28 января 2011 Project Syndicate
ПАРИЖ. Как братья по оружию, объединенные, когда идет борьба, и разделенные, когда наступил мир, так и Европа с Соединенными Штатами, которые совместно сражались против кризиса в 2009 году, стали высказывать несогласие в 2010 году и начали 2011 год с расходящихся позиций по макроэкономической политике. Цена расхождения может быть непомерно высокой: хотя самое худшее закончилось, все еще нужна эффективная координационная политика во время, когда восстановление равновесия в глобальной экономике, то, к чему призывает «Большая двадцатка», еще далеко от завершения.
Трансатлантическое разделение четко просматривается в отношении денежной политики. В ноябре прошлого года решение ФРС США запустить новый цикл “количественного послабления” (покупка правительственных облигация за счет увеличения массы денег) вызвало резкую критику в Европе. Хотя Европейский центральный банк также покупал правительственные облигации с весны прошлого года, их количество относительно мало (70 миллиардов евро, по сравнению с программой ФРС на 600 миллиардов долларов), и те предназначены только на поддержку попавших в затруднительное положение стран-членов еврозоны. Особое внимание уделяется тому, чтобы избежать какого-либо влияния на денежную массу.
Похожее расхождение, правда, менее острое, появилось в отношении финансовой политики. В декабре, когда европейцы повернули в сторону ужесточения финансовой политики, Конгресс США продлил на два года сокращение налогов, инициированное Джорджем Бушем – которое почти все интерпретировали как еще одну попытку поддержать экономику США. Действительно, финансовая экономия в Германии более предусмотрительная, чем официальные риторические предложения. Но в целом еврозона и Великобритания определенно повернули в сторону жесткой экономии, которую США все еще рассматривают с большой неохотой.
В Европе это несоответствие часто приписывается тому, что французский президент Чарльз де Голь обычно называл “чрезмерной привилегией” Америки: право печатать главную международную резервную валюту. Но это объяснение только частично удовлетворительное. Действительно, Китай накапливает резервы в долларах. Но никто не заставляет его делать это, а США бы предпочли более сильный юань. Развивающиеся страны также могли бы инвестировать в евро, если бы им только предложили такие ликвидные активы, как облигации казначейства США – в отношении этого сейчас проходят дебаты по поводу предполагаемого создания “евробондов”. И хотя такие страны как Греция и Испания страдают от рыночных ограничений, этого не происходит в Северной Европе.
Еще одна трактовка трансатлантического разделения заключается в том, что стратегии обеих сторон отражают различия в ситуации, которая в них сложилась. Это очевидно в отношении рынка труда и безработицы: американские компании отреагировали на рецессию массовыми увольнениями, в то время как европейские компании – за исключением испанских фирм, но не британских компаний – делали все возможное, чтобы сохранить рабочую силу.
В результате производительность в Европе с 2007 года не увеличивалась, в то время как она улучшилась более чем на 6 процентных пунктов в США. Конечно, другим следствием этого является то, что безработица в США близка к послевоенному пику и будет оставаться высокой намного дольше. Безработные США теряют свои пособия по безработице после 99 недель, что делает политическую необходимость в макроэкономическом действии более сильной, чем в Европе, где безработица увеличивается намного медленнее и пособия намного щедрее. Как говорит экономист Джозеф Стиглиц, “государство всеобщего благоденствия” Америки в первую очередь зависит от денежной политики ФРС.
Но существует еще одно, едва осязаемое прочтение раскола между ЕС и США, и связано это с убеждениями. По мнению европейцев, ничто из того, что было потеряно, не может быть восстановлено, – разве что совсем немногое. Поэтому, так как сократилось предложение, центральному банку или бюджету было бы опасно чрезмерно стимулировать спрос. И поскольку доходы от налогов также не восстановятся, эту пропасть можно преодолеть только при помощи финансовой строгости.
Американцы наоборот убеждены в том, что все, что было потеряно во время последней рецессии, в конечном итоге будет восстановлено. Так говорит администрация Обамы, так утверждает ФРС (хотя и более благоразумно), и те, и другие действуют соответственно. Другими словами, европейцы пессимистичны в отношении будущего и, таким образом, с большой неохотой стимулируют экономический рост, в то время как американцы остаются оптимистичными и готовы дать шанс любому стратегическому инструменту. Таким образом, расхождение в макроэкономической политике будет продолжаться – по крайней мере, пока инвесторы все еще будут хотеть покупать государственный долг США.
Последствий у этого расхождения может быть несколько: трудности в политической координации, учитывая отсутствие согласия по диагнозу; очень вероятный возврат к большому внешнему дефициту США, в то время как в Европе сохранится баланс; и ослабший доллар, что станет очевидным, когда кризис в еврозоне утихнет.
Все это может сильно усложнить управление “Большой двадцаткой”, также существует риск сокрытия проблемы, на которую надо реагировать незамедлительно: как управлять глобальной экономикой, в которой баланс между развитыми и развивающимися странами смещается с большой скоростью.
Жан Пизани-Ферри - директор аналитического центра «Брейгель». Профессор экономики в Университете Париж-Дофин и член Совета экономических консультантов при премьер-министре Франции.
Перевод с английского – Татьяна Грибова
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Трансатлантическое разделение четко просматривается в отношении денежной политики. В ноябре прошлого года решение ФРС США запустить новый цикл “количественного послабления” (покупка правительственных облигация за счет увеличения массы денег) вызвало резкую критику в Европе. Хотя Европейский центральный банк также покупал правительственные облигации с весны прошлого года, их количество относительно мало (70 миллиардов евро, по сравнению с программой ФРС на 600 миллиардов долларов), и те предназначены только на поддержку попавших в затруднительное положение стран-членов еврозоны. Особое внимание уделяется тому, чтобы избежать какого-либо влияния на денежную массу.
Похожее расхождение, правда, менее острое, появилось в отношении финансовой политики. В декабре, когда европейцы повернули в сторону ужесточения финансовой политики, Конгресс США продлил на два года сокращение налогов, инициированное Джорджем Бушем – которое почти все интерпретировали как еще одну попытку поддержать экономику США. Действительно, финансовая экономия в Германии более предусмотрительная, чем официальные риторические предложения. Но в целом еврозона и Великобритания определенно повернули в сторону жесткой экономии, которую США все еще рассматривают с большой неохотой.
В Европе это несоответствие часто приписывается тому, что французский президент Чарльз де Голь обычно называл “чрезмерной привилегией” Америки: право печатать главную международную резервную валюту. Но это объяснение только частично удовлетворительное. Действительно, Китай накапливает резервы в долларах. Но никто не заставляет его делать это, а США бы предпочли более сильный юань. Развивающиеся страны также могли бы инвестировать в евро, если бы им только предложили такие ликвидные активы, как облигации казначейства США – в отношении этого сейчас проходят дебаты по поводу предполагаемого создания “евробондов”. И хотя такие страны как Греция и Испания страдают от рыночных ограничений, этого не происходит в Северной Европе.
Еще одна трактовка трансатлантического разделения заключается в том, что стратегии обеих сторон отражают различия в ситуации, которая в них сложилась. Это очевидно в отношении рынка труда и безработицы: американские компании отреагировали на рецессию массовыми увольнениями, в то время как европейские компании – за исключением испанских фирм, но не британских компаний – делали все возможное, чтобы сохранить рабочую силу.
В результате производительность в Европе с 2007 года не увеличивалась, в то время как она улучшилась более чем на 6 процентных пунктов в США. Конечно, другим следствием этого является то, что безработица в США близка к послевоенному пику и будет оставаться высокой намного дольше. Безработные США теряют свои пособия по безработице после 99 недель, что делает политическую необходимость в макроэкономическом действии более сильной, чем в Европе, где безработица увеличивается намного медленнее и пособия намного щедрее. Как говорит экономист Джозеф Стиглиц, “государство всеобщего благоденствия” Америки в первую очередь зависит от денежной политики ФРС.
Но существует еще одно, едва осязаемое прочтение раскола между ЕС и США, и связано это с убеждениями. По мнению европейцев, ничто из того, что было потеряно, не может быть восстановлено, – разве что совсем немногое. Поэтому, так как сократилось предложение, центральному банку или бюджету было бы опасно чрезмерно стимулировать спрос. И поскольку доходы от налогов также не восстановятся, эту пропасть можно преодолеть только при помощи финансовой строгости.
Американцы наоборот убеждены в том, что все, что было потеряно во время последней рецессии, в конечном итоге будет восстановлено. Так говорит администрация Обамы, так утверждает ФРС (хотя и более благоразумно), и те, и другие действуют соответственно. Другими словами, европейцы пессимистичны в отношении будущего и, таким образом, с большой неохотой стимулируют экономический рост, в то время как американцы остаются оптимистичными и готовы дать шанс любому стратегическому инструменту. Таким образом, расхождение в макроэкономической политике будет продолжаться – по крайней мере, пока инвесторы все еще будут хотеть покупать государственный долг США.
Последствий у этого расхождения может быть несколько: трудности в политической координации, учитывая отсутствие согласия по диагнозу; очень вероятный возврат к большому внешнему дефициту США, в то время как в Европе сохранится баланс; и ослабший доллар, что станет очевидным, когда кризис в еврозоне утихнет.
Все это может сильно усложнить управление “Большой двадцаткой”, также существует риск сокрытия проблемы, на которую надо реагировать незамедлительно: как управлять глобальной экономикой, в которой баланс между развитыми и развивающимися странами смещается с большой скоростью.
Жан Пизани-Ферри - директор аналитического центра «Брейгель». Профессор экономики в Университете Париж-Дофин и член Совета экономических консультантов при премьер-министре Франции.
Перевод с английского – Татьяна Грибова
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter