4 февраля 2020 Мовчан Андрей
Главная задача путинской политэкономики – собирать как можно больше налогов. Вот почему во главе правительства появляется успешный руководитель ФНС. Вот чего в принципе и следует ждать – роста налоговой нагрузки, как минимум в виде дальнейшего роста собираемости, но наверняка не только
Неожиданная смена российского правительства спровоцировала всплеск комментариев и прогнозов – ведь Россия не какая-нибудь Великобритания, у нас не принято менять коней на переправе, а переправы у нас бесконечны. Для СМИ и многочисленных обозревателей стало хорошим тоном гадать по каждому заявлению или назначению, пытаясь разглядеть признаки перемен.
Наблюдая год за годом, как страна последовательно упускает возможности и все больше опускается в болото нулевых темпов роста и падающих доходов населения, нельзя не проникнуться чисто русским ожиданием волшебного перелома – неожиданного и беспричинно резкого разворота к лучшему.
Контрольно-надзорный орган
Среди наиболее частых комментариев можно найти весь полагающийся набор глупостей. Говорят, правительство отправлено в отставку потому, что не справилось. Ну конечно, столько лет его терпели, а тут вдруг – не справилось. А раз не справилось, то нужно, конечно, перевести его сотрудников в администрацию президента и на другие ответственные посты.
Говорят, что курс теперь резко изменится, потому что первым вице-премьером будет известный государственник Андрей Белоусов – сторонник нацпроектов, уравниловки в экономике и раздачи денег. Но ведь и раньше он был в администрации президента, да и нацпроекты придумали не вчера. К тому же почему ориентироваться надо именно на Белоусова? Можно, например, сделать акцент на том, что противник роста роли государства в экономике Максим Орешкин теперь занял место Белоусова – значит ли это, что курс будет, наоборот, на ослабление роли государства?
Наконец, главный защитник профицитного бюджета и жесткой монетарной политики – Антон Силуанов – один из немногих, кто сохранил свой пост. Если бы действительно планировалась раздача денег, то его вряд ли стали бы оставлять министром финансов.
Вообще ошибка считать, что правительство России – изолированный институт, как в государствах, где практикуется реальное разделение властей. В России вся власть принадлежит одной небольшой группе людей, которые делегируют ее в разные стороны, зорко при этом следя, чтобы никто не проявлял самостоятельности. Поэтому на машину власти надо смотреть в комплексе.
Если объединить администрацию президента, правительство и надзорные ведомства в один комплекс, мы увидим, что смены персоналий практически не произошло, – так откуда ждать перемен и о каком "недовольстве правительством" можно говорить?
Говорят, что новое правительство – победа мэра Москвы Сергея Собянина. В правительстве действительно появились несколько человек, кого можно условно отнести к московской команде. Но скорее это связано просто с тем, что их работа в столице больше на виду. А поскольку московская политика вообще воспринимается в Кремле как эталон (мол, была бы вся Россия такая – жаль, нефти не хватает на всех), кооптация членов московской команды "наверх" не вызывает удивления.
Победа ли это мэра Москвы? Только полгода назад с ним крайне жестко обошлись, оставив проигрывать выборы в Мосгордуму. У наших чиновников принято быть лояльными сильнейшему, и потому назначения выглядят не как дань московскому клану, а как рекрутирование его сильных представителей в клан уровнем повыше.
Что совершенно точно можно сказать про новое правительство, так это то, что его собрали как большой контрольно-надзорный орган. Значительная часть его вице-премьеров (как и сам премьер) – выходцы из ФНС; многие министры – из соответствующих надзорных ведомств. Ушедших министров (тех, кто не попал в администрацию президента) отправили заполнять вакансии в надзоре: видимо, чтобы осознали, что от них изначально требовалось. Неудивительно, что новый кабинет возглавил чиновник, добившийся больших успехов в области учета и сбора налогов.
Трехукладная экономика
Правительство, задуманное как контрольно-ревизионное управление, естественно, не предназначено для того, чтобы проводить изменения (кроме улучшений в учете), генерировать идеи или обеспечивать прорывы и быстрый рост. Прорывов и быстрого роста вообще нет среди задач крупнейших стейкхолдеров России.
Задачи предельно прагматичны – удержать власть и денежные потоки, позволяющие покупать лояльность и обогащаться. А чтобы не было риска потерять контроль – поддерживать социальное спокойствие.
Запросы общества нам хорошо известны по многочисленным исследованиям – общество просит поднять уровень доходов и жизни, и чтобы государство взяло на себя за это ответственность; снизить неопределенность, пусть даже определив плохой сценарий; дать внятные правила и небольшое пространство для мелкой самостоятельной игры – больше и не надо; обеспечить больше справедливости, то есть однозначно объяснить, кому что можно, а кому нельзя, и бить по рукам.
Задачи и власти, и общества на самом деле не противоречат друг другу: при сегодняшних ценах на нефть ни те ни другие не предполагают и не требуют ни активного экономического роста, ни диверсификации экономики, ни ее усложнения, ни даже снижения уровня неравенства.
Оба набора задач вписываются в наметившийся переход России к трехукладной экономике. Это, во-первых, крупные, монополистические государственные предприятия – основа экономики, скелет и одновременно корпорации развития. Во-вторых, крупные частные предприятия в руках назначенных бизнесменов. Они фактически управляются государством вплоть до изъятия прибыли и собственности и доминируют в отраслях, где есть существенная маржа и правильные люди. В-третьих, это мелкие предприятия, независимые от государства и не поддерживаемые государством. Им остается выплывать, как могут, и платить значительные налоги за право работать.
Управлять крупными госпредприятиями или попасть в список правильных частных бизнесменов в этой схеме – это синекура, которую надо заслужить эффективной работой на власть. Мелкий частный бизнес надо терпеть, потому что он дает налоги, без которых все остальные налоги – круговорот государственных денег в бюджете.
В каком-то смысле такое отношение к частному бизнесу характерно для социалистических систем времен кризиса: когда требуется экономическая эффективность, но власть отдавать не хочется. Такая модель виделась коммунистам как результат перестройки. Такая модель была создана в 1921 году в виде НЭПа.
Путинская экономполитика
Конечно, НЭП вековой давности и сегодняшний экономический курс (назовем его для схожести ПЭП – путинская экономическая политика) во многом отличаются. ПЭП пришел на смену быстрому росту нулевых, связанному не только с подорожанием углеводородов, но и с либерализацией экономики. НЭП же начинался на фоне краха коммунистической идеи и экономической разрухи.
Экономика продразверстки, выборного менеджмента предприятий и государственного рационирования не только не вытаскивала молодую Советскую Россию из кризиса, вызванного Гражданской войной – она сама стала кризисом пострашнее войны. В этом смысле у НЭПа не было шансов использовать старые заделы – именно он должен был спасать страну.
В отличие от тех времен сейчас экономика либерального капитализма со всеми оговорками дала России нулевых возможность накопить существенный запас прочности. Даже несмотря на массированный вывод средств за границу, высокий уровень коррупции и быстро опустившийся на территорию реального бизнеса стеклянный потолок, отделивший "разных там бизнесменов" от "своих".
ПЭП начал развиваться после кризиса 2008-го, под влиянием трех факторов. Во-первых, кризис, вызвавший реальный крах российского банковского сектора, убедил власть серьезнее контролировать финансы страны. Однако делать это она стала в том виде, в котором только и умела контролировать, – консолидировать под себя.
Во-вторых, элита, поддерживающая власть, требовала привилегированного положения в экономике. Ее перестала устраивать ситуация, когда олигархи в обмен на лояльность контролировали бизнес, а властная элита могла либо торговать правами, либо воровать из бюджета. На смену воровству и коррупции должна была прийти схема, не менее доходная, но значительно более легитимная. Этой схемой оказалась национализация крупных секторов экономики и приватизация денежных потоков от них.
В-третьих, правовой, политический и этический режим России XXI века, который был сносен для периода высокой маржи и первоначального накопления капитала, по мере насыщения рынка (и кошельков ковбоев-бизнесменов) и снижения доходов стал запретительным для дальнейшего развития. Появился значительный запрос на выход из бизнеса, инвестиции рухнули – и власть восприняла это не как свою проблему, а как ненадежность частного бизнеса как такового.
ПЭП развивается, таким образом, не как НЭП или китайское чудо на фоне крайне низкой базы, массивного неудовлетворенного спроса и доступа к большому объему дешевых трудовых ресурсов. А наоборот – с относительно высокой базы, в обстановке, когда трудовых ресурсов мало (из-за их вовлечения в бюджетную сферу, да и успех экономике сегодня приносят не дешевые трудовые ресурсы, а инвестиции и технологии), а спрос во многом удовлетворен за прошедшие нулевые. Ведь даже такой инертный показатель, как обеспеченность жилплощадью, в России вырос за 20 лет с 1990 года почти в два раза.
Поэтому неудивительно, что НЭП был большим успехом: темпы роста промышленного производства – по 30–40% в год, голод закончился уже в 1922 году. Хотя все это и считалось коммунистами "стратегическим отступлением". ПЭП отступлением нашей властью не считается. Наоборот, он преподносится как движение вперед. При этом нулевые темпы роста в последнее десятилетие, продолжающееся падение доходов населения, которое в 2019-м титаническим усилием удалось остановить в основном за счет разовых выплат, и стагнация основных рынков явно говорят о проблеме.
Но повторять либеральные мантры о необходимости существенных перемен в экономике настолько же правильно, насколько бессмысленно – на это нет ни воли власти, ни желания общества. Интереснее подумать, что все же изменится в функционировании российской властной машины – не в связи со сменой правительства, а в рамках этой смены и в естественном процессе развития ПЭПа.
Замкнутый круг
Тенденция сокращения ненефтяного и негосударственного ВВП в России очевидна. Ждать, что ненефтяной негосударственный сектор станет центром роста доходов, не приходится. Углеводородный и металлургический сектора ВВП определяются мировыми ценами на сырье и в ближайшее время вряд ли станут драйвером роста.
В идеологии ПЭПа рост надо искать в государственном секторе. Оставим спор о том, могут ли быть государственные инвестиции эффективными – такие инвестиции слишком привлекательны с точки зрения программы "денежные потоки вместо коррупции", чтобы вообще обсуждать их эффективность.
Государственный сектор требует централизованного инвестирования. В условиях суверенной демократии иностранные инвестиции (кроме тех, что согласованы на самом высоком уровне и исходят от похожих суверенных демократий) ждать не приходится. Значит, инвестировать придется самому государству – то есть бюджету, благо резервы накоплены и бюджет профицитный.
Инвестиций надо много – все-таки придется сказать, что госинвестиции неэффективны, но дело не только в этом. Общество, требующее стабильности и повышения уровня жизни, надо как-то кормить в условиях, когда частный сектор умирает, а в сырьевых секторах занято не более 5% населения. В этом смысле государственные инвестиции призваны играть рузвельтовскую роль – давать работу и рационированное питание через государственную зарплату и вовлечение остатков частного бизнеса в господряды.
Но госинвестиции имеют очень низкий мультипликатор, фактически это просто круговорот денег. Чтобы из них платить зарплаты (а по дороге надо еще платить миллионам чиновников, миллионам работников бюджетных секторов экономики, включая учителей и врачей, миллионам пенсионеров и прочее), надо их быстро оборачивать, получая обратно в бюджет.
Вариант просто напечатать денег не проходит ценз у Кремля. Там хорошо изучили венесуэльский опыт, так хорошо, что печатают даже меньше, чем могли бы, и не раздают даже то, что можно было бы. А получать в бюджет деньги можно только налогами – на природные ресурсы и на потребление.
Вот тут круг замыкается, и получается, что главная задача ПЭПа – собирать как можно больше налогов. Вот почему во главе правительства появляется успешный руководитель ФНС. Вот чего в принципе и следует ждать от дальнейшего развития ПЭПа – роста налоговой нагрузки, как минимум в виде дальнейшего роста собираемости, но наверняка не только.
Просто увеличивать налоги – это опасный путь, можно, как у Джанни Родари в "Чипполино", получить народное возмущение. В России и так уже большая совокупная налоговая нагрузка – больше, чем в большинстве развитых стран, и намного больше, чем в США и Китае. Но, как говорится, есть нюансы.
В России пока сравнительно низкие налоги на недвижимость. Если для промышленных предприятий их рост не всегда будет подъемным, то у граждан есть возможность сокращать жилые площади в случае неготовности платить новые налоги. Поэтому рост налогов на недвижимость выглядит возможной мерой.
В России также уникально низкий подоходный налог. При выплате зарплат он суммируется с очень высокими социальными налогами, приводя к тому, что 90% российских работников платят со своей зарплаты больше, чем их немецкие коллеги.
Но есть те, кто не платит социальных налогов, – прежде всего это получатели дивидендов, гонораров, владельцы ИП, инвесторы с доходов от роста стоимости имущества и так далее. В условиях, когда власть не заинтересована в инвестициях, поднять подоходные налоги на капитальные доходы, в том числе ввести налоги на проценты по депозитам – очевидное решение. От его реализации нас пока отделяет только жесткое лоббирование внутри самой власти: крупные чиновники тоже люди и не хотят платить высокие налоги со своих депозитов и инвестиций.
Можно продолжать вводить новые сборы и увеличивать базы для налогов. Хороший пример – налог с самозанятых, непонятно только, когда его ставка станет существенной. В рамках ПЭПа то, сколько ты соберешь налогов, не сильно влияет на благосостояние граждан. Гораздо важнее, сколько ты их раздашь кому надо. При росте налогов и неравенство будет сокращаться, что тоже понравится обществу.
Вряд ли мы в скором времени увидим какие-либо новые черты у экономической политики. Нацпроекты будут финансироваться, госкорпорации – расти, как и число занятых в госсекторе. Налоги продолжат увеличиваться, а социальное перераспределение – развиваться. Старые глава Центробанка и министр финансов обеспечат сохранение денежного баланса и не допустят перекосов, так что ждать высокой инфляции не приходится.
Ну а СМИ и общество через некоторое время привычно начнут ругать власть и ждать очередных кадровых изменений – чтобы снова можно было делать прогнозы и предсказывать перемены.
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Неожиданная смена российского правительства спровоцировала всплеск комментариев и прогнозов – ведь Россия не какая-нибудь Великобритания, у нас не принято менять коней на переправе, а переправы у нас бесконечны. Для СМИ и многочисленных обозревателей стало хорошим тоном гадать по каждому заявлению или назначению, пытаясь разглядеть признаки перемен.
Наблюдая год за годом, как страна последовательно упускает возможности и все больше опускается в болото нулевых темпов роста и падающих доходов населения, нельзя не проникнуться чисто русским ожиданием волшебного перелома – неожиданного и беспричинно резкого разворота к лучшему.
Контрольно-надзорный орган
Среди наиболее частых комментариев можно найти весь полагающийся набор глупостей. Говорят, правительство отправлено в отставку потому, что не справилось. Ну конечно, столько лет его терпели, а тут вдруг – не справилось. А раз не справилось, то нужно, конечно, перевести его сотрудников в администрацию президента и на другие ответственные посты.
Говорят, что курс теперь резко изменится, потому что первым вице-премьером будет известный государственник Андрей Белоусов – сторонник нацпроектов, уравниловки в экономике и раздачи денег. Но ведь и раньше он был в администрации президента, да и нацпроекты придумали не вчера. К тому же почему ориентироваться надо именно на Белоусова? Можно, например, сделать акцент на том, что противник роста роли государства в экономике Максим Орешкин теперь занял место Белоусова – значит ли это, что курс будет, наоборот, на ослабление роли государства?
Наконец, главный защитник профицитного бюджета и жесткой монетарной политики – Антон Силуанов – один из немногих, кто сохранил свой пост. Если бы действительно планировалась раздача денег, то его вряд ли стали бы оставлять министром финансов.
Вообще ошибка считать, что правительство России – изолированный институт, как в государствах, где практикуется реальное разделение властей. В России вся власть принадлежит одной небольшой группе людей, которые делегируют ее в разные стороны, зорко при этом следя, чтобы никто не проявлял самостоятельности. Поэтому на машину власти надо смотреть в комплексе.
Если объединить администрацию президента, правительство и надзорные ведомства в один комплекс, мы увидим, что смены персоналий практически не произошло, – так откуда ждать перемен и о каком "недовольстве правительством" можно говорить?
Говорят, что новое правительство – победа мэра Москвы Сергея Собянина. В правительстве действительно появились несколько человек, кого можно условно отнести к московской команде. Но скорее это связано просто с тем, что их работа в столице больше на виду. А поскольку московская политика вообще воспринимается в Кремле как эталон (мол, была бы вся Россия такая – жаль, нефти не хватает на всех), кооптация членов московской команды "наверх" не вызывает удивления.
Победа ли это мэра Москвы? Только полгода назад с ним крайне жестко обошлись, оставив проигрывать выборы в Мосгордуму. У наших чиновников принято быть лояльными сильнейшему, и потому назначения выглядят не как дань московскому клану, а как рекрутирование его сильных представителей в клан уровнем повыше.
Что совершенно точно можно сказать про новое правительство, так это то, что его собрали как большой контрольно-надзорный орган. Значительная часть его вице-премьеров (как и сам премьер) – выходцы из ФНС; многие министры – из соответствующих надзорных ведомств. Ушедших министров (тех, кто не попал в администрацию президента) отправили заполнять вакансии в надзоре: видимо, чтобы осознали, что от них изначально требовалось. Неудивительно, что новый кабинет возглавил чиновник, добившийся больших успехов в области учета и сбора налогов.
Трехукладная экономика
Правительство, задуманное как контрольно-ревизионное управление, естественно, не предназначено для того, чтобы проводить изменения (кроме улучшений в учете), генерировать идеи или обеспечивать прорывы и быстрый рост. Прорывов и быстрого роста вообще нет среди задач крупнейших стейкхолдеров России.
Задачи предельно прагматичны – удержать власть и денежные потоки, позволяющие покупать лояльность и обогащаться. А чтобы не было риска потерять контроль – поддерживать социальное спокойствие.
Запросы общества нам хорошо известны по многочисленным исследованиям – общество просит поднять уровень доходов и жизни, и чтобы государство взяло на себя за это ответственность; снизить неопределенность, пусть даже определив плохой сценарий; дать внятные правила и небольшое пространство для мелкой самостоятельной игры – больше и не надо; обеспечить больше справедливости, то есть однозначно объяснить, кому что можно, а кому нельзя, и бить по рукам.
Задачи и власти, и общества на самом деле не противоречат друг другу: при сегодняшних ценах на нефть ни те ни другие не предполагают и не требуют ни активного экономического роста, ни диверсификации экономики, ни ее усложнения, ни даже снижения уровня неравенства.
Оба набора задач вписываются в наметившийся переход России к трехукладной экономике. Это, во-первых, крупные, монополистические государственные предприятия – основа экономики, скелет и одновременно корпорации развития. Во-вторых, крупные частные предприятия в руках назначенных бизнесменов. Они фактически управляются государством вплоть до изъятия прибыли и собственности и доминируют в отраслях, где есть существенная маржа и правильные люди. В-третьих, это мелкие предприятия, независимые от государства и не поддерживаемые государством. Им остается выплывать, как могут, и платить значительные налоги за право работать.
Управлять крупными госпредприятиями или попасть в список правильных частных бизнесменов в этой схеме – это синекура, которую надо заслужить эффективной работой на власть. Мелкий частный бизнес надо терпеть, потому что он дает налоги, без которых все остальные налоги – круговорот государственных денег в бюджете.
В каком-то смысле такое отношение к частному бизнесу характерно для социалистических систем времен кризиса: когда требуется экономическая эффективность, но власть отдавать не хочется. Такая модель виделась коммунистам как результат перестройки. Такая модель была создана в 1921 году в виде НЭПа.
Путинская экономполитика
Конечно, НЭП вековой давности и сегодняшний экономический курс (назовем его для схожести ПЭП – путинская экономическая политика) во многом отличаются. ПЭП пришел на смену быстрому росту нулевых, связанному не только с подорожанием углеводородов, но и с либерализацией экономики. НЭП же начинался на фоне краха коммунистической идеи и экономической разрухи.
Экономика продразверстки, выборного менеджмента предприятий и государственного рационирования не только не вытаскивала молодую Советскую Россию из кризиса, вызванного Гражданской войной – она сама стала кризисом пострашнее войны. В этом смысле у НЭПа не было шансов использовать старые заделы – именно он должен был спасать страну.
В отличие от тех времен сейчас экономика либерального капитализма со всеми оговорками дала России нулевых возможность накопить существенный запас прочности. Даже несмотря на массированный вывод средств за границу, высокий уровень коррупции и быстро опустившийся на территорию реального бизнеса стеклянный потолок, отделивший "разных там бизнесменов" от "своих".
ПЭП начал развиваться после кризиса 2008-го, под влиянием трех факторов. Во-первых, кризис, вызвавший реальный крах российского банковского сектора, убедил власть серьезнее контролировать финансы страны. Однако делать это она стала в том виде, в котором только и умела контролировать, – консолидировать под себя.
Во-вторых, элита, поддерживающая власть, требовала привилегированного положения в экономике. Ее перестала устраивать ситуация, когда олигархи в обмен на лояльность контролировали бизнес, а властная элита могла либо торговать правами, либо воровать из бюджета. На смену воровству и коррупции должна была прийти схема, не менее доходная, но значительно более легитимная. Этой схемой оказалась национализация крупных секторов экономики и приватизация денежных потоков от них.
В-третьих, правовой, политический и этический режим России XXI века, который был сносен для периода высокой маржи и первоначального накопления капитала, по мере насыщения рынка (и кошельков ковбоев-бизнесменов) и снижения доходов стал запретительным для дальнейшего развития. Появился значительный запрос на выход из бизнеса, инвестиции рухнули – и власть восприняла это не как свою проблему, а как ненадежность частного бизнеса как такового.
ПЭП развивается, таким образом, не как НЭП или китайское чудо на фоне крайне низкой базы, массивного неудовлетворенного спроса и доступа к большому объему дешевых трудовых ресурсов. А наоборот – с относительно высокой базы, в обстановке, когда трудовых ресурсов мало (из-за их вовлечения в бюджетную сферу, да и успех экономике сегодня приносят не дешевые трудовые ресурсы, а инвестиции и технологии), а спрос во многом удовлетворен за прошедшие нулевые. Ведь даже такой инертный показатель, как обеспеченность жилплощадью, в России вырос за 20 лет с 1990 года почти в два раза.
Поэтому неудивительно, что НЭП был большим успехом: темпы роста промышленного производства – по 30–40% в год, голод закончился уже в 1922 году. Хотя все это и считалось коммунистами "стратегическим отступлением". ПЭП отступлением нашей властью не считается. Наоборот, он преподносится как движение вперед. При этом нулевые темпы роста в последнее десятилетие, продолжающееся падение доходов населения, которое в 2019-м титаническим усилием удалось остановить в основном за счет разовых выплат, и стагнация основных рынков явно говорят о проблеме.
Но повторять либеральные мантры о необходимости существенных перемен в экономике настолько же правильно, насколько бессмысленно – на это нет ни воли власти, ни желания общества. Интереснее подумать, что все же изменится в функционировании российской властной машины – не в связи со сменой правительства, а в рамках этой смены и в естественном процессе развития ПЭПа.
Замкнутый круг
Тенденция сокращения ненефтяного и негосударственного ВВП в России очевидна. Ждать, что ненефтяной негосударственный сектор станет центром роста доходов, не приходится. Углеводородный и металлургический сектора ВВП определяются мировыми ценами на сырье и в ближайшее время вряд ли станут драйвером роста.
В идеологии ПЭПа рост надо искать в государственном секторе. Оставим спор о том, могут ли быть государственные инвестиции эффективными – такие инвестиции слишком привлекательны с точки зрения программы "денежные потоки вместо коррупции", чтобы вообще обсуждать их эффективность.
Государственный сектор требует централизованного инвестирования. В условиях суверенной демократии иностранные инвестиции (кроме тех, что согласованы на самом высоком уровне и исходят от похожих суверенных демократий) ждать не приходится. Значит, инвестировать придется самому государству – то есть бюджету, благо резервы накоплены и бюджет профицитный.
Инвестиций надо много – все-таки придется сказать, что госинвестиции неэффективны, но дело не только в этом. Общество, требующее стабильности и повышения уровня жизни, надо как-то кормить в условиях, когда частный сектор умирает, а в сырьевых секторах занято не более 5% населения. В этом смысле государственные инвестиции призваны играть рузвельтовскую роль – давать работу и рационированное питание через государственную зарплату и вовлечение остатков частного бизнеса в господряды.
Но госинвестиции имеют очень низкий мультипликатор, фактически это просто круговорот денег. Чтобы из них платить зарплаты (а по дороге надо еще платить миллионам чиновников, миллионам работников бюджетных секторов экономики, включая учителей и врачей, миллионам пенсионеров и прочее), надо их быстро оборачивать, получая обратно в бюджет.
Вариант просто напечатать денег не проходит ценз у Кремля. Там хорошо изучили венесуэльский опыт, так хорошо, что печатают даже меньше, чем могли бы, и не раздают даже то, что можно было бы. А получать в бюджет деньги можно только налогами – на природные ресурсы и на потребление.
Вот тут круг замыкается, и получается, что главная задача ПЭПа – собирать как можно больше налогов. Вот почему во главе правительства появляется успешный руководитель ФНС. Вот чего в принципе и следует ждать от дальнейшего развития ПЭПа – роста налоговой нагрузки, как минимум в виде дальнейшего роста собираемости, но наверняка не только.
Просто увеличивать налоги – это опасный путь, можно, как у Джанни Родари в "Чипполино", получить народное возмущение. В России и так уже большая совокупная налоговая нагрузка – больше, чем в большинстве развитых стран, и намного больше, чем в США и Китае. Но, как говорится, есть нюансы.
В России пока сравнительно низкие налоги на недвижимость. Если для промышленных предприятий их рост не всегда будет подъемным, то у граждан есть возможность сокращать жилые площади в случае неготовности платить новые налоги. Поэтому рост налогов на недвижимость выглядит возможной мерой.
В России также уникально низкий подоходный налог. При выплате зарплат он суммируется с очень высокими социальными налогами, приводя к тому, что 90% российских работников платят со своей зарплаты больше, чем их немецкие коллеги.
Но есть те, кто не платит социальных налогов, – прежде всего это получатели дивидендов, гонораров, владельцы ИП, инвесторы с доходов от роста стоимости имущества и так далее. В условиях, когда власть не заинтересована в инвестициях, поднять подоходные налоги на капитальные доходы, в том числе ввести налоги на проценты по депозитам – очевидное решение. От его реализации нас пока отделяет только жесткое лоббирование внутри самой власти: крупные чиновники тоже люди и не хотят платить высокие налоги со своих депозитов и инвестиций.
Можно продолжать вводить новые сборы и увеличивать базы для налогов. Хороший пример – налог с самозанятых, непонятно только, когда его ставка станет существенной. В рамках ПЭПа то, сколько ты соберешь налогов, не сильно влияет на благосостояние граждан. Гораздо важнее, сколько ты их раздашь кому надо. При росте налогов и неравенство будет сокращаться, что тоже понравится обществу.
Вряд ли мы в скором времени увидим какие-либо новые черты у экономической политики. Нацпроекты будут финансироваться, госкорпорации – расти, как и число занятых в госсекторе. Налоги продолжат увеличиваться, а социальное перераспределение – развиваться. Старые глава Центробанка и министр финансов обеспечат сохранение денежного баланса и не допустят перекосов, так что ждать высокой инфляции не приходится.
Ну а СМИ и общество через некоторое время привычно начнут ругать власть и ждать очередных кадровых изменений – чтобы снова можно было делать прогнозы и предсказывать перемены.
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter