19 мая 2023 investing.com Толмачев Павел
Сильный рынок труда приводится в качестве обычного аргумента экспертами, убеждающими нас в силе национальной экономики и в том, что угроза рецессии надумана или, как минимум, преждевременна. При этом такие эксперты, вроде нобилианта Пола Кругмана, постоянно используют такие слова, как "удивительно сильный", "неожиданно устойчивый" и т.п.
Согласитесь, достаточно странно оперировать подобными терминами экономистам, которые, как предполагается, должны понимать и объяснять причинно-следственные связи, или, как минимум, констатировать феномен, но в адекватных терминах.
Дело в том, что нынешний сильный, а правильнее сказать — напряженный, рынок труда вовсе не относится ни к какому необъяснимому феномену. Как не может быть и объективным показателем устойчивости экономики сегодня.
Более того, это рыночное напряжение в трудовых ресурсах — прямое искажение патерналистской и этатической политики правительства, увеличивающей экономический леверидж — расхождение роста кредита и производительности.
Постоянно занимая у будущих поколений, правительство удовлетворяет сиюминутные запросы избирателей и фактически покупает их лояльность, закрывая им глаза дешевыми деньгами и социальными дотациями, чтобы избежать взглядов на перспективы.
Сильный рынок труда сегодня — это системное искажение, которое поднимает вам настроение сейчас, создает ложное ощущение уверенности в завтрашнем дне, однако в реальности является ничем иным, как миной замедленного действия. Нынешняя устойчивость — не более, чем ремиссия экономического организма на фоне раковых метастаз, вызванных левой социалистической политикой правительства.
Давайте трезво взглянем на причины такого сильного рынка и ответим на вопрос: в чем причины? Разобрав причины, мы сможем честно ответить себе — та ли это устойчивость, которой мы все желаем, или это затишье перед бурей?
Итак, по порядку.
1. Дефицит рабочей силы. Он сложился благодаря очевидно неадекватным действиям правительства как до, так и во время ковида. Антиэмигрантская и протекционистская политика президента Трампа пагубно сказалась на рынке труда, а избыточные ковидные ограничения разорвали нормальный обмен на рынке труда.
2. Низкое участие в трудовой силе. Участие в трудовой силе резко упало во время ковидной пандемии и не восстановилось до допанедмийных величин. Очевидно, что избыточные и губительные для экономики ограничения и фактическая заморозка экономики в пандемию, а самое главное — наполнение деньгами карманов потребителей, которые мало того, что не работали, так еще и не могли эти деньги потратить, создало эффект пружины.
После снятия ограничений потребители стали либо тратить с удвоенной энергией, что было важным, но очевидно нестабильным фактором для расширения производства, либо увеличивали сбережения, позволяющие им не работать или работать меньше.
3. Продолжающаяся политика высоких госрасходов, в частности, расходов по соц. дотациям. Вдобавок к полученным легким деньгам в пандемию наиболее бедные слои населения продолжают получать высокие соц. дотации. Это стимулирует их к трудовой пассивности, к тому, чтобы не искать работу, а просто снизить качество жизни, но зато не тратить время и энергию на труд, поиск работы и т.д.
С учетом низкой базы качества жизни изначально для низких социальных страт разница между жизнью на 4 балла из 10, когда люди работают, или 3 балла из 10, когда они живут на небольшие сбережения плюс платежи от государства, крайне несущественна. Выбор между куском мяса с большим количеством костей и стейком — не то же самое, что выбор между зАмком и хижиной, между мерседесом и дешевой китайской малолитражкой. Таким образом государство просто стимулирует деградацию потребительского поведения населения и экономической пассионарности в целом.
4. Высокие инфляционные ожидания заставляют потребителей много тратить: потребители понимают, что деньги сгорят, и завтра на эти деньги они купят уже меньше товаров. Высокий уровень потребления и ритейловых продаж поддерживает загрузку производственных мощностей и уровень денежных потоков производителей, позволяя им повышать цены и удерживать уровень выпуска и маржинальность, сохраняя также рабочие места и другие затратные компоненты на прежнем уровне. А с учетом дефицита на рынке труда — даже увеличивать трудовые затраты через увеличение ставки заработной платы.
5. Очевидно, что увольнение и найм — крайне затратные для работодателей процессы. И в случае, если производитель захочет оптимизировать издержки, непосредственно к увольнениям он будет прибегать в последнюю очередь, предпочитая сохранить эту статью расходов либо оптимизировать ее мягко.
6. Наконец, ожидания по поводу вектора патерналистской политики правительства остаются крайне позитивными. Спасение полумертвых корпораций во избежание массовых увольнений, спасение вкладчиков, терпящих фиаско банков (по причинам, в которых виновато все то же правительство), сохранение высокого уровня социальных и прочих госрасходов — все это дает чёткий сигнал экономическим агентам о том, что мёд будет по-прежнему капать бесплатно.
Такая политика правительства абсолютно разрушительна для производительной и предпринимательской мотивации экономических агентов. Она стимулирует не думать о рисках, не думать об эффективности, не думать о конкуренции, не стремиться к лидерству — это все становится не самым важным, ведь обо всем позаботится родное государство, сняв необходимость беспокоиться обо всех перечисленных нюансах.
Это ведет не только к экономической, но и к социокультурной деградации, когда уровень индивидуального сознания и гражданской ответственности неуклонно снижается, а степень социоэтического, гражданского и экономического инфантилизма растет. Во что это в итоге может выливаться — догадаться нетрудно: в расширение государства и неизбежный крен в авторитаризм.
Нам не следует радоваться нынешней устойчивости рынка труда. Тем более нам не следует надеяться на то, что не придется отдавать долги и расплачиваться рецессией за слепое расширение кредитного рычага. Государственное расширение привело нас к тому, что мы создали искусственный дефицит на рынке труда, а беспрерывное накачивание экономики кредитом позволяет пока удерживать потребление и производство на плаву.
Однако это равновесие искусственно, хрупко и очевидно недолговечно. Редукция глобализационных производственных обменов, разрывы глобальных производственных цепочек и индустриальные производственные релокации обратно в страны-потребители, соответствующие геополитические противоречия и рост напряженности в отношениях между странами меняют макроэкономические и социальные условия.
Рецессия — приведение стоимости кредита к реальным производительным возможностям его погасить или обслуживать — совершенно неизбежное следствие многолетней политики дешевых денег и государственного расширения. Более того, рецессия необходима для оздоровления как экономики, так и общественного сознания. Слабые должны уступить место сильным, неэффективные — эффективным, нежелающие работать — желающим работать, не умеющие конкурировать — умеющим конкурировать, некреативные — креативным, непредприимчивые — предприимчивым.
Естественное приведение производительных возможностей и предпринимательской силы к потребительским желаниям — единственный путь к органическому росту. Но для этого необходимо резко уменьшить государство и нейтрализовать искажения, которые оно вносит не только в экономические процессы, но и в социальные предпочтения в целом. А сделать это можно только тогда, когда избиратели прочувствуют необходимость такого государственного сжатия на себе лично.
Без рецессии, без серьёзных экономических катаклизмов, неизбежно последующих после многолетнего искривления нормального рынка, без макросоциальных сдвигов разбудить общественное сознание невозможно. Хорошая новость в том, что как бы лево-патерналистское правительство ни стремилось к тому, чтобы удерживать порочное равновесие и статус-кво, успех продолжения такой политики в новых условиях глобального гиперсдвига, к счастью крайне сомнителен.
Обновление невозможно без издержек. Насколько велики они будут — зависит от нас самих.
Впереди — 2024 год.
http://www.investing.com/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Согласитесь, достаточно странно оперировать подобными терминами экономистам, которые, как предполагается, должны понимать и объяснять причинно-следственные связи, или, как минимум, констатировать феномен, но в адекватных терминах.
Дело в том, что нынешний сильный, а правильнее сказать — напряженный, рынок труда вовсе не относится ни к какому необъяснимому феномену. Как не может быть и объективным показателем устойчивости экономики сегодня.
Более того, это рыночное напряжение в трудовых ресурсах — прямое искажение патерналистской и этатической политики правительства, увеличивающей экономический леверидж — расхождение роста кредита и производительности.
Постоянно занимая у будущих поколений, правительство удовлетворяет сиюминутные запросы избирателей и фактически покупает их лояльность, закрывая им глаза дешевыми деньгами и социальными дотациями, чтобы избежать взглядов на перспективы.
Сильный рынок труда сегодня — это системное искажение, которое поднимает вам настроение сейчас, создает ложное ощущение уверенности в завтрашнем дне, однако в реальности является ничем иным, как миной замедленного действия. Нынешняя устойчивость — не более, чем ремиссия экономического организма на фоне раковых метастаз, вызванных левой социалистической политикой правительства.
Давайте трезво взглянем на причины такого сильного рынка и ответим на вопрос: в чем причины? Разобрав причины, мы сможем честно ответить себе — та ли это устойчивость, которой мы все желаем, или это затишье перед бурей?
Итак, по порядку.
1. Дефицит рабочей силы. Он сложился благодаря очевидно неадекватным действиям правительства как до, так и во время ковида. Антиэмигрантская и протекционистская политика президента Трампа пагубно сказалась на рынке труда, а избыточные ковидные ограничения разорвали нормальный обмен на рынке труда.
2. Низкое участие в трудовой силе. Участие в трудовой силе резко упало во время ковидной пандемии и не восстановилось до допанедмийных величин. Очевидно, что избыточные и губительные для экономики ограничения и фактическая заморозка экономики в пандемию, а самое главное — наполнение деньгами карманов потребителей, которые мало того, что не работали, так еще и не могли эти деньги потратить, создало эффект пружины.
После снятия ограничений потребители стали либо тратить с удвоенной энергией, что было важным, но очевидно нестабильным фактором для расширения производства, либо увеличивали сбережения, позволяющие им не работать или работать меньше.
3. Продолжающаяся политика высоких госрасходов, в частности, расходов по соц. дотациям. Вдобавок к полученным легким деньгам в пандемию наиболее бедные слои населения продолжают получать высокие соц. дотации. Это стимулирует их к трудовой пассивности, к тому, чтобы не искать работу, а просто снизить качество жизни, но зато не тратить время и энергию на труд, поиск работы и т.д.
С учетом низкой базы качества жизни изначально для низких социальных страт разница между жизнью на 4 балла из 10, когда люди работают, или 3 балла из 10, когда они живут на небольшие сбережения плюс платежи от государства, крайне несущественна. Выбор между куском мяса с большим количеством костей и стейком — не то же самое, что выбор между зАмком и хижиной, между мерседесом и дешевой китайской малолитражкой. Таким образом государство просто стимулирует деградацию потребительского поведения населения и экономической пассионарности в целом.
4. Высокие инфляционные ожидания заставляют потребителей много тратить: потребители понимают, что деньги сгорят, и завтра на эти деньги они купят уже меньше товаров. Высокий уровень потребления и ритейловых продаж поддерживает загрузку производственных мощностей и уровень денежных потоков производителей, позволяя им повышать цены и удерживать уровень выпуска и маржинальность, сохраняя также рабочие места и другие затратные компоненты на прежнем уровне. А с учетом дефицита на рынке труда — даже увеличивать трудовые затраты через увеличение ставки заработной платы.
5. Очевидно, что увольнение и найм — крайне затратные для работодателей процессы. И в случае, если производитель захочет оптимизировать издержки, непосредственно к увольнениям он будет прибегать в последнюю очередь, предпочитая сохранить эту статью расходов либо оптимизировать ее мягко.
6. Наконец, ожидания по поводу вектора патерналистской политики правительства остаются крайне позитивными. Спасение полумертвых корпораций во избежание массовых увольнений, спасение вкладчиков, терпящих фиаско банков (по причинам, в которых виновато все то же правительство), сохранение высокого уровня социальных и прочих госрасходов — все это дает чёткий сигнал экономическим агентам о том, что мёд будет по-прежнему капать бесплатно.
Такая политика правительства абсолютно разрушительна для производительной и предпринимательской мотивации экономических агентов. Она стимулирует не думать о рисках, не думать об эффективности, не думать о конкуренции, не стремиться к лидерству — это все становится не самым важным, ведь обо всем позаботится родное государство, сняв необходимость беспокоиться обо всех перечисленных нюансах.
Это ведет не только к экономической, но и к социокультурной деградации, когда уровень индивидуального сознания и гражданской ответственности неуклонно снижается, а степень социоэтического, гражданского и экономического инфантилизма растет. Во что это в итоге может выливаться — догадаться нетрудно: в расширение государства и неизбежный крен в авторитаризм.
Нам не следует радоваться нынешней устойчивости рынка труда. Тем более нам не следует надеяться на то, что не придется отдавать долги и расплачиваться рецессией за слепое расширение кредитного рычага. Государственное расширение привело нас к тому, что мы создали искусственный дефицит на рынке труда, а беспрерывное накачивание экономики кредитом позволяет пока удерживать потребление и производство на плаву.
Однако это равновесие искусственно, хрупко и очевидно недолговечно. Редукция глобализационных производственных обменов, разрывы глобальных производственных цепочек и индустриальные производственные релокации обратно в страны-потребители, соответствующие геополитические противоречия и рост напряженности в отношениях между странами меняют макроэкономические и социальные условия.
Рецессия — приведение стоимости кредита к реальным производительным возможностям его погасить или обслуживать — совершенно неизбежное следствие многолетней политики дешевых денег и государственного расширения. Более того, рецессия необходима для оздоровления как экономики, так и общественного сознания. Слабые должны уступить место сильным, неэффективные — эффективным, нежелающие работать — желающим работать, не умеющие конкурировать — умеющим конкурировать, некреативные — креативным, непредприимчивые — предприимчивым.
Естественное приведение производительных возможностей и предпринимательской силы к потребительским желаниям — единственный путь к органическому росту. Но для этого необходимо резко уменьшить государство и нейтрализовать искажения, которые оно вносит не только в экономические процессы, но и в социальные предпочтения в целом. А сделать это можно только тогда, когда избиратели прочувствуют необходимость такого государственного сжатия на себе лично.
Без рецессии, без серьёзных экономических катаклизмов, неизбежно последующих после многолетнего искривления нормального рынка, без макросоциальных сдвигов разбудить общественное сознание невозможно. Хорошая новость в том, что как бы лево-патерналистское правительство ни стремилось к тому, чтобы удерживать порочное равновесие и статус-кво, успех продолжения такой политики в новых условиях глобального гиперсдвига, к счастью крайне сомнителен.
Обновление невозможно без издержек. Насколько велики они будут — зависит от нас самих.
Впереди — 2024 год.
http://www.investing.com/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter