow seriously," создатель, среди прочего, "нового кейнсианства". А учился я макроэкономике по (аспирантскому) учебнику как раз Бланшара и Фишера, которые были учителями половины, по-моему, центробанковских экономистов в мире (включая и наш российский). Про Бланшара в связи с его уходом с поста главного экономиста МВФ, была хорошая статья со странным названием в Washington Post. И Кругман, и Мэнкью порекомендовали её в своих блогах, а это дорого стоит – в публицистических вопросах Кругман и Мэнкью почти всё время оппонируют. Но, мне кажется, премия макроэкономистам – особенно специалистам по монетарной экономике, давно напрашивается.
Эх, не хотелось бы мне стоять перед таким отличными вариантами. А ведь есть и пятый – Бен Бернанке (Брукингс), заслуживающий премии в этой теме. Не за председательство в ФРС, за время которого ему пришлось, столкнувшись с крайне необычными обстоятельствами, действовать в соответствии с теорией и историей. (В бакалаврском учебнике по макро, по которому я двадцать лет назад учился на первом курсе РЭШ, "ловушка ликвидности" упоминалась, кажется, в сноске – теоретический изыск, относящийся к далекому, несколько десятилетий, прошлому). И это при том, что море "практиков" вопило о том, что деятельность ФРС приведёт к высокой инфляции. Далеко не только из-за того, что они защищали чьи-то интересы, большинство просто по неспособности понять, как устроен мир. Кто-то даже потерял миллиардик, ставя против макроэкономической науки.
Но Бернанке заслуживает премии не за руководство, пусть выдающееся, ФРС – за это дают ордена, за это приглашают выступать на форумах и, главное, слушают. Его премия была бы за исследования истории денежной политики (да, это новое качество по сравнению с тем, за что получил премию Милтон Фридман). И, значит, Бланшар с Фишером, в принципе, могли бы быть с Бернанке в одной лодке. Если к Нобелевский комитет захочет добавить к этому Джанет Йеллен – суперуспешного руководителя ФРС – это будет "политикой", потому что академически это другой разряд. На моей памяти "политикой" Нобелевский комитет по экономике не занимался, но конспирологии надо чем-то кормиться...
(4) Коллеги подсказывают, что давно своей премии ждут статистические методы. Высокотехничный статистический анализ реальных данных начинался когда-то с биологии-евгеники (Пирсон-Спирмен-Фишер), но уже много десятилетий именно у экономистов самая мощная "прикладная теория" анализа данных. Так что премию Питеру Филиппсу и Дональду Эндрюсу надо, пожалуй, ждать.
http://www.finversia.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
(1) Дарон Асемоглу (МТИ) и Джеймс Робинсон (Чикаго) за исследование роли институтов в экономическом развитии. То, чем Асемоглу и Робинсон знамениты на весь мир – см. мини-обзор научных работ, на которые опирается популярная книжка Why Nations Fail – это лишь малая часть исследований Дарона и Джима, которые, можно сказать, создали современную институциональную экономику, сменившую "новую институциональную экономику" Норта и Фогеля. Как сказал по тому же адресу, но другому поводу нобелевский лауреат Роберт Солоу – "рядом с этим [учебником Асемоглу по теории роста] я чувствую себя как, наверное, чувствовали бы себя братья Райт рядом с современным авиалайнером." Вот и новые институционалисты так cебя чувствуют. В ноябре должна выйти новая книга Дарона и Джима про "правило красной королевы" и ощущение "братья Райт рядом с Боингом-787" только усилится.
Конечно, Дарон может получить Нобелевскую премию и в другой комбинации. Например, вместе с Полом Ромером или Робертом Барро за теорию роста (см. прогноз-2017) – основной вклад Асемоглу состоит в исследованиях "направленного технологического развития". До него технологическое развитие (как фактор роста) всегда анализировалось как нечто, затрагивающее экономику в целом, а не отдельно разные сектора. Например, совсем не очевидно, как влияет технологическое развитие на зарплаты низкоквалифицированных и высококвалифицированных рабочих. Стоит задуматься – и будет видно, что может быть и вверх, и вниз, а у Дарона есть модели, равновесия в которых очень хорошо описывают результаты имеющихся естественных экспериментов (см. полу-популярное эссе Роберта Шиммера, в котором описывается основной вклад Асемоглу в этой области).
Асемоглу и Робинсон могут получить премию и за политическую экономику. Это было бы особенно приятно, потому что Дарон – мой соавтор, а Джим – коллега по факультету в Чикагском университете. С другой стороны, эту премию трудно было бы представить без Андрея Шлейфера (который также мог бы получить премию и за целый ряд других областей), Альберто Алезины (оба – Гарвард) и Гвидо Табеллини из Боккони. (Но как можно дать премию Табеллини, не дав её его постоянному соавтору Торстену Перссону, а это невозможно: Торстен – секретарь комитета, присуждающего премии.)
(2) Джон Лист (Чикаго), Чарльз Мански из NWU и Эстер Дуфло (MIT) за проверку, с помощью экспериментальных методов, базовых моделей экономической науки. C одной стороны, "проверка", пусть даже с помощью самых современных методов, базовых моделей и положений – дело, по определению, скромное. С другой стороны, Лист – один из безусловных лидеров революции XXI века в экономической науке, когда эксперименты – не только естественные (которые были всегда), но и полевые с лабораторными стали важнейшим полем деятельности. Я бы даже "полевые эксперименты" – главную специализацию Листа – особенно бы выделил, потому что это самый очевидный и простой инструмент, с помощью которого можно тестировать – есть ли причинно-следственная связь, предсказанная теорией и не вызвана ли корреляция, которую мы наблюдаем в данных, обратной или двусторонней зависимостью. Домашняя страничка Листа – бесконечный источник примеров полевых экспериментов, которые можно использовать в преподавании вводных курсов экономики (и Лист очень советует это делать).
Что такое полевой эксперимент? Вместо лаборатории (за лабораторные эксперименты получил Нобелевскую премию 2002 года Вернон Смит) используется что-то, что проводится в реальной жизни и без всякого эксперимента, но к этому добавляется специальная компонента – например, правильно подобранная "случайность". Скажем, правительство решает ввести новую образовательную программу. Если ввести её во всех школах, нельзя будет определить, повлияла ли эта программа на успеваемость (и в какую сторону). Если ввести её в "пилотных" школах, то будет трудно на основе "пилота" определить, как она будет работать в других школах, потому что может оказаться, что выборка "пилотных" школ оказалась непредставительной по отношению ко всем школам – относительно этой новой программы. (Это может быть сложно – понять, представительной будет выборка или нет.) У нас в стране оценку программ (это относится к любым массовым проектам) с помощью рандомизированных экспериментов не проводят, а зря – это примерно такое же отставание в технологическом плане, как если бы чиновникам запретили пользоваться мобильной связью. (Жизнь бы продолжилась, но эффективность бы снизилась.)
"Полевые эксперименты в экономике развития" – отдельная огромная тема. Здесь с Эстер Дуфло премию должен был бы получить Абиджит Банерджи, а то и, действительно, Таунсенд. Вот лекция Эстер "Экономист как водопроводчик", рассказывающая о том, как полевые эксперименты позволяют разрабатывать и проверять масштабные проекты по борьбе с бедностью. Мировой банк борется с бедностью десятилетия, а в XXI веке борьба переместилась "внутрь" крупнейших стран – Китая, Индонезии, Бразилии, но до появления полевых экспериментов точных методов анализа последствий не было.
Thomson Reuters, прогнозирующая Нобелевские премии на основе цитирования (что непросто, потому что в экономике у всех реальных претендентов – огромное цитирование), в 2015 году назвала одним кандидатом – Листа, а другим (отдельным) – Мански, а я бы их, пожалуй, объединил, потому что Мански, может, и меньше времени и сил уделяет собственно экспериментам, но проблемы, над которыми он всеми способами бьется – те же самые: если мы видим в данных какую-то связь, корреляцию, то как установить, что является следствием, а что причиной? (В 2016 году Thomson Reuters cделала такой прогноз, что хочется, не веря, протереть глаза – и разговора это не стоит. И, кажется, после этого бросило.) А шансы Дуфло увеличиваются с каждой статьёй каждым годом.
(3) Оливье Бланшар (МТИ), Стэнли Фишер (МТИ), Грегори Мэнкью и Кеннет Рогофф (оба – Гарвард). Да, да, я знаю, что четырём человекам сразу премию за исследование и практическое применение макроэкономических моделей дать не могут. Что ж, выбирайте любых троих по вкусу. В интеллектуальном плане это самые влиятельные макроэкономисты в мире. Про Рогоффа, самого, наверное, дорогостоящего спикера из академических экономистов, международного гроссмейстера и популярного автора "This Time is Different" я уже несколько рассказывал историю. После лекции в РЭШ десять лет назад он спросил нас за ужином – были ли на ней руководители ЦБ и министерства финансов? И, узнав, что нет, сказал – "вот странно, они платят 15000 долларов за место на моём семинаре в Абу Даби, а ведь это в точности те же слайды и та же самая лекция".
По учебнику Мэнкью учится экономике весь мир (и именно с него лучше всего начинать), он – заметный "голос" в стане республиканских экономистов, но также и автор невероятного числа (400?) статей, среди которых моя (и, по-моему, многих экономистов) любимая начинается со слов "This paper takes Robert Solow seriously," создатель, среди прочего, "нового кейнсианства". А учился я макроэкономике по (аспирантскому) учебнику как раз Бланшара и Фишера, которые были учителями половины, по-моему, центробанковских экономистов в мире (включая и наш российский). Про Бланшара в связи с его уходом с поста главного экономиста МВФ, была хорошая статья со странным названием в Washington Post. И Кругман, и Мэнкью порекомендовали её в своих блогах, а это дорого стоит – в публицистических вопросах Кругман и Мэнкью почти всё время оппонируют. Но, мне кажется, премия макроэкономистам – особенно специалистам по монетарной экономике, давно напрашивается.
Эх, не хотелось бы мне стоять перед таким отличными вариантами. А ведь есть и пятый – Бен Бернанке (Брукингс), заслуживающий премии в этой теме. Не за председательство в ФРС, за время которого ему пришлось, столкнувшись с крайне необычными обстоятельствами, действовать в соответствии с теорией и историей. (В бакалаврском учебнике по макро, по которому я двадцать лет назад учился на первом курсе РЭШ, "ловушка ликвидности" упоминалась, кажется, в сноске – теоретический изыск, относящийся к далекому, несколько десятилетий, прошлому). И это при том, что море "практиков" вопило о том, что деятельность ФРС приведёт к высокой инфляции. Далеко не только из-за того, что они защищали чьи-то интересы, большинство просто по неспособности понять, как устроен мир. Кто-то даже потерял миллиардик, ставя против макроэкономической науки.
Но Бернанке заслуживает премии не за руководство, пусть выдающееся, ФРС – за это дают ордена, за это приглашают выступать на форумах и, главное, слушают. Его премия была бы за исследования истории денежной политики (да, это новое качество по сравнению с тем, за что получил премию Милтон Фридман). И, значит, Бланшар с Фишером, в принципе, могли бы быть с Бернанке в одной лодке. Если к Нобелевский комитет захочет добавить к этому Джанет Йеллен – суперуспешного руководителя ФРС – это будет "политикой", потому что академически это другой разряд. На моей памяти "политикой" Нобелевский комитет по экономике не занимался, но конспирологии надо чем-то кормиться...
(4) Коллеги подсказывают, что давно своей премии ждут статистические методы. Высокотехничный статистический анализ реальных данных начинался когда-то с биологии-евгеники (Пирсон-Спирмен-Фишер), но уже много десятилетий именно у экономистов самая мощная "прикладная теория" анализа данных. Так что премию Питеру Филиппсу и Дональду Эндрюсу надо, пожалуй, ждать.
http://www.finversia.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter