12 сентября 2024 giovanni1313
Как только Китаю удалось нарастить экспорт электромобилей…
...западные эксперты всех мастей тут же начали хором жаловаться на то, что китайское правительство выделяет своим автопромышленникам большие субсидии на развитие производства. И что это очень плохо, несправедливо, нечестно и невыгодно для Запада. Что это наносит страшный вред. И что с этим надо бороться прямо сейчас.
К этим жалобам присоединилось автомобилестроительное лобби — и весьма быстро (по меркам бюрократий) обвинения в «нечестности» привели к установлению высоких таможенных пошлин на ввоз электромобилей из Китая. В США они достигли 100% от таможенной стоимости. В ЕС — от 27% до 48%.
Увы, несмотря на то, что от глобального потепления люди страдают и умирают…
...дешевые электромобили в одночасье превратились из спасительной технологии в самую насущную проблему.
Вопросы влияния на климат давайте обсудим как-нибудь в другой раз. Сегодня же предлагаю сосредоточиться исключительно на экономической стороне вопроса. На том, действительно ли дешевые продукты, субсидированные иностранным государством — будь то электромобили, цемент, сталь, мобильные телефоны или что-то еще — это что-то плохое, неправильное и подлежащее искоренению? Что на этот счет говорят не ангажированные эксперты, а сухая экономическая теория?
Тема непростая. И начнем мы с того, что представляет собой государственная субсидия. Государство собирает со своих граждан (и бизнеса) налоги и перераспределяет часть этих денег. Перераспределяет на нерыночных принципах.
В основном государство делает это, преследуя две цели: социальная защита граждан и увеличение экономического роста. Субсидии промышленности попадают под вторую категорию.
Давая субсидии промышленности, государство верит, что дополнительные ресурсы позволят предприятиям быстрее развиваться. Что, в свою очередь, увеличит выпуск товаров и в конечном счете подымет уровень благосостояния по всей стране. Даём субсидии — растёт производство — людям доступно больше товаров.
Поскольку речь идёт, по сути, о государственных инвестициях в экономический рост, мы можем рассматривать эту ситуацию как некое принуждение (со стороны государства) частного сектора к дополнительным сбережениям. За счет налоговой нагрузки государство забирает часть доходов частного сектора, которые пошли бы на потребление, и направляет их в инвестиции — причем конкретные инвестиции, которые, по мнению государства, дадут самый большой экономический эффект.
Пока мы рассматривали ситуацию в рамках одной страны. Если все процессы протекают внутри одной страны, все довольны и все счастливы (даже ангажированные эксперты). Экономическая политика типа направлена на развитие, государство перераспределяет доступные ему ресурсы, все добиваются максимизации экономического роста.
Это хорошо. Максимизация экономического роста — это самая главная цель в экономической теории. На рыночных принципах идёт эта максимизация или нет — уже вторично. Главное — результат.
Что происходит, когда субсидированные товары идут на экспорт? Сначала рассмотрим ситуацию с точки зрения экспортера. У него есть государственные субсидии — «принудительно собранные» с частного сектора дополнительные сбережения. Субсидируемым отраслям они достаются «бесплатно» — но в целом для страны ничего бесплатного не бывает. Когда произведенный товар попадает иностранному потребителю, ему достаётся эта формальная «бесплатность» (субсидия снижает цену). Но по факту речь идёт о трансфере сбережений за пределы страны-производителя.
Вспомним макроэкономику: превышение экспорта над импортом ведет к избытку национальных сбережений над инвестициями. В обычных условиях этот избыток конвертируется в отток капитала — то есть рост чистых иностранных активов страны. Например, в золотовалютные резервы, инвестиции в иностранные предприятия и счета в зарубежных банках.
Однако в нашем случае эти сбережения формально «бесплатные» - а значит, они «растворяются» без следа. Их невозможно зачесть в счет импортных потоков, они не формируют никаких внешних требований (иностранных активов). По сути, они попросту дарятся стране-импортеру.
Для лучшего понимания этого тезиса посмотрим теперь на ситуацию со стороны страны-импортера. У него на рынке появляется товар с более низкой ценой. Естественно, рациональный потребитель выбирает его. И складывает разницу себе в карман.
Эта разница — и есть «подаренная» иностранному потребителю субсидия. Иностранный потребитель стал богаче на ее величину: у него теперь есть и товар, и сумма субсидии в кармане.
Но ведь это хорошо, когда потребители в твоей стране становятся богаче, скажете вы. Абсолютно верно! Это хорошо. Сэкономленные деньги позволят ему купить другие товары и услуги. А значит, во-первых, увеличить своё благосостояние и, во-вторых, расширить внутренний спрос.
А вот для страны-экспортера всё не совсем хорошо. В обычных условиях избыточные сбережения становятся частью национального богатства. Ты положил деньги в иностранный банк или вложил их в зарубежную фирму — ты можешь получать с этого доход, а потом в случае чего продать свой актив.
Но «бесплатные», неучтенные сбережения в виде субсидий не дают стране таких возможностей. Государство собирает их с частного сектора в добровольно-принудительном порядке (само государство зарабатывать не умеет). Частный сектор уменьшает потребление на соответствующую величину — а значит, его благосостояние падает. Если иностранный потребитель получает «подарок» — то оплачивает этот «подарок» население страны-экспортера. Бесплатного ничего не бывает.
Утрируя, китайский народ, под мудрым руководством Партии, затягивает пояса потуже и делится своими доходами со всем миром — но в основном с зажиточными западными гражданами из «золотого миллиарда». Битый небитого везет. Пользуйтесь нашей щедростью, достопочтенные лаоваи.
Нюанс, разумеется, в том, что мы не должны забывать про главное предназначение субсидии — ускорение экономического роста путем развития ключевых отраслей. И за границу отправляется только часть субсидии, пропорционально соотношению внешних и внутренних продаж.
Итак, если субсидированный импорт — это настолько хорошая штука для страны-потребителя, почему же (ангажированные) эксперты так громко негодуют по его поводу? Что ж, ныряем глубже. Нам необходимо добавить в получающуюся картину следующий элемент: капитал.
У производственного капитал есть ряд очень важных особенностей, но самая главная для нас сейчас — это то, что на масштабирование капитала очень сильно завязана конкурентоспособность фирмы, отрасли и даже целой страны.
Это свойство напрямую вытекает из падения издержек по мере роста масштаба производства. Не во всех экономических секторах этот принцип соблюдается — но в обрабатывающей промышленности он работает практически безукоризненно.
Таким образом, если государство хочет улучшить положение отрасли — оно должно всеми силами заботиться о росте ее капитала. Естественного, органичного, рыночного роста во многих случаях будет не хватать: он не очень быстр. А в случае новых, высокотехнологичных продуктов, рынки для которых только начинают формироваться, условий для естественного роста капитала вообще может не быть — для этого рынок должен сначала созреть.
Прямые государственные субсидии являются очень мощным инструментом, вливающим большие объемы капитала в «молодые», не успевшие окрепнуть фирмы и отрасли. Причем мы можем вывести целесообразность такого вливания из наших «первых принципов». Падение производственных издержек, вкупе с конкурентоспособностью, достигаются за счет роста производительности труда и капитала. А рост производительности, в свою очередь, является ключевым элементом роста экономики. Субсидируем рост капитала — получаем экономический рост.
Вновь обращаемся к международной стороне. Мощь прямых государственных субсидий означает, что компаниям в «молодых» отраслях, не получающих такой поддержки, становится крайне тяжело соперничать с субсидированными конкурентами.
Это запускает нисходящую спираль: если у тебя мало капитала — ты неконкурентоспособен. Если ты неконкурентоспособен — то увеличить свой капитал «естественным путем» ты не сможешь. Остаётся только чахнуть и, рано или поздно, обанкротиться. Подобная динамика концентрации вообще очень характерна для капитализма — но разница в стартовых условиях, созданная государственными субсидиями, ускоряет ее многократно.
Против лома нет приема, если нет второго лома. Единственным шансом на сохранение конкурентоспособности местных предприятий становится симметричный ответ: накачка государственными деньгами. И вроде как в экономическую теорию этот ответ вписывается хорошо: экономический рост буквально требует накопления производственного капитала.
Однако многие эксперты, по тем или иным причинам, предпочитают агитировать за борьбу с симптомами, а не с болезнью. Вместо государственных субсидий местным фирмам вводятся заградительные пошлины на импорт. Мера затрудняет «естественный» рост капитала экспортеров и сдерживает рост масштаба их производства, но никак прямо не стимулирует инвестиции в капитал местных предприятий.
В чем опасность чрезмерной концентрации рынка в руках зарубежных экспортеров? Опуская геополитические аспекты (которых экономическая теория почти не касается), это риск появления монополии. В реальности, на примере рынков электромобилей, солнечных батарей и цемента, мы видим, что риск этот невелик. Как правило, с монополиями начинают бороться по мере их появления. Начинать борьбу заранее, исходя из каких-то теоретических предпосылок, не принято — и, думаю, это разумная практика.
Таким образом, фактор концентрации капитала добавляет деталей в нашу картину и объясняет некоторые мотивы для борьбы с субсидированным импортом. Но чисто с экономической точки зрения эти мотивы выглядят недостаточно обоснованными, чтобы предпринимать настолько серьезные меры. Особенно в свете выгод для потребителей, которые мы описали ранее.
Что же касается геополитической точки зрения, то здесь экономическая теория может обрисовать лишь самые общие принципы. Теория стоит на принципах либерализма, углубления специализации (т. е. если кто-то вкладывается в конкретные отрасли — это хорошо) и углубления кооперации (т. е. чем больше ты зависишь от других — тем лучше). Теория резко отрицает представление о мире как об игре с нулевой суммой («либо мы — либо они»). В общем, популярные нынче нарративы о борьбе за гегемонию объясняются чем угодно, но только не экономической логикой.
Если откинуть в сторону идеи гегемонии, то в качестве главного мотива для введения заградительных пошлин называется даже не риск монополизации, а стремление «выровнять поле для игры». Идея выглядит красиво и привлекательно, более того, она вытекает из ключевых парадигм либеральной рыночной экономики.
Но, как всегда есть нюанс. Если помните, выше мы упомянули, что главной целью экономики является максимизация экономического роста. При этом следование либеральной рыночной модели является лишь средством для достижения этой цели — применяемым за неимением лучших альтернатив. Если же лучшая альтернатива всё-таки появляется — то надобность в следовании этой модели исчезает. Китай, достаточно сильно отошедший от этой парадигмы и добившийся впечатляющих экономических успехов за последние 25 лет, продемонстрировал весомые преимущества вмешательства государства в экономику. Несомненно, подтвердились и многие негативные эффекты такого вмешательства. Однако полностью сбрасывать со счетов позитивный опыт было бы неразумно.
Ответ на вопрос, как именно надо «выровнять поле для игры», тоже далеко не очевиден. Выше мы уже упомянули, что заградительные пошлины, делающие субсидии из «бесплатных» «платными», не выглядят оптимальной мерой. Гораздо больший экономический эффект принесли бы зеркальные субсидии местным предприятиям. Более того, не очень понятно, где именно должна заканчиваться «уравниловка». Должны ли мы уравнивать налоговые режимы? Законодательные системы, в рамках которых действуют предприятия? Доступ к рынкам капитала и рабочей силы? Увы, несмотря на кажущуюся красоту либеральных идей, их осуществление в реальном мире наталкивается на массу труднопреодолимых ограничений, диктуемых очень нелиберальными институтами.
В заключение мы поговорим о, пожалуй, самой неоднозначной теме: рабочие места. Тезис о необходимости защищать рабочие места в странах-импортерах звучит, пожалуй, еще чаще, чем геополитические аргументы. Насколько он оправдан?
Ответ на этот вопрос был дан в 1942 году Йозефом Шумпетером (выделение моё):
Шумпетер ставит экономические выгоды (сокращение затрат и повышение качества) в прямую зависимость от радикальности технологических либо организационных инноваций. Но в целом величина выгод показательна сама по себе — хотя в нашем случае мы должны оговориться, что государственные субсидии бросают некоторую тень на масштабы экономии.
Однако если мы принимаем, что достижение крупных масштабов производства делает фирму более конкурентосопособной, и если мы считаем, что приход конкурентов с иной производственной культурой, с иными подходами к вертикальной интеграции и со своими уникальными технологиями отвечает видению Шумпетера — то эти конкуренты являются не просто благом для рынка. Их приход, равно, как и уход местных производителей, со всеми их рабочими местами, профсоюзами и традициями, знаменует собой квинтэссенцию капитализма.
Да, это не чистый рыночный капитализм. Это гибрид, с видимым, хоть и не преобладающим, влиянием госкапитализма. Но несмотря на «окрас», этот капитализм по-прежнему работает на интересы потребителя, предоставляя ему существенные выгоды и рост потребления. И одновременно ускоряет рост экономического выпуска.
Без изменений невозможен как капитализм, так и экономический рост. Более того, чем быстрее экономический рост — тем более радикальные изменения он предполагает. Рост требует шумпетеровского созидательного разрушения: чем больше требуется созидать — тем больше требуется разрушать.
Почему же и эксперты, и правительства не спешат принять с распростертыми объятиями все выгоды конкурентного капитализма? Для ответа мы сначала постараемся объяснить, почему фирмы не могут обеспечивать развитие «эволюционно», и рынку приходится действовать радикально, буквально разрушая неэффективные предприятия.
Всё упирается в инерцию. В институциональную инерцию, в инерцию технологического и производственного капитала. А также в законодательные барьеры для распространения инноваций — которые капиталистические фирмы сами же и лоббируют, надеясь за счет этого удержать монополию на своё ноу-хау.
Немного утрируя, часто фирме проще погибнуть, чем измениться. Несмотря на то, что суть капитализма — это экономические изменения, для человеческих организаций (к которым относятся и фирмы) гораздо более характерен консерватизм, боязнь перемен и отторжение всего нового.
Этот страх перед изменениями и побуждает правительства защищать существующие предприятия, сопротивляясь силам созидательного разрушения. Однако дело не только в привычках. Инерция означает, что этап «разрушения» весьма и весьма небыстро уступает место этапу «созидания».
Перемены болезненны. И эта болезненная стадия может оказаться очень протяженной. Избавиться от инерции невозможно. Невозможно изменить человеческую природу. Невозможно в одно мгновение обучить человека навыкам, с которыми он раньше не был знаком. Невозможно в одночасье построить на имеющемся технологическом фундаменте новые, более совершенные технологии. Невозможно в одночасье переориентировать производственный капитал на выпуск новых продуктов.
По мере развития экономики специализация фирм (и работников) углубляется. Но чем более специализирована фирма — тем больше ее инерция в момент появления новых, революционных конкурентов. Ситуацию усугубляет и то, что по мере развития экономики растут и производственные капиталы, что тоже увеличивает инерцию фирм.
Другими словами, по мере усложнения экономики болезненность шумпетеровского созидательного разрушения растёт. Одно дело, когда ты всю жизнь пахал землю сохой — а сейчас тебе надо укладывать шпалы. И совсем другое, когда ты всю жизнь проектировал дизельные двигатели — а сейчас тебе надо заниматься микрохирургией. Разрушение происходит всё так же — а вот созидать становится сложнее
Что же делать? Самый очевидный выход — это менять структуру изменений от «революционных» к «эволюционным». Первого должно стать меньше, зато второго — больше. Не надо ждать, пока тебя подорвут и обанкротят конкуренты. Меняйся проактивно. Вкладывайся в НИОКР.. Борись с инерцией изнутри. Evolve or die.
Государство тоже должно подключиться к этому процессу. Нужно поощрять изменения в человеческом капитале. Это обучение и переобучение. Нужно поощрять НИОКР. Нужно поощрять вложения в производственный капитал (вплоть до прямых субсидий, как в Китае). Нужно создавать инструменты, ускоряющие переход ресурсов «подорванных» фирм к новой, продуктивной активности.
Нужно уметь пользоваться экономическими достижениями, которые приносят изменения. Нужно видеть, что болезненные изменения являются неотъемлемым атрибутом роста. И что чем большего роста ты хочешь достичь, тем больше тебе придётся перетерпеть.
Вместо этого западные правительства видят в иностранной конкуренции лишь боль, страдания и унижение. Им страшно. А страх ослепляет. Они уже не состоянии распознать созидательный характер подрывных изменений. Им хочется запретить их, всё заморозить и упаковать это в беспроигрышную обёртку «защиты местного бизнеса».
Заметим, что Китай проводит еще более страусиную политику в области регулирования доступа к своему внутреннему рынку. Так что страшно не только Западу. Но и там, и там попытка убрать конкурентов, попытка поставить страх впереди стратегического видения преимуществ никак не будут способствовать развитию экономики.
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу
...западные эксперты всех мастей тут же начали хором жаловаться на то, что китайское правительство выделяет своим автопромышленникам большие субсидии на развитие производства. И что это очень плохо, несправедливо, нечестно и невыгодно для Запада. Что это наносит страшный вред. И что с этим надо бороться прямо сейчас.
К этим жалобам присоединилось автомобилестроительное лобби — и весьма быстро (по меркам бюрократий) обвинения в «нечестности» привели к установлению высоких таможенных пошлин на ввоз электромобилей из Китая. В США они достигли 100% от таможенной стоимости. В ЕС — от 27% до 48%.
Увы, несмотря на то, что от глобального потепления люди страдают и умирают…
...дешевые электромобили в одночасье превратились из спасительной технологии в самую насущную проблему.
Вопросы влияния на климат давайте обсудим как-нибудь в другой раз. Сегодня же предлагаю сосредоточиться исключительно на экономической стороне вопроса. На том, действительно ли дешевые продукты, субсидированные иностранным государством — будь то электромобили, цемент, сталь, мобильные телефоны или что-то еще — это что-то плохое, неправильное и подлежащее искоренению? Что на этот счет говорят не ангажированные эксперты, а сухая экономическая теория?
Тема непростая. И начнем мы с того, что представляет собой государственная субсидия. Государство собирает со своих граждан (и бизнеса) налоги и перераспределяет часть этих денег. Перераспределяет на нерыночных принципах.
В основном государство делает это, преследуя две цели: социальная защита граждан и увеличение экономического роста. Субсидии промышленности попадают под вторую категорию.
Давая субсидии промышленности, государство верит, что дополнительные ресурсы позволят предприятиям быстрее развиваться. Что, в свою очередь, увеличит выпуск товаров и в конечном счете подымет уровень благосостояния по всей стране. Даём субсидии — растёт производство — людям доступно больше товаров.
Поскольку речь идёт, по сути, о государственных инвестициях в экономический рост, мы можем рассматривать эту ситуацию как некое принуждение (со стороны государства) частного сектора к дополнительным сбережениям. За счет налоговой нагрузки государство забирает часть доходов частного сектора, которые пошли бы на потребление, и направляет их в инвестиции — причем конкретные инвестиции, которые, по мнению государства, дадут самый большой экономический эффект.
Пока мы рассматривали ситуацию в рамках одной страны. Если все процессы протекают внутри одной страны, все довольны и все счастливы (даже ангажированные эксперты). Экономическая политика типа направлена на развитие, государство перераспределяет доступные ему ресурсы, все добиваются максимизации экономического роста.
Это хорошо. Максимизация экономического роста — это самая главная цель в экономической теории. На рыночных принципах идёт эта максимизация или нет — уже вторично. Главное — результат.
Что происходит, когда субсидированные товары идут на экспорт? Сначала рассмотрим ситуацию с точки зрения экспортера. У него есть государственные субсидии — «принудительно собранные» с частного сектора дополнительные сбережения. Субсидируемым отраслям они достаются «бесплатно» — но в целом для страны ничего бесплатного не бывает. Когда произведенный товар попадает иностранному потребителю, ему достаётся эта формальная «бесплатность» (субсидия снижает цену). Но по факту речь идёт о трансфере сбережений за пределы страны-производителя.
Вспомним макроэкономику: превышение экспорта над импортом ведет к избытку национальных сбережений над инвестициями. В обычных условиях этот избыток конвертируется в отток капитала — то есть рост чистых иностранных активов страны. Например, в золотовалютные резервы, инвестиции в иностранные предприятия и счета в зарубежных банках.
Однако в нашем случае эти сбережения формально «бесплатные» - а значит, они «растворяются» без следа. Их невозможно зачесть в счет импортных потоков, они не формируют никаких внешних требований (иностранных активов). По сути, они попросту дарятся стране-импортеру.
Для лучшего понимания этого тезиса посмотрим теперь на ситуацию со стороны страны-импортера. У него на рынке появляется товар с более низкой ценой. Естественно, рациональный потребитель выбирает его. И складывает разницу себе в карман.
Эта разница — и есть «подаренная» иностранному потребителю субсидия. Иностранный потребитель стал богаче на ее величину: у него теперь есть и товар, и сумма субсидии в кармане.
Но ведь это хорошо, когда потребители в твоей стране становятся богаче, скажете вы. Абсолютно верно! Это хорошо. Сэкономленные деньги позволят ему купить другие товары и услуги. А значит, во-первых, увеличить своё благосостояние и, во-вторых, расширить внутренний спрос.
А вот для страны-экспортера всё не совсем хорошо. В обычных условиях избыточные сбережения становятся частью национального богатства. Ты положил деньги в иностранный банк или вложил их в зарубежную фирму — ты можешь получать с этого доход, а потом в случае чего продать свой актив.
Но «бесплатные», неучтенные сбережения в виде субсидий не дают стране таких возможностей. Государство собирает их с частного сектора в добровольно-принудительном порядке (само государство зарабатывать не умеет). Частный сектор уменьшает потребление на соответствующую величину — а значит, его благосостояние падает. Если иностранный потребитель получает «подарок» — то оплачивает этот «подарок» население страны-экспортера. Бесплатного ничего не бывает.
Утрируя, китайский народ, под мудрым руководством Партии, затягивает пояса потуже и делится своими доходами со всем миром — но в основном с зажиточными западными гражданами из «золотого миллиарда». Битый небитого везет. Пользуйтесь нашей щедростью, достопочтенные лаоваи.
Нюанс, разумеется, в том, что мы не должны забывать про главное предназначение субсидии — ускорение экономического роста путем развития ключевых отраслей. И за границу отправляется только часть субсидии, пропорционально соотношению внешних и внутренних продаж.
Итак, если субсидированный импорт — это настолько хорошая штука для страны-потребителя, почему же (ангажированные) эксперты так громко негодуют по его поводу? Что ж, ныряем глубже. Нам необходимо добавить в получающуюся картину следующий элемент: капитал.
У производственного капитал есть ряд очень важных особенностей, но самая главная для нас сейчас — это то, что на масштабирование капитала очень сильно завязана конкурентоспособность фирмы, отрасли и даже целой страны.
Это свойство напрямую вытекает из падения издержек по мере роста масштаба производства. Не во всех экономических секторах этот принцип соблюдается — но в обрабатывающей промышленности он работает практически безукоризненно.
Таким образом, если государство хочет улучшить положение отрасли — оно должно всеми силами заботиться о росте ее капитала. Естественного, органичного, рыночного роста во многих случаях будет не хватать: он не очень быстр. А в случае новых, высокотехнологичных продуктов, рынки для которых только начинают формироваться, условий для естественного роста капитала вообще может не быть — для этого рынок должен сначала созреть.
Прямые государственные субсидии являются очень мощным инструментом, вливающим большие объемы капитала в «молодые», не успевшие окрепнуть фирмы и отрасли. Причем мы можем вывести целесообразность такого вливания из наших «первых принципов». Падение производственных издержек, вкупе с конкурентоспособностью, достигаются за счет роста производительности труда и капитала. А рост производительности, в свою очередь, является ключевым элементом роста экономики. Субсидируем рост капитала — получаем экономический рост.
Вновь обращаемся к международной стороне. Мощь прямых государственных субсидий означает, что компаниям в «молодых» отраслях, не получающих такой поддержки, становится крайне тяжело соперничать с субсидированными конкурентами.
Это запускает нисходящую спираль: если у тебя мало капитала — ты неконкурентоспособен. Если ты неконкурентоспособен — то увеличить свой капитал «естественным путем» ты не сможешь. Остаётся только чахнуть и, рано или поздно, обанкротиться. Подобная динамика концентрации вообще очень характерна для капитализма — но разница в стартовых условиях, созданная государственными субсидиями, ускоряет ее многократно.
Против лома нет приема, если нет второго лома. Единственным шансом на сохранение конкурентоспособности местных предприятий становится симметричный ответ: накачка государственными деньгами. И вроде как в экономическую теорию этот ответ вписывается хорошо: экономический рост буквально требует накопления производственного капитала.
Однако многие эксперты, по тем или иным причинам, предпочитают агитировать за борьбу с симптомами, а не с болезнью. Вместо государственных субсидий местным фирмам вводятся заградительные пошлины на импорт. Мера затрудняет «естественный» рост капитала экспортеров и сдерживает рост масштаба их производства, но никак прямо не стимулирует инвестиции в капитал местных предприятий.
В чем опасность чрезмерной концентрации рынка в руках зарубежных экспортеров? Опуская геополитические аспекты (которых экономическая теория почти не касается), это риск появления монополии. В реальности, на примере рынков электромобилей, солнечных батарей и цемента, мы видим, что риск этот невелик. Как правило, с монополиями начинают бороться по мере их появления. Начинать борьбу заранее, исходя из каких-то теоретических предпосылок, не принято — и, думаю, это разумная практика.
Таким образом, фактор концентрации капитала добавляет деталей в нашу картину и объясняет некоторые мотивы для борьбы с субсидированным импортом. Но чисто с экономической точки зрения эти мотивы выглядят недостаточно обоснованными, чтобы предпринимать настолько серьезные меры. Особенно в свете выгод для потребителей, которые мы описали ранее.
Что же касается геополитической точки зрения, то здесь экономическая теория может обрисовать лишь самые общие принципы. Теория стоит на принципах либерализма, углубления специализации (т. е. если кто-то вкладывается в конкретные отрасли — это хорошо) и углубления кооперации (т. е. чем больше ты зависишь от других — тем лучше). Теория резко отрицает представление о мире как об игре с нулевой суммой («либо мы — либо они»). В общем, популярные нынче нарративы о борьбе за гегемонию объясняются чем угодно, но только не экономической логикой.
Если откинуть в сторону идеи гегемонии, то в качестве главного мотива для введения заградительных пошлин называется даже не риск монополизации, а стремление «выровнять поле для игры». Идея выглядит красиво и привлекательно, более того, она вытекает из ключевых парадигм либеральной рыночной экономики.
Но, как всегда есть нюанс. Если помните, выше мы упомянули, что главной целью экономики является максимизация экономического роста. При этом следование либеральной рыночной модели является лишь средством для достижения этой цели — применяемым за неимением лучших альтернатив. Если же лучшая альтернатива всё-таки появляется — то надобность в следовании этой модели исчезает. Китай, достаточно сильно отошедший от этой парадигмы и добившийся впечатляющих экономических успехов за последние 25 лет, продемонстрировал весомые преимущества вмешательства государства в экономику. Несомненно, подтвердились и многие негативные эффекты такого вмешательства. Однако полностью сбрасывать со счетов позитивный опыт было бы неразумно.
Ответ на вопрос, как именно надо «выровнять поле для игры», тоже далеко не очевиден. Выше мы уже упомянули, что заградительные пошлины, делающие субсидии из «бесплатных» «платными», не выглядят оптимальной мерой. Гораздо больший экономический эффект принесли бы зеркальные субсидии местным предприятиям. Более того, не очень понятно, где именно должна заканчиваться «уравниловка». Должны ли мы уравнивать налоговые режимы? Законодательные системы, в рамках которых действуют предприятия? Доступ к рынкам капитала и рабочей силы? Увы, несмотря на кажущуюся красоту либеральных идей, их осуществление в реальном мире наталкивается на массу труднопреодолимых ограничений, диктуемых очень нелиберальными институтами.
В заключение мы поговорим о, пожалуй, самой неоднозначной теме: рабочие места. Тезис о необходимости защищать рабочие места в странах-импортерах звучит, пожалуй, еще чаще, чем геополитические аргументы. Насколько он оправдан?
Ответ на этот вопрос был дан в 1942 году Йозефом Шумпетером (выделение моё):
«Капитализм по самой своей сути — это форма или метод экономических изменений, он никогда не бывает и не может быть стационарным состоянием.
[…]
[Д]о сих пор в центре внимания экономистов все еще находится конкуренция, протекающая в рамках неизменных условий, в частности неизменных методов производства и организационных форм. Но вопреки учебникам, в капиталистической действительности преобладающее значение имеет другая конкуренция, основанная на открытии нового товара, новой технологии, нового источника сырья, нового типа организации (например, крупнейших фирм). Эта конкуренция обеспечивает решительное сокращение затрат или повышение качества, она угрожает существующим фирмам не незначительным сокращением прибылей и выпуска, а полным банкротством».
[…]
[Д]о сих пор в центре внимания экономистов все еще находится конкуренция, протекающая в рамках неизменных условий, в частности неизменных методов производства и организационных форм. Но вопреки учебникам, в капиталистической действительности преобладающее значение имеет другая конкуренция, основанная на открытии нового товара, новой технологии, нового источника сырья, нового типа организации (например, крупнейших фирм). Эта конкуренция обеспечивает решительное сокращение затрат или повышение качества, она угрожает существующим фирмам не незначительным сокращением прибылей и выпуска, а полным банкротством».
Шумпетер ставит экономические выгоды (сокращение затрат и повышение качества) в прямую зависимость от радикальности технологических либо организационных инноваций. Но в целом величина выгод показательна сама по себе — хотя в нашем случае мы должны оговориться, что государственные субсидии бросают некоторую тень на масштабы экономии.
Однако если мы принимаем, что достижение крупных масштабов производства делает фирму более конкурентосопособной, и если мы считаем, что приход конкурентов с иной производственной культурой, с иными подходами к вертикальной интеграции и со своими уникальными технологиями отвечает видению Шумпетера — то эти конкуренты являются не просто благом для рынка. Их приход, равно, как и уход местных производителей, со всеми их рабочими местами, профсоюзами и традициями, знаменует собой квинтэссенцию капитализма.
Да, это не чистый рыночный капитализм. Это гибрид, с видимым, хоть и не преобладающим, влиянием госкапитализма. Но несмотря на «окрас», этот капитализм по-прежнему работает на интересы потребителя, предоставляя ему существенные выгоды и рост потребления. И одновременно ускоряет рост экономического выпуска.
Без изменений невозможен как капитализм, так и экономический рост. Более того, чем быстрее экономический рост — тем более радикальные изменения он предполагает. Рост требует шумпетеровского созидательного разрушения: чем больше требуется созидать — тем больше требуется разрушать.
Почему же и эксперты, и правительства не спешат принять с распростертыми объятиями все выгоды конкурентного капитализма? Для ответа мы сначала постараемся объяснить, почему фирмы не могут обеспечивать развитие «эволюционно», и рынку приходится действовать радикально, буквально разрушая неэффективные предприятия.
Всё упирается в инерцию. В институциональную инерцию, в инерцию технологического и производственного капитала. А также в законодательные барьеры для распространения инноваций — которые капиталистические фирмы сами же и лоббируют, надеясь за счет этого удержать монополию на своё ноу-хау.
Немного утрируя, часто фирме проще погибнуть, чем измениться. Несмотря на то, что суть капитализма — это экономические изменения, для человеческих организаций (к которым относятся и фирмы) гораздо более характерен консерватизм, боязнь перемен и отторжение всего нового.
Этот страх перед изменениями и побуждает правительства защищать существующие предприятия, сопротивляясь силам созидательного разрушения. Однако дело не только в привычках. Инерция означает, что этап «разрушения» весьма и весьма небыстро уступает место этапу «созидания».
Перемены болезненны. И эта болезненная стадия может оказаться очень протяженной. Избавиться от инерции невозможно. Невозможно изменить человеческую природу. Невозможно в одно мгновение обучить человека навыкам, с которыми он раньше не был знаком. Невозможно в одночасье построить на имеющемся технологическом фундаменте новые, более совершенные технологии. Невозможно в одночасье переориентировать производственный капитал на выпуск новых продуктов.
По мере развития экономики специализация фирм (и работников) углубляется. Но чем более специализирована фирма — тем больше ее инерция в момент появления новых, революционных конкурентов. Ситуацию усугубляет и то, что по мере развития экономики растут и производственные капиталы, что тоже увеличивает инерцию фирм.
Другими словами, по мере усложнения экономики болезненность шумпетеровского созидательного разрушения растёт. Одно дело, когда ты всю жизнь пахал землю сохой — а сейчас тебе надо укладывать шпалы. И совсем другое, когда ты всю жизнь проектировал дизельные двигатели — а сейчас тебе надо заниматься микрохирургией. Разрушение происходит всё так же — а вот созидать становится сложнее
Что же делать? Самый очевидный выход — это менять структуру изменений от «революционных» к «эволюционным». Первого должно стать меньше, зато второго — больше. Не надо ждать, пока тебя подорвут и обанкротят конкуренты. Меняйся проактивно. Вкладывайся в НИОКР.. Борись с инерцией изнутри. Evolve or die.
Государство тоже должно подключиться к этому процессу. Нужно поощрять изменения в человеческом капитале. Это обучение и переобучение. Нужно поощрять НИОКР. Нужно поощрять вложения в производственный капитал (вплоть до прямых субсидий, как в Китае). Нужно создавать инструменты, ускоряющие переход ресурсов «подорванных» фирм к новой, продуктивной активности.
Нужно уметь пользоваться экономическими достижениями, которые приносят изменения. Нужно видеть, что болезненные изменения являются неотъемлемым атрибутом роста. И что чем большего роста ты хочешь достичь, тем больше тебе придётся перетерпеть.
Вместо этого западные правительства видят в иностранной конкуренции лишь боль, страдания и унижение. Им страшно. А страх ослепляет. Они уже не состоянии распознать созидательный характер подрывных изменений. Им хочется запретить их, всё заморозить и упаковать это в беспроигрышную обёртку «защиты местного бизнеса».
Заметим, что Китай проводит еще более страусиную политику в области регулирования доступа к своему внутреннему рынку. Так что страшно не только Западу. Но и там, и там попытка убрать конкурентов, попытка поставить страх впереди стратегического видения преимуществ никак не будут способствовать развитию экономики.
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу