Европейский союз ввел очередной пакет санкций, направленный против различных секторов российской экономики. Россия, в свою очередь, адаптируется к новым условиям: изменения происходят в экономике и финансовой системе, происходит переход на расчет в валютах «дружественных» стран, обсуждаются новые возможности работы с долгами. О том, как реагирует на ситуацию финансовая и банковская система России, Finam.ru рассказал старший банкир ВЭБ.РФ, в прошлом заместитель министра финансов России Сергей Сторчак. Интервью состоялось на площадке Глобального финансового форума Ecumene 2022, который недавно прошел в Москве.
- Россия постепенно уходит от расчетов в долларах и евро, и старается больше работать сейчас с юанем и валютами дружественных стран. Как Вы считаете, каково сегодня будущее этих валют и насколько они надежные как финансовые средства?
- Применительно к международным расчетам все-таки лучше использовать категорию «конвертируемость». Можно говорить о надежности финансового инструмента, в который вы инвестировали, и рассчитываете получить какую-то доходность.
В моем понимании, конвертируемость - это, прежде всего, возможность обменять деньги на товар или способность национальной валюты конвертироваться в максимально широкий круг товаров. Поэтому, чем разнообразнее продукция, производимая национальной экономикой, чем надежнее и стабильнее спрос на эту продукцию в стране и за рубежом, тем более востребована будет национальная валюта и тем активнее она будет вовлекаться в международный оборот.
Тенденция к расширению использования национальных валют во взаимных расчетах зародилась достаточно давно. И она далеко не является феноменом только для Российской Федерации или для стран, которые также оказались в сложном положении из-за применения односторонних ограничительных мер. Стремление избавиться от чрезмерной зависимости от использования резервных валют присутствует у хозяйствующих субъектов стран формирующихся рынков, прежде всего, тех, которые глубоко интегрированы в глобальные цепочки добавленной стоимости, но несут издержки в местной, национальной валюте.
Как минимум, в Евразийском экономическом союзе рубль является востребованной денежной единицей, платежным средством, с которым удобно работать хозяйствующим субъектам Российской Федерации и ее основным торговым партнерам. Применительно к Союзному государству России и Республики Беларусь, рубль давно стал доминирующим платежным средством. При этом крайне важно, чтобы спрос на национальную валюту шел «снизу» и чтобы «сверху» создавались соответствующие условия для ее использования в расчетах.
- Известно, что вопрос национальных валют обсуждался на саммите ШОС в Самарканде.
- Страны - участники Организации приняли «дорожную карту» по расширению практики использования национальных валют во взаимных расчетах. Эта «карта» включает в себя порядка трех десятков направлений деятельности. При этом предусмотрен классический «стартап»: изучение тех ограничений, которые существуют внутри национальных юрисдикций для использования национальных валют в международных расчетах. Как правило, самое серьезное ограничение – сложности с открытием банками корреспондентских счетов.
Как только эти сложности/ограничения будут устранены регуляторами, думаю, тенденция к более активному использованию национальных валют на пространстве ШОС ускорится. Прежде всего, речь идет, конечно, о валюте крупнейшей экономики региона, которая, по-моему, производит любой товар, который существует в мире. Китайский юань имеет почти все «качества» резервной валюты и в состоянии «конвертироваться» в любой товар. Остается только, чтобы, помимо торговых операций, китайские власти определились с режимом капитальных операций или притоком/оттоком средств в юанях в связи с приобретением/продажей ценных бумаг. Как только эти вопросы будут решены, думаю, спрос на китайскую валюту резко увеличится. Дальнейшая интернационализация юаня будет зависеть от того, соответствует ли она стратегическим целям Китайской Народной Республики или нет. На этот вопрос, очевидно, могут ответить только сами китайские власти.
- Можно ли предположить, что об этом будут говорить на предстоящем в октябре съезде Компартии КНР?
- В ходе съезда, может быть, они и определятся, учитывая, что, с момента предыдущего съезда китайская экономика прошла колоссальный путь, в том числе, связанный с большими усилиями по ее структурной перестройке, преодолению последствий COVID, устранению разрывов в цепочках поставок и так далее. Думаю, лидерам Китайской Народной Республики съезд важен для того, чтобы почувствовать настроения в обществе. Понятно, что на нем будут присутствовать, прежде всего, партийные функционеры. Но в Китае именно они и отвечают за внутреннее содержание используемой модели экономического развития. Скорее всего, те, кто будет на съезде, принесут с собой информацию об ожиданиях общества, например, в плане дальнейших шагов по укреплению национального суверенитета, в частности, уменьшения зависимости от внешних рынков. А она существует. Не думаю, что властям КНР нравится тот факт, что существует угроза применения вторичных санкций в отношении китайских товаропроизводителей или банков.
- Тема санкций возвращает нас в Россию. Сейчас обсуждается проект, который даст правительству право принимать решение по уступке прав требований к зарубежным странам по их долгам. Такая мера может быть введена в ответ на ограничение межгосударственных расчетов России с иностранными государствами в долларах и евро. Каково Ваше мнение по этому поводу?
- Видел «вершину айсберга» и владею примерно такой же информацией, как и вы. Во-первых, зарубежные финансовые активы Российской Федерации – это относительно небольшая сумма, так как почти все, что было связано с кредитной деятельностью Советского Союза и его коммерческими операциями, урегулировано на 95%. В нулевые годы министерство финансов с согласия правительства решило долговые вопросы таких крупных должников бывшего СССР, как Алжир, Куба, Йемен, Вьетнам и ряд других. На текущем этапе фактически не осталось стран-дебиторов, с которыми не были бы достигнуты договоренности, в результате которых их долговые обязательства были либо оплачены, либо списаны, либо использованы в операциях «долг в обмен на помощь» или «долг в обмен на инвестиции».
В упомянутый период Россия возобновила практику предоставления государственных экспортных кредитов, правда, в небольших объемах и достаточно узкому кругу заемщиков. Но на эту тему говорить сложно, потому что программа предоставления государственных кредитов не является публичным документом. Крупнейшими получателями российских кредитов являются те государства, которые строят при нашем техническом и прочем содействии атомные электростанции. Прежде всего, это - Индия, Бангладеш, Египет, Республика Беларусь. Но задолженность по таким кредитам не является рыночной, она не оформлена такими ценными бумагами, как облигации, векселя и т.д. Готовить и проводить операции по переуступке такого вида внешних финансовых активов весьма проблематично. Но не исключаю, что у минфина России есть иная позиция на этот счет, поскольку какая-то часть обязательств может быть оплачена в местной валюте. Эти средства, в свою очередь, могут быть использованы для оплаты местных расходов российского поставщика оборудования – держателя экспортного контракта.
- Это касается и новых государственных кредитов?
- Повторюсь: вопросы кредитных отношений Российской Федерации с зарубежными странами не являются предметом публичной политики. Конечно, периодически в СМИ появляется информация о том, что, например, предоставлен очередной кредит Республике Беларусь. Однако весьма часто средства новых кредитов идут на рефинансирование платежей по накопленной задолженности или на решение вопросов платежного баланса, на пополнение международных резервов. Но активы по таким кредитам не продаются. Да и кто их купит?
- Санкции стали большим испытанием для крупных российских банков. И, соответственно, в том числе, и для ВЭБ. Как банк справляется с давлением. Не приведет ли ситуация к перестройке банковской системы страны?
- Ограничительные меры, введенные в отношении многих финансовых институтов России, затронули, прежде всего, вопросы осуществления международных расчетов и фондирования. Это касается и ВЭБа. В свое время мы постоянно присутствовали на внешних рынках, продавая еврооблигации. И считали эти операции удобным инструментом фондирования наших проектов, что позволяло «не сидеть на шее» государства и федерального бюджета.
Сейчас размещение наших инструментов, как, собственно говоря, и Российской Федерации, на внешних рынках невозможно. Причины хорошо известны. Это – одна сторона медали. Но ее другая сторона состоит в том, что за последние четыре-пять лет ВЭБ сильно изменился. Он стал классическим институтом финансирования развития, работа которого ориентирована на структурирование и финансирование проектов, реализуемых в экономике страны. Большую роль в этом играет программа, известная под названием «Фабрика проектного финансирования», запущенная в 2018 году. Признаюсь, в свое время я весьма скептически относился к этой программе, которая мне казалась сложной из-за большого числа участников (сам ВЭБ, банки-члены синдиката, инициатор проекта, правительство как источник субсидий), а потому проблематичной для выполнения. Но рынок ее хорошо принял. В настоящее время корпорация финансирует совместно с банками-партнерами 18 проектов на сумму более 1 трлн рублей. На подходе еще с десяток новых проектов.
Сейчас нам фондирование в иностранной валюте особо и не нужно, как таковое. Проекты, которые были запущены до начала известных событий, финансируются в рабочем порядке. Никогда не слышал, чтобы коллеги из бизнес-блока говорили о проблемах, связанных с нехваткой ресурсов для выполнения обязательств перед заемщиками. Важно учитывать и то, что заемщики ВЭБа ведут себя ответственно по всем кредитным операциям, которые проведены после перестройки его бизнес-модели и назначения председателем корпорации Игоря Ивановича Шувалова.
Основное «кредо» председателя состоит в том, чтобы проекты ВЭБа приносили ощутимые и видимые результаты с точки зрения повышения уровня и качества жизни россиян, проживающих на тех территориях, где наши проекты реализуются. Все проекты, которые претендуют на финансирование ВЭБа, проходят проверку на этот критерий. Одновременно была запущена и продолжается трансформация самой корпорации. Игорь Иванович (Шувалов - Finm.Ru) отдает предпочтение горизонтальному методу управления организацией, когда для решения конкретной задачи формируются проектные команды, в которые входят специалисты разных блоков. Мы становимся более экологичными, социально ориентированными, модернизируется внутреннее корпоративное управление. В целом, опора на ESG-принципы для ВЭБа не дань моде, а важнейший элемент нашей практики и стратегии.
- Используется такой agile, да?
- Agile, да, хотя для меня это непривычно, поскольку многие годы работал в «вертикали власти». Планов по уменьшению кредитного портфеля нет. Скорее, наоборот: ВЭБ принимает все новые обязательства, ориентируясь на поручения президента и правительства, но не забывая о том, что в кредитном портфеле могут находиться только коммерчески состоятельные проекты. Приведу свежий пример недавно завершённого проекта, точно отражающего использование нами ESG-принципов. Это – модернизация трамвайного сообщения в Таганроге. Построено 25 километров новых трамвайных путей. Инфраструктура, обслуживающая этот экологичный вид транспорта, модернизирована, поставлены новые, удобные для пассажиров трамваи.
Еще один социально-ориентированный проект – финансирование строительства 150 школ. При этом речь не идет о благотворительности. Проект реализуется по схеме государственно-частного партнерства. Возврат инвестиций предполагает использование этих объектов не только как учебных заведений, но и как культурно-досуговых центров, что даст возможность инвестору получать доход от предоставления услуг жителям района, в котором находится школа.
Сергей Сторчак: «Масштабы приближающегося «долгового цунами» обещают быть беспрецедентными»
Сегодня, 10 октября, в Вашингтоне начнутся совещания Международного валютного фонда (МВФ) и группы Всемирного банка (ВБ), на которых будут обсуждаться важнейшие вопросы мировой экономики и финансов. Подобные встречи происходят каждый год, но к этой приковано большое внимание, так как она проходит в условиях европейской турбулентности, вызванной событиями в Украине. О том, чего ждать от встречи, какое будущее ждет глобализацию, и стоит ли мир на пороге нового кризиса, Finam.ru рассказал старший банкир ВЭБ.РФ, в прошлом заместитель министра финансов России Сергей Сторчак. Интервью состоялось на площадке Глобального финансового форума Ecumene 2022, который недавно прошел в Москве.
- В преддверии встречи МВФ и Всемирного Банка, каковы Ваши взгляды на будущее глобализации? Раньше говорили о ее огромной роли в экономике. Но сейчас обстоятельства ставят перед нами новые вопросы. В частности, можно ли говорить о том, что время глобализации уходит? Страны Запада говорят о необходимости создания «дружественных» цепочек поставок для исключения из них таких государств, как Китай. И насколько это реалистично, например, обойтись без Китая, который фактически стал мировой фабрикой.
- На вопрос о том, имеет ли место деглобализация, наверное, в состоянии ответить только те, кто владеет огромным массивом деловой, экономической, финансовой информации. Международный Валютный Фонд, группа Всемирного Банка, ОЭСР, например. Соглашусь, что в официальных документах этих трех ключевых институтов трех-пятилетней давности опасения деглобализации присутствовали. И авторы этих документов настойчиво проводили мысль, что глобализация буксует. Сыграла свою роль и пандемия COVID-19.
Но мне кажется, что, как обычно, имело место преувеличение. Глобализация никуда не делась. Она, скорее всего, приобретет новые формы. И мы уже это наблюдаем. Глобализация стала ближе к регионам. Идет углубление хозяйственных связей на уровне регионального развития, то есть интеграционные процессы развиваются именно там. Глобально, они, может быть, чуть замедлились, но появляются новые региональные экономические объединения. Возьмите, к примеру, Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), которая появилась как политическая организация, но в повестке дня которой в последние несколько лет доминируют экономические вопросы.
- А БРИКС входит в эту группу?
- Исхожу из того, что больше шансов стать успешными имеют региональные объединения, то есть те, где есть сопряжение границ, имеется сопряжение транспортных коридоров и где есть возможность организовывать производства, исходя из рационального распределения труда и других факторов производства.
В последние годы именно региональные объединения демонстрируют самое динамичное развитие. И мне кажется, что в октябре в ходе годовых собраний МВФ и группы Всемирного Банка появятся новые концептуальные документы на эту тему. Хотел бы отметить, что уже в прошлом году среди рисков, угрожающих устойчивому развитию глобальной экономики и финансовой стабильности, не было темы деглобализации. Скорее всего, и в этом году ее так же не будет. Сейчас много говорят о других вызовах: росте геополитической напряжённости, продовольственном и энергетическом кризисах, росте процентных ставок в развитых экономиках. Вот эти риски могут материализоваться в риски глобального развития. Но что касается деглобализации, то, по моим ощущениям, невозможно обратить вспять то, за счет чего сотни миллионов людей вышли из нищеты. К тому же, трудно представить, что изменилась сущность капитализма как способа производства. Хотя он и стал ближе к работникам благодаря продвижению ESG-принципов, капиталисты будут по-прежнему искать возможности применения для осуществления инвестиций там, где эффект наиболее очевиден, а риски можно купировать.
- В том числе, за счет экспансии?
- Конечно, хотя экспансия - «жесткая» категория. За счет торговли и инвестиций в экономики (или юрисдикции) других государств, где это оправдано, прежде всего, с точки зрения стоимости, рабочей силы. Аналогичное внимание уделяется цене энергии, включая модную ныне «зеленую», доступности воды, чистого воздуха, то есть всему тому, что стало важным для «устойчивого развития» или развития без нанесения ущерба будущим поколениям. Поэтому я не могу серьезно относиться к тезису о том, что идет деглобализация. Для псевдоборцов за климат и партий «зеленых» нападки на глобализацию являются частью политики, в центре которой борьба за голоса избирателей и за власть. Что касается прагматичных предпринимателей и честных политиков, то в их заявлениях деглобализации не будет. Поэтому будут, как и прежде, строиться трансграничные магистрали и энергопереходы, газо- и нефтепроводы, транспортные коридоры. Многое предстоит сделать в плане учета опыта по преодолению логистических и иных последствий ковидных ограничений, сохранения и укрепления цепочек добавленной стоимости, чтобы сделать многостороннее взаимодействие в этих сферах более предсказуемым. Фантазировать на этот счет можно сколько угодно.
- Что Вы ожидаете еще от ежегодных совещаний МВФ и группы Всемирного Банка?
- Обязательно будет дискуссия, уверен, на тему необходимости более осторожного продвижения в направлении ужесточения развитыми экономиками кредитно-денежных политик или поэтапного выхода из политик количественного смягчения (QE). Резкие действия ФРС США и ЕЦБ несут в себе крайне серьезные риски негативных последствий для глобального роста и финансовой стабильности. Они могут оказаться серьезнее последствий скачка цен на рынках продовольствия и энергоресурсов. Разумеется, дальнейшая эскалация напряжения на рынках нефти и природного газа – «головная боль», прежде всего, европейских экономик. Но они сами себя туда загнали. А вот курс на усиление борьбы с инфляцией путем повышения базовых процентных ставок затронет интересы, если не всех, то очень многих государств и корпораций. И что будут делать суверенные дебиторы, наделавшие «немереное» количество долгов после финансового кризиса 2008-2009 годов, трудно сказать. Речь идет о колоссальных суммах, исчисляемых не миллиардами, а триллионами. Одно дело обслуживать накопленный долг по ставке 0,1-0,25% годовых в долларах, фунтах стерлингов или евро и другое дело - обслуживать задолженность по 3%.
В марте прошлого года при поддержке Международного инвестиционного банка был опубликован обзор, посвященный тому, что большой финансовый кризис, связанный с последствиями применения QE, не за горами, и всё из-за того, что глобальный долг (global debt) не только достиг исторического максимума в $300 триллионов, но и изменилась структура его держателей, главными из которых стали небанковские финансовые посредники. У развитых экономик соотношение долг к ВВП уже перешло все разумные пределы. Например, у японцев уже под 300%, у американцев – за 100%. У большинства европейских государств коэффициент Долг / ВВП – это 100+ процентов, хотя много лет они придерживались правила, требовавшего ограничить этот показатель 60%. Причин сложившейся ситуации много. Это и желание воспользоваться низкими процентными ставками, и последствия борьбы с пандемией с ее «вертолетными» деньгами, привлеченными с долговых рынков, и плохое состояние национальных бюджетов, вызванное, в частности, ростом военных расходов.
- Будет ли это означать, что после кризиса экономика пойдет по интенсивному пути?
- Как обычно, после кризиса наступает подъем. «Пузыри», сформировавшиеся на финансовых рынках, «лопнут». Массовых банкротств не избежать. Правда, пессимистичных прогнозов насчет того, что будет совсем плохо, немного. Ряд экономистов считает, что существующие механизмы урегулирования суверенной задолженности, в частности, в ЕС доказали способность решать сложные финансовые проблемы. Утверждается, что в частном секторе неплохо работают практики корпоративного банкротства. Все так. Только вот масштабы приближающегося «долгового цунами» обещают быть беспрецедентными. Поэтому я отношусь к числу тех, кто считает, что развитые экономики едва ли безболезненно справятся с очередным долговым кризисом.
- А есть ли у Вас предположение, из какой точки можно ожидать начала обвала?
- Думаю, наибольшие проблемы возникнут тогда, когда суверены перестанут обслуживать долговые обязательства, накопленные перед небанковскими финансовыми посредниками. Это - пенсионные фонды и страховые компании, а также фонды управления финансовыми активами. Именно они стали основными держателями того долга, тех облигаций, которые были эмитированы за последние 10 лет. Если раньше эти бумаги были сосредоточены на балансах коммерческих банков, то на текущем этапе небанковские финансовые посредники аккумулировали требования к дебиторам, сумма которых в два с лишним раза больше, чем у кредитных организаций. Но в отношении банков используются проверенные временем надзор и регулирование, которые отсутствуют у «не-банков». К тому же, между банковскими регуляторами налажено взаимодействие на глобальном уровне.
После кризиса 2008 года в рамках национальных юрисдикций сделано многое для того, чтобы побуждать банки купировать кредитные и прочие риски и тем самым регулировать нагрузку на балансы этих институтов. А вот в отношении небанковских финансовых посредников такое регулирование находится в стадии проработки. Допустим, если кто-либо из суверенов перестанет обслуживать накопленный долг, то как долго пенсионные фонды смогут выполнять обязательства перед пенсионерами за счет доступной ликвидности? Большой вопрос. Или те же страховщики. Если их финансовые активы перестанут стабильно приносить доход, генерировать финансовые потоки, как они будут выполнять свои страховые обязательства? В общем, ситуация, на мой взгляд, очень «интересная». Кризис обещает быть серьезным.
- Каких экономических изменений в мире и в России в ближайшее время нам стоит ожидать?
- Уверен, что будет высокими темпами развиваться региональная интеграция, а вместе с ней и расширение использования национальных валют в межстрановых платежных отношениях. И, скорее всего, из-за того, что задолженность в резервных валютах будет очень тяжело обслуживаться, в глобальной экономике усилится тенденция к развитию национальных долговых рынков. В принципе, эта тема не новая. За последние 15 лет она хорошо продвинулась благодаря, в частности, вниманию к ней «Группы 20», сформулировавшей достаточное количество разных рекомендаций.
В России много было сделано для восстановления долгового рынка после кризиса 1998-го года, когда рухнул рынок ГКО. Очень быстро рынок ОФЗ стал «трамплином» для развития рынка корпоративных облигаций, который по объему уже раза в полтора, если не в два, больше задолженности по ОФЗ. Корпорации быстро увидели преимущества в фондировании своей деятельности за счёт выпуска долговых бумаг. Сейчас уже мало кого удивишь выпуском локальных (муниципальных, региональных) облигаций, причем эмитентами далеко не первого «эшелона». С учетом известных политических событий, России предстоит опираться на внутренний долговой рынок. Антон Германович (Силуанов, глава Минфина. - Finam.ru) четко описал этот подход в одном из своих заявлений.
Что касается прогноза других изменений, то Нострадамуса из меня не получится. Тем не менее, мне кажется, что у нас активнее и быстрее пойдут структурные реформы. Почему? Во-первых, правительство энергично действует в этом направлении. Да, есть давление внешних факторов, но мы давно к этому (к реформам) шли. Еще когда в правительстве был Алексей Леонидович Кудрин (в то время глава Минфина. - Finam.ru), много делалось для того, чтобы сделать национальную экономику менее зависимой, в частности, от экспорта углеводородов и импорта технологий.
Сейчас мы находимся на таком этапе, когда структурные реформы не могут не проходить в короткие сроки, поскольку их поддерживают хозяйствующие субъекты, о чем в предыдущие периоды можно было только мечтать. На прошлой неделе был опубликован для общественного обсуждения проект постановления правительства, устанавливающий специальные правила и процедуры принятия бюджетных обязательств, выходящих за рамки бюджетного цикла. Одно из средств массовой информации назвало этот документ «Уставом государственной инвестиционной службы». Очевидно, что речь идет не только о том, чтобы покончить с долгостроем. Дело в принципе: если правительство принимает обязательства по реализации какого-либо инвестиционного проекта, то на стадии принятия решения должно быть понятно, за счет какого финансового источника это будет сделано, в какие сроки и в каких объемах. Данный документ вводится, как я понимаю, с 1-го января следующего года после общественного обсуждения. Теперь государственные инвестиционные обязательства будут приниматься по строго регламентированному порядку. Это – всего лишь один пример структурной реформы. Очень важной реформы.
- Принимая во внимание последние геополитические изменения, нет ли рисков перехода России к мобилизационной экономике, возврату к Госплану?
- Наверное, риски такие всегда существуют. Но пока не чувствую того, чтобы у политиков, занимающихся управлением национальной экономики, имелось бы желание откатиться назад и вернуть ситуацию, когда нередко продукция производилась на склад. А это как раз времена Госснаба - Госплана. Предприятия стимулировали для производства конкретной продукции, они отчитывались, получали деньги. А продукция могла оставаться невостребованной месяцами, если не годами. Нет, у меня нет ощущения «скатывания» к Госплану. И плюс - неоднократные высказывания и президента, и членов правительства, что мы не собираемся закрываться внутри своей экономики, мы будем развивать внешние связи, поддерживать инвестиции - и приходящие, и исходящие.
- В книге «Условные обязательства» Вы исследовали проблему участия России в многосторонних финансовых институтах. И сегодня много разговоров о том, что МВФ и Всемирный Банк слишком зависимы от США, и рано или поздно появится альтернатива. Как Вы считаете, может такое быть или нет?
- Я бы не говорил очень жестко, что Международный валютный фонд и группа Всемирного Банка так уж сильно зависят от Соединенных Штатов. Вот пример: год назад под надуманным предлогом американцы хотели сместить со своей должности директора-распорядителя МВФ болгарку Кристалину Георгиеву. Из этой затеи ничего не получилось, несмотря на влияние США и наличие возможности «продавить» в совете директоров нужные им решения. Это - применительно к Международному валютному фонду. Что касается группы Всемирного Банка, то здесь ситуация развивается по другому сценарию. Есть Международный банк реконструкции и развития (МБРР) - ключевой институт в группе Всемирного Банка. Есть еще Международная финансовая корпорация, Международная ассоциация развития, Международное агентство гарантирования инвестиций (МАГИ). Это всё - группа Всемирного Банка. Но ключевой институт, повторюсь, это МБРР, который в 1944 году был учрежден вместе с Международным валютным фондом по итогам Бреттон-Вудской конференции.
Действительно, президентом Банка всегда назначается американец. Так договорились в 1944 году, «отдав» европейцам руководство Международным валютным фондом. Эта «традиция» соблюдается. Но, если в МВФ страны относительно толерантно отнеслись к такому «раскладу», то применительно к МБРР, в частности, и к группе, в целом, очень быстро многих перестала устраивать ситуация, когда Соединенные Штаты по существу сами формируют политику этих институтов финансирования развития, а потому они стали учреждать региональные банки развития.
На сегодняшний день мы имеем порядка 30 таких многосторонних институтов. Они, конечно, не такие «глобальные», как МБРР. Но тот же Азиатский Банк инфраструктурных инвестиций уже почти что такой же по числу участников. Новый банк развития, который учредили страны - участники Форума БРИКС, такой же большой и по объему объявленного капитала, и по сумме оплаченного капитала. Это – 100 и 20 миллиардов долларов США, соответственно. Повторюсь, аналогов МБРР много, поскольку их учредители понимают, что, объединяя капиталы, можно наращивать инвестиции в национальные экономики. Что, собственно говоря, и происходит.
Не скажу, что МБРР утратил свои компетенции или конкурентное преимущество как старейший институт финансирования развития. Может быть, он даже их увеличивает, как раз благодаря тому, что появились «конкуренты». Вот и получается, что доминирование Соединенных Штатов привело к тому, что стали создаваться региональные МБР. К их числу можно отнести и Европейский банк реконструкции и развития. Он был создан под решение задач трансформации нерыночных экономик восточноевропейских стран и постсоветских государств в рыночные, чем он, собственно говоря, до последнего времени успешно и занимался.
Правда, сейчас амбиции его акционеров заметно изменились: Банк «пошел» в экономики стран Ближнего Востока и Африки, хотя там присутствует с десяток его аналогов. В то же время ЕБРР свернул новые операции в России и Республике Беларусь. Причина чисто политическая: его акционеры приняли решение не голосовать за проекты, реализуемые в нашей стране из-за событий на Украине. То же происходит и в ряде других МБР, при том, что Россия оставалась надежным заемщиком и не допускала просрочек по задолженности перед этими институтами финансирования развития.
http://www.finam.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
- Россия постепенно уходит от расчетов в долларах и евро, и старается больше работать сейчас с юанем и валютами дружественных стран. Как Вы считаете, каково сегодня будущее этих валют и насколько они надежные как финансовые средства?
- Применительно к международным расчетам все-таки лучше использовать категорию «конвертируемость». Можно говорить о надежности финансового инструмента, в который вы инвестировали, и рассчитываете получить какую-то доходность.
В моем понимании, конвертируемость - это, прежде всего, возможность обменять деньги на товар или способность национальной валюты конвертироваться в максимально широкий круг товаров. Поэтому, чем разнообразнее продукция, производимая национальной экономикой, чем надежнее и стабильнее спрос на эту продукцию в стране и за рубежом, тем более востребована будет национальная валюта и тем активнее она будет вовлекаться в международный оборот.
Тенденция к расширению использования национальных валют во взаимных расчетах зародилась достаточно давно. И она далеко не является феноменом только для Российской Федерации или для стран, которые также оказались в сложном положении из-за применения односторонних ограничительных мер. Стремление избавиться от чрезмерной зависимости от использования резервных валют присутствует у хозяйствующих субъектов стран формирующихся рынков, прежде всего, тех, которые глубоко интегрированы в глобальные цепочки добавленной стоимости, но несут издержки в местной, национальной валюте.
Как минимум, в Евразийском экономическом союзе рубль является востребованной денежной единицей, платежным средством, с которым удобно работать хозяйствующим субъектам Российской Федерации и ее основным торговым партнерам. Применительно к Союзному государству России и Республики Беларусь, рубль давно стал доминирующим платежным средством. При этом крайне важно, чтобы спрос на национальную валюту шел «снизу» и чтобы «сверху» создавались соответствующие условия для ее использования в расчетах.
- Известно, что вопрос национальных валют обсуждался на саммите ШОС в Самарканде.
- Страны - участники Организации приняли «дорожную карту» по расширению практики использования национальных валют во взаимных расчетах. Эта «карта» включает в себя порядка трех десятков направлений деятельности. При этом предусмотрен классический «стартап»: изучение тех ограничений, которые существуют внутри национальных юрисдикций для использования национальных валют в международных расчетах. Как правило, самое серьезное ограничение – сложности с открытием банками корреспондентских счетов.
Как только эти сложности/ограничения будут устранены регуляторами, думаю, тенденция к более активному использованию национальных валют на пространстве ШОС ускорится. Прежде всего, речь идет, конечно, о валюте крупнейшей экономики региона, которая, по-моему, производит любой товар, который существует в мире. Китайский юань имеет почти все «качества» резервной валюты и в состоянии «конвертироваться» в любой товар. Остается только, чтобы, помимо торговых операций, китайские власти определились с режимом капитальных операций или притоком/оттоком средств в юанях в связи с приобретением/продажей ценных бумаг. Как только эти вопросы будут решены, думаю, спрос на китайскую валюту резко увеличится. Дальнейшая интернационализация юаня будет зависеть от того, соответствует ли она стратегическим целям Китайской Народной Республики или нет. На этот вопрос, очевидно, могут ответить только сами китайские власти.
- Можно ли предположить, что об этом будут говорить на предстоящем в октябре съезде Компартии КНР?
- В ходе съезда, может быть, они и определятся, учитывая, что, с момента предыдущего съезда китайская экономика прошла колоссальный путь, в том числе, связанный с большими усилиями по ее структурной перестройке, преодолению последствий COVID, устранению разрывов в цепочках поставок и так далее. Думаю, лидерам Китайской Народной Республики съезд важен для того, чтобы почувствовать настроения в обществе. Понятно, что на нем будут присутствовать, прежде всего, партийные функционеры. Но в Китае именно они и отвечают за внутреннее содержание используемой модели экономического развития. Скорее всего, те, кто будет на съезде, принесут с собой информацию об ожиданиях общества, например, в плане дальнейших шагов по укреплению национального суверенитета, в частности, уменьшения зависимости от внешних рынков. А она существует. Не думаю, что властям КНР нравится тот факт, что существует угроза применения вторичных санкций в отношении китайских товаропроизводителей или банков.
- Тема санкций возвращает нас в Россию. Сейчас обсуждается проект, который даст правительству право принимать решение по уступке прав требований к зарубежным странам по их долгам. Такая мера может быть введена в ответ на ограничение межгосударственных расчетов России с иностранными государствами в долларах и евро. Каково Ваше мнение по этому поводу?
- Видел «вершину айсберга» и владею примерно такой же информацией, как и вы. Во-первых, зарубежные финансовые активы Российской Федерации – это относительно небольшая сумма, так как почти все, что было связано с кредитной деятельностью Советского Союза и его коммерческими операциями, урегулировано на 95%. В нулевые годы министерство финансов с согласия правительства решило долговые вопросы таких крупных должников бывшего СССР, как Алжир, Куба, Йемен, Вьетнам и ряд других. На текущем этапе фактически не осталось стран-дебиторов, с которыми не были бы достигнуты договоренности, в результате которых их долговые обязательства были либо оплачены, либо списаны, либо использованы в операциях «долг в обмен на помощь» или «долг в обмен на инвестиции».
В упомянутый период Россия возобновила практику предоставления государственных экспортных кредитов, правда, в небольших объемах и достаточно узкому кругу заемщиков. Но на эту тему говорить сложно, потому что программа предоставления государственных кредитов не является публичным документом. Крупнейшими получателями российских кредитов являются те государства, которые строят при нашем техническом и прочем содействии атомные электростанции. Прежде всего, это - Индия, Бангладеш, Египет, Республика Беларусь. Но задолженность по таким кредитам не является рыночной, она не оформлена такими ценными бумагами, как облигации, векселя и т.д. Готовить и проводить операции по переуступке такого вида внешних финансовых активов весьма проблематично. Но не исключаю, что у минфина России есть иная позиция на этот счет, поскольку какая-то часть обязательств может быть оплачена в местной валюте. Эти средства, в свою очередь, могут быть использованы для оплаты местных расходов российского поставщика оборудования – держателя экспортного контракта.
- Это касается и новых государственных кредитов?
- Повторюсь: вопросы кредитных отношений Российской Федерации с зарубежными странами не являются предметом публичной политики. Конечно, периодически в СМИ появляется информация о том, что, например, предоставлен очередной кредит Республике Беларусь. Однако весьма часто средства новых кредитов идут на рефинансирование платежей по накопленной задолженности или на решение вопросов платежного баланса, на пополнение международных резервов. Но активы по таким кредитам не продаются. Да и кто их купит?
- Санкции стали большим испытанием для крупных российских банков. И, соответственно, в том числе, и для ВЭБ. Как банк справляется с давлением. Не приведет ли ситуация к перестройке банковской системы страны?
- Ограничительные меры, введенные в отношении многих финансовых институтов России, затронули, прежде всего, вопросы осуществления международных расчетов и фондирования. Это касается и ВЭБа. В свое время мы постоянно присутствовали на внешних рынках, продавая еврооблигации. И считали эти операции удобным инструментом фондирования наших проектов, что позволяло «не сидеть на шее» государства и федерального бюджета.
Сейчас размещение наших инструментов, как, собственно говоря, и Российской Федерации, на внешних рынках невозможно. Причины хорошо известны. Это – одна сторона медали. Но ее другая сторона состоит в том, что за последние четыре-пять лет ВЭБ сильно изменился. Он стал классическим институтом финансирования развития, работа которого ориентирована на структурирование и финансирование проектов, реализуемых в экономике страны. Большую роль в этом играет программа, известная под названием «Фабрика проектного финансирования», запущенная в 2018 году. Признаюсь, в свое время я весьма скептически относился к этой программе, которая мне казалась сложной из-за большого числа участников (сам ВЭБ, банки-члены синдиката, инициатор проекта, правительство как источник субсидий), а потому проблематичной для выполнения. Но рынок ее хорошо принял. В настоящее время корпорация финансирует совместно с банками-партнерами 18 проектов на сумму более 1 трлн рублей. На подходе еще с десяток новых проектов.
Сейчас нам фондирование в иностранной валюте особо и не нужно, как таковое. Проекты, которые были запущены до начала известных событий, финансируются в рабочем порядке. Никогда не слышал, чтобы коллеги из бизнес-блока говорили о проблемах, связанных с нехваткой ресурсов для выполнения обязательств перед заемщиками. Важно учитывать и то, что заемщики ВЭБа ведут себя ответственно по всем кредитным операциям, которые проведены после перестройки его бизнес-модели и назначения председателем корпорации Игоря Ивановича Шувалова.
Основное «кредо» председателя состоит в том, чтобы проекты ВЭБа приносили ощутимые и видимые результаты с точки зрения повышения уровня и качества жизни россиян, проживающих на тех территориях, где наши проекты реализуются. Все проекты, которые претендуют на финансирование ВЭБа, проходят проверку на этот критерий. Одновременно была запущена и продолжается трансформация самой корпорации. Игорь Иванович (Шувалов - Finm.Ru) отдает предпочтение горизонтальному методу управления организацией, когда для решения конкретной задачи формируются проектные команды, в которые входят специалисты разных блоков. Мы становимся более экологичными, социально ориентированными, модернизируется внутреннее корпоративное управление. В целом, опора на ESG-принципы для ВЭБа не дань моде, а важнейший элемент нашей практики и стратегии.
- Используется такой agile, да?
- Agile, да, хотя для меня это непривычно, поскольку многие годы работал в «вертикали власти». Планов по уменьшению кредитного портфеля нет. Скорее, наоборот: ВЭБ принимает все новые обязательства, ориентируясь на поручения президента и правительства, но не забывая о том, что в кредитном портфеле могут находиться только коммерчески состоятельные проекты. Приведу свежий пример недавно завершённого проекта, точно отражающего использование нами ESG-принципов. Это – модернизация трамвайного сообщения в Таганроге. Построено 25 километров новых трамвайных путей. Инфраструктура, обслуживающая этот экологичный вид транспорта, модернизирована, поставлены новые, удобные для пассажиров трамваи.
Еще один социально-ориентированный проект – финансирование строительства 150 школ. При этом речь не идет о благотворительности. Проект реализуется по схеме государственно-частного партнерства. Возврат инвестиций предполагает использование этих объектов не только как учебных заведений, но и как культурно-досуговых центров, что даст возможность инвестору получать доход от предоставления услуг жителям района, в котором находится школа.
Сергей Сторчак: «Масштабы приближающегося «долгового цунами» обещают быть беспрецедентными»
Сегодня, 10 октября, в Вашингтоне начнутся совещания Международного валютного фонда (МВФ) и группы Всемирного банка (ВБ), на которых будут обсуждаться важнейшие вопросы мировой экономики и финансов. Подобные встречи происходят каждый год, но к этой приковано большое внимание, так как она проходит в условиях европейской турбулентности, вызванной событиями в Украине. О том, чего ждать от встречи, какое будущее ждет глобализацию, и стоит ли мир на пороге нового кризиса, Finam.ru рассказал старший банкир ВЭБ.РФ, в прошлом заместитель министра финансов России Сергей Сторчак. Интервью состоялось на площадке Глобального финансового форума Ecumene 2022, который недавно прошел в Москве.
- В преддверии встречи МВФ и Всемирного Банка, каковы Ваши взгляды на будущее глобализации? Раньше говорили о ее огромной роли в экономике. Но сейчас обстоятельства ставят перед нами новые вопросы. В частности, можно ли говорить о том, что время глобализации уходит? Страны Запада говорят о необходимости создания «дружественных» цепочек поставок для исключения из них таких государств, как Китай. И насколько это реалистично, например, обойтись без Китая, который фактически стал мировой фабрикой.
- На вопрос о том, имеет ли место деглобализация, наверное, в состоянии ответить только те, кто владеет огромным массивом деловой, экономической, финансовой информации. Международный Валютный Фонд, группа Всемирного Банка, ОЭСР, например. Соглашусь, что в официальных документах этих трех ключевых институтов трех-пятилетней давности опасения деглобализации присутствовали. И авторы этих документов настойчиво проводили мысль, что глобализация буксует. Сыграла свою роль и пандемия COVID-19.
Но мне кажется, что, как обычно, имело место преувеличение. Глобализация никуда не делась. Она, скорее всего, приобретет новые формы. И мы уже это наблюдаем. Глобализация стала ближе к регионам. Идет углубление хозяйственных связей на уровне регионального развития, то есть интеграционные процессы развиваются именно там. Глобально, они, может быть, чуть замедлились, но появляются новые региональные экономические объединения. Возьмите, к примеру, Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), которая появилась как политическая организация, но в повестке дня которой в последние несколько лет доминируют экономические вопросы.
- А БРИКС входит в эту группу?
- Исхожу из того, что больше шансов стать успешными имеют региональные объединения, то есть те, где есть сопряжение границ, имеется сопряжение транспортных коридоров и где есть возможность организовывать производства, исходя из рационального распределения труда и других факторов производства.
В последние годы именно региональные объединения демонстрируют самое динамичное развитие. И мне кажется, что в октябре в ходе годовых собраний МВФ и группы Всемирного Банка появятся новые концептуальные документы на эту тему. Хотел бы отметить, что уже в прошлом году среди рисков, угрожающих устойчивому развитию глобальной экономики и финансовой стабильности, не было темы деглобализации. Скорее всего, и в этом году ее так же не будет. Сейчас много говорят о других вызовах: росте геополитической напряжённости, продовольственном и энергетическом кризисах, росте процентных ставок в развитых экономиках. Вот эти риски могут материализоваться в риски глобального развития. Но что касается деглобализации, то, по моим ощущениям, невозможно обратить вспять то, за счет чего сотни миллионов людей вышли из нищеты. К тому же, трудно представить, что изменилась сущность капитализма как способа производства. Хотя он и стал ближе к работникам благодаря продвижению ESG-принципов, капиталисты будут по-прежнему искать возможности применения для осуществления инвестиций там, где эффект наиболее очевиден, а риски можно купировать.
- В том числе, за счет экспансии?
- Конечно, хотя экспансия - «жесткая» категория. За счет торговли и инвестиций в экономики (или юрисдикции) других государств, где это оправдано, прежде всего, с точки зрения стоимости, рабочей силы. Аналогичное внимание уделяется цене энергии, включая модную ныне «зеленую», доступности воды, чистого воздуха, то есть всему тому, что стало важным для «устойчивого развития» или развития без нанесения ущерба будущим поколениям. Поэтому я не могу серьезно относиться к тезису о том, что идет деглобализация. Для псевдоборцов за климат и партий «зеленых» нападки на глобализацию являются частью политики, в центре которой борьба за голоса избирателей и за власть. Что касается прагматичных предпринимателей и честных политиков, то в их заявлениях деглобализации не будет. Поэтому будут, как и прежде, строиться трансграничные магистрали и энергопереходы, газо- и нефтепроводы, транспортные коридоры. Многое предстоит сделать в плане учета опыта по преодолению логистических и иных последствий ковидных ограничений, сохранения и укрепления цепочек добавленной стоимости, чтобы сделать многостороннее взаимодействие в этих сферах более предсказуемым. Фантазировать на этот счет можно сколько угодно.
- Что Вы ожидаете еще от ежегодных совещаний МВФ и группы Всемирного Банка?
- Обязательно будет дискуссия, уверен, на тему необходимости более осторожного продвижения в направлении ужесточения развитыми экономиками кредитно-денежных политик или поэтапного выхода из политик количественного смягчения (QE). Резкие действия ФРС США и ЕЦБ несут в себе крайне серьезные риски негативных последствий для глобального роста и финансовой стабильности. Они могут оказаться серьезнее последствий скачка цен на рынках продовольствия и энергоресурсов. Разумеется, дальнейшая эскалация напряжения на рынках нефти и природного газа – «головная боль», прежде всего, европейских экономик. Но они сами себя туда загнали. А вот курс на усиление борьбы с инфляцией путем повышения базовых процентных ставок затронет интересы, если не всех, то очень многих государств и корпораций. И что будут делать суверенные дебиторы, наделавшие «немереное» количество долгов после финансового кризиса 2008-2009 годов, трудно сказать. Речь идет о колоссальных суммах, исчисляемых не миллиардами, а триллионами. Одно дело обслуживать накопленный долг по ставке 0,1-0,25% годовых в долларах, фунтах стерлингов или евро и другое дело - обслуживать задолженность по 3%.
В марте прошлого года при поддержке Международного инвестиционного банка был опубликован обзор, посвященный тому, что большой финансовый кризис, связанный с последствиями применения QE, не за горами, и всё из-за того, что глобальный долг (global debt) не только достиг исторического максимума в $300 триллионов, но и изменилась структура его держателей, главными из которых стали небанковские финансовые посредники. У развитых экономик соотношение долг к ВВП уже перешло все разумные пределы. Например, у японцев уже под 300%, у американцев – за 100%. У большинства европейских государств коэффициент Долг / ВВП – это 100+ процентов, хотя много лет они придерживались правила, требовавшего ограничить этот показатель 60%. Причин сложившейся ситуации много. Это и желание воспользоваться низкими процентными ставками, и последствия борьбы с пандемией с ее «вертолетными» деньгами, привлеченными с долговых рынков, и плохое состояние национальных бюджетов, вызванное, в частности, ростом военных расходов.
- Будет ли это означать, что после кризиса экономика пойдет по интенсивному пути?
- Как обычно, после кризиса наступает подъем. «Пузыри», сформировавшиеся на финансовых рынках, «лопнут». Массовых банкротств не избежать. Правда, пессимистичных прогнозов насчет того, что будет совсем плохо, немного. Ряд экономистов считает, что существующие механизмы урегулирования суверенной задолженности, в частности, в ЕС доказали способность решать сложные финансовые проблемы. Утверждается, что в частном секторе неплохо работают практики корпоративного банкротства. Все так. Только вот масштабы приближающегося «долгового цунами» обещают быть беспрецедентными. Поэтому я отношусь к числу тех, кто считает, что развитые экономики едва ли безболезненно справятся с очередным долговым кризисом.
- А есть ли у Вас предположение, из какой точки можно ожидать начала обвала?
- Думаю, наибольшие проблемы возникнут тогда, когда суверены перестанут обслуживать долговые обязательства, накопленные перед небанковскими финансовыми посредниками. Это - пенсионные фонды и страховые компании, а также фонды управления финансовыми активами. Именно они стали основными держателями того долга, тех облигаций, которые были эмитированы за последние 10 лет. Если раньше эти бумаги были сосредоточены на балансах коммерческих банков, то на текущем этапе небанковские финансовые посредники аккумулировали требования к дебиторам, сумма которых в два с лишним раза больше, чем у кредитных организаций. Но в отношении банков используются проверенные временем надзор и регулирование, которые отсутствуют у «не-банков». К тому же, между банковскими регуляторами налажено взаимодействие на глобальном уровне.
После кризиса 2008 года в рамках национальных юрисдикций сделано многое для того, чтобы побуждать банки купировать кредитные и прочие риски и тем самым регулировать нагрузку на балансы этих институтов. А вот в отношении небанковских финансовых посредников такое регулирование находится в стадии проработки. Допустим, если кто-либо из суверенов перестанет обслуживать накопленный долг, то как долго пенсионные фонды смогут выполнять обязательства перед пенсионерами за счет доступной ликвидности? Большой вопрос. Или те же страховщики. Если их финансовые активы перестанут стабильно приносить доход, генерировать финансовые потоки, как они будут выполнять свои страховые обязательства? В общем, ситуация, на мой взгляд, очень «интересная». Кризис обещает быть серьезным.
- Каких экономических изменений в мире и в России в ближайшее время нам стоит ожидать?
- Уверен, что будет высокими темпами развиваться региональная интеграция, а вместе с ней и расширение использования национальных валют в межстрановых платежных отношениях. И, скорее всего, из-за того, что задолженность в резервных валютах будет очень тяжело обслуживаться, в глобальной экономике усилится тенденция к развитию национальных долговых рынков. В принципе, эта тема не новая. За последние 15 лет она хорошо продвинулась благодаря, в частности, вниманию к ней «Группы 20», сформулировавшей достаточное количество разных рекомендаций.
В России много было сделано для восстановления долгового рынка после кризиса 1998-го года, когда рухнул рынок ГКО. Очень быстро рынок ОФЗ стал «трамплином» для развития рынка корпоративных облигаций, который по объему уже раза в полтора, если не в два, больше задолженности по ОФЗ. Корпорации быстро увидели преимущества в фондировании своей деятельности за счёт выпуска долговых бумаг. Сейчас уже мало кого удивишь выпуском локальных (муниципальных, региональных) облигаций, причем эмитентами далеко не первого «эшелона». С учетом известных политических событий, России предстоит опираться на внутренний долговой рынок. Антон Германович (Силуанов, глава Минфина. - Finam.ru) четко описал этот подход в одном из своих заявлений.
Что касается прогноза других изменений, то Нострадамуса из меня не получится. Тем не менее, мне кажется, что у нас активнее и быстрее пойдут структурные реформы. Почему? Во-первых, правительство энергично действует в этом направлении. Да, есть давление внешних факторов, но мы давно к этому (к реформам) шли. Еще когда в правительстве был Алексей Леонидович Кудрин (в то время глава Минфина. - Finam.ru), много делалось для того, чтобы сделать национальную экономику менее зависимой, в частности, от экспорта углеводородов и импорта технологий.
Сейчас мы находимся на таком этапе, когда структурные реформы не могут не проходить в короткие сроки, поскольку их поддерживают хозяйствующие субъекты, о чем в предыдущие периоды можно было только мечтать. На прошлой неделе был опубликован для общественного обсуждения проект постановления правительства, устанавливающий специальные правила и процедуры принятия бюджетных обязательств, выходящих за рамки бюджетного цикла. Одно из средств массовой информации назвало этот документ «Уставом государственной инвестиционной службы». Очевидно, что речь идет не только о том, чтобы покончить с долгостроем. Дело в принципе: если правительство принимает обязательства по реализации какого-либо инвестиционного проекта, то на стадии принятия решения должно быть понятно, за счет какого финансового источника это будет сделано, в какие сроки и в каких объемах. Данный документ вводится, как я понимаю, с 1-го января следующего года после общественного обсуждения. Теперь государственные инвестиционные обязательства будут приниматься по строго регламентированному порядку. Это – всего лишь один пример структурной реформы. Очень важной реформы.
- Принимая во внимание последние геополитические изменения, нет ли рисков перехода России к мобилизационной экономике, возврату к Госплану?
- Наверное, риски такие всегда существуют. Но пока не чувствую того, чтобы у политиков, занимающихся управлением национальной экономики, имелось бы желание откатиться назад и вернуть ситуацию, когда нередко продукция производилась на склад. А это как раз времена Госснаба - Госплана. Предприятия стимулировали для производства конкретной продукции, они отчитывались, получали деньги. А продукция могла оставаться невостребованной месяцами, если не годами. Нет, у меня нет ощущения «скатывания» к Госплану. И плюс - неоднократные высказывания и президента, и членов правительства, что мы не собираемся закрываться внутри своей экономики, мы будем развивать внешние связи, поддерживать инвестиции - и приходящие, и исходящие.
- В книге «Условные обязательства» Вы исследовали проблему участия России в многосторонних финансовых институтах. И сегодня много разговоров о том, что МВФ и Всемирный Банк слишком зависимы от США, и рано или поздно появится альтернатива. Как Вы считаете, может такое быть или нет?
- Я бы не говорил очень жестко, что Международный валютный фонд и группа Всемирного Банка так уж сильно зависят от Соединенных Штатов. Вот пример: год назад под надуманным предлогом американцы хотели сместить со своей должности директора-распорядителя МВФ болгарку Кристалину Георгиеву. Из этой затеи ничего не получилось, несмотря на влияние США и наличие возможности «продавить» в совете директоров нужные им решения. Это - применительно к Международному валютному фонду. Что касается группы Всемирного Банка, то здесь ситуация развивается по другому сценарию. Есть Международный банк реконструкции и развития (МБРР) - ключевой институт в группе Всемирного Банка. Есть еще Международная финансовая корпорация, Международная ассоциация развития, Международное агентство гарантирования инвестиций (МАГИ). Это всё - группа Всемирного Банка. Но ключевой институт, повторюсь, это МБРР, который в 1944 году был учрежден вместе с Международным валютным фондом по итогам Бреттон-Вудской конференции.
Действительно, президентом Банка всегда назначается американец. Так договорились в 1944 году, «отдав» европейцам руководство Международным валютным фондом. Эта «традиция» соблюдается. Но, если в МВФ страны относительно толерантно отнеслись к такому «раскладу», то применительно к МБРР, в частности, и к группе, в целом, очень быстро многих перестала устраивать ситуация, когда Соединенные Штаты по существу сами формируют политику этих институтов финансирования развития, а потому они стали учреждать региональные банки развития.
На сегодняшний день мы имеем порядка 30 таких многосторонних институтов. Они, конечно, не такие «глобальные», как МБРР. Но тот же Азиатский Банк инфраструктурных инвестиций уже почти что такой же по числу участников. Новый банк развития, который учредили страны - участники Форума БРИКС, такой же большой и по объему объявленного капитала, и по сумме оплаченного капитала. Это – 100 и 20 миллиардов долларов США, соответственно. Повторюсь, аналогов МБРР много, поскольку их учредители понимают, что, объединяя капиталы, можно наращивать инвестиции в национальные экономики. Что, собственно говоря, и происходит.
Не скажу, что МБРР утратил свои компетенции или конкурентное преимущество как старейший институт финансирования развития. Может быть, он даже их увеличивает, как раз благодаря тому, что появились «конкуренты». Вот и получается, что доминирование Соединенных Штатов привело к тому, что стали создаваться региональные МБР. К их числу можно отнести и Европейский банк реконструкции и развития. Он был создан под решение задач трансформации нерыночных экономик восточноевропейских стран и постсоветских государств в рыночные, чем он, собственно говоря, до последнего времени успешно и занимался.
Правда, сейчас амбиции его акционеров заметно изменились: Банк «пошел» в экономики стран Ближнего Востока и Африки, хотя там присутствует с десяток его аналогов. В то же время ЕБРР свернул новые операции в России и Республике Беларусь. Причина чисто политическая: его акционеры приняли решение не голосовать за проекты, реализуемые в нашей стране из-за событий на Украине. То же происходит и в ряде других МБР, при том, что Россия оставалась надежным заемщиком и не допускала просрочек по задолженности перед этими институтами финансирования развития.
http://www.finam.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter