13 февраля 2023 ИХ "Финам" Братерский Александр
Миграция и эмиграция переживают новое осмысление после начала конфликта России и Украины. Российские мигранты, которых чаще называют термином «релокант» (переселенец), переезжают в другие страны, в то время как в саму Россию несмотря на ухудшающуюся экономическую ситуацию по-прежнему едут мигранты из стран Центральной Азии. О том, чем современная миграция отличается от прошлой, как меняется отношение к мигрантам и что думают чиновники, рассказал в интервью Finam.ru руководитель Центра исследования межнациональных отношений Института социологии РАН Владимир Мукомель.
- В недавнем исследовании «Ромира» совместно с социологической службой «Gallup» отмечается, что каждый третий житель планеты хотел бы эмигрировать. В России же сообщили об этом 15%. Можно сказать, что Россия в плане миграционных настроений находится на среднем уровне?
Эмиграция из Германии или из Франции – это, скорее всего, переезд в другую европейскую страну. Не те расстояния, нет проблем ни с коммуникациями, вообще никаких проблем, включая и языковые. В России существенно меньше населения, которое собирается эмигрировать. Но, если мы посмотрим, как фиксируются миграционные настроения молодежи, то они будут существенно выше. Молодежь всегда стремится посмотреть мир, получить образование в другой стране. Но все опросы – это опрос проекта. Когда мы начинаем уточнять «А вы что-то предпринимаете или планируете предпринимать в смысле эмиграции?», нам говорят: «Нет, это мечты». Мне больше, в этом смысле, нечего добавить.
- Если говорить о каких-то последних трендах, связанных с общей ситуацией, как меняется представление людей о миграции? Да, понятно, что относительно большое количество людей, все-таки, уехало из России из-за событий на Украине. Как можно охарактеризовать миграционную волну людей, которых называют «релокантами»?
Стремление изменить свою жизнь прямо пропорционально росту тревожности в конкретном ближайшем круге социального общения. Когда человек не знает, что делать, или ему очень неуютно в этом месте и в это время, он старается что-то изменить. Поэтому всплеск таких настроений, конечно, сопряжен с изменением социально-политической и экономической обстановки.
Действительно, термин «релоканты» не присутствовал в обществе до последнего времени. Это люди, которые выехали, но чаще всего не собираются оставаться за границей. Они не эмигрируют, не переезжают навсегда или на постоянное место жительства. При изменении условий они готовы вернуться. Причем следует разграничивать волны релокантов. Первая волна - с февраля до сентября- и вторая волна - после сентября, после мобилизации - существенно различаются.
В первой волне был в основном Питер, Москва, города-миллионники, около 200-300 тысяч человек. Во второй волне поехали отовсюду. Изменилась география поездок. Первая волна: преимущественно Запад, Западная Европа, Соединенные Штаты. У второй волны, когда уже границы были закрыты, был очень четкий вектор на Среднюю Азию и Южный Кавказ.
Ну, и, наконец, может быть, главное. В отличие от первой волны, поехали не только оппоненты, скажем, власти, но и ее сторонники, которые, тем не менее, не хотели быть мобилизованными. Вторая волна была более масштабна. Ну, может быть, тысяч 300. Может быть, 350. Но из них тоже часть вернулась. Поэтому тех, кто сейчас остался за границей, вряд ли больше 300—400 тысяч…
В масштабах государства это вообще небольшая цифра. Другое дело, что это может серьезно сказаться на тех или иных видах культурной, политической, экономической деятельности. Мы знаем, что уехало много представителей, используя старый термин, «культурной интеллигенции», айтишники и так далее и тому подобное.
- Будут ли уехавшие россияне образовывать за границей «острова» русской жизни? Или будут сидеть на чемоданах, ожидая, что ситуация изменится и они вернутся?
Если говорить о постсоветском пространстве - Грузия, Армения, Азербайджан, среднеазиатские государства, я полагаю, что в основном, большинство будет, все-таки, жить на чемоданах. Но, что удивительно, судя по прессе, судя по пабликам, они как-то объединяются для решения своих проблем. И это удивительно.
Это не характерно для россиян за рубежом. В Штатах была такая байка, что, если в американском университете появился один китаец, то через пять лет вся кафедра будет китайской. Если в университете появился русский профессор, то в течение десяти лет там не будет ни одного русского. А релоканты, они объединяются. И основой этого объединения является стремление в решении общих проблем, в которых они заинтересованы. Это, в первую очередь, создание образовательных, культурных программ для детей, для взрослых. Совместное решение проблем отдыха детей, времяпрепровождения, волонтерская работа по приему, помощь в обустройстве и так далее. Но это не исключает того, что они ориентируются на возвращение.
- Сегодняшний портрет мигранта, чем он в корне отличается от мигранта советского или постсоветского?
Главное отличие современного эмигранта от советского – это то, что советский человек если уезжал, эмигрировал, порывал все связи со страной. Он понимал, что уехал навсегда, у него не будет, скорее всего, возможности вернуться. То есть, это полный обрыв социальных связей, включая связи с ближайшими родными. Сейчас ты можешь присутствовать в двух-трех социальных трансграничных пространствах. Это не проблема при сегодняшнем уровне коммуникации. Второе, в советское время основная эмиграция была этнической: еврейская, греческая, немецкая. Основные направления были соответствующие. Сейчас едут куда угодно. В советское время, в основном, выезжали жители столицы. Сейчас едут отовсюду.
- Согласно последним данным Росстата, отмечено уменьшение миграционного прироста. Можно ли говорит о том, что миграция в саму Россию, которая была достаточно большой, сейчас сокращается? Россия перестает быть привлекательной для трудовых мигрантов и для мигрантов, ищущих какие-то другие возможности, из стран Средней Азии?
Ориентироваться на Росстат бессмысленно. Это ведомство фиксирует переселяющихся на постоянное место жительства. Речь идет о десятках тысяч по каждому направлению, в сумме там 100—200 тысяч. Это мизерная цифра. А вот временные мигранты, то, что в обиходе называют трудовыми мигрантами, которые составляют основную часть этих мигрантов, это другая статистика. Это статистика МВД, Управления по вопросам миграции. И она совершенно другая.
В прошлом году приехало процентов на 20 больше, чем в 2021-м году. Больше въехало тех граждан, кто обозначил своей целью работу в России, почти 12 миллионов. А в 2021-м 8,5 миллиона. И мы видим, что и по отдельным направлениям цифры увеличиваются. Основной контингент трудовых мигрантов приезжает в Россию из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии. По всем этим направлениям увеличилась численность въезжающих в Россию и становящихся на миграционный учет.
- Почему в страну по-прежнему едет большой поток трудовых мигрантов, хотя экономическая ситуация становится хуже?
Миграция – это сообщающиеся сосуды. Да, ситуация в России несколько ухудшилась. Но и в посылающих мигрантов государствах она не блестящая, и такая же сложная. И вопрос не только в масштабах, то есть, в величине оплаты труда. И на этом фоне работа в России – это достаточно выгодное дело.
- В России, как известно, есть ксенофобские настроения по отношению к мигрантам из стран Средней Азии. Сейчас, когда россияне едут в страны Центральной Азии, можно ли ожидать, что настроения будут меняться?
Наше общество вообще достаточно ксенофобно. И такого рода ксенофобские настроения латентны, однако сегодня они не проявляются. Всплеск такого рода настроений был последний раз в 2013-м году, когда во время мэрской кампании в Москве кандидаты использовали соответствующую лексику. Тогда происходили известные события на Матвеевском рынке, в Западном Бирюлево (столкновения мигрантов с полицией, местными жителями и националистическими группами – прим. Finam.ru).
После этого ситуация более или менее стабилизировалась. Последние годы мы видим определенный рост, но он достаточно незначительный. Начиная с 2014-го года наше информационное пространство переключилось на других врагов. У нас враги где? Украина, Запад. Ну, и поэтому проблема «иных» вообще на телевидении не обсуждается.
Что касается положения наших релокантов в тех государствах, где они сейчас находятся, государствах постсоветского пространства, вроде нет особых оснований жаловаться на какое-то к ним унизительное, неподобающее отношение. Конфликты всегда могут быть. Но эти конфликты могут быть сопряжены не с их государственным или этническим происхождением.
- Можно ли ожидать усиления внутренней миграции из районов России, которые из-за конфликта на Украине, фактически стали прифронтовыми?
Теоретически, конечно, возможно, практически тоже возможно. Но возможно в ограниченных масштабах. Пока нет серьезных оснований для бегства, чтобы бросать нажитое, чтобы расставаться со своим социальным окружением. Если у людей есть какие-то родственники в других регионах, у них есть возможность выехать, они уже давно об этом подумывали. Да, такое возможно. Но масштабы-то такого рода переселений я бы не преувеличивал, даже при нынешней ситуации.
- Если говорить о сегодняшней миграционной политике российского государства, насколько Россия в сегодняшних условиях заинтересована в привлечении большего количества мигрантов, учитывая демографические, экономические проблемы, старение населения?
Положительный тренд заключается в том, что эта проблема обсуждается и что формально артикулируется необходимость привлечения граждан. Государственная программа добровольного возвращения соотечественников функционирует уже 15 лет. Выдвигаются весьма экзотичные проекты по репатриации, например, староверческих общин из Латинской Америки. То есть, на словах, в общем-то, и в ряде нормативных документов такого рода позиция присутствует. Но мы должны представлять, что на самом деле миграционная политика подобна тому велосипедисту, который участвует в соревнованиях на треке. Когда пара стартует, никто не хочет уходить на старт первым. Мы всё время склоняемся либо к либеральному курсу, либо к рестрикционному. Это исключительно следствие того, что в российском обществе и во властных структурах нет понимания того, какой мы собираемся видеть будущую Россию.
Если исходить из того, что перед нами стоят серьезные демографические, социальные, экономические вызовы, мы должны ориентироваться на то, что нам необходимы мигранты. Мы должны пускать тех мигрантов, которые стремятся стать лояльными гражданами России, связывают свое будущее с нашей страной. А альтернативная точка зрения, что будущее России – это опора на русское православное культурное ядро. И, в этом плане, этничная миграция, которая размывает это ядро, стране противопоказана.
- Нужен ли здесь какой-то срединный подход?
Срединного подхода быть не может. Или – или. Вы не можете одновременно раскорячиваться на двух стульях. И поэтому наша миграционная политика то ослабляет вожжи, то их натягивает. К сожалению, есть серьёзнее опасения, что в ближайшее время нас ожидает очередная попытка эти вожжи натянуть. По той простой причине, что есть законопроект, который формально должен вступить в силу со следующего года. Он направлен на ужесточение контроля за иностранными гражданами. Иностранцы должны будут предоставлять доступ к персональным данным. И власти могут отслеживать их местонахождение. Как вы понимаете, это не нужно ни мигранту, ни его работодателю. В этом случае, мы трудовых мигрантов просто загоняем в теневую экономику.
- Как различается сегодня подход различных ведомств к миграционной политике?
Это зависит, во-первых, от ведомства, от того, с кем оно работает. Если это ведомство работает со строительным комплексом, оно будет заинтересовано в продвижении интересов строительного комплекса. Если это ведомство работает на земле и его контингент малый бизнес, а подавляющее большинство трудовых мигрантов – это малый бизнес, и большинство из них вообще работают на микропредприятиях, то, конечно, они будут сторонниками более либерального подхода. Если это правоохранительные органы, то у них другие интересы. Они всегда будут стремиться к тому, что они умеют.
На мой взгляд, сегодня, в связи с серьезными вызовами, нам надо стремиться к адаптации иностранных граждан. Необходимо обеспечить им соответствующие условия. Но это компетенция Федерального агентства по делам национальностей. А это ведомство с крайне ограниченными финансовыми и организационными ресурсами. У них нет подразделений на местах.
- Запад сегодня в основном «недружественный», но что положительного можно взять из европейского опыта в отношении миграции? В свое время, как известно, тогдашний канцлер Германии Ангела Меркель признавала провал мультикультурной политики…
Во-первых, не надо выдергивать слова Меркель из контекста. Меркель критиковала конкретную политику по отношению к мигрантам. Но не критиковала ее идеологию. Все критики западноевропейских практик исходят из того, что идеология-то ни при чем. А практики надо совершенствовать. Почему все мигранты едут в Германию - потому что там есть серьезный опыт по адаптации мигрантов. Да, иногда бывают эксцессы. Но там есть четкое понимание. Ты хочешь остаться в Германии? Учи язык. Не хочешь сидеть на минимальном пособии? Вот тебе условия, дальше все зависит от тебя. К сожалению, наши чиновники смотрят не на западный опыт, а на китайский. Это опыт тотального контроля.
- Насколько китайский фактор миграции в Россию, действительно, имеет какой-то серьезный вес, и может что-то изменить?
Китайские мигранты были, есть и будут. Но, в первую очередь, это те, кого интересует Россия, те, кто хочет здесь заниматься бизнесом. В основном это приграничные регионы, в первую очередь Приморский край, Хабаровский край. По большому счету, для китайцев Россия не интересна. По той простой причине, что поездка даже из северных регионов Китая на заработки на юго-восток Китая позволяет не менять общество, но зарабатывать больше, чем в России. К сожалению, российская экономика все больше и больше отстает от китайской. И вот китайских трудовых мигрантов в России кот наплакал. Там какие-то смешные цифры. Конечно, им интересно зарабатывать больше в Китае, не меняя социум и не сталкиваясь с ксенофобскими настроениями в России.
http://www.finam.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
- В недавнем исследовании «Ромира» совместно с социологической службой «Gallup» отмечается, что каждый третий житель планеты хотел бы эмигрировать. В России же сообщили об этом 15%. Можно сказать, что Россия в плане миграционных настроений находится на среднем уровне?
Эмиграция из Германии или из Франции – это, скорее всего, переезд в другую европейскую страну. Не те расстояния, нет проблем ни с коммуникациями, вообще никаких проблем, включая и языковые. В России существенно меньше населения, которое собирается эмигрировать. Но, если мы посмотрим, как фиксируются миграционные настроения молодежи, то они будут существенно выше. Молодежь всегда стремится посмотреть мир, получить образование в другой стране. Но все опросы – это опрос проекта. Когда мы начинаем уточнять «А вы что-то предпринимаете или планируете предпринимать в смысле эмиграции?», нам говорят: «Нет, это мечты». Мне больше, в этом смысле, нечего добавить.
- Если говорить о каких-то последних трендах, связанных с общей ситуацией, как меняется представление людей о миграции? Да, понятно, что относительно большое количество людей, все-таки, уехало из России из-за событий на Украине. Как можно охарактеризовать миграционную волну людей, которых называют «релокантами»?
Стремление изменить свою жизнь прямо пропорционально росту тревожности в конкретном ближайшем круге социального общения. Когда человек не знает, что делать, или ему очень неуютно в этом месте и в это время, он старается что-то изменить. Поэтому всплеск таких настроений, конечно, сопряжен с изменением социально-политической и экономической обстановки.
Действительно, термин «релоканты» не присутствовал в обществе до последнего времени. Это люди, которые выехали, но чаще всего не собираются оставаться за границей. Они не эмигрируют, не переезжают навсегда или на постоянное место жительства. При изменении условий они готовы вернуться. Причем следует разграничивать волны релокантов. Первая волна - с февраля до сентября- и вторая волна - после сентября, после мобилизации - существенно различаются.
В первой волне был в основном Питер, Москва, города-миллионники, около 200-300 тысяч человек. Во второй волне поехали отовсюду. Изменилась география поездок. Первая волна: преимущественно Запад, Западная Европа, Соединенные Штаты. У второй волны, когда уже границы были закрыты, был очень четкий вектор на Среднюю Азию и Южный Кавказ.
Ну, и, наконец, может быть, главное. В отличие от первой волны, поехали не только оппоненты, скажем, власти, но и ее сторонники, которые, тем не менее, не хотели быть мобилизованными. Вторая волна была более масштабна. Ну, может быть, тысяч 300. Может быть, 350. Но из них тоже часть вернулась. Поэтому тех, кто сейчас остался за границей, вряд ли больше 300—400 тысяч…
В масштабах государства это вообще небольшая цифра. Другое дело, что это может серьезно сказаться на тех или иных видах культурной, политической, экономической деятельности. Мы знаем, что уехало много представителей, используя старый термин, «культурной интеллигенции», айтишники и так далее и тому подобное.
- Будут ли уехавшие россияне образовывать за границей «острова» русской жизни? Или будут сидеть на чемоданах, ожидая, что ситуация изменится и они вернутся?
Если говорить о постсоветском пространстве - Грузия, Армения, Азербайджан, среднеазиатские государства, я полагаю, что в основном, большинство будет, все-таки, жить на чемоданах. Но, что удивительно, судя по прессе, судя по пабликам, они как-то объединяются для решения своих проблем. И это удивительно.
Это не характерно для россиян за рубежом. В Штатах была такая байка, что, если в американском университете появился один китаец, то через пять лет вся кафедра будет китайской. Если в университете появился русский профессор, то в течение десяти лет там не будет ни одного русского. А релоканты, они объединяются. И основой этого объединения является стремление в решении общих проблем, в которых они заинтересованы. Это, в первую очередь, создание образовательных, культурных программ для детей, для взрослых. Совместное решение проблем отдыха детей, времяпрепровождения, волонтерская работа по приему, помощь в обустройстве и так далее. Но это не исключает того, что они ориентируются на возвращение.
- Сегодняшний портрет мигранта, чем он в корне отличается от мигранта советского или постсоветского?
Главное отличие современного эмигранта от советского – это то, что советский человек если уезжал, эмигрировал, порывал все связи со страной. Он понимал, что уехал навсегда, у него не будет, скорее всего, возможности вернуться. То есть, это полный обрыв социальных связей, включая связи с ближайшими родными. Сейчас ты можешь присутствовать в двух-трех социальных трансграничных пространствах. Это не проблема при сегодняшнем уровне коммуникации. Второе, в советское время основная эмиграция была этнической: еврейская, греческая, немецкая. Основные направления были соответствующие. Сейчас едут куда угодно. В советское время, в основном, выезжали жители столицы. Сейчас едут отовсюду.
- Согласно последним данным Росстата, отмечено уменьшение миграционного прироста. Можно ли говорит о том, что миграция в саму Россию, которая была достаточно большой, сейчас сокращается? Россия перестает быть привлекательной для трудовых мигрантов и для мигрантов, ищущих какие-то другие возможности, из стран Средней Азии?
Ориентироваться на Росстат бессмысленно. Это ведомство фиксирует переселяющихся на постоянное место жительства. Речь идет о десятках тысяч по каждому направлению, в сумме там 100—200 тысяч. Это мизерная цифра. А вот временные мигранты, то, что в обиходе называют трудовыми мигрантами, которые составляют основную часть этих мигрантов, это другая статистика. Это статистика МВД, Управления по вопросам миграции. И она совершенно другая.
В прошлом году приехало процентов на 20 больше, чем в 2021-м году. Больше въехало тех граждан, кто обозначил своей целью работу в России, почти 12 миллионов. А в 2021-м 8,5 миллиона. И мы видим, что и по отдельным направлениям цифры увеличиваются. Основной контингент трудовых мигрантов приезжает в Россию из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии. По всем этим направлениям увеличилась численность въезжающих в Россию и становящихся на миграционный учет.
- Почему в страну по-прежнему едет большой поток трудовых мигрантов, хотя экономическая ситуация становится хуже?
Миграция – это сообщающиеся сосуды. Да, ситуация в России несколько ухудшилась. Но и в посылающих мигрантов государствах она не блестящая, и такая же сложная. И вопрос не только в масштабах, то есть, в величине оплаты труда. И на этом фоне работа в России – это достаточно выгодное дело.
- В России, как известно, есть ксенофобские настроения по отношению к мигрантам из стран Средней Азии. Сейчас, когда россияне едут в страны Центральной Азии, можно ли ожидать, что настроения будут меняться?
Наше общество вообще достаточно ксенофобно. И такого рода ксенофобские настроения латентны, однако сегодня они не проявляются. Всплеск такого рода настроений был последний раз в 2013-м году, когда во время мэрской кампании в Москве кандидаты использовали соответствующую лексику. Тогда происходили известные события на Матвеевском рынке, в Западном Бирюлево (столкновения мигрантов с полицией, местными жителями и националистическими группами – прим. Finam.ru).
После этого ситуация более или менее стабилизировалась. Последние годы мы видим определенный рост, но он достаточно незначительный. Начиная с 2014-го года наше информационное пространство переключилось на других врагов. У нас враги где? Украина, Запад. Ну, и поэтому проблема «иных» вообще на телевидении не обсуждается.
Что касается положения наших релокантов в тех государствах, где они сейчас находятся, государствах постсоветского пространства, вроде нет особых оснований жаловаться на какое-то к ним унизительное, неподобающее отношение. Конфликты всегда могут быть. Но эти конфликты могут быть сопряжены не с их государственным или этническим происхождением.
- Можно ли ожидать усиления внутренней миграции из районов России, которые из-за конфликта на Украине, фактически стали прифронтовыми?
Теоретически, конечно, возможно, практически тоже возможно. Но возможно в ограниченных масштабах. Пока нет серьезных оснований для бегства, чтобы бросать нажитое, чтобы расставаться со своим социальным окружением. Если у людей есть какие-то родственники в других регионах, у них есть возможность выехать, они уже давно об этом подумывали. Да, такое возможно. Но масштабы-то такого рода переселений я бы не преувеличивал, даже при нынешней ситуации.
- Если говорить о сегодняшней миграционной политике российского государства, насколько Россия в сегодняшних условиях заинтересована в привлечении большего количества мигрантов, учитывая демографические, экономические проблемы, старение населения?
Положительный тренд заключается в том, что эта проблема обсуждается и что формально артикулируется необходимость привлечения граждан. Государственная программа добровольного возвращения соотечественников функционирует уже 15 лет. Выдвигаются весьма экзотичные проекты по репатриации, например, староверческих общин из Латинской Америки. То есть, на словах, в общем-то, и в ряде нормативных документов такого рода позиция присутствует. Но мы должны представлять, что на самом деле миграционная политика подобна тому велосипедисту, который участвует в соревнованиях на треке. Когда пара стартует, никто не хочет уходить на старт первым. Мы всё время склоняемся либо к либеральному курсу, либо к рестрикционному. Это исключительно следствие того, что в российском обществе и во властных структурах нет понимания того, какой мы собираемся видеть будущую Россию.
Если исходить из того, что перед нами стоят серьезные демографические, социальные, экономические вызовы, мы должны ориентироваться на то, что нам необходимы мигранты. Мы должны пускать тех мигрантов, которые стремятся стать лояльными гражданами России, связывают свое будущее с нашей страной. А альтернативная точка зрения, что будущее России – это опора на русское православное культурное ядро. И, в этом плане, этничная миграция, которая размывает это ядро, стране противопоказана.
- Нужен ли здесь какой-то срединный подход?
Срединного подхода быть не может. Или – или. Вы не можете одновременно раскорячиваться на двух стульях. И поэтому наша миграционная политика то ослабляет вожжи, то их натягивает. К сожалению, есть серьёзнее опасения, что в ближайшее время нас ожидает очередная попытка эти вожжи натянуть. По той простой причине, что есть законопроект, который формально должен вступить в силу со следующего года. Он направлен на ужесточение контроля за иностранными гражданами. Иностранцы должны будут предоставлять доступ к персональным данным. И власти могут отслеживать их местонахождение. Как вы понимаете, это не нужно ни мигранту, ни его работодателю. В этом случае, мы трудовых мигрантов просто загоняем в теневую экономику.
- Как различается сегодня подход различных ведомств к миграционной политике?
Это зависит, во-первых, от ведомства, от того, с кем оно работает. Если это ведомство работает со строительным комплексом, оно будет заинтересовано в продвижении интересов строительного комплекса. Если это ведомство работает на земле и его контингент малый бизнес, а подавляющее большинство трудовых мигрантов – это малый бизнес, и большинство из них вообще работают на микропредприятиях, то, конечно, они будут сторонниками более либерального подхода. Если это правоохранительные органы, то у них другие интересы. Они всегда будут стремиться к тому, что они умеют.
На мой взгляд, сегодня, в связи с серьезными вызовами, нам надо стремиться к адаптации иностранных граждан. Необходимо обеспечить им соответствующие условия. Но это компетенция Федерального агентства по делам национальностей. А это ведомство с крайне ограниченными финансовыми и организационными ресурсами. У них нет подразделений на местах.
- Запад сегодня в основном «недружественный», но что положительного можно взять из европейского опыта в отношении миграции? В свое время, как известно, тогдашний канцлер Германии Ангела Меркель признавала провал мультикультурной политики…
Во-первых, не надо выдергивать слова Меркель из контекста. Меркель критиковала конкретную политику по отношению к мигрантам. Но не критиковала ее идеологию. Все критики западноевропейских практик исходят из того, что идеология-то ни при чем. А практики надо совершенствовать. Почему все мигранты едут в Германию - потому что там есть серьезный опыт по адаптации мигрантов. Да, иногда бывают эксцессы. Но там есть четкое понимание. Ты хочешь остаться в Германии? Учи язык. Не хочешь сидеть на минимальном пособии? Вот тебе условия, дальше все зависит от тебя. К сожалению, наши чиновники смотрят не на западный опыт, а на китайский. Это опыт тотального контроля.
- Насколько китайский фактор миграции в Россию, действительно, имеет какой-то серьезный вес, и может что-то изменить?
Китайские мигранты были, есть и будут. Но, в первую очередь, это те, кого интересует Россия, те, кто хочет здесь заниматься бизнесом. В основном это приграничные регионы, в первую очередь Приморский край, Хабаровский край. По большому счету, для китайцев Россия не интересна. По той простой причине, что поездка даже из северных регионов Китая на заработки на юго-восток Китая позволяет не менять общество, но зарабатывать больше, чем в России. К сожалению, российская экономика все больше и больше отстает от китайской. И вот китайских трудовых мигрантов в России кот наплакал. Там какие-то смешные цифры. Конечно, им интересно зарабатывать больше в Китае, не меняя социум и не сталкиваясь с ксенофобскими настроениями в России.
http://www.finam.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter