22 июня 2020 ИХ "Финам" Братерский Александр
Сегодня, 22 июня, в Вене США и Россия возобновили диалог о стратегической стабильности. Переговоры, которые ведут замглавы МИД России Сергей Рябков и спецпредставитель президента США по контролю над вооружениями Маршалл Биллингсли, посвящены возможности продления договора о Стратегических наступательных вооружениях. Это последний договор в сфере ядерных вооружений между Россией и США. Его действие истекает в феврале 2021 года. О том, как важно продлить договор, Finam.ru рассказал академик Роальд Сагдеев, один из участников переговоров на высшем уровне в середине 1980-х годов. Видный ученый, в прошлом директор Института космических исследований, академик Сагдеев также поделился своим видением сотрудничества двух стран в космосе, Илоне Маcке, образовании и внутреннем конфликте в США.
- Роальд Зиннурович, вы член Люксембургского форума, общественной организации, цель которой предотвращение ядерной угрозы. Сегодня многие договоры в ядерной области разрушены. Видите ли вы опасность новой гонки вооружений в случае прекращения СНВ-3?
- Все началось с того, как Джордж Буш-младший решил выйти из договора по ПРО, краеугольного договора международной безопасности. После этого стало ясно, что соревнование атакующих ракет с противоракетами будет вести к гонке вооружений. Сегодня мы наблюдаем уже ставшие традицией выступления президента Владимира Путина с демонстрацией видео и с рассказами о том, что создаются новые ракеты, которые обойдут американскую оборонную систему.
Но, в конце концов, я надеюсь, что военные стратеги с обеих сторон океана найдут общий язык. Сегодня, если читать между строк заявления разных политических деятелей, есть шансы на то, что в последний момент США и Россия договорятся о продлении существующего договора. Это даст время, для того чтобы сделать следующий шаг. Но если США будут настаивать на том, чтобы обязательным в договоре стало присутствие Китая, это может сильно осложнить ситуацию.
- Как пригласить китайцев сесть за стол переговоров?
- Это будет сложно, так как сегодня при простом подсчете боеголовок на средствах доставки получается, что у Китая таких стратегических единиц не больше, чем у Англии и Франции. Китай может сказать: "Пригласите Англию и Францию". Мы это проходили в советское время, когда руководство страны понимало, что это нереально и говорило: "Давайте сначала договоримся с американцами, тем более, больше 90% ядерного потенциала в руках США и России".
- Как вы как ученый с многолетним опытом изучения космоса восприняли недавний полет корабля Илона Маска? Есть такое мнение, что он разрушил монополию Роскосмоса.
- Все это было ожидаемо, так как техника, на которой Россия возила своих и иностранных космонавтов, это почти та же техника, на которой летал Гагарин. Корабль "Союз" - ни что иное как многократно модифицированный корабль "Восток".
Это были времена, когда советский лидер Никита Хрущев говорил, что мы "делаем ракеты как сосиски". Тогда ракеты делались массово и стоили недорого, и вопрос об обратной посадке не стоял: слишком много волокиты, а выигрыш небольшой. Я помню, когда мы в Институте космических исследований заказывали "Протоны" для научных запусков, стоимость их была в ценах 1980-х, 2 миллиона тех еще, советских рублей. Cейчас уже последние запуски "Протона" обходятся по $100 миллионов за запуск.
Когда Маск заявил о том, что сделает ракету на замену российской, в него поверили, и он сразу получил довольно приличные контракты от управления ВВС США. Когда NASA увидело, что он может заменить аппарат для пилотируемых полетов, присоединились и они. Что касается Маска, посмотрите, сколько он экономит. Без возврата [первой ступени] запуск обходится в $150 миллионов, а с возвратом [первой ступени] экономия почти в два раза.
- У вас уникальный опыт: вы многие годы проработали в советской космической отрасли, теперь живете в США, где частный бизнес активно участвует в космонавтике. Почему в России частный бизнес так и не смог интегрироваться в космическую сферу?
- В России частный бизнес очень специфический, тесно связан с государственными структурами и непосредственно с Кремлем, и, если нет такой связи, значит - нет успеха. Подход "эффективных менеджеров" сводится к тому, что во главе отраслей становятся люди профессионально не знакомые с тематикой, а ведь без этого невозможно руководить. Поэтому, эта словесная перепалка в течение последних лет между Маском и Дмитрием Рогозиным производила комическое впечатление. С одной стороны, талантливейший инженер, он же прекрасный бизнесмен, человек абсолютно одержимый. С другой стороны, бюрократ. Соревнование двух систем в космонавтике вылилось в соревнование двух личностей.
- Что нужно России сегодня, чтобы совершить какой-то прорыв в космонавтике?
- Можно многое сделать, но прежде всего, надо выйти из "американской тени", из того положения, в котором оказалась российская космонавтика. Если будет принято решение присоединиться к американским планам высадки на Луну, где собираются добывать полезные ископаемые, то это провальная тематика. На Луне много возможностей, можно сформулировать интересную задачу, но объявить о том, что мы будем добывать полезные ископаемые на Луне - это совершенно смехотворно.
- Как вы относитесь к недавнему указу Трампа о коммерциализации Луны. Почему он выступил с этим именно сейчас?
- Думаю, что это связано, прежде всего, с его характером. У него есть желание достичь многого в разных областях и оставить след даже в космонавтике, что близко душе среднего американца. Трамп считает, что Марс далеко, и даже если он будет избран на второй срок, вряд ли что-то произойдёт. Поэтому он считает "Давайте придумаем что-то крупное на Луне!" и привнес в это элемент бизнеса. Но я не думаю, что этому предшествовали какие-то крупные изыскания.
- В свое время вы много уделили изучению Марса. Понятно, что экспедиция дело будущего, но каковы перспективы исследования этой планеты в ближайшие 10-15 лет?
- Если говорить по большому счету, то Марс мог бы и подождать, пока человечество не разберется с этой эпидемией, не восстановит нормальный ритм жизни на планете и не разберется с проблемами глобального потепления. Я думаю, что должно пройти несколько беспилотных миссий для изучения в лабораториях марсианского грунта, чтобы понять больше о предбиологической истории Марса. Даже такие энтузиасты как Маск не требуют немедленных полетов на Марс. Если же говорить о его предложениях об изменении климата Марса с помощью взрывов водородных бомб над полярными шапками Марса, то все это идеи научно-фантастического характера.
- Насколько советский опыт по-прежнему востребован в американской космонавтике?
- Некоторые космические сценарии, которые нам удалось осуществить, до сих пор никто не смог повторить или превзойти. Прежде всего, это посадка на Венеру и пребывание, пусть короткое время, на поверхности этой планеты. NASA лет 15 назад организовало группу, чтобы изучить возможность [экспедиции беспилотной миссии на Венеру], и они поняли, что важен советский опыт. Было заключено соглашение между NASA, ИКИ и НПО Лавочкина.
Второй элемент космического сценария, который еще никто не повторил, это запуск и полет аэростатных зондов в атмосферу. Это то, что удалось сделать проекту "Вега" в 1985 году.
Есть вещи, которым можно поучиться. Но, к сожалению, даже в то время возможности обработки информации, микросхемы высокой интеграции были нам практически недоступны. Такого рода электроника в СССР отставала, точность приборов и возможности передачи научной информации были у нас совсем другими. Не случайно, что тогда всю программу мы построили на тесном сотрудничестве с западными странами, привлекая не только западных ученых, но и научные приборы, которые летали на наших космических аппаратах по программе "Интеркосмос".
Примером здесь может служить и использование США ракетного двигателя РД-180. Уж какие бурные дискуссии здесь были, тем не менее использование продолжается и до середины 2020-х годов Пентагон будет их использовать. Прагматизм и здравый смысл берут верх у тех западных партнёров, с которыми мы имеем дело. Это прежде всего, ученые и инженеры НАСА, которым приходиться тратить много времени, чтобы убеждать Конгресс и Белый Дом в том, чтобы им разрешили сотрудничать c Россией, несмотря на санкции.
- Для многих, особенно молодых, по-прежнему выглядит загадкой, как CCCР, где производилась убогая одежда, а люди стояли в очередях, производил такую великолепную космическую технику. Почему сегодня это потеряно?
- Я думаю, что здесь было то же самое, что и с Илоном Маском. В советской науке были по-настоящему одержимые люди, такие как Сергей Королев и Валентин Глушко, которые этим жили. Я помню, когда в 2007 году Борис Евсеевич Черток (советский ученый-конструктор соратник Королева - прим. редакции) сказал мне: "Вы знаете, Сталин понял, как важно делать ракеты". У Чертока c тех времён сохранилось в памяти, что была большая поддержка cо стороны власти, начиная с самых первых лет развития космонавтики.
- В 1992 году вы были среди тех мировых ученых, которые подписали письмо с предупреждением о том, что люди и природа находятся на грани столкновения. Сегодня во время пандемии все это читается очень актуально. Видите ли вы, что Covid-19 это такое предупреждение человечеству?
- Мы всегда много говорили о глобальном потеплении, но линия фронта соприкосновения человека с природой значительно шире: здесь и биология, здесь и вирусы, и микроорганизмы, все, что угодно. И в целом вся эта картина поиска правильного баланса, правильного взаимодействия человека и природы, должна оставаться в центре внимания. Если переложить это на ракетно-космический язык, то можно сказать, что подъёмные способности планеты Земля как космического корабля ограничены и невозможно увеличивать их бесконечно.
- Вам приходилось много преподавать в американских университетах. В чем вы видите плюсы американской системы образования по сравнению с российской?
- Очень трудно сравнивать. В некоторых областях и советская система была хорошей. Но я могу выделить два компонента, в которых лучшие американские университеты существенно превосходят российские.
Первое это профессура и преподавательский состав. В лучших американских университетах профессора находятся на передовом фронте в научных исследованиях. Благодаря этому они могут лучше донести до студента все, что происходит с наукой и техникой и привлекают студентов к своим работам.
Второе - отсутствие формального барьера как профессионального, так и человеческого между профессором и студентом. Когда я преподавал в США, то ко мне в офис в любой момент могли зайти студенты, для того чтобы пообщаться. Я пытался понять происхождение такого барьера в Европе. Оказывается, что немецкая школа или французская были более консервативными, а английская предполагала более свободное общение, что сказалось и на американской университетской традиции.
- В этом году исполняется уже 30 лет как вы живете в Америке. Вы хорошо узнали эту страну. Как вы смотрите на сегодняшние проблемы американского общества, которые привели к расовым столкновениям?
- Это очень большой вопрос, и я честно говоря, не вижу, насколько быстро американское общество может их разрешить. С одной стороны, это проблема исторической памяти. Вот на днях президент США Дональд Трамп провел предвыборный митинг в городке Талса в Оклахоме. В этом городе почти 100 лет назад произошло тяжёлое событие. Представители белого большинства, увидев, как появились кварталы зажиточных черных, в один момент решили расправиться с ними. Было убито несколько сот чернокожих, полностью сожжены здания этого города. Забыть об этом невозможно.
Я вижу, что некоторые обозреватели, ваши коллеги в России, пишут: "Что нужно афроамериканцам?! Пусть учатся, поступают в университеты". Но все это не так просто: экономическое неравенство слишком большое, и чернокожим сложнее получить даже школьное образование, сравнимое с тем, которое получает средний класс белых. Все это не перекроешь миллиардными репарациями, как рассуждают наивные политики. Это очень серьезный вопрос. Здесь совершенно прав Эйнштейн, который говорил, что в разных системах отсчета часы идут по-разному.
http://www.finam.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter