3 августа 2010 Project Syndicate
КЕМБРИДЖ. По мере того как экономики США и Европы продолжают борьбу, растет озабоченность тем, что они стоят перед проблемой «потерянного десятилетия», как это было в Японии. К сожалению, слишком много дискуссий было посвящено тому, что могут сделать правительства для стимулирования спроса за счет бюджетного дефицита и денежной политики. Это ключевые вопросы в краткосрочной перспективе, но, как это знает любой экономист, долгосрочный экономический рост определяется, главным образом, повышением производительности.
Нет никаких сомнений, что массовый финансовый кризис 1992 года в Японии нанес стране сокрушительный удар, после которого ей еще не удалось восстановиться полностью, и сегодня параллели с США и Европой вызывают тревогу. Кажется, что обе страны в течение длительного периода установили медленный рост кредитов, что обуславливалось как необходимостью строгого финансового регулирования, так и тем фактом, что их экономики по-прежнему чрезмерно зависят от заемных средств. Нет простого пути в процессе излечения.
Тем не менее, оценивая опыт Японии и его актуальность сегодня, важно признать, что резкий спад в Японии был связан не только с финансовым кризисом. Япония также пострадала от ряда серьезных ударов по производительности, которые во многом определяют ее многие более долгосрочные проблемы. Даже если бы Япония никогда не переживала бы разрывов пузырей недвижимости и фондового рынка, стремительный взлет ее гигантского соседа Китая был бы огромной проблемой.
В начале 1990-х годов господство Японии на экспортных рынках во всем мире уже было несколько подорвано экономическим подъемом ее менее крупных азиатских соседей, включая Малайзию, Корею, Таиланд и Сингапур. Но Китай представляет собой совсем иную проблему, решение которой потребует намного больше времени.
Более того, даже если бы Япония никогда не переживала финансовый кризис, она бы страдала от неблагоприятной демографической ситуации, поскольку ее население и стареет, и сокращается. Не в последнюю очередь гиперрост Японии был построен на феноменальных темпах роста инвестиций. Но, поскольку производительность труда в конечном счете должна быть построена на инновациях, а не только на все большем количестве зданий и сооружений, то было неизбежно, что отдача от инвестиций повернет в определенный момент на юг.
В принципе, при более здоровой финансовой системе экономика Японии имела бы большую гибкость для решения этих задач роста производительности труда. Но, так или иначе, некогда неимоверно высокие темпы роста Японии в один момент упали бы резко. Как это обычно бывает, финансовый кризис усиливает другие причины экономического кризиса, а не разжигает его непосредственно.
Великая депрессия 1930-х годов в США является еще одним примером. Снова большое внимание было уделено быстрой смене фискальной и монетарной политики. Но экономическая политика «Нового курса», расширяя роль государства, часто хаотичным и непредсказуемым образом, вероятно, также сыграла свою роль, по крайней мере, временно препятствуя росту производительности.
Кажется, сегодня США движутся в направлении более смирного государства в европейском стиле с более высокими налогами и, возможно, более жестким регулированием. Сторонники администрации США, возможно, справедливо утверждают, что она проводит долгосрочное сдерживание по таким вопросам, как неравенство в доходах. Но если в США действительно будет наблюдаться снижение роста в течение следующего десятилетия, то разве можно во всем обвинять финансовый кризис?
Кроме того, последний экзистенциальный кризис идентичности Европы снова создает большую неопределенность и непредсказуемость политики. Также и в Европе, если в следующем десятилетии продолжится отрицательное давление на рост, то его нельзя будет отнести только на финансовый кризис.
В краткосрочной перспективе важно, чтобы денежно-кредитная политика США и Европы неустанно боролись с дефляцией в японском стиле, которая может только усугубить проблемы задолженности за счет снижения доходов относительно роста долгов. В действительности, о чем я говорил в самом начале кризиса, было бы гораздо лучше иметь два или три года умеренно повышенной инфляции, при дефляции долгов во всех странах, особенно если политические, правовые и нормативные системы остаются несколько парализованными в осуществлении необходимых списаний.
Когда кредитные рынки ослаблены, может потребоваться дальнейшее количественное ослабление. Что касается налогово-бюджетной политики, то этот процесс уже в самом разгаре, и он нуждается в постепенном ужесточении в течение нескольких лет, чтобы уже тревожный уровень правительственных долгов не начал ухудшаться еще быстрее. Те, кто верит ‑ часто на грани религиозных убеждений ‑ что мы нуждаемся в еще большем кейнсианском налогово-бюджетном стимулировании и должны игнорировать государственный долг, как мне кажется, просто паникуют.
Не в последнюю очередь, однако, важно попытаться сохранить динамизм в США и европейские странах посредством мер повышения производительности ‑ например, сохраняя бдительность в отношении политики недоверия, а также оптимизируя и упрощая налоговую систему.
К лучшему или к худшему, очень трудно экстраполировать динамику производительности, поскольку она зависит от очень сложного взаимодействия социальных, экономических и политических сил. Лауреаты Нобелевской премии Роберт Солоу и Пол Кругман некогда поставили под сомнение то, что распространение компьютеров и новых технологий приведет к конечному росту. (Эта тема лежит в основе названия классической книги Кругмана 1990 года «Эпоха заниженных ожиданий».)
В конце концов, политики должны помнить, что смогут ли США и Европа избежать потерянного десятилетия, зависит от их способности сохранить жизнеспособную продуктивность своих экономик, а не только от краткосрочных мер по стимулированию спроса.
Кеннет Рогофф - профессор экономики и политологии в Гарвардском университете, ранее занимал пост главного экономиста МВФ.
Перевод с английского – Николай Жданович
Нет никаких сомнений, что массовый финансовый кризис 1992 года в Японии нанес стране сокрушительный удар, после которого ей еще не удалось восстановиться полностью, и сегодня параллели с США и Европой вызывают тревогу. Кажется, что обе страны в течение длительного периода установили медленный рост кредитов, что обуславливалось как необходимостью строгого финансового регулирования, так и тем фактом, что их экономики по-прежнему чрезмерно зависят от заемных средств. Нет простого пути в процессе излечения.
Тем не менее, оценивая опыт Японии и его актуальность сегодня, важно признать, что резкий спад в Японии был связан не только с финансовым кризисом. Япония также пострадала от ряда серьезных ударов по производительности, которые во многом определяют ее многие более долгосрочные проблемы. Даже если бы Япония никогда не переживала бы разрывов пузырей недвижимости и фондового рынка, стремительный взлет ее гигантского соседа Китая был бы огромной проблемой.
В начале 1990-х годов господство Японии на экспортных рынках во всем мире уже было несколько подорвано экономическим подъемом ее менее крупных азиатских соседей, включая Малайзию, Корею, Таиланд и Сингапур. Но Китай представляет собой совсем иную проблему, решение которой потребует намного больше времени.
Более того, даже если бы Япония никогда не переживала финансовый кризис, она бы страдала от неблагоприятной демографической ситуации, поскольку ее население и стареет, и сокращается. Не в последнюю очередь гиперрост Японии был построен на феноменальных темпах роста инвестиций. Но, поскольку производительность труда в конечном счете должна быть построена на инновациях, а не только на все большем количестве зданий и сооружений, то было неизбежно, что отдача от инвестиций повернет в определенный момент на юг.
В принципе, при более здоровой финансовой системе экономика Японии имела бы большую гибкость для решения этих задач роста производительности труда. Но, так или иначе, некогда неимоверно высокие темпы роста Японии в один момент упали бы резко. Как это обычно бывает, финансовый кризис усиливает другие причины экономического кризиса, а не разжигает его непосредственно.
Великая депрессия 1930-х годов в США является еще одним примером. Снова большое внимание было уделено быстрой смене фискальной и монетарной политики. Но экономическая политика «Нового курса», расширяя роль государства, часто хаотичным и непредсказуемым образом, вероятно, также сыграла свою роль, по крайней мере, временно препятствуя росту производительности.
Кажется, сегодня США движутся в направлении более смирного государства в европейском стиле с более высокими налогами и, возможно, более жестким регулированием. Сторонники администрации США, возможно, справедливо утверждают, что она проводит долгосрочное сдерживание по таким вопросам, как неравенство в доходах. Но если в США действительно будет наблюдаться снижение роста в течение следующего десятилетия, то разве можно во всем обвинять финансовый кризис?
Кроме того, последний экзистенциальный кризис идентичности Европы снова создает большую неопределенность и непредсказуемость политики. Также и в Европе, если в следующем десятилетии продолжится отрицательное давление на рост, то его нельзя будет отнести только на финансовый кризис.
В краткосрочной перспективе важно, чтобы денежно-кредитная политика США и Европы неустанно боролись с дефляцией в японском стиле, которая может только усугубить проблемы задолженности за счет снижения доходов относительно роста долгов. В действительности, о чем я говорил в самом начале кризиса, было бы гораздо лучше иметь два или три года умеренно повышенной инфляции, при дефляции долгов во всех странах, особенно если политические, правовые и нормативные системы остаются несколько парализованными в осуществлении необходимых списаний.
Когда кредитные рынки ослаблены, может потребоваться дальнейшее количественное ослабление. Что касается налогово-бюджетной политики, то этот процесс уже в самом разгаре, и он нуждается в постепенном ужесточении в течение нескольких лет, чтобы уже тревожный уровень правительственных долгов не начал ухудшаться еще быстрее. Те, кто верит ‑ часто на грани религиозных убеждений ‑ что мы нуждаемся в еще большем кейнсианском налогово-бюджетном стимулировании и должны игнорировать государственный долг, как мне кажется, просто паникуют.
Не в последнюю очередь, однако, важно попытаться сохранить динамизм в США и европейские странах посредством мер повышения производительности ‑ например, сохраняя бдительность в отношении политики недоверия, а также оптимизируя и упрощая налоговую систему.
К лучшему или к худшему, очень трудно экстраполировать динамику производительности, поскольку она зависит от очень сложного взаимодействия социальных, экономических и политических сил. Лауреаты Нобелевской премии Роберт Солоу и Пол Кругман некогда поставили под сомнение то, что распространение компьютеров и новых технологий приведет к конечному росту. (Эта тема лежит в основе названия классической книги Кругмана 1990 года «Эпоха заниженных ожиданий».)
В конце концов, политики должны помнить, что смогут ли США и Европа избежать потерянного десятилетия, зависит от их способности сохранить жизнеспособную продуктивность своих экономик, а не только от краткосрочных мер по стимулированию спроса.
Кеннет Рогофф - профессор экономики и политологии в Гарвардском университете, ранее занимал пост главного экономиста МВФ.
Перевод с английского – Николай Жданович
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Жалоба