17 декабря 2020 Живой журнал
Cтатья, опубликованная в ”The Diplomat”, сравнивает китайские планы на 14-ую пятилетку с позднесоветской экономикой:
«Китай сейчас, в 2020, больше похож на гибрид из Японии и Советского Союза в 1986 г.: движимый инвестициями в недвижимость пузырь в экономике, вопреки ожиданиям занявшей лидерские позиции в некоторых технологических областях; наряду со скрипящей, широко распределенной географически производственной моделью командной экономики, ставящей в приоритет высокотехнологичные прорывы, но всё еще зависимой от ненадежных или неэффективных затрат труда и энергии.
...Но в то время, как Япония и Ю. Корея на сопоставимых этапах развития больше открылись миру и постепенно ослабили свою техно-индустриальную политику, позволив предприятиям зайбацу и чеболей конкурировать на глобальном рынке — Китай сейчас закрывается еще больше и становится более зависимым от внутреннего [рынка], подобно позднему этапу Советского Союза.
...Вызовы китайского «Видения-2035» встретят те же, обусловленные зависимостью от траектории препятствия, что вызвали падение производительности в Японии в 1980-ых и в Советском Союзе в 1970-ых, с институтами, которые не смогли полностью решить социальные, экономические и политические проблемы периода роста.
...Это плохая политика, поскольку она закрывает институциональные пути к экономическому росту и технологическим инновациям, обращаясь к опоре на внутренние институты, которые исторически приводили к промышленному национализму, техно-национализму и, в случае Советского Союза, в конечном итоге к экономическому коллапсу.
...Партийный 14-ый пятилетний План […] выглядит скорее как экономическая политика Советского Союза в 1920-ые, нежели как лучший сценарий для Китая — японские 1990-ые с низким или отсутствующим ростом и принятием ограничений техноиндустриальной политики».
Обоснована ли такая критика?
Короткий ответ: нет.
А теперь давайте развернуто. Во-первых, автор, Тристан Кендердайн, странным образом смешивает СССР 1920-ых и СССР 1970-1980-ых. А это две очень разных экономики — и разных экономических политики. Аграрное, разоренное войнами государство-изгой СССР 1920-ых имеет мало общего с нынешним Китаем.
Во-вторых, довольно лицемерно обвинять Китай в том, что он добровольно выбирает автаркию. Конфронтация с Китаем была объявлена Западом. Была объявлена без какого-либо враждебного повода с его стороны. Начавшись с торговой войны под популистскими лозунгами, эта антикитайская кампания была продолжена технологическими санкциями и политическими обвинениями.
Не менее лицемерно ставить в пример японские зайбацу и корейские чеболи, которым «позволили» конкурировать на глобальном рынке. Если и есть страна, которая не позволяет «Хуавэй», «Байтдэнс» и другим китайским корпорациям глобально развиваться — то это США, а не Китай.
Угроза лишить Китай доступа к современным технологиям означает даже не «нулевой рост а-ля Япония», который Кендерстайн видит в качестве лучшего сценария. Он означает экономическую катастрофу и падение уровня жизни. Естественное желание Китая избежать или хотя бы снизить риски этой катастрофы путем создания самодостаточной экономики — это вынужденная и абсолютно обоснованная реакция. Зависимость от внутреннего рынка в нынешних условиях гораздо предпочтительнее, чем зависимость от американских технологий.
Да, в этой ситуации определенно есть параллели с СССР в 1920-ые. Но в обоих случаях автаркия и опора на собственные силы были не столько выбором в пользу «технонационализма», сколько отсутствием других альтернатив во враждебном внешнем окружении.
В-третьих, сам тезис о закрытии, «закукливании» китайской экономики Кендерстайн мог взять разве что в собственном богатом воображении, но никак не в опубликованных документах по 14-ой пятилетке. Напротив, «двойная циркуляция» - одна из пяти центральных концепций новой пятилетки, которая уже успела закрепиться во всех китайских бюрократических директивах, подразумевает развитие и внутренних, и внешних экономических связей.
Так, на недавней пресс-конференции КПК было заявлено о дальнейшем открытии (а не закрытии!) экономики и расширении доступа для иностранных предприятий. Этому созвучно желание открыть больше зон свободной торговли и планы по наращиванию объемов экспорта и импорта.
Добавим к этому созданное буквально месяц назад Всестороннее региональное экономическое партнёрство. А также более зрелый (и масштабный) проект «Пояс и путь». И мы увидим, что Китай не собирается отказываться от преимуществ, которые даёт глобальная экономическая кооперация. А ставка на технологическую независимость — лишь рациональный ответ на агрессивные действия США.
_0.jpg)
В-четвертых, Кендерстайн противоречит фактам, говоря об институтах, «закрывающих пути для роста». Ни одна крупная экономика не может похвастаться теми темпами экономического роста, которые демонстрирует Китай. И это еще одно важное отличие нынешнего Китая от позднего СССР. Нынешние китайские институты работают, и работают гораздо эффективнее, чем японские и советские в 1980-ых (рост на 3-4%/год).
Объективная реальность — самый лучший судья для определения справедливости тех или иных аналогий. Можно сколько угодно искать подобия в истории крупных экономических катастроф. Но пессимисты пугают Китай «жёсткой посадкой» уже более десятилетия. И до сих пор они были не правы. А китайская политика — права.
И поскольку Кендерстайн затрагивает «оптом» еще и социальные институты с политическими, мы опять можем сослаться на объективную реальность. COVID-19 — самый масштабный социальный вызов последних десятилетий, поставивший почти все страны на колени — был преодолен Китаем с минимальными потерями. Да, китайским общественным институтам по многим позициям еще очень далеко до западных образцов. Однако объективный анализ требует не только поиска изъянов и апокалиптических примет, но и исследования сильных сторон.
В-пятых, предлагаемые альтернативы - «разворот [фокуса] к сельской бедности, к неразвитым внутренним рынкам, к плохим логистическим системам, к окружающей среде» - частью плохи, а частью не отличаются от заявленных в китайской политике.
Проблема с фокусом на сельской бедности в том, что это как раз желаемый Кендерстайном «лучший» сценарий околонулевого роста. Это латание дыр, а не развитие. Во все времена и во всех странах развитие концентрировалось в передовых районах — начиная с британского Ланкашира и заканчивая американской Кремниевой долиной. Именно эти «островки будущего» определяют дальнейшую динамику экономики, и даже больше — дальнейшую судьбу страны.
Сельским районам нужен не столько техноиндустриальный план, сколько реформы социальных институтов. Но Кендерстайн почему-то предпочитает избегать этой темы. Видно, она не очень хорошо ложится в его нарратив экономического краха по советскому образцу.
Призыв к развороту в сторону неразвитых внутренних рынков звучит абсурдно рядом с критикой опоры на самодостаточность абзацем ниже. Призыв больше инвестировать в логистику тоже выглядит странно на фоне колоссальных вложений в инфраструктуру. Так, в 2018 на транспортную инфраструктуру Китай потратил 688 млрд. евро. США, для сравнения, тратят в 7-9 раз меньше.
Наконец, инвестиции в «зеленые» технологии — это еще одна из пяти центральных концепций новой пятилетки. Так что и здесь претензии Кендерстайна неуместны. Максимум, можно посетовать на недостаточную амбициозность энвиронментальных целей Китая. Но здесь, во-первых, стоит дождаться более конкретных планов. А во-вторых, на фоне официального выхода США из Парижского соглашения и прочих послаблений старой энергетике при Трампе политика Китая выглядит далеко не самой плохой.
В сухом остатке, сравнивая Китай с СССР, автор скорее выдаёт желаемое за действительное. Но то, что автор желает для Китая кризиса и стагнации и красочно расписывает перспективы, никак не влияет на реальную траекторию экономики страны. И если бы Кендерстайна действительно интересовала бы реальная траектория — а не собственные хотелки — к анализу стоило бы подойти гораздо тщательнее и объективнее.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter