2 февраля 2022 investing.com Толмачев Павел
1. Давайте еще раз напомним себе очевидную и неоспоримую аксиому (кажется, такие напоминания многим необходимы), что все актуальные научные основания в мейнстриме открытой мировой науки в области экономики, социологии, нейробиологии принятия решений (именуемой сейчас нейроэкономиккой) и математики сходятся в одном: любой экономический агент принимает решения под воздействием трех прайм-факторов: внешней среды, социальных взаимодействий и персональной биологии.
Это касается абсолютно всех живых существ, включая вирусы. То есть то, что видовое, групповое и индивидуальное развитие определяется экзогенными и эндогенными факторами — банальная очевидность.
2. Если говорить о человеке, то социальная проградация и рост благосостояния в рамках мега-социумов (стран, страновых образований, союзов и пр.) являются логичными последствиями экономического роста (напомню о "клюшке Макклоски").
Экономический рост имеет несколько этапов, и на разных стадиях играют разные факторы: среда (политическая и социальная система), метис (обычаи, традиции, культурный код), потребительская напряженность, уровень технологизации, реальность примата права и пр. и пр… В определенный момент начинается убывающая отдача бывших актуальными факторов, как правило, внешних, экстенсивных, которые должны быть заменены или отодвинуты другими — внутренними, интенсивными, полезность которых растет. Таким образом, поддерживать сам рост (даже не его темпы) можно только фокусируясь на факторах, способных такой рост обеспечить.
3. Мы все знаем несколько стадий социально-экономического развития (модель стадий роста Ростоу, теория инновационных триггеров Шумпетера, теория развития государств Олсена, теория общественного выбора Бьюкенена, теория дизайна механизмов Гурвича, модели Асемоглу, модели Макклоски, и пр. и пр.), как и знаем то, что мы живем в постиндустриальном информационном обществе.
Мы также знаем, что на этапе развития постиндустриального и информационного социума включаются эндогенные (интенсивные) факторы роста (уже не труд, капитал и инвестиции): человеческий капитал (hard и soft skills, благосостояние во всех смыслах), скорость создания и проникновения инноваций (иногда даже не сами инновации как таковые) и институциональные стимулы.
4. Китай ярко иллюстрирует эту историю последними 30-ю годами своего роста и нынешним замедлением. Китай исчерпал экзогенные драйверы в виде низкой базы: сельского населения и низким уровнем урбанизации, нулевой покупательной способности, отсутствия индустрии и инвестиций и пр.
Именно благодаря копированию технологий, благодаря импорту и копированию (хотя бы внешнему) либеральных институтов: подобия федерализма и меритократического принципа бюрократической ротации, частной собственности, разделения властей, независимости суда и усиления репрессий в отношении участников в коррупции (коррупция сегодня стала прерогативой высшей бюрократии), мягкой стимулирующей денежно-кредитной и достаточно умеренной фискальной политики, значительной открытости внешнему капиталу и стимулированию инвестиций, вступлению в ВТО и пр. — Китай стал тем Китаем, который сейчас перед нами. Реформы Дэн Сяопина запустили этот самый китайский НЭП.
5. Сейчас же Китай уперся в стеклянный потолок предельной полезности и убывающей отдачи экзогенных драйверов роста, на которых он вырос и благодаря которым стал мощной страной с достаточно развитой экономикой, с развитыми технологиями, фондовым рынком (хотя здесь есть оговорки), индустриализированным и урбанизированным населением, растущими располагаемыми доходами. Но для дальнейшего роста и сохранения статуса “главной растущей экономики мира” нужен переход на внутренние (эндогенные) “двигатели” — технологии, человеческий капитал, инициативу, конкуренцию, склонность к желанию жить в этой стране, созидать и не бояться за завтрашний день, иметь перспективу и возможность свободного индивидуального выбора.
6. Для этого всего нужна либерализация институтов и демократизация социальной системы.Например — сбалансированное разделение властей, ограничение прав и возможности бюрократии через регулярную и прозрачную выборность, лояльная фискальная политика, независимый суд и равноприменение закона и многое другое. Все это создает стимулы конкуренции и расширяет временные предпочтения агентов, они уверены в своих правах, возможностях и их безусловном обеспечении государством, их временной коэффициент терпимости стремится к единице. Это стимулирует также рост инноваций, а именно их количество и темпы коммерциализации.
7. Однако нынешние власти Китая идут, видимо, по противоположному пути — пути информационной автаркии, смещающейся назад, к диктатуре (в отличие, например, от Сингапура, в котором наблюдается “смещение” в другую сторону — от автократии к либеральной социальной системе; впрочем, Сингапур — пример особенный, тема для отдельной статьи).
Это выражается в сжимании свобод — как для бизнеса, так и для населения в целом. Например в фактической отмене меритократии как принципа бюрократической карьеры, и в буквальной персонификации самой власти, и в накале территориальной агрессии (Гонконг, как успешный кейс, Тайвань — как ожидаемый), и в росте регуляторных ограничений, пронизывающих весь социум…
Фактически государство вновь приобретает модус “оседлого бандита” (модель Олсона-Макгира, Асемоглу-Робинсона), где сменяемости власти и системы ее сдержек нет, а есть вертикальное подчинение и фактически этим подчинением поощряемая коррупция. Где стимул для бюрократа быть одобренным начальством зависит от его лояльности, а нет способностей, где сама бюрократия становится самым привлекательным социальным лифтом, где суд полностью зависим от исполнительной власти, как, собственно, и все остальные властные ветви, а закон и право — либеральные пережитки и эфемерная ценность. Где элиты опять переносят свой основной фокус на рентные источники доходов, а значит — на свое личное (что нормально), но бесконтрольное и безлимитное (что не нормально) обогащение...
8. Это откат назад к феодализму, это и есть нео-феодализм, именуемый сейчас по разному — от нового социализма до нового этатизма, от суверенной демократии до New Deal. Китай находится перед развилкой и в состоянии, когда старые факторы роста, успешно им использованные (замечу еще раз: в значительной мере благодаря либерализации, а именно, фактическому импорту западных институтов в том или ином виде и их аккуратному наложению на метис) теряют силу.
Эта развилка в следующем: либо продолжать рост и обеспечить его темпы через интенсивные факторы (а именно — институциональное и социальное развитие в сторону демократизации и либерализации), либо откатиться от Сяопина к Мао и застрять где-то посредине. Похоже, нынешняя элита Китая, а точнее, домен, выбрали именно этот путь. И это касается, увы, не только Китая.
9. Это не означает, что нет смысла инвестировать в Китай (GXC) и китайские компании. Как минимум, Китай значительно бенефициирует от форсирования энергоперехода и вполне реальных амбиций его возглавить — со своими запасами редкоземельных металлов и сборочной индустрии.
К тому же уровень диджитализации инфраструктуры в Китае огромен, но еще есть куда расти — и здесь тоже остается задел для роста, пусть и обеспеченного госзаказом.
Внутренняя и внешняя политика, несмотря на ужесточение, более осмысленна и дальновидна, чем, например, в России, в ней есть долговременная стратегия, видны внятные способы ее реализации, а сигналы подаются четко и аккуратно…
Другими словами, Китай остается более или менее привлекательным рынком с растущими рисками усиления государственного контроля, сворачивания стимулирующих институтов и властной концентрации.
10. И “фактор Alibaba (NYSE:BABA)” теперь неизменен в моделях оценки потенциальных активов (не напоминает историю с "Юкосом"? Хотя Ма легко отделался, что говорит только в пользу Си), и уточнять, а тем более квантифицировать его крайне сложно из за значительного роста неопределенности, т. е. рисков, которые рождаются властным расширением, бесконтрольностью одной властной авторитарной группы и соответствующей социо-экономической политикой. А при прочих равных, разумные инвесторы все-таки стараются риски снижать.
http://www.investing.com/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Это касается абсолютно всех живых существ, включая вирусы. То есть то, что видовое, групповое и индивидуальное развитие определяется экзогенными и эндогенными факторами — банальная очевидность.
2. Если говорить о человеке, то социальная проградация и рост благосостояния в рамках мега-социумов (стран, страновых образований, союзов и пр.) являются логичными последствиями экономического роста (напомню о "клюшке Макклоски").
Экономический рост имеет несколько этапов, и на разных стадиях играют разные факторы: среда (политическая и социальная система), метис (обычаи, традиции, культурный код), потребительская напряженность, уровень технологизации, реальность примата права и пр. и пр… В определенный момент начинается убывающая отдача бывших актуальными факторов, как правило, внешних, экстенсивных, которые должны быть заменены или отодвинуты другими — внутренними, интенсивными, полезность которых растет. Таким образом, поддерживать сам рост (даже не его темпы) можно только фокусируясь на факторах, способных такой рост обеспечить.
3. Мы все знаем несколько стадий социально-экономического развития (модель стадий роста Ростоу, теория инновационных триггеров Шумпетера, теория развития государств Олсена, теория общественного выбора Бьюкенена, теория дизайна механизмов Гурвича, модели Асемоглу, модели Макклоски, и пр. и пр.), как и знаем то, что мы живем в постиндустриальном информационном обществе.
Мы также знаем, что на этапе развития постиндустриального и информационного социума включаются эндогенные (интенсивные) факторы роста (уже не труд, капитал и инвестиции): человеческий капитал (hard и soft skills, благосостояние во всех смыслах), скорость создания и проникновения инноваций (иногда даже не сами инновации как таковые) и институциональные стимулы.
4. Китай ярко иллюстрирует эту историю последними 30-ю годами своего роста и нынешним замедлением. Китай исчерпал экзогенные драйверы в виде низкой базы: сельского населения и низким уровнем урбанизации, нулевой покупательной способности, отсутствия индустрии и инвестиций и пр.
Именно благодаря копированию технологий, благодаря импорту и копированию (хотя бы внешнему) либеральных институтов: подобия федерализма и меритократического принципа бюрократической ротации, частной собственности, разделения властей, независимости суда и усиления репрессий в отношении участников в коррупции (коррупция сегодня стала прерогативой высшей бюрократии), мягкой стимулирующей денежно-кредитной и достаточно умеренной фискальной политики, значительной открытости внешнему капиталу и стимулированию инвестиций, вступлению в ВТО и пр. — Китай стал тем Китаем, который сейчас перед нами. Реформы Дэн Сяопина запустили этот самый китайский НЭП.
5. Сейчас же Китай уперся в стеклянный потолок предельной полезности и убывающей отдачи экзогенных драйверов роста, на которых он вырос и благодаря которым стал мощной страной с достаточно развитой экономикой, с развитыми технологиями, фондовым рынком (хотя здесь есть оговорки), индустриализированным и урбанизированным населением, растущими располагаемыми доходами. Но для дальнейшего роста и сохранения статуса “главной растущей экономики мира” нужен переход на внутренние (эндогенные) “двигатели” — технологии, человеческий капитал, инициативу, конкуренцию, склонность к желанию жить в этой стране, созидать и не бояться за завтрашний день, иметь перспективу и возможность свободного индивидуального выбора.
6. Для этого всего нужна либерализация институтов и демократизация социальной системы.Например — сбалансированное разделение властей, ограничение прав и возможности бюрократии через регулярную и прозрачную выборность, лояльная фискальная политика, независимый суд и равноприменение закона и многое другое. Все это создает стимулы конкуренции и расширяет временные предпочтения агентов, они уверены в своих правах, возможностях и их безусловном обеспечении государством, их временной коэффициент терпимости стремится к единице. Это стимулирует также рост инноваций, а именно их количество и темпы коммерциализации.
7. Однако нынешние власти Китая идут, видимо, по противоположному пути — пути информационной автаркии, смещающейся назад, к диктатуре (в отличие, например, от Сингапура, в котором наблюдается “смещение” в другую сторону — от автократии к либеральной социальной системе; впрочем, Сингапур — пример особенный, тема для отдельной статьи).
Это выражается в сжимании свобод — как для бизнеса, так и для населения в целом. Например в фактической отмене меритократии как принципа бюрократической карьеры, и в буквальной персонификации самой власти, и в накале территориальной агрессии (Гонконг, как успешный кейс, Тайвань — как ожидаемый), и в росте регуляторных ограничений, пронизывающих весь социум…
Фактически государство вновь приобретает модус “оседлого бандита” (модель Олсона-Макгира, Асемоглу-Робинсона), где сменяемости власти и системы ее сдержек нет, а есть вертикальное подчинение и фактически этим подчинением поощряемая коррупция. Где стимул для бюрократа быть одобренным начальством зависит от его лояльности, а нет способностей, где сама бюрократия становится самым привлекательным социальным лифтом, где суд полностью зависим от исполнительной власти, как, собственно, и все остальные властные ветви, а закон и право — либеральные пережитки и эфемерная ценность. Где элиты опять переносят свой основной фокус на рентные источники доходов, а значит — на свое личное (что нормально), но бесконтрольное и безлимитное (что не нормально) обогащение...
8. Это откат назад к феодализму, это и есть нео-феодализм, именуемый сейчас по разному — от нового социализма до нового этатизма, от суверенной демократии до New Deal. Китай находится перед развилкой и в состоянии, когда старые факторы роста, успешно им использованные (замечу еще раз: в значительной мере благодаря либерализации, а именно, фактическому импорту западных институтов в том или ином виде и их аккуратному наложению на метис) теряют силу.
Эта развилка в следующем: либо продолжать рост и обеспечить его темпы через интенсивные факторы (а именно — институциональное и социальное развитие в сторону демократизации и либерализации), либо откатиться от Сяопина к Мао и застрять где-то посредине. Похоже, нынешняя элита Китая, а точнее, домен, выбрали именно этот путь. И это касается, увы, не только Китая.
9. Это не означает, что нет смысла инвестировать в Китай (GXC) и китайские компании. Как минимум, Китай значительно бенефициирует от форсирования энергоперехода и вполне реальных амбиций его возглавить — со своими запасами редкоземельных металлов и сборочной индустрии.
К тому же уровень диджитализации инфраструктуры в Китае огромен, но еще есть куда расти — и здесь тоже остается задел для роста, пусть и обеспеченного госзаказом.
Внутренняя и внешняя политика, несмотря на ужесточение, более осмысленна и дальновидна, чем, например, в России, в ней есть долговременная стратегия, видны внятные способы ее реализации, а сигналы подаются четко и аккуратно…
Другими словами, Китай остается более или менее привлекательным рынком с растущими рисками усиления государственного контроля, сворачивания стимулирующих институтов и властной концентрации.
10. И “фактор Alibaba (NYSE:BABA)” теперь неизменен в моделях оценки потенциальных активов (не напоминает историю с "Юкосом"? Хотя Ма легко отделался, что говорит только в пользу Си), и уточнять, а тем более квантифицировать его крайне сложно из за значительного роста неопределенности, т. е. рисков, которые рождаются властным расширением, бесконтрольностью одной властной авторитарной группы и соответствующей социо-экономической политикой. А при прочих равных, разумные инвесторы все-таки стараются риски снижать.
http://www.investing.com/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter