16 августа 2020 Институт "Центр развития" ВШЭ
Не только отрасли, но и различные регионы по-разному переживают текущий кризис. Ниже рассмотрена свежая региональная статистика Росстата по уровню и динамике заработных плат, безработицы и инфляции, и на основе расчета сводных индикаторов выделены регионы с возросшим уровнем социально-экономического стресса. А также показано, что при имеющемся – традиционно высоком – уровне дифференциации российских регионов простое копирование чужих рецептов региональной политики или межрегионального соревнования не будет эффективным.
Недавно вышедшая статистика об итогах экономического развития регионов России в первом полугодии 2020 г. позволяет оценить дифференциацию пространственной экономической динамики как в сфере производства товаров и услуг (что делается в рамках расчета Сводного индекса региональной экономической активности, РЭА), так и с учетом занятости, уровня и динамики заработной платы, инфляции и безработицы (чему посвящена данная работа). Последнее важно как с точки зрения устойчивого воспроизводства человеческого капитала, так и поддержания позитивных общественнополитического настроений, которые могут способствовать и росту производства, и социальной стабильности.
Федеральные округа в 2020 г.: значительный разброс по уровню социально-экономического стресса
При этом особое значение имеет ситуация в регионах с наиболее масштабной экономикой. На уровне федеральных округов (ФО), прежде всего, надо выделить Центральный ФО, где объем отгрузки товаров и услуг в промышленности в первом полугодии 2020 г. составил примерно треть от общероссийского; Приволжский и Уральский ФО с объемом отгрузки примерно вполовину от всего Центрального ФО и почти столько же, сколько в Москве (17% от общероссийского показателя); а также Северо-Западный и Сибирский ФО (объем отгрузки около 12 и 11% соответственно). В Южном и Дальневосточном ФО в первом полугодии было отгружено 6,3 и 5,6% от общероссийского показателя, а в СевероКавказском ФО официальная статистика говорит об 1,7% общероссийской отгрузки (табл. 1). Таким образом, разница между ФО по объемам выпуска в промышленности достигала 20 раз (без учета Москвы – 9 раз). Хотя эти соотношения относятся только к индустриальному сектору, а не к производству ВРП в целом (включающего все прочие сектора экономики), но и они дают некоторое представления об очень значительной разнице масштабов экономики российских ФО.
Таблица 1. Показатели заработной платы, инфляции и безработицы, а также индекса социально-экономического стресса (ИСЭС) в федеральных округах России (чем выше значение индекса – тем сильнее стресс)
Примечание. Следует иметь в виду, что расчетные данные по уровню и динамике номинальной и реальной заработной платы, приведенные в данной работе и полученные нами на основе прямых данных Росстата, не во всем совпадают с итоговыми данными Росстата по России в целом. В частности, это относится к росту номинальной и реальной заработной платы по России в целом за январь-май и январь-июнь 2020 г. относительно того же периода прошлого года. Так, прирост среднемесячной номинальной зарплаты за январь-июнь, по нашим расчетам, составляет 7,6%, а по данным Росстата – 6,2%. Прирост реальной зарплаты составляет 4,9 и 3,4% соответственно.
Источник: Росстат и расчеты Института "Центр развития" НИУ ВШЭ по данным Росстата
В таблице 1 приводятся данные по зарплатам, индексу потребительских цен (ИПЦ) и безработице в ФО и некоторых субъектах РФ. Разброс по уровню номинальных заработных плат в мае среди ФО (без учета самых обеспеченных регионов – Москвы и ЯмалоНенецкого автономного округа) составил 2 раза (63 и 32 тыс. руб. в ДВФО и СКФО соответственно), по уровню безработицы во втором квартале 2020 г. – почти 4 раза (3,9 и 14,2% в ЦФО и СКФО), по ее приросту относительно второго квартала 2019 г. – 4 раза (3,2 и 0,8% в CКФО и ДВФО). Разница в приросте потребительских цен между ФО составляет 1,5 раза, варьируя в январе-мае от 3,6% в ДВФО до 2,5% в ЮФО.
Если за индекс социально-экономического стресса принять сумму прироста безработицы во втором квартале и потребительской инфляции в первой половине 2020 г. (относительно того же периода прошлого года), ситуация в разных ФО предстанет очень по-разному.
На минимальном уровне (что следует расценивать позитивно) индекс социальноэкономического стресса находится в Центральном, Южном, Приволжском и Уральском ФО (3,7; 3,8; 4,0; 4,2 соответственно). Далее идут Северо-Западный и Дальневосточный ФО (4,4 у обоих). Это приморские регионы, последний из которых к тому же расположен ближе к менее страдающему от мировой рецессии Китаю и Азиатскому региону. Наихудшее положение у Сибирского и Северо-Кавказского ФО, где индекс стресса составляет 5,2 и 6,4 пункта соответственно (табл. 1).
Этот индекс лишь частично характеризует качество управления экономикой на уровне ФО, так как увеличение безработицы и потребительская инфляция далеко не полностью определяются качеством регионального менеджмента (например, антикризисной поддержкой бизнеса, созданием условием для роста малых предприятий и тормозящим инфляцию снятием барьеров для притока в регион новых поставщиков продукции). Однако все же он говорит и об этом. Кроме того, определенное значение имеет учет значительного разброса показателей между ФО с точки зрения возможных новаций в региональной политике, в том числе идей и попыток укрупнения регионов, обсуждаемых и выдвигаемых в течение последних 25 лет. Некоторые соображения на этот счет выскажем в конце данного сюжета. А пока спустимся с уровня ФО на уровень отдельных субъектов федерации.
Российские регионы: дифференциация социально-экономического положения в ходе кризиса усиливается
Сразу отметим, что разброс в объемах промышленного производства (отгрузки товаров и услуг) между субъектами Российской Федерации кратно больше, чем между ФО: по уровню вариации примерно в 2 раза, а по соотношению между максимальным и минимальным уровнем – более чем в 30 раз (673 раза против 19,5 с учетом Москвы). Наибольшая средняя номинальная зарплата традиционно фиксируется в регионах с развитой добывающей промышленностью, находящихся в зоне сурового климата, где работают преимущественно вахтовым методом. Максимальная зарплата – на Чукотке (около 127 тыс. руб. в мае 2020 г.), минимальная – в Ивановской области (менее 29 тыс. руб.), немногим выше она в республиках Северного Кавказа. Высокие номинальные зарплаты зафиксированы в Москве (91,8 тыс. руб.), а также в Ханты-Мансийском автономном округе–Югре (около 90 тыс. руб.) и в Ямало-Ненецком автономном округе (около 141 тыс. руб.).
Темпы роста номинальных заработных плат в период пандемии замедлились, но удивительным образом остались в положительной области. Если в целом по России уровень номинальных зарплат, исходя из наших расчетов на основе прямых данных, опубликованных на сайте Росстата4 , в январе-марте 2020 г. вырос относительно того же периода прошлого года на 10%, то в апреле-мае – на гораздо меньшие, но все равно заметные 4,3%. Вопросы к статистике Росстата остаются, в будущем возможен пересмотр данных, но при оперировании текущей информацией можно отметить, что в апреле-мае максимальные темпы прироста номинальной зарплаты год к году наблюдались в Саратовской области (плюс 15%), тогда как Костромской, Московской и Новгородской областях номинальная зарплата снизилась (-6, -2,2 и -0,6% год к году, соответственно).
Ниже – при расчете сводных рейтингов и показателей – подробнее рассмотрим динамику гораздо более информативного показателя – реальной заработной платы, с учетом посчитанной нами в региональном разрезе годовой инфляции на основе данных Росстата о цепных (месяц к месяцу) индексах потребительских цен. А пока коснемся уровня безработицы и инфляции, которые с разных сторон характеризуют уровень экономического стресса, переживаемого работниками и их семьями в целом.
Дальнейший детальный анализ ситуации в регионах основан на использовании диаграмм рассеяния: оси диаграммы соответствуют двум рассматриваемым параметрам, а сама диаграмма разбивается на 4 квадранта: в зависимости от попадания в тот или иной квадрант дается характеристика ситуации в регионе. Так, на рис. 1 по горизонтальной оси отложен уровень безработицы, по вертикальной – уровень инфляции.
Наилучшей можно считать ситуация там, где и инфляция, и безработица ниже средних показателей (третий квадрант). В эту категорию попали, в частности, г. Москва и СанктПетербург, а также Чукотский АО и Московская область (рис. 1). Среди регионов, где ситуация по обоим выбранным показателям сейчас хуже среднероссийских показателей (первый квадрант, где наблюдается своего рода стагфляция) находятся некоторые республики Северного Кавказа, в частности, Ингушетия и Дагестан (где очень высокая официальная безработица – выше 10%), а также представитель СФО – Республика Тыва и дальневосточные регионы – Республика Бурятия и Забайкальский край (рис. 1).
Давление намного более высокого, чем в среднем по России, уровня безработицы просматривается в ряде республик CКФО и в Сибири (в частности, в Республике Алтай и в Омской области). Инфляционный всплеск наиболее сильно в России ощущается в Амурской области, а также в ЦФО (Воронежская, Тамбовская и Костромская области) и в СЗФО (Республика Коми и Архангельская область) (рис.1).
Рис. 1. Диаграмма рассеяния: безработица (ось абсцисс, II квартал 2020 г.) и инфляция (ось ординат, прирост год к году в январе-июне 2020 г.) , в %
Примечание. Пунктирные линии обозначают уровни показателей по России в целом.
Сокращения: МСК – Москва, СПБ – Санкт-Петербург; КБР – Кабардино-Балкарская Республика; КЧР – Карачаево-Черкесская Республика.
Источник: расчеты Института "Центр развития" НИУ ВШЭ на основе данных Росстата.
Более сложный вариант диаграммы рассеяния представлен на рис. 2. Здесь по оси абсцисс отложен индекс экономического стресса, то есть суммированные темпы ИПЦ (в январеиюне 2020 г., год к году) и увеличения безработицы в кризисном втором квартале 2020 г. относительно того же периода 2019 г. А по оси ординат отложен прирост реальной зарплаты, рассчитанный нами на основе последних данных Росстата об уровне номинальной заработной платы и индексах потребительских цен.
Если опираться на эту диаграмму, наиболее благоприятной можно считать ситуацию в регионах, попавших во второй (левый верхний) квадрант, где индекс социальноэкономического стресса ниже среднего по России, а прирост реальной зарплаты выше (рис. 2); этот квадрант условно можно назвать "Лучше средних показателей". Сюда попали 24 региона: Белгородская обл., Брянская обл., Тамбовская обл., Тверская обл., Республика Карелия, Псковская обл., Республика Адыгея, Республика Калмыкия, Республика Крым, Астраханская обл., Ставропольский край, Чувашская Республика, Пермский край, Кировская обл., Оренбургская обл., Пензенская обл., Саратовская обл., Курганская обл., Республика Алтай, Алтайский край, Новосибирская обл., Приморский край, Магаданская обл., Чукотский АО. При этом максимальные по России темпы прироста реальной заработной платы – в Саратовской области (12,5%), а минимальный индекс стресса – в Чукотском автономном округе, где прирост инфляции всего на 1,7% сопровождался снижением за год уровня безработицы на 1,2% (табл. 2).
Наименее благоприятная ситуация – в регионах из четвертого (правого нижнего) квадранта. Сюда попали некоторые регионы ЦФО, ПФО, УФО и СЗФО, а также Северного Кавказа – всего их 18 (рис. 2 и табл. П1): Владимирская обл., Воронежская обл., Ивановская обл., Костромская обл., Ярославская обл., Республика Коми, Архангельская обл., Новгородская обл., Республика Дагестан, Республика Ингушетия, Чеченская Республика, Республика Башкортостан, Республика Марий Эл, Удмуртская Республика, Ульяновская обл., Свердловская обл., Иркутская обл., Омская обл. При этом минимальные по России темпы прироста реальной заработной платы – также у представителей данной группы регионов: в Новгородской (-12,5%) и Костромской области (-3,1%).
В третий квадрант (левый нижний, его можно назвать "Стресс и рост зарплат ниже среднего") попали регионы, в которых индекс социально-экономического стресса ниже среднего по России, как и прирост реальной заработной платы. Сюда, в частности, вошли регионы, привлекательные для трудовых мигрантов (г. Москва и Санкт-Петербург), имеющие выгодное географическое положение (Камчатский край, Московская обл., Смоленская область) и некоторые другие (рис. 2).
Рис. 2. Диаграмма рассеяния: прирост реальной заработной платы (ось ординат, январь-май 2020 г.) и индекс социально-экономического стресса (ось абсцисс, прирост безработицы во II квартале 2020 г. ко II кварталу 2019 г., прирост ИПЦ в январе-июне 2020 г.)
Примечание. Пунктирные линии обозначают уровни показателей по России в целом (по данным Росстата).
Сокращения: МСК – Москва; СПБ –Санкт-Петербург; КБР – Кабардино-Балкарская Республика; КЧР – Карачаево-Черкесская Республика.
Источник: расчеты Института "Центр развития" НИУ ВШЭ на основе данных Росстата.
Наконец, для регионов, попавших в первый квадрант (правый верхний), характерен более высокий, чем в среднем по России, индекс социально-экономического стресса, который в определенной мере компенсируется более высоким приростом реальной заработной платы (зачастую при низком ее уровне). Прежде всего, это трудоизбыточные регионы, из которых до сих пор наблюдался отток рабочей силы в центральную часть России или в немногие другие агломерации (Вологодская область, Курская область, Республика Тыва, ряд республик Северного Кавказа) (рис. 2). Этот квадрант условно можно назвать "Зона трансформаций", хотя нельзя исключать, что прирост зарплаты может быть связан и с ее вынужденным выходом из тени в период пандемии. В этом квадранте обращает на себя внимание Республика Тыва – регион с максимальным уровнем социально-экономического стресса (11,2 пункта). Этот показатель складывается из сильнейшего прироста безработицы (на 7,8 п.п. против среднероссийского прироста в 1,4 п.п.), а также из инфляции в 3,4% при среднероссийском показателе в январе-июне в 2,7%.
В целом нельзя утверждать, что данные тенденции являются сколько-нибудь уникальными для кризисного времени. Скорее они являются продолжением традиционного для России центростремления (то есть перетока людей в две крупнейшие агломерации) и поиска высоких зарплат в регионах, расположенных в зоне сурового климата. С другой стороны, удар коронакризиса по розничной торговле, транспортному сектору и сфере услуг в целом сказался на ситуации в ряде регионов, обострив старые проблемы и создав зону социальноэкономического риска.
Проведенный анализ также показал чрезвычайно высокую дифференциацию ФО и регионов как по их вкладу в совокупный объем общероссийского промышленного производства (что напрямую корреспондирует со вкладом в ВВП в целом), так и с точки зрения уровня безработицы и заработных плат. На наш взгляд, в силу этого невозможно устроить конкуренцию очень разноплановых и несопоставимых регионов, опираясь на KPI для их руководителей, привязанные исключительно к текущим темпам экономической динамики территорий.
Подобная идея высказывалась западными исследователями, проводившими параллель между современным Китаем, Россией и СССР (РСФСР) периода совнархозов. Известно, что в Китае преуспевшие в развитии своих провинций руководители получают дополнительные козыри при переходе на руководящие должности в Пекине (при всех коррупционных искажениях в движении социальных лифтов). В то же время в СССР такая идея в еще более ранний период (в конце 1950-х – начале 1960-х гг.) не сработала. Одна из причин – в размерах и степени отраслевой дифференциации региональных экономик. Китайские провинции имеют крупные, сопоставимые и весьма диверсифицированные экономики, результаты функционирования которых можно сопоставлять. В СССР регионы были мелкими и идея соревнования руководителей совнархозов, сработавшая в директивной экономике Китая, в казалось бы такой же по устройству советской экономике не сработала.
На этом фоне в сегодняшней России, в целом унаследовавшей региональную структуру от РСФСР, периодически возникает идея укрупнения регионов. Она имеет определенные экономические основания, но наталкивается на сопротивление местных элит. Если все же искать пути для повышения соревновательности между регионами, то возможно, это могли бы быть аналоги современных ФО, но только гораздо менее разнородные и диверсифицированные.
Конечно, проблема создания здоровой конкуренции между региональными руководителями – это не единственная и, возможно, не самая главная задача в совершенствовании федерализма. Понятно, что в этой области накоплен богатый и многообразный опыт многих стран с федеративным устройством.
В общем, есть над чем подумать экспертам, работающим в сфере совершенствования региональной экономической политики. И здесь, наверное, стоит обратить внимание не только на перспективы развития средних и малых городов, которые в постпандемическую эпоху могут бросить вызов душным, перенаселенным и зачастую опасным для жизни и здоровья традиционным агломерациям, но и на оптимальное, с точки зрения общенациональных интересов, повышение экономической активности региональных властей. Для огромной страны – это тоже путь столь необходимого ускорения экономического роста. Время не ждет.
http://www.hse.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу
Недавно вышедшая статистика об итогах экономического развития регионов России в первом полугодии 2020 г. позволяет оценить дифференциацию пространственной экономической динамики как в сфере производства товаров и услуг (что делается в рамках расчета Сводного индекса региональной экономической активности, РЭА), так и с учетом занятости, уровня и динамики заработной платы, инфляции и безработицы (чему посвящена данная работа). Последнее важно как с точки зрения устойчивого воспроизводства человеческого капитала, так и поддержания позитивных общественнополитического настроений, которые могут способствовать и росту производства, и социальной стабильности.
Федеральные округа в 2020 г.: значительный разброс по уровню социально-экономического стресса
При этом особое значение имеет ситуация в регионах с наиболее масштабной экономикой. На уровне федеральных округов (ФО), прежде всего, надо выделить Центральный ФО, где объем отгрузки товаров и услуг в промышленности в первом полугодии 2020 г. составил примерно треть от общероссийского; Приволжский и Уральский ФО с объемом отгрузки примерно вполовину от всего Центрального ФО и почти столько же, сколько в Москве (17% от общероссийского показателя); а также Северо-Западный и Сибирский ФО (объем отгрузки около 12 и 11% соответственно). В Южном и Дальневосточном ФО в первом полугодии было отгружено 6,3 и 5,6% от общероссийского показателя, а в СевероКавказском ФО официальная статистика говорит об 1,7% общероссийской отгрузки (табл. 1). Таким образом, разница между ФО по объемам выпуска в промышленности достигала 20 раз (без учета Москвы – 9 раз). Хотя эти соотношения относятся только к индустриальному сектору, а не к производству ВРП в целом (включающего все прочие сектора экономики), но и они дают некоторое представления об очень значительной разнице масштабов экономики российских ФО.
Таблица 1. Показатели заработной платы, инфляции и безработицы, а также индекса социально-экономического стресса (ИСЭС) в федеральных округах России (чем выше значение индекса – тем сильнее стресс)
Примечание. Следует иметь в виду, что расчетные данные по уровню и динамике номинальной и реальной заработной платы, приведенные в данной работе и полученные нами на основе прямых данных Росстата, не во всем совпадают с итоговыми данными Росстата по России в целом. В частности, это относится к росту номинальной и реальной заработной платы по России в целом за январь-май и январь-июнь 2020 г. относительно того же периода прошлого года. Так, прирост среднемесячной номинальной зарплаты за январь-июнь, по нашим расчетам, составляет 7,6%, а по данным Росстата – 6,2%. Прирост реальной зарплаты составляет 4,9 и 3,4% соответственно.
Источник: Росстат и расчеты Института "Центр развития" НИУ ВШЭ по данным Росстата
В таблице 1 приводятся данные по зарплатам, индексу потребительских цен (ИПЦ) и безработице в ФО и некоторых субъектах РФ. Разброс по уровню номинальных заработных плат в мае среди ФО (без учета самых обеспеченных регионов – Москвы и ЯмалоНенецкого автономного округа) составил 2 раза (63 и 32 тыс. руб. в ДВФО и СКФО соответственно), по уровню безработицы во втором квартале 2020 г. – почти 4 раза (3,9 и 14,2% в ЦФО и СКФО), по ее приросту относительно второго квартала 2019 г. – 4 раза (3,2 и 0,8% в CКФО и ДВФО). Разница в приросте потребительских цен между ФО составляет 1,5 раза, варьируя в январе-мае от 3,6% в ДВФО до 2,5% в ЮФО.
Если за индекс социально-экономического стресса принять сумму прироста безработицы во втором квартале и потребительской инфляции в первой половине 2020 г. (относительно того же периода прошлого года), ситуация в разных ФО предстанет очень по-разному.
На минимальном уровне (что следует расценивать позитивно) индекс социальноэкономического стресса находится в Центральном, Южном, Приволжском и Уральском ФО (3,7; 3,8; 4,0; 4,2 соответственно). Далее идут Северо-Западный и Дальневосточный ФО (4,4 у обоих). Это приморские регионы, последний из которых к тому же расположен ближе к менее страдающему от мировой рецессии Китаю и Азиатскому региону. Наихудшее положение у Сибирского и Северо-Кавказского ФО, где индекс стресса составляет 5,2 и 6,4 пункта соответственно (табл. 1).
Этот индекс лишь частично характеризует качество управления экономикой на уровне ФО, так как увеличение безработицы и потребительская инфляция далеко не полностью определяются качеством регионального менеджмента (например, антикризисной поддержкой бизнеса, созданием условием для роста малых предприятий и тормозящим инфляцию снятием барьеров для притока в регион новых поставщиков продукции). Однако все же он говорит и об этом. Кроме того, определенное значение имеет учет значительного разброса показателей между ФО с точки зрения возможных новаций в региональной политике, в том числе идей и попыток укрупнения регионов, обсуждаемых и выдвигаемых в течение последних 25 лет. Некоторые соображения на этот счет выскажем в конце данного сюжета. А пока спустимся с уровня ФО на уровень отдельных субъектов федерации.
Российские регионы: дифференциация социально-экономического положения в ходе кризиса усиливается
Сразу отметим, что разброс в объемах промышленного производства (отгрузки товаров и услуг) между субъектами Российской Федерации кратно больше, чем между ФО: по уровню вариации примерно в 2 раза, а по соотношению между максимальным и минимальным уровнем – более чем в 30 раз (673 раза против 19,5 с учетом Москвы). Наибольшая средняя номинальная зарплата традиционно фиксируется в регионах с развитой добывающей промышленностью, находящихся в зоне сурового климата, где работают преимущественно вахтовым методом. Максимальная зарплата – на Чукотке (около 127 тыс. руб. в мае 2020 г.), минимальная – в Ивановской области (менее 29 тыс. руб.), немногим выше она в республиках Северного Кавказа. Высокие номинальные зарплаты зафиксированы в Москве (91,8 тыс. руб.), а также в Ханты-Мансийском автономном округе–Югре (около 90 тыс. руб.) и в Ямало-Ненецком автономном округе (около 141 тыс. руб.).
Темпы роста номинальных заработных плат в период пандемии замедлились, но удивительным образом остались в положительной области. Если в целом по России уровень номинальных зарплат, исходя из наших расчетов на основе прямых данных, опубликованных на сайте Росстата4 , в январе-марте 2020 г. вырос относительно того же периода прошлого года на 10%, то в апреле-мае – на гораздо меньшие, но все равно заметные 4,3%. Вопросы к статистике Росстата остаются, в будущем возможен пересмотр данных, но при оперировании текущей информацией можно отметить, что в апреле-мае максимальные темпы прироста номинальной зарплаты год к году наблюдались в Саратовской области (плюс 15%), тогда как Костромской, Московской и Новгородской областях номинальная зарплата снизилась (-6, -2,2 и -0,6% год к году, соответственно).
Ниже – при расчете сводных рейтингов и показателей – подробнее рассмотрим динамику гораздо более информативного показателя – реальной заработной платы, с учетом посчитанной нами в региональном разрезе годовой инфляции на основе данных Росстата о цепных (месяц к месяцу) индексах потребительских цен. А пока коснемся уровня безработицы и инфляции, которые с разных сторон характеризуют уровень экономического стресса, переживаемого работниками и их семьями в целом.
Дальнейший детальный анализ ситуации в регионах основан на использовании диаграмм рассеяния: оси диаграммы соответствуют двум рассматриваемым параметрам, а сама диаграмма разбивается на 4 квадранта: в зависимости от попадания в тот или иной квадрант дается характеристика ситуации в регионе. Так, на рис. 1 по горизонтальной оси отложен уровень безработицы, по вертикальной – уровень инфляции.
Наилучшей можно считать ситуация там, где и инфляция, и безработица ниже средних показателей (третий квадрант). В эту категорию попали, в частности, г. Москва и СанктПетербург, а также Чукотский АО и Московская область (рис. 1). Среди регионов, где ситуация по обоим выбранным показателям сейчас хуже среднероссийских показателей (первый квадрант, где наблюдается своего рода стагфляция) находятся некоторые республики Северного Кавказа, в частности, Ингушетия и Дагестан (где очень высокая официальная безработица – выше 10%), а также представитель СФО – Республика Тыва и дальневосточные регионы – Республика Бурятия и Забайкальский край (рис. 1).
Давление намного более высокого, чем в среднем по России, уровня безработицы просматривается в ряде республик CКФО и в Сибири (в частности, в Республике Алтай и в Омской области). Инфляционный всплеск наиболее сильно в России ощущается в Амурской области, а также в ЦФО (Воронежская, Тамбовская и Костромская области) и в СЗФО (Республика Коми и Архангельская область) (рис.1).
Рис. 1. Диаграмма рассеяния: безработица (ось абсцисс, II квартал 2020 г.) и инфляция (ось ординат, прирост год к году в январе-июне 2020 г.) , в %
Примечание. Пунктирные линии обозначают уровни показателей по России в целом.
Сокращения: МСК – Москва, СПБ – Санкт-Петербург; КБР – Кабардино-Балкарская Республика; КЧР – Карачаево-Черкесская Республика.
Источник: расчеты Института "Центр развития" НИУ ВШЭ на основе данных Росстата.
Более сложный вариант диаграммы рассеяния представлен на рис. 2. Здесь по оси абсцисс отложен индекс экономического стресса, то есть суммированные темпы ИПЦ (в январеиюне 2020 г., год к году) и увеличения безработицы в кризисном втором квартале 2020 г. относительно того же периода 2019 г. А по оси ординат отложен прирост реальной зарплаты, рассчитанный нами на основе последних данных Росстата об уровне номинальной заработной платы и индексах потребительских цен.
Если опираться на эту диаграмму, наиболее благоприятной можно считать ситуацию в регионах, попавших во второй (левый верхний) квадрант, где индекс социальноэкономического стресса ниже среднего по России, а прирост реальной зарплаты выше (рис. 2); этот квадрант условно можно назвать "Лучше средних показателей". Сюда попали 24 региона: Белгородская обл., Брянская обл., Тамбовская обл., Тверская обл., Республика Карелия, Псковская обл., Республика Адыгея, Республика Калмыкия, Республика Крым, Астраханская обл., Ставропольский край, Чувашская Республика, Пермский край, Кировская обл., Оренбургская обл., Пензенская обл., Саратовская обл., Курганская обл., Республика Алтай, Алтайский край, Новосибирская обл., Приморский край, Магаданская обл., Чукотский АО. При этом максимальные по России темпы прироста реальной заработной платы – в Саратовской области (12,5%), а минимальный индекс стресса – в Чукотском автономном округе, где прирост инфляции всего на 1,7% сопровождался снижением за год уровня безработицы на 1,2% (табл. 2).
Наименее благоприятная ситуация – в регионах из четвертого (правого нижнего) квадранта. Сюда попали некоторые регионы ЦФО, ПФО, УФО и СЗФО, а также Северного Кавказа – всего их 18 (рис. 2 и табл. П1): Владимирская обл., Воронежская обл., Ивановская обл., Костромская обл., Ярославская обл., Республика Коми, Архангельская обл., Новгородская обл., Республика Дагестан, Республика Ингушетия, Чеченская Республика, Республика Башкортостан, Республика Марий Эл, Удмуртская Республика, Ульяновская обл., Свердловская обл., Иркутская обл., Омская обл. При этом минимальные по России темпы прироста реальной заработной платы – также у представителей данной группы регионов: в Новгородской (-12,5%) и Костромской области (-3,1%).
В третий квадрант (левый нижний, его можно назвать "Стресс и рост зарплат ниже среднего") попали регионы, в которых индекс социально-экономического стресса ниже среднего по России, как и прирост реальной заработной платы. Сюда, в частности, вошли регионы, привлекательные для трудовых мигрантов (г. Москва и Санкт-Петербург), имеющие выгодное географическое положение (Камчатский край, Московская обл., Смоленская область) и некоторые другие (рис. 2).
Рис. 2. Диаграмма рассеяния: прирост реальной заработной платы (ось ординат, январь-май 2020 г.) и индекс социально-экономического стресса (ось абсцисс, прирост безработицы во II квартале 2020 г. ко II кварталу 2019 г., прирост ИПЦ в январе-июне 2020 г.)
Примечание. Пунктирные линии обозначают уровни показателей по России в целом (по данным Росстата).
Сокращения: МСК – Москва; СПБ –Санкт-Петербург; КБР – Кабардино-Балкарская Республика; КЧР – Карачаево-Черкесская Республика.
Источник: расчеты Института "Центр развития" НИУ ВШЭ на основе данных Росстата.
Наконец, для регионов, попавших в первый квадрант (правый верхний), характерен более высокий, чем в среднем по России, индекс социально-экономического стресса, который в определенной мере компенсируется более высоким приростом реальной заработной платы (зачастую при низком ее уровне). Прежде всего, это трудоизбыточные регионы, из которых до сих пор наблюдался отток рабочей силы в центральную часть России или в немногие другие агломерации (Вологодская область, Курская область, Республика Тыва, ряд республик Северного Кавказа) (рис. 2). Этот квадрант условно можно назвать "Зона трансформаций", хотя нельзя исключать, что прирост зарплаты может быть связан и с ее вынужденным выходом из тени в период пандемии. В этом квадранте обращает на себя внимание Республика Тыва – регион с максимальным уровнем социально-экономического стресса (11,2 пункта). Этот показатель складывается из сильнейшего прироста безработицы (на 7,8 п.п. против среднероссийского прироста в 1,4 п.п.), а также из инфляции в 3,4% при среднероссийском показателе в январе-июне в 2,7%.
В целом нельзя утверждать, что данные тенденции являются сколько-нибудь уникальными для кризисного времени. Скорее они являются продолжением традиционного для России центростремления (то есть перетока людей в две крупнейшие агломерации) и поиска высоких зарплат в регионах, расположенных в зоне сурового климата. С другой стороны, удар коронакризиса по розничной торговле, транспортному сектору и сфере услуг в целом сказался на ситуации в ряде регионов, обострив старые проблемы и создав зону социальноэкономического риска.
Проведенный анализ также показал чрезвычайно высокую дифференциацию ФО и регионов как по их вкладу в совокупный объем общероссийского промышленного производства (что напрямую корреспондирует со вкладом в ВВП в целом), так и с точки зрения уровня безработицы и заработных плат. На наш взгляд, в силу этого невозможно устроить конкуренцию очень разноплановых и несопоставимых регионов, опираясь на KPI для их руководителей, привязанные исключительно к текущим темпам экономической динамики территорий.
Подобная идея высказывалась западными исследователями, проводившими параллель между современным Китаем, Россией и СССР (РСФСР) периода совнархозов. Известно, что в Китае преуспевшие в развитии своих провинций руководители получают дополнительные козыри при переходе на руководящие должности в Пекине (при всех коррупционных искажениях в движении социальных лифтов). В то же время в СССР такая идея в еще более ранний период (в конце 1950-х – начале 1960-х гг.) не сработала. Одна из причин – в размерах и степени отраслевой дифференциации региональных экономик. Китайские провинции имеют крупные, сопоставимые и весьма диверсифицированные экономики, результаты функционирования которых можно сопоставлять. В СССР регионы были мелкими и идея соревнования руководителей совнархозов, сработавшая в директивной экономике Китая, в казалось бы такой же по устройству советской экономике не сработала.
На этом фоне в сегодняшней России, в целом унаследовавшей региональную структуру от РСФСР, периодически возникает идея укрупнения регионов. Она имеет определенные экономические основания, но наталкивается на сопротивление местных элит. Если все же искать пути для повышения соревновательности между регионами, то возможно, это могли бы быть аналоги современных ФО, но только гораздо менее разнородные и диверсифицированные.
Конечно, проблема создания здоровой конкуренции между региональными руководителями – это не единственная и, возможно, не самая главная задача в совершенствовании федерализма. Понятно, что в этой области накоплен богатый и многообразный опыт многих стран с федеративным устройством.
В общем, есть над чем подумать экспертам, работающим в сфере совершенствования региональной экономической политики. И здесь, наверное, стоит обратить внимание не только на перспективы развития средних и малых городов, которые в постпандемическую эпоху могут бросить вызов душным, перенаселенным и зачастую опасным для жизни и здоровья традиционным агломерациям, но и на оптимальное, с точки зрения общенациональных интересов, повышение экономической активности региональных властей. Для огромной страны – это тоже путь столь необходимого ускорения экономического роста. Время не ждет.
http://www.hse.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу