14 декабря 2010 Project Syndicate
«Большой двадцатке» уже пора начать всерьёз воспринимать мандат, данный ей для поиска шагов по стабилизации глобальной экономики и более устойчивой модели развития. Вместо этого G-20 ведёт себя, как дискуссионный клуб, в котором осуществляется подход с позиций сотрудничества, взлелеянный вначале кризиса, который часто приводит к необдуманным односторонним действиям своих членов.
Пока ещё существует несколько значительных рисков для процветания и стабильности глобальной экономики, которыми необходимо заняться немедленно. Ирландия в этом году бросила Европу во второй долговой кризис, и рынки капитала полностью сошли с ума, инвестиции мечутся туда-сюда через Атлантику в ответ на риски заражения в Европе и количественное послабление в Америке.
А тем временем, капитал наводняет более высокодоходные развивающиеся рынки, вызывая инфляционные давления и угрожающие конкурентоспособности повышения курсов валют, взвинчивая цены активов – в общем, деформации и политические головные боли, которые требуют нешаблонных ответных действий.
Прогнозы относительно экономического роста и сокращения безработицы в передовых странах снижены – запоздалое осознание реальности долгого и трудного выздоровления и новой пост-кризисной «нормы». При сниженных и более реалистичных прогнозах бюджетные дефициты на ближайшую и среднесрочную перспективу рассматриваются как более опасные.
В США группа политиков считает, что слабеющий рост и высокая безработица требуют политического ответа. При циклическом складе ума и истощённом фискальном пространстве сопротивление новому витку количественного послабления (QE2) могло бы быть стратегией по ослаблению остаточного риска ещё одного падения рынка активов (в основном недвижимости) и балансовых счетов домовладений – а вместе с ним возможности дефляционной динамики.
К сожалению, QE2, кажется, рассматривается в США как стратегия роста, которой оно не является, если не думать, что низкие процентные ставки повернут вспять процесс возмещения заёмного капитала в частном секторе, поднимут потребление и снизят сбережения – маловероятный и нежелательный сценарий. Это, также, предполагает, что обращение к структурным ограничениям конкурентоспособности можно откладывать – возможно, постоянно.
Взгляд на США извне таков, что QE2 – это либо ошибка с негативными внешними эффектами, либо политика с ясным, но не декларируемым стремлением обесценивания доллара – шаг, негативное влияние которого на конкурентоспособность и экономический рост, скорее всего, почувствует Европа, а не Индия, Бразилия и Китай. Односторонняя акция в этом и других измерениях подорвала миссию «Большой двадцатки» по определению и реализации взаимовыгодной скоординированной политики. Минимальное требование для прогресса «Большой двадцатки» – это чтобы политика развивающихся и передовых стран, которые имеют значительное внешнее влияние, обсуждалась и, если возможно, согласовывалась заранее.
Помимо необходимости ещё несколько лет уменьшать долю заемных средств, американская экономика сталкивается с долговременными проблемами совокупного спроса, занятости и распределения доходов, которые нельзя решить одними только потреблением и инвестициями. Америке нужно расширить свою долю внешнего глобального спроса, что требует инвестиций в государственный сектор, структурных изменений и повышения конкурентоспособности в товарном секторе.
А тем временем Европа пытается найти решение своих проблем с долгами и дефицитом при помощи кратковременных фиксаций ликвидности, целью которых является лишь затягивание времени для фискальной консолидации и, в отсутствие механизма обменного курса, чего-то вроде дефляционного процесса для восстановления внешней конкурентоспособности. Успех никоим образом не гарантирован, а наиболее вероятным итогом может быть череда заразных событий и ещё большая потеря уверенности в евро. Ядро проблемы – это распределение бремени среди держателей облигаций, граждан дефицитных стран, Евросоюза и, конечно же, остального мира (через Международный валютный фонд).
В результате, экономики развивающихся рынков рискуют. Они могут поддерживать относительно высокие темпы роста вопреки слабому и медленному выздоровлению передовых стран, но только если не будет крупного спада в Северной Америке или Европе (или в обеих), серьёзной вспышки протекционизма или нестабильности на глобальных финансовых рынках.
Крупнейшие развивающиеся страны также оказывают возрастающее системное влияние на рост и занятость среди широкого числа стран, в том числе и передовых. Они должны понимать это. Старые асимметрии постепенно исчезают, и в сердцевине глобальной политико-экономической координации появляются новые распределительные вызовы.
На протяжении большей части послевоенного периода передовые страны росли, благодаря расширению знаний и технологической базы своих стран. В быстро открывающейся глобальной экономике развивающиеся страны научились получать доступ как к технологиям, так и к рынкам, в силу чего их рост достиг беспрецедентного и всё увеличивающегося уровня.
Пока глобальная экономическая активность смещалась, а структура всех экономик эволюционировала вместе с ней, распределительные эффекты были большей частью доброкачественными. Но это не было неизбежно. Так вышло потому, что почти весь этот период передовые страны получали выгоду от подталкиваемых рынком инноваций, в то время как развивающиеся экономики импортировали знания, экспортировали товары и услуги, ограничив системное влияние на развитые страны.
Эта модель меняется. Масштаб развивающихся экономик возрастает, и их расположение в глобальной цепочке ценности быстро смещается. Опросы мнений относительно развития глобальной экономической системы показывают увеличивающееся разветвление среди стран, так же как и подгрупп внутри стран. Это с большой точностью отражает расхождения в выражении распределительных влияний этой системы. Управлять глобальной взаимозависимостью таким образом, чтобы снизить отрицательные распределительные тенденции, возможно, но это потребует мудрости и интуиции.
Эта задача должна быть основной в программе «Большой двадцатки». Иначе говоря, осознания нашей коллективной заинтересованности в открытости глобальной экономики недостаточно. Нам нужно прагматичное желание адаптировать стимулы и последствия к достижению распределительных результатов, которые позволят крупным игрокам со своими внутренними политическими ограничениями сохранять систему открытой. Альтернативой будут односторонние меры, направленные на достижение тех же целей, но ведущие к результатам, далёким от желаемых.
Майкл Спенс – профессор экономики в Школе бизнеса им. Стерна при Нью-Йоркском университете, а также старший научный сотрудник в Институте Гувера при Стэнфордском университете.
Перевод с английского – Татьяна Грибова
Пока ещё существует несколько значительных рисков для процветания и стабильности глобальной экономики, которыми необходимо заняться немедленно. Ирландия в этом году бросила Европу во второй долговой кризис, и рынки капитала полностью сошли с ума, инвестиции мечутся туда-сюда через Атлантику в ответ на риски заражения в Европе и количественное послабление в Америке.
А тем временем, капитал наводняет более высокодоходные развивающиеся рынки, вызывая инфляционные давления и угрожающие конкурентоспособности повышения курсов валют, взвинчивая цены активов – в общем, деформации и политические головные боли, которые требуют нешаблонных ответных действий.
Прогнозы относительно экономического роста и сокращения безработицы в передовых странах снижены – запоздалое осознание реальности долгого и трудного выздоровления и новой пост-кризисной «нормы». При сниженных и более реалистичных прогнозах бюджетные дефициты на ближайшую и среднесрочную перспективу рассматриваются как более опасные.
В США группа политиков считает, что слабеющий рост и высокая безработица требуют политического ответа. При циклическом складе ума и истощённом фискальном пространстве сопротивление новому витку количественного послабления (QE2) могло бы быть стратегией по ослаблению остаточного риска ещё одного падения рынка активов (в основном недвижимости) и балансовых счетов домовладений – а вместе с ним возможности дефляционной динамики.
К сожалению, QE2, кажется, рассматривается в США как стратегия роста, которой оно не является, если не думать, что низкие процентные ставки повернут вспять процесс возмещения заёмного капитала в частном секторе, поднимут потребление и снизят сбережения – маловероятный и нежелательный сценарий. Это, также, предполагает, что обращение к структурным ограничениям конкурентоспособности можно откладывать – возможно, постоянно.
Взгляд на США извне таков, что QE2 – это либо ошибка с негативными внешними эффектами, либо политика с ясным, но не декларируемым стремлением обесценивания доллара – шаг, негативное влияние которого на конкурентоспособность и экономический рост, скорее всего, почувствует Европа, а не Индия, Бразилия и Китай. Односторонняя акция в этом и других измерениях подорвала миссию «Большой двадцатки» по определению и реализации взаимовыгодной скоординированной политики. Минимальное требование для прогресса «Большой двадцатки» – это чтобы политика развивающихся и передовых стран, которые имеют значительное внешнее влияние, обсуждалась и, если возможно, согласовывалась заранее.
Помимо необходимости ещё несколько лет уменьшать долю заемных средств, американская экономика сталкивается с долговременными проблемами совокупного спроса, занятости и распределения доходов, которые нельзя решить одними только потреблением и инвестициями. Америке нужно расширить свою долю внешнего глобального спроса, что требует инвестиций в государственный сектор, структурных изменений и повышения конкурентоспособности в товарном секторе.
А тем временем Европа пытается найти решение своих проблем с долгами и дефицитом при помощи кратковременных фиксаций ликвидности, целью которых является лишь затягивание времени для фискальной консолидации и, в отсутствие механизма обменного курса, чего-то вроде дефляционного процесса для восстановления внешней конкурентоспособности. Успех никоим образом не гарантирован, а наиболее вероятным итогом может быть череда заразных событий и ещё большая потеря уверенности в евро. Ядро проблемы – это распределение бремени среди держателей облигаций, граждан дефицитных стран, Евросоюза и, конечно же, остального мира (через Международный валютный фонд).
В результате, экономики развивающихся рынков рискуют. Они могут поддерживать относительно высокие темпы роста вопреки слабому и медленному выздоровлению передовых стран, но только если не будет крупного спада в Северной Америке или Европе (или в обеих), серьёзной вспышки протекционизма или нестабильности на глобальных финансовых рынках.
Крупнейшие развивающиеся страны также оказывают возрастающее системное влияние на рост и занятость среди широкого числа стран, в том числе и передовых. Они должны понимать это. Старые асимметрии постепенно исчезают, и в сердцевине глобальной политико-экономической координации появляются новые распределительные вызовы.
На протяжении большей части послевоенного периода передовые страны росли, благодаря расширению знаний и технологической базы своих стран. В быстро открывающейся глобальной экономике развивающиеся страны научились получать доступ как к технологиям, так и к рынкам, в силу чего их рост достиг беспрецедентного и всё увеличивающегося уровня.
Пока глобальная экономическая активность смещалась, а структура всех экономик эволюционировала вместе с ней, распределительные эффекты были большей частью доброкачественными. Но это не было неизбежно. Так вышло потому, что почти весь этот период передовые страны получали выгоду от подталкиваемых рынком инноваций, в то время как развивающиеся экономики импортировали знания, экспортировали товары и услуги, ограничив системное влияние на развитые страны.
Эта модель меняется. Масштаб развивающихся экономик возрастает, и их расположение в глобальной цепочке ценности быстро смещается. Опросы мнений относительно развития глобальной экономической системы показывают увеличивающееся разветвление среди стран, так же как и подгрупп внутри стран. Это с большой точностью отражает расхождения в выражении распределительных влияний этой системы. Управлять глобальной взаимозависимостью таким образом, чтобы снизить отрицательные распределительные тенденции, возможно, но это потребует мудрости и интуиции.
Эта задача должна быть основной в программе «Большой двадцатки». Иначе говоря, осознания нашей коллективной заинтересованности в открытости глобальной экономики недостаточно. Нам нужно прагматичное желание адаптировать стимулы и последствия к достижению распределительных результатов, которые позволят крупным игрокам со своими внутренними политическими ограничениями сохранять систему открытой. Альтернативой будут односторонние меры, направленные на достижение тех же целей, но ведущие к результатам, далёким от желаемых.
Майкл Спенс – профессор экономики в Школе бизнеса им. Стерна при Нью-Йоркском университете, а также старший научный сотрудник в Институте Гувера при Стэнфордском университете.
Перевод с английского – Татьяна Грибова
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Жалоба