Часто приходится слышать, что от биржевых игроков только вред. Некоторые уточняют — от спекулянтов. Многие идут дальше и говорят — вообще от всех. Даже от пассивных держателей акций «Газпрома» и «Амазона». С марксистской колокольни, например, все они паразитический класс.
Более умеренная позиция: вреда от вас нет, но и особой пользы тоже. На что-то живёте, но при этом ничего не производите, так ведь?
Попробуем сейчас защититься и от радикальных критиков, и от умеренных. Итак, вопрос: зачем мы, от портфельных инвесторов до алготрейдеров, нужны хоть кому-то, помимо самих себя?
Можно начать с базового тезиса, что деятельность инвестора и трейдера формально этична. Этику можете понимать при этом как угодно. Можно по Канту: «поступай так, чтобы максима твоих поступков могла стать всеобщим законом». Можно как утилитаристы: «поступай так, чтобы максимизировать пользу мира». Спекуляции, не говоря уже об инвестициях, пройдут оба теста.
Касательно формальной этики. Всё как за покерным столом. Трейдер хочет сделать с другими то же самое, что они хотят сделать с ним. И он хочет, чтобы они продолжали хотеть того же. Иначе игра закончится. Все находятся в игре добровольно и заинтересованы в её продолжении, а продолжение будет при сохранении намерений сторон, идеально симметричных.
Касательно общественной пользы. Давайте начнём с инвестора.
Чтобы кто-то мог ходить на работу, делать там оговорённые вещи и получить оговорённые деньги, кто-то другой должен за него: а) выкупить экономический риск, б) отказаться от текущего потребления в пользу содержания фондов.
Именно это входит в понятие инвестировать. И это не так легко, как кажется.
В современном мире инвестировать можно, начиная с любых сумм, — раз, начать бизнес в постиндустриале можно без вложений — два. Наёмный труд имеет возможность выступить как в роли предпринимателя, так и в роли инвестора, но не так уж спешит примерять эти роли. Какой процент россиян хотя бы раз в жизни пробовали начать своё дело? Какой процент — сознательно покупали акции? Очевидно, труду не так сильно плохо, по крайней мере, в развитых странах. Но, чтобы ему было хорошо, кто-то должен быть инвестором.
И ещё вопрос, кто кого эксплуатирует.
В современном мире скорее труд эксплуатирует капитал. Работник получает от нанимателя в среднем больше, чем получил бы при свободном обмене.
Труд защищён массой социальных гарантий: в плане того, чтобы заиметь работу, удержать работу, получить что-то взамен работы. Труд выступает особым, привилегированным товаром, собственник которого, в отличие от собственников иных товаров, защищён внеэкономическим способом. Собственно, это и есть нормальное понятие слова эксплуатация: когда в экономическом поле одна из сторон совершает обмен, подкреплённый политической силой, в конечном счёте, опирающейся на насилие, актуальное или потенциальное. Это и есть расшифровка того, что такое привилегии. В феодальном обществе, например, привилегии были у феодалов, поэтому там, конечно, была эксплуатация. Можно представить себе общество, где привилегии будут у буржуазии. Но в современном мире — наоборот.
Возвращаясь к пользе: крупный инвестор это ещё и менеджер поневоле. Услуги менеджмента, конечно, можно купить. Но есть мировая статистика: акции частных компаний дают на пару годовых большую доходность, чем акции государственных. А акции семейного бизнеса лучше компаний, где капитал сильно размыт. То есть именно тот случай, когда хочешь, чтобы было сделано хорошо, — делай сам. Теоретически миллиардер может позволить себе ничего не делать, но это будет началом его конца.
Само решение крупных инвесторов инвестировать сюда, а не туда, развивать это, а не то — сильное управленческое решение. У обычного менеджера нет ресурса, чтобы принимать такие решения, но кто-то должен их принимать. И желательно — нести ответственность за последствия. Что ж, ответственность инвестора обычно сильно превышает ответственность менеджера.
А мелкий инвестор как бы член собрания акционеров, причём сразу всей экономики, мировой.
В обычный совет директоров его не пустят, его акции ничего не значат. На собрания акционеров миноритарию стоит ходить разве что из любопытства. Но мы всегда можем продать одни акции и купить другие. Это и есть наш «голос», мы голосуем рублём или долларом за то, во что верим.
Если мы верим в правильные вещи, наш капитал будет расти, если ошибаемся — будет таять.
Те, кто голосовал разумнее, в следующем туре получат больше «голосов». А те компании, которые собрались расти, должны убедить нас как избирателей.
Заметим, как работает механизм — в пользу умных. Но быть умным здесь означает верить в правильные вещи, то есть ставить на компании с большим потенциалом пользы и снимать ставки с аутсайдеров. Помогать расти тому, что должно расти, и помогать уйти тому, что должно уйти.
Мы все участвуем в эволюции как биологические существа. Но можем поучаствовать ещё и в экономической эволюции — игре примерно с той же логикой. Ты можешь играть из любых соображений. Но в долгом периоде выигрыш сопряжён с общественной пользой.
Часть вторая
Хорошо, с инвесторами разобрались. Ну а в спекуляциях какой общественный прок?
Есть много «польз», приносимых трейдером. Есть простые, есть сложные. В разной аудитории можно отвечать по-разному, смотря какую сложность там готовы усвоить.
Самый простой ответ...
Спекулянт не нарушает закон и платит налоги, и хотя бы этим полезнее тех, кто с ним борется.
Уклониться, работая на легальной бирже, практически невозможно, это очень «белая» деятельность, по определению. Крупный успешный трейдер может на свои налоги содержать учителя, врача и полицейского. Если вы его запретите, то подорвёте доход этих людей. Мелкий трейдер ещё не дорос до того, чтобы содержать на свои налоги детский садик, но он поневоле стремится к этому. Но даже содержать треть учителя средней школы — тоже дело. Плохой трейдер сливает деньги, но часть их, кстати, тоже попадёт в бюджетный мешок.
Но давайте не будем рассматривать проигравших, это не профессия, а вредная привычка. Человеку и так плохо, отстаньте. И чисто по определению, если человек каждый день ходит кормить игровые автоматы, никто же не назовёт его профессиональным игроком. Давайте продолжим о профессионалах.
Второй ответ, тоже короткий, почему спекулянт хороший. Для либерального экономиста ответ достаточный.
Человек заключает сделки со взрослыми дееспособными людьми, не прибегая к насилию, значит, он по определению оказывает услугу, её польза не обсуждается — его контрагентам виднее.
Кто-то идёт покупать за 70 рублей банку зелёного горошка в магазин, кто-то — тысячу долларов за 70 тысяч рублей на биржу, кто-то миллион — за 70 миллионов. Если кто-то идёт за долларом или за горошком, значит, ему надо. Зачем, не ваше дело, даже не спрашивайте, не разводите дебаты о пользе зелёного горошка или акций «Лукойла». Тот, кто продал человеку нечто, что человек хотел купить, по той цене, которая его устроила, — уже молодец, с точки зрения рыночной экономики. Или купил нечто, что хотели продать, ту же акцию «Лукойла», нас не волнует, зачем её хотели продать. О пользе и вреде солёных огурчиков пусть спорят диетологи. Экономисту важно, чтобы их можно было купить в шаговой доступности, недорого, без очереди и давки.
Третий ответ, если немного углубиться в механизм торгов. Если пользу инвесторов мы уже считаем доказанной, то...
Спекулянт нужен как минимум потому, что нужен инвестору, создавая ликвидность и сужая спред.
Допустим, вы хотите купить некую акцию. Если массовых торгов по ней нет, вы её, вероятно, всё-таки купите. Какой-нибудь банк выложит её на витрину. Со спредом 10%. В банке неважно, ликвид это или нет. Золото вроде ликвид, а спред по ОМС 10–12%, по физическому металлу — ещё хуже. Сегодня купите, через месяц решите продать, котировки будут те же, потеряете 10%. А в биржевом стакане будет спред 0,1%. Для инвестора это незаметно.
Примерно ту же услугу, что крупные позиционные трейдеры оказывают инвесторам, интрадейщики оказывают позиционным трейдерам, маркет-мейкеры — интрадейщикам и всем вообще. Они сужают спред. Это важно. Переходим к четвёртой пользе.
Биржа как институт, помимо прочего, производит ещё и справедливость.
Примерно так, как благотворительные фонды производят деятельное милосердие. В современном обществе хватает институтов, перераспределяющих деньги от сильных к слабым. Собес — важнейшая функция современного государства. Но справедливость это не милосердие, не социальная защита, не «всем поровну». Это зачастую даже обратное. Справедливость про то, чтобы каждому возвращались последствия его принятых решений. Что посеял — то пожнёшь.
Общество может существовать при абсолютном отсутствии любых собесов, но не может при абсолютном отсутствии справедливости. Оставим в стороне мораль, посмотрим как на систему. Важна обратная связь. Чтобы, если человек ведёт себя как дурак, ему прилетало по лбу. А если ведёт себя как умница, ему воздавалось. Если эта обратная связь сломается, и вознаграждаться начнут случайно взятые дураки, страна этих дураков скоро станет негодной для проживания.
Можно спорить, каким должно быть идеальное общество, но оно должно максимизировать оправданность рациональных стратегий.
Важно минимизировать случайность, злую волю и даже добрую волю, если она путает рационально выстроенную игру. Важно, чтобы можно было сделать всё правильно и получить правильный результат, а не рассчитать бизнес-схему и быть ограбленным, потому что не повезло. Так вот биржа — очень хороший механизм в плане справедливости. Деньги там перетекают от глупых — к умным, от жадных — к умеренным, от трусов — к стойким, от нервных — к терпеливым. Бывает, конечно, всякое. И случайности, и даже какие-то аферы. Но в целом порок наказывается, добродетель вознаграждается, а рациональные стратегии торжествуют.
Зачем обществу инвесторы и спекулянты?
А вот, пожалуй, самый сложный пункт в апологии спекулянта. И самый главный.
Биржа производит знание.
В том смысле, как пишут о знании экономист Фридрих Хайек и физик Дэвид Дойч.
Ранее шла речь про инвесторов, их функции: помогать расти тому, что должно расти, и помогать уйти тому, что должно уйти.
Спекулянты делают то же самое, ставки на будущее, только работают быстрее.
В долгосроке вы не можете выиграть, ставя на решения, плохие для экономики в целом.
Даже если все сойдут с ума и массово ошибутся, жизнь поправит. Максимум, что получится у партии сумасшедших, раздуть пузырь. Кто-то выиграет на нём, но большая часть купивших пузырь потеряет. Равным образом потеряет и партия, зашортившая что-то важное и нужное. Так, в долгосроке масса шортистов акций всегда теряет, а не зарабатывает.
Ставка типа «все умрут, а я останусь» — обычно плохая ставка.
Прагматически плохая для поставившего, речь не о морали. Также плохая ставка на то, что «мир сойдёт с ума» и не вернётся в него обратно, покупка любого массового сумасшествия в среднем — плохая покупка. Экономика обладает даром залечивать раны, приходить в чувство и идти дальше. Периоды бывают разные, но в среднем побеждает развитие. Можете жить в своём ритме и ставить против него — вы не отмените эволюцию, даже если обоснуете, почему вы правы, а она нет. Даже если захотите сильно-сильно. Даже если ваше мнение разделит миллион человек. Да хоть миллиард. Единственное утешение будет, что вместе тонуть не так страшно.
Хотите выиграть — ставьте на оптимальность, как её понимает природа больших эволюционных процессов.
Если для кого-то это прозвучит излишне академично... Тот же тезис — предельно просто. Давайте спросим себя, что производят финансовые рынки, взятые как единый институт? В рыночной экономике они делают то же самое, что Госплан и его подразделение Госкомцен в социалистической. Решают, какие будут сейчас цены и куда, исходя из этого, пойдут потоки. Цена в глобальном смысле — это сигнал. Изменяясь, она отменяет одни действия и запускает другие. При разной цене в мире происходят разные вещи. Переставьте её, и вы измените будущее. Причём даже будущее тех, кто никогда не слышал об этих ценах.
Каким бы ни был мир, в нём должен быть институт, выдающий ценники.
Неважно, каким способом. Социалистам кажется, что лучше всего собрать много умных людей, дать им много компьютеров, поставить задачу, заплатить и они посчитают. В ХХ веке практически доказано и теоретически обосновано, что биржа, взятая как «чёрный ящик», на выходе даёт лучший набор ценников, чем Госплан.
Сейчас, возможно, это бы назвали нейросетью. И каждый биржевик своего рода сотрудник этого волшебного чёрного ящика, маленький чиновник большого капиталистического Госплана. Только более эффективный, чем его социалистический коллега.
И вот что удивительно. Менее эффективный сотрудник ходит на работу, если ему за это платить, а более эффективный сам доплачивает за это. Комиссии и налоги — это плата за проход на рабочее место. При этом никто не сомневается, что чиновник Госплана приносит обществу пользу. Может быть, не всё получается, но никто не ставит под сомнение саму функцию. Раз государство наняло тебя что-то планировать — значит, нужен. А его коллега, делающий ту же работу лучше и задаром, под подозрением: может быть, отменить этого паразита?
Но обычно ограничиваются повышением платы за вход на работу.
https://journal.open-broker.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Более умеренная позиция: вреда от вас нет, но и особой пользы тоже. На что-то живёте, но при этом ничего не производите, так ведь?
Попробуем сейчас защититься и от радикальных критиков, и от умеренных. Итак, вопрос: зачем мы, от портфельных инвесторов до алготрейдеров, нужны хоть кому-то, помимо самих себя?
Можно начать с базового тезиса, что деятельность инвестора и трейдера формально этична. Этику можете понимать при этом как угодно. Можно по Канту: «поступай так, чтобы максима твоих поступков могла стать всеобщим законом». Можно как утилитаристы: «поступай так, чтобы максимизировать пользу мира». Спекуляции, не говоря уже об инвестициях, пройдут оба теста.
Касательно формальной этики. Всё как за покерным столом. Трейдер хочет сделать с другими то же самое, что они хотят сделать с ним. И он хочет, чтобы они продолжали хотеть того же. Иначе игра закончится. Все находятся в игре добровольно и заинтересованы в её продолжении, а продолжение будет при сохранении намерений сторон, идеально симметричных.
Касательно общественной пользы. Давайте начнём с инвестора.
Чтобы кто-то мог ходить на работу, делать там оговорённые вещи и получить оговорённые деньги, кто-то другой должен за него: а) выкупить экономический риск, б) отказаться от текущего потребления в пользу содержания фондов.
Именно это входит в понятие инвестировать. И это не так легко, как кажется.
В современном мире инвестировать можно, начиная с любых сумм, — раз, начать бизнес в постиндустриале можно без вложений — два. Наёмный труд имеет возможность выступить как в роли предпринимателя, так и в роли инвестора, но не так уж спешит примерять эти роли. Какой процент россиян хотя бы раз в жизни пробовали начать своё дело? Какой процент — сознательно покупали акции? Очевидно, труду не так сильно плохо, по крайней мере, в развитых странах. Но, чтобы ему было хорошо, кто-то должен быть инвестором.
И ещё вопрос, кто кого эксплуатирует.
В современном мире скорее труд эксплуатирует капитал. Работник получает от нанимателя в среднем больше, чем получил бы при свободном обмене.
Труд защищён массой социальных гарантий: в плане того, чтобы заиметь работу, удержать работу, получить что-то взамен работы. Труд выступает особым, привилегированным товаром, собственник которого, в отличие от собственников иных товаров, защищён внеэкономическим способом. Собственно, это и есть нормальное понятие слова эксплуатация: когда в экономическом поле одна из сторон совершает обмен, подкреплённый политической силой, в конечном счёте, опирающейся на насилие, актуальное или потенциальное. Это и есть расшифровка того, что такое привилегии. В феодальном обществе, например, привилегии были у феодалов, поэтому там, конечно, была эксплуатация. Можно представить себе общество, где привилегии будут у буржуазии. Но в современном мире — наоборот.
Возвращаясь к пользе: крупный инвестор это ещё и менеджер поневоле. Услуги менеджмента, конечно, можно купить. Но есть мировая статистика: акции частных компаний дают на пару годовых большую доходность, чем акции государственных. А акции семейного бизнеса лучше компаний, где капитал сильно размыт. То есть именно тот случай, когда хочешь, чтобы было сделано хорошо, — делай сам. Теоретически миллиардер может позволить себе ничего не делать, но это будет началом его конца.
Само решение крупных инвесторов инвестировать сюда, а не туда, развивать это, а не то — сильное управленческое решение. У обычного менеджера нет ресурса, чтобы принимать такие решения, но кто-то должен их принимать. И желательно — нести ответственность за последствия. Что ж, ответственность инвестора обычно сильно превышает ответственность менеджера.
А мелкий инвестор как бы член собрания акционеров, причём сразу всей экономики, мировой.
В обычный совет директоров его не пустят, его акции ничего не значат. На собрания акционеров миноритарию стоит ходить разве что из любопытства. Но мы всегда можем продать одни акции и купить другие. Это и есть наш «голос», мы голосуем рублём или долларом за то, во что верим.
Если мы верим в правильные вещи, наш капитал будет расти, если ошибаемся — будет таять.
Те, кто голосовал разумнее, в следующем туре получат больше «голосов». А те компании, которые собрались расти, должны убедить нас как избирателей.
Заметим, как работает механизм — в пользу умных. Но быть умным здесь означает верить в правильные вещи, то есть ставить на компании с большим потенциалом пользы и снимать ставки с аутсайдеров. Помогать расти тому, что должно расти, и помогать уйти тому, что должно уйти.
Мы все участвуем в эволюции как биологические существа. Но можем поучаствовать ещё и в экономической эволюции — игре примерно с той же логикой. Ты можешь играть из любых соображений. Но в долгом периоде выигрыш сопряжён с общественной пользой.
Часть вторая
Хорошо, с инвесторами разобрались. Ну а в спекуляциях какой общественный прок?
Есть много «польз», приносимых трейдером. Есть простые, есть сложные. В разной аудитории можно отвечать по-разному, смотря какую сложность там готовы усвоить.
Самый простой ответ...
Спекулянт не нарушает закон и платит налоги, и хотя бы этим полезнее тех, кто с ним борется.
Уклониться, работая на легальной бирже, практически невозможно, это очень «белая» деятельность, по определению. Крупный успешный трейдер может на свои налоги содержать учителя, врача и полицейского. Если вы его запретите, то подорвёте доход этих людей. Мелкий трейдер ещё не дорос до того, чтобы содержать на свои налоги детский садик, но он поневоле стремится к этому. Но даже содержать треть учителя средней школы — тоже дело. Плохой трейдер сливает деньги, но часть их, кстати, тоже попадёт в бюджетный мешок.
Но давайте не будем рассматривать проигравших, это не профессия, а вредная привычка. Человеку и так плохо, отстаньте. И чисто по определению, если человек каждый день ходит кормить игровые автоматы, никто же не назовёт его профессиональным игроком. Давайте продолжим о профессионалах.
Второй ответ, тоже короткий, почему спекулянт хороший. Для либерального экономиста ответ достаточный.
Человек заключает сделки со взрослыми дееспособными людьми, не прибегая к насилию, значит, он по определению оказывает услугу, её польза не обсуждается — его контрагентам виднее.
Кто-то идёт покупать за 70 рублей банку зелёного горошка в магазин, кто-то — тысячу долларов за 70 тысяч рублей на биржу, кто-то миллион — за 70 миллионов. Если кто-то идёт за долларом или за горошком, значит, ему надо. Зачем, не ваше дело, даже не спрашивайте, не разводите дебаты о пользе зелёного горошка или акций «Лукойла». Тот, кто продал человеку нечто, что человек хотел купить, по той цене, которая его устроила, — уже молодец, с точки зрения рыночной экономики. Или купил нечто, что хотели продать, ту же акцию «Лукойла», нас не волнует, зачем её хотели продать. О пользе и вреде солёных огурчиков пусть спорят диетологи. Экономисту важно, чтобы их можно было купить в шаговой доступности, недорого, без очереди и давки.
Третий ответ, если немного углубиться в механизм торгов. Если пользу инвесторов мы уже считаем доказанной, то...
Спекулянт нужен как минимум потому, что нужен инвестору, создавая ликвидность и сужая спред.
Допустим, вы хотите купить некую акцию. Если массовых торгов по ней нет, вы её, вероятно, всё-таки купите. Какой-нибудь банк выложит её на витрину. Со спредом 10%. В банке неважно, ликвид это или нет. Золото вроде ликвид, а спред по ОМС 10–12%, по физическому металлу — ещё хуже. Сегодня купите, через месяц решите продать, котировки будут те же, потеряете 10%. А в биржевом стакане будет спред 0,1%. Для инвестора это незаметно.
Примерно ту же услугу, что крупные позиционные трейдеры оказывают инвесторам, интрадейщики оказывают позиционным трейдерам, маркет-мейкеры — интрадейщикам и всем вообще. Они сужают спред. Это важно. Переходим к четвёртой пользе.
Биржа как институт, помимо прочего, производит ещё и справедливость.
Примерно так, как благотворительные фонды производят деятельное милосердие. В современном обществе хватает институтов, перераспределяющих деньги от сильных к слабым. Собес — важнейшая функция современного государства. Но справедливость это не милосердие, не социальная защита, не «всем поровну». Это зачастую даже обратное. Справедливость про то, чтобы каждому возвращались последствия его принятых решений. Что посеял — то пожнёшь.
Общество может существовать при абсолютном отсутствии любых собесов, но не может при абсолютном отсутствии справедливости. Оставим в стороне мораль, посмотрим как на систему. Важна обратная связь. Чтобы, если человек ведёт себя как дурак, ему прилетало по лбу. А если ведёт себя как умница, ему воздавалось. Если эта обратная связь сломается, и вознаграждаться начнут случайно взятые дураки, страна этих дураков скоро станет негодной для проживания.
Можно спорить, каким должно быть идеальное общество, но оно должно максимизировать оправданность рациональных стратегий.
Важно минимизировать случайность, злую волю и даже добрую волю, если она путает рационально выстроенную игру. Важно, чтобы можно было сделать всё правильно и получить правильный результат, а не рассчитать бизнес-схему и быть ограбленным, потому что не повезло. Так вот биржа — очень хороший механизм в плане справедливости. Деньги там перетекают от глупых — к умным, от жадных — к умеренным, от трусов — к стойким, от нервных — к терпеливым. Бывает, конечно, всякое. И случайности, и даже какие-то аферы. Но в целом порок наказывается, добродетель вознаграждается, а рациональные стратегии торжествуют.
Зачем обществу инвесторы и спекулянты?
А вот, пожалуй, самый сложный пункт в апологии спекулянта. И самый главный.
Биржа производит знание.
В том смысле, как пишут о знании экономист Фридрих Хайек и физик Дэвид Дойч.
Ранее шла речь про инвесторов, их функции: помогать расти тому, что должно расти, и помогать уйти тому, что должно уйти.
Спекулянты делают то же самое, ставки на будущее, только работают быстрее.
В долгосроке вы не можете выиграть, ставя на решения, плохие для экономики в целом.
Даже если все сойдут с ума и массово ошибутся, жизнь поправит. Максимум, что получится у партии сумасшедших, раздуть пузырь. Кто-то выиграет на нём, но большая часть купивших пузырь потеряет. Равным образом потеряет и партия, зашортившая что-то важное и нужное. Так, в долгосроке масса шортистов акций всегда теряет, а не зарабатывает.
Ставка типа «все умрут, а я останусь» — обычно плохая ставка.
Прагматически плохая для поставившего, речь не о морали. Также плохая ставка на то, что «мир сойдёт с ума» и не вернётся в него обратно, покупка любого массового сумасшествия в среднем — плохая покупка. Экономика обладает даром залечивать раны, приходить в чувство и идти дальше. Периоды бывают разные, но в среднем побеждает развитие. Можете жить в своём ритме и ставить против него — вы не отмените эволюцию, даже если обоснуете, почему вы правы, а она нет. Даже если захотите сильно-сильно. Даже если ваше мнение разделит миллион человек. Да хоть миллиард. Единственное утешение будет, что вместе тонуть не так страшно.
Хотите выиграть — ставьте на оптимальность, как её понимает природа больших эволюционных процессов.
Если для кого-то это прозвучит излишне академично... Тот же тезис — предельно просто. Давайте спросим себя, что производят финансовые рынки, взятые как единый институт? В рыночной экономике они делают то же самое, что Госплан и его подразделение Госкомцен в социалистической. Решают, какие будут сейчас цены и куда, исходя из этого, пойдут потоки. Цена в глобальном смысле — это сигнал. Изменяясь, она отменяет одни действия и запускает другие. При разной цене в мире происходят разные вещи. Переставьте её, и вы измените будущее. Причём даже будущее тех, кто никогда не слышал об этих ценах.
Каким бы ни был мир, в нём должен быть институт, выдающий ценники.
Неважно, каким способом. Социалистам кажется, что лучше всего собрать много умных людей, дать им много компьютеров, поставить задачу, заплатить и они посчитают. В ХХ веке практически доказано и теоретически обосновано, что биржа, взятая как «чёрный ящик», на выходе даёт лучший набор ценников, чем Госплан.
Сейчас, возможно, это бы назвали нейросетью. И каждый биржевик своего рода сотрудник этого волшебного чёрного ящика, маленький чиновник большого капиталистического Госплана. Только более эффективный, чем его социалистический коллега.
И вот что удивительно. Менее эффективный сотрудник ходит на работу, если ему за это платить, а более эффективный сам доплачивает за это. Комиссии и налоги — это плата за проход на рабочее место. При этом никто не сомневается, что чиновник Госплана приносит обществу пользу. Может быть, не всё получается, но никто не ставит под сомнение саму функцию. Раз государство наняло тебя что-то планировать — значит, нужен. А его коллега, делающий ту же работу лучше и задаром, под подозрением: может быть, отменить этого паразита?
Но обычно ограничиваются повышением платы за вход на работу.
https://journal.open-broker.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter