Как стало известно еще в конце прошлого месяца, МЭР добавит к своему прогнозу на 2016-18гг., на котором будут основываться параметры федерального бюджета следующего года и предварительные его намётки на следующие 2 года, «консервативный» (стрессовый) сценарий, фиксирующий цену нефти на уровне 40 д/б на весь период. До этого в сценарных условиях, на которых базировались одобренные правительствов в конце июня основные характеристики бюджета, в обоих прогнозых вариантах – «базовом» и «оптимистичном» - цена нефти тогда двигалась лишь вверх. К 2018г. – до 70, что примерно соответствовало тогдашним «дальним» фьючерсам на нефть марки Brent, и даже до 90 д/б при особо оптимистичном взгляде на мир.
Закрепление цены нефти на низком уровне создает наибольшие проблемы для бюджета, где падение нефтегазовых доходов в долларовом исчислении не полностью компенсируется изменением курса рубля (с учетом инфляции). Так, из-за предполагавшегося быстрого реального укрепления рубля в «базовом» сценарии, на котором и основывался расчет основных характеристик бюджета в их одобренном правительством в июне виде, рублевая цена нефти в 2017-18гг, как ожидалось, будет расти с темпом 4-5%/год. Это с учетом инфляции означало бы её реальное снижение, несмотря на рост долларовой цены до 65 и 70 долл. Это особенно наглядно видно в предположении, что 40 долл. за барр. нефти, по расчетам МЭР, до 2017г. вроде бы соответвует курс 75/долл., означающий ту же самую цену в 3 тыс. руб./барр., что и комбинация 50 на 60, принятая в расчетах бюджета на тек. год. Притом, что сохранение в этом сценарии почти 10%-ной инфляции будет «съедать» реальные нефтегазовые доходы.
Кроме того, сокращение объемов внутренних конечных расходов по отношению к ВВП из-за падения импорта означает, что снизится в отношении к ВВП также и основные «продуктовые» налоговые доходы (НДС, акцизы), составляющие основную «несущую конструкцию» федерального бюджета. С другой стороны, у бюджета имеется ряд «мандатных» расходов, таких, как пенсии, зарплата бюджетников, и по сути, сюда же можно отнести военные расходы, где законодательно, или принятыми правительством обязательствами и обещаниями установлена индексация расходов. В этих условиях у разработчиков бюджета есть 2 выхода – либо сохранять и даже увеличивать дефицит бюджета, либо сокращать «обязательные» расходы путем их недоиндексации на размеры ожидаемой инфляции.
Расходы
В одобренном в конце июня варианте основных характеристик бюджета правительство выбрало путь сокращения доли бюджетных расходов в ВВП – с 20.8% ожидаемых в тек. году (такими же, 20.8% ВВП, были относительные расходы и в 2014г.) до 16.7% в 2018. Поскольку общий объем конечных внутренних расходов в отношении к ВВП уменьшился, такое сокращение – естественный способ сохранить долю государства в использовании и перераспределении ресурсов экономики. Иное означало бы сокращение доли частного сектора и его вытеснение государством.
В то же время приведение бюджетных расходов в соответствие с «новой нормальностью» доходов (такой, правда, на момент составления этого варианта бюджетных параметров была нефть ценой по 70 д/б к 2018г., что сейчас выглядит скорее «оптимизмом», чем «нормой») происходит постепенно. Другими словами, в 2016-17гг. бюджет сводится с дефицитом, правда, понижающимся с 3.7% ВВП, заложенных в расчеты бюджета 2015г., до 2.4 и 1.9% в 2016-17гг. соотв., и лишь к 2018г. приходящим примерно к тому уровню, какой считался «нормой» до падения цен нефти – 0.7% ВВП).
Поскольку расходы российского государства в перспективе сводятся в основном к 2 статьям – военным и пенсионным, доля которых в бюджете растет и к 2018г достигает 52% расходов, то в сокращении общей величины расходов главную роль может сыграть, прежде всего, экономия по одной из этих статей. Правительство пошло по пути недоиндексации пенсий. Они продолжат индексироваться, однако в варианте бюджетной политики от июня – на уровни инфляции, предусмотренные прошлогодним прогнозом: 5.5 и 4.5% в 2016 и 2017гг., и на «целевые» 4% инфляции в 2018г., а также без проведения апрельской индексации на рост доходов Пенсионного фонда РФ в расчете на 1 пенсионера. По нашей оценке, это приведет к снижению реального размера страховой пенсии на 8-9% в 2018г. против 2014 (напомню – это было при ожидании цены нефти в 70 д/б). Неиндексация зарплат в бюджетной сфере также будет продлена на 2016г., с октября которого они могут быть проиндексированы на те же 5.5%.
По мнению Минфина, это восстановит паритет пенсий и зарплат, поскольку последние реально снижаются на 10% в тек. году, тогда как пенсия – менее чем на 4%. Правда, учитывая, что в расходах пенсионера преобладает еда, подорожавшая значительно сильнее текущего уровня общей инфляции в 15% в год. сопост., вряд ли можно сказать, что пенсионеры сильно выиграли по сравнению с работающими. Тем не менее, доля социальных (т.е. в основном – пенсионных) расходов в бюджете растёт с 23% в 2014г. до 32% в 2018г., чему отчасти также способствует пролоббированное восстановление с 2016 «накопительной» части пенсии, т.е. прямого и беззастенчивого перечисления государственных расходов в частные карманы.
В отношении военных расходов пока что удалось добиться лишь фиксации доли этих расходов на уровне 1/5 всех расходов государства, что означает снижение доли этих расходов в ВВП (с 3.9% в 2015г. до 3.1% в 2018г.), но не в используемых ресурсах, которые также снижаются в отношении к выпуску. 5%-ное урезание расходов по всем госпрограммам не предусматривает сокращения «военно-безопасных» расходов. Минфин в своем представлении бюджетной политики намекает на явную избыточность этих расходов для страны со столь низким уровнем социально-экономического развития, как Россия. Страны БРИКС, включая Китай, тратят на оборону около 2% ВВП, Казахстан – 1% ВВП, против наших 4%. Чрезмерен, по мнению ведомства, и не отвечает развитию страны также и уровень социальных расходов бюджета - 16% ВВП, в то время как в Казахстане и странах БРИКС, за исключением переживающей очередную рецессию Бразилии, они не превышают 10% ВВП.
Дефицит. Хватит ли у правительства денег?
Финансирование дефицита 2016-17гг. предполагалось на 56 и 58% соответственно за счет Резервного фонда, который к началу 2018г должен сократится до 0.5% ВВП (примерно 500 млрд. руб.) с 4.6 трлн. руб. (6% ВВП) на начало 2015г. В 2018г. Резервный фонд не расходуется. Остальной объем финансирования – в основном «чистое» привлечение госзайма на внутреннем и внешнем рынке. На последнем, в частности собирались привлечь 5.7, 3.8 и 2.4 млрд. долл. в 2016-18гг. соответств.
Естественно, расчет «стрессового» сценария бюджета под уровень цен в 40 д/б, который Минфин, очевидно, должен держать в запасе, должен предусматривать более сильное выпадение доходов, в т.ч. и не нефтяных, поскольку уровень конечного использования ресурсов и в абсолютном выражении, и в отношении к ВВП снизится еще больше из-за дополнительного почти 2-кратного сокращения импорта против первоначальной расчетной цены в 70 д/б в 2018г. Правда, на помощь правительству придут 2 его верных и единственных союзника – инфляция и девальвация, которые еще сильнее уменьшат реальные расходы и поднимут доходы. Но дефицит всё же вырастет.
В связи с чем возникает вопрос, что делать с финансированием дефицита, если Резервный фонд кончится, а расширить привлечение займов на внешнем и внутреннем рынках будет нежелательно из-за удорожания их обслуживания, и общего роста ставок, вытесняющего частные инвестиции. Помнится, этот вопрос обсуждался когда-то 2-мя весьма авторитетными и любимыми мной экономистами (тезис, антитезис). При этом сам по себе размер госдолга в 14.7% ВВП, ожидаемый на конец 2018г., не внушает опасения и может быть увеличен. Альтернативой росту ставок представляется «эмиссионное финансирование», т.е. размещение гособлигаций в банковском секторе с увеличением рефинансирования от ЦБ, и смягчение им денежно-кредитной политики для исключения роста доходности гособлигаций и ставок. Чтобы не пугаться слова «эмиссия» или «монетизация госдолга», можно заметить, что использование Резервного фонда как раз и представляет собой вариант такого финансирования, так что само по себе исчерпание средств фонда соершенно не принципиально.
Стимул или разгон инфляции?
Окажет ли в этом случае бюджетный дефицит стимулирующее влияние на экономику или вызовет лишь разгон инфляции, будет зависеть от того, какой характер носит спад в экономике – структурный, т.е. снизился ли выпуск за счёт сокращения потенциала экономики, или циклический, т.е. проявляющимся в недостаточном совокупном спросе и, обычно, росте уровня безработицы или его российским аналогах - задержках зарплаты, её реальным, а иногда и номинальным снижением, сокращенном рабочем дне и вынужденных отпусках. Если циклический спад может быть в какой-то мере амортизирован стимулирующими мерами, то за попытками применить это «лекарство» в условиях сокращения потенциала ещё с 70-х гг. прошлого века, когда впервые наблюдался такой феномен, закрепился термин «стагфляция». В любом случае Минфин и ЦБ при стабилизации цены нефти даже и на сравнительно низком уровне в принципе могут найти комбинацию снижения бюджетных расходов и денежно-кредитной политики, не приводящую к разгону инфляции и в то же время, не угнетающую экономическую активность.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter