20 января 2010
Интервью. Управляющий директор инвестгруппы e-Trust пожинает плоды кризиса. По его словам, число частных инвесторов, готовых вложить миллион-другой в инновационные венчурные проекты, выросло в несколько раз.
Максим, как кризис повлиял на венчурное финансирование?
– Положительно. Традиционные инструменты инвестиций – вложения в долговые обязательства и акции – всегда рассматривались как надежные и стабильные. Но кризис показал, что это не так. Соответственно по новому стало выглядеть соотношение рисков и доходности. Получается, что в условиях кризиса риски при финансировании венчурного проекта и вложении денег в акции на фондовом рынке одинаковы. Что касается доходности, то по акциям вам никто не может обещать доходность в сотни и в тысячи процентов. А для венчурных стартапов – это норма.
Однако представители фондов прямых инвестиций утверждают, что им денег не дают…
– У инвесторов денег меньше не стало. Однако о деятельности фондов судить не буду – не мой профиль. В нашей компании, напротив, появилось больше контрактов и предложений. Инвесторы сами ищут вложения средств, спрашивают, нет ли у нас на примете проектов для их денег? У нас с фондами разный тип инвесторов. У них – институционалы, у нас – физические лица. Это топ-менеджеры крупных компаний, предприниматели, которые имеют бизнес с устойчивым доходом. И они желают инвестировать свои накопления. Причем так, чтобы иметь возможность влиять на работу этих денег, то есть войти в капитал компании и участвовать в ее управлении.
Какие отрасли они предпочитают?
– Сколько инвесторов, столько и предпочтений. Одному интересно иметь дело с интернетом, другой смотрит на программное обеспечение, как на китайскую грамоту. Как правило, мы работаем только с теми проектами, в которых есть новые технологии или новые продукты. Для выхода проекта на самоокупаемость либо для привлечения следующего раунда финансирования, как правило, надо не более $1 млн.
С нанотехнологиями работаете?
– Есть проекты с наносоставляющей. Правда, ни один из них не дошел до стадии готового продукта, два проекта уже «умерло». Хотя это высокотехнологичный и соответственно высокозатратный сегмент, всегда есть компании, которые могут стартовать в том диапазоне инвестиций, который я обозначил – $1 млн. Конечно, если говорить о фундаментальных научных разработках, тот тут не обойтись без масштабного финансирования.
Считается, что в стране дефицит проектов, которые могли бы быть по-настоящему интересны венчурным инвесторам…
– Любой дефицит, в том числе в проектах – это некое соотношение между деньгами и реальными возможностями. Денег, полученных за счет эксплуатации недр, предостаточно. А проектов, которые должны базироваться на определенном уровне развития науки, квалифицированных специалистах – нет в той пропорции, в которой они необходимы. Почему так происходит? Вспомните анекдот: чтобы получить английский газон, его просто надо поливать утром и вечером – на протяжении 300 лет. А в России капитализму и рынку чуть более 15 лет
Беседовала Ольга Шевель
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Максим, как кризис повлиял на венчурное финансирование?
– Положительно. Традиционные инструменты инвестиций – вложения в долговые обязательства и акции – всегда рассматривались как надежные и стабильные. Но кризис показал, что это не так. Соответственно по новому стало выглядеть соотношение рисков и доходности. Получается, что в условиях кризиса риски при финансировании венчурного проекта и вложении денег в акции на фондовом рынке одинаковы. Что касается доходности, то по акциям вам никто не может обещать доходность в сотни и в тысячи процентов. А для венчурных стартапов – это норма.
Однако представители фондов прямых инвестиций утверждают, что им денег не дают…
– У инвесторов денег меньше не стало. Однако о деятельности фондов судить не буду – не мой профиль. В нашей компании, напротив, появилось больше контрактов и предложений. Инвесторы сами ищут вложения средств, спрашивают, нет ли у нас на примете проектов для их денег? У нас с фондами разный тип инвесторов. У них – институционалы, у нас – физические лица. Это топ-менеджеры крупных компаний, предприниматели, которые имеют бизнес с устойчивым доходом. И они желают инвестировать свои накопления. Причем так, чтобы иметь возможность влиять на работу этих денег, то есть войти в капитал компании и участвовать в ее управлении.
Какие отрасли они предпочитают?
– Сколько инвесторов, столько и предпочтений. Одному интересно иметь дело с интернетом, другой смотрит на программное обеспечение, как на китайскую грамоту. Как правило, мы работаем только с теми проектами, в которых есть новые технологии или новые продукты. Для выхода проекта на самоокупаемость либо для привлечения следующего раунда финансирования, как правило, надо не более $1 млн.
С нанотехнологиями работаете?
– Есть проекты с наносоставляющей. Правда, ни один из них не дошел до стадии готового продукта, два проекта уже «умерло». Хотя это высокотехнологичный и соответственно высокозатратный сегмент, всегда есть компании, которые могут стартовать в том диапазоне инвестиций, который я обозначил – $1 млн. Конечно, если говорить о фундаментальных научных разработках, тот тут не обойтись без масштабного финансирования.
Считается, что в стране дефицит проектов, которые могли бы быть по-настоящему интересны венчурным инвесторам…
– Любой дефицит, в том числе в проектах – это некое соотношение между деньгами и реальными возможностями. Денег, полученных за счет эксплуатации недр, предостаточно. А проектов, которые должны базироваться на определенном уровне развития науки, квалифицированных специалистах – нет в той пропорции, в которой они необходимы. Почему так происходит? Вспомните анекдот: чтобы получить английский газон, его просто надо поливать утром и вечером – на протяжении 300 лет. А в России капитализму и рынку чуть более 15 лет
Беседовала Ольга Шевель
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter