КОМПИЛЯЦИЯ :: Долларовый национализм » Страница 69 » Элитный трейдер
Элитный трейдер


КОМПИЛЯЦИЯ :: Долларовый национализм

Утвердившийся в 1920-е гг. международный денежный порядок был разрушен бурей Великой депрессии, вернее, он рухнул под давлением внутренних противоречий в ходе вызванной ими депрессии
4 января 2012

Утвердившийся в 1920-е гг. международный денежный порядок был разрушен бурей Великой депрессии, вернее, он рухнул под давлением внутренних противоречий в ходе вызванной ими депрессии. Одной из самых пагубных черт депрессии была международная волна банковских крахов, а причиной этих банкротств были инфляция и чрезмерная кредитная экспансия, т.е. плоды управляемого международного золотодевизного стандарта. Когда начала рушиться пирамида банковских кредитов, следом за ней одна за другой посыпались национальные банковские системы; так же, как в ходе инфляции происходило наращивание международных платежных обязательств, так и массовое предъявление их к оплате породило обоснованное сомнение в надежности банков, и это стало причиной эпидемии банкротств. Крах банковских систем в странах со слабыми валютами способствовал росту напряженности в других странах со слабыми валютами, которая в конце концов достигла основания шаткой пирамиды – Британии и США.

Масштабный банковский кризис начался в Австрии, которая так и не смогла оправиться после расчленения империи в соответствии с Версальским договором. В 1929 г. на грани банкротства оказался крупный венский банк «Боден-Кредит-Анштальт». Крупнейшие банковские организации мира -

«Джи Пи Морган», «Хаус оф Ротшильд», Федеральный резервный банк Нью-Йорка – предприняли отчаянные усилия для его спасения, но ценой огромных затрат сумели лишь оттянуть его окончательный крах до мая 1931 г. Вместо того чтобы смириться с полным банкротством своих банковских систем, Австрия, а следом за ней Германия и другие европейские страны в 1931 г. вышли из золотого стандарта.

Но сохранение международной валютной системы зависело от Британии, которая являлась опорой и сутью мирового золотодевизного стандарта. Архитектура золотодевизного стандарта в сочетании с инфляцией и дешевым кредитом сделали Британию основой мировой валютной системы, так что когда занервничавшие иностранцы потребовали обменять их фунты на золото или доллары, давление на фунт стерлингов оказалось огромным. В 1920-е гг. британские банки предоставили большие кредиты Германии, и после краха ее банковской системы давление на фунт еще больше усилилось. Но Британия могла бы спасти положение, если бы прибегла к методам терапии классического золотого стандарта, резко повысив ставку банковского процента, чтобы привлечь средства со всего мира. Такое временное ужесточение денежной политики и подавление инфляции внушило бы иностранцам доверие к устойчивости фунта, и они отказались бы от требования конвертировать свои стерлинговые авуары в золото. В ходе прошлых денежных кризисов, например, Британия одним махом поднимала ставку по банковским кредитам до 10% и, временно сжимая объем денежной массы, останавливала инфляцию. Но в 1931 г. политический климат был таков, что вопрос о дефляции и твердой валюте даже не поднимался. Так что мировые финансовые круги ошеломленно наблюдали, как Британия продолжала держать низкую ставку процента, которая ни разу не поднялась выше 4,5%, а чтобы компенсировать потери уплывавшего из страны золота, продолжала печатать фунты. Когда давление на фунт стало труднопереносимым, Британия в сентябре 1931 г. цинично отказалась от золотодевизного стандарта, распрощавшись с той самой денежной системой, которую силой и хитростью навязала Европе. Ради продолжения инфляционной политики Британия пожертвовала ей же самой созданной международной денежной системой.

Европейская денежная система распалась на враждующие валютные блоки, породив такие явления, как валютный контроль, торговые ограничения и колеблющиеся валютные курсы. Вслед за Британией от золотого стандарта отказались очень многие страны за исключением Бельгии, Голландии, Франции, Италии, Швейцарии и США. Колонии и доминионы Британской империи образовали стерлинговый блок, в котором курсы валют фиксировались относительно фунта стерлингов. Самое смешное заключалось в том, что фунт, обретя в результате отказа Британии от золотого стандарта свободу, быстро пришел к естественному для него курсу – 3,40 долл. за фунт. Грандиозный эксперимент по восстановлению довоенного золотого паритета с помощью искусственной формы золотого стандарта окончился для Британии и для всего мира катастрофой.

В последние недели существования гуверовской администрации США сделали отчаянную попытку восстановить международную валютную систему. На этот раз Британия получила предложение вернуться к золотому стандарту при новом, намного более реалистичном золотом паритете в обмен на списание значительной части военного долга. В этом случае валютный курс фунта не был бы завышен, и экспортные отрасли Британии не страдали бы от хронической депрессии. Но в британцах взыграла имперская спесь, и они потребовали поднять цены до уровня 1929 г., т.е. до начала депрессии. Не оставалось сомнений, что под лозунгом «стабилизации цен» скрывалась не столько стабильность, сколько просто высокие цены, и что целью является инфляция и возвращение к ценам, существовавшим в период бума. Британия отвергла предложение американцев и тем разрушила последние надежды на восстановление стабильности и порядка в международной торговле.

Судьба мировых денег оказалась в руках США, самой большой и сильной из стран, сохранивших золотой стандарт. Попытки Федерального резерва бороться с депрессией путем увеличения денежной массы и снижения процентной ставки ослабляли доверие к доллару, а отток золота в сочетании с банкротством банков ослаблял позиции банковской системы. Наконец, в период междуцарствия между администрациями Гувера и Рузвельта масштаб банковских банкротств принял угрожающий характер. Банковская система с частичным резервированием не в состоянии выдержать массовое снятие денег со счетов, поэтому у правительства в этой ситуации было всего две возможности. Последовательные сторонники режима laissez fairene мешали бы банкам разоряться и провели бы быструю и решительную хирургическую операцию, в результате которой инфляция ушла бы в прошлое, а в стране остались бы только надежные банки и по-настоящему «твердая» и стабильная валюта. Другая возможность заключалась в том, чтобы объявить «банковские каникулы», т.е. освободить банки от необходимости платить по обязательствам, а затем выйти из золотого стандарта и оставить инфлированные неразменные бумажные деньги. Нужно отдавать себе отчет, что обе администрации -Гувера и Рузвельта – не имели ни малейшего намерения вести политику в духе laissez faire, хотя, разумеется, там велись горячие споры о целесообразности отказа от золотого стандарта.

Администрации президента Рузвельта предстояло решить -выходить из золотого стандарта или сохранить его. Идея «банковских каникул» была одобрена практически единогласно, но вопрос о будущем золотого стандарта вызвал раскол.

В то время как большинство университетских экономистов твердо стояли за золотой стандарт, неутомимый Ирвинг Фишер, рвение которого объяснялось личной заинтересованностью в повышении цен на акции, развернул активную агитацию за инфляцию. Поскольку декларируемой целью Ассоциации за стабильные деньги была стабилизация цен, а Фишер и другие инфляционисты мечтали о резком повышении цен, эта ассоциация была ликвидирована, и на ее базе был создан новый открыто инфляционистский Национальный комитет за восстановление уровня цен и покупательной способности. Основанный в январе 1933 г., Национальный комитет открыто призывал к «рефляции» до уровня начала 1929 г. и только после решения этой задачи намеревался заняться стабилизацией цен. Комитет, оказывавший значительное влияние на решения Рузвельта, состоял главным образом из видных бизнесменов. Инициаторами создания Комитета были Винсент Бендикс, президент «Бендикс авиэйщн», и Роберт Вуд, глава «Сирз, Роубэк энд компани». В конце 1932 г. к ним присоединились Фрэнк Вандерлип, единомышленник Фишера и бывший президент «Нэшнл сити бэнк оф Нью-Йорк», Джеймс Хэнд-мл. из корпорации «Ремингтон рэнд» и Магнус Александер, глава Совета национальной промышленной конференции.

Среди других членов Национального комитета были: Фред Сексауэр, президент Кооперативной ассоциации союза владельцев молочных ферм; Фредерик Фрэзер, председатель совета директоров «Дженерал бэнкинг компани»; автомобильный магнат Э. Л. Корд; Лессинг Розенвальд, председатель совета директоров компании «Сирз, Роубэк»; Сэмюэл Фелс из «Фелз энд компани»; Филипп Ригли, президент «Уильям Ригли компани»; Джон Генри Хаммонд, председатель совета директоров «Бангор энд Арустук рейлроуд»; Эдвард О’Нил, глава Американской федерации фермерских бюро; Л. Д. Тейбер, глава «Нэшнл Грейндж»; Ф. Р. Вурлитцер, вице-президент «Рудольф Вурлит-цер мануфэкчуринг компани»; Уильям Макавини, президент компании «Гудзон мотор компани»; Фрэнк Гэннетт из «Гэн-нетт ньюспейперз» и банкир из штата Индиана Уильям Уирт. Примечательно, что та же самая группа консервативных промышленников позднее, в конце 1930-х гг., образовала Комитет за конституционное правительство, выступивший против политики Нового курса. Законности потребовали те самые люди, которые на заре Нового курса выступали за инфляцию, восстановление прежнего уровня цен и выход из золотого стандарта.

С Национальным комитетом были связаны еще два деятеля, оказывавшие влияние на решения Франклина Рузвельта: Джордж Уоррен, специалист по экономике сельского хозяйства, и его коллега Фрэнк Пирсон, которые были вдохновителями рузвельтовской программы непрерывного повышения покупной цены золота.

В момент создания Национальный комитет включал несколько сот лидеров промышленных и сельскохозяйственных предприятий, а через год – уже более двух тысяч. Администрация Рузвельта реализовала его рекомендации: отказ от золотого стандарта и введение эмбарго на экспорт золота, девальвация доллара и повышение цены на золото. А когда в конце февраля Рузвельт, еще не вступивший в должность президента, обратился к Фишеру за советом, тот настоятельно рекомендовал немедленно отказаться от золотого стандарта, восстановить докризисный уровень цен и девальвировать доллар. А 3 9 апреля, когда Рузвельт выказал готовность проводить этот политический курс, восхищенный Фишер писал: «Теперь я уверен- насколько можно хоть в чем-то быть уверенным – что мы выберемся из этой депрессии. Теперь я один из самых счастливых людей в мире». В том же письме жене, наследнице солидного состояния семьи Хэзерд, Фишер добавляет:

Теперь моя главная забота добыть денег для нас. Возможно, придется опять обратиться к сестре [к сестре его жены, Каролине]… Последние несколько недель я не платил по счетам, потому что считал нечестным просить у сестры денег, когда не был уверен, что смогу когда-либо их вернуть. Я имею в виду, что если бы ФДР последовал совету Гласса, мы почти заведомо разорились бы. И то же самое было бы с «Эллайд кэмикл» [в которую была вложена значительная часть капиталов его жены] и с правительством США… Теперь я могу обратиться к сестре с чистой совестью.

Не только Фишером двигали как идейные, так и личные соображения. Позиция Национального комитета также имела экономическую подоплеку. Фермерские организации желали роста цен на сельскохозяйственную продукцию, в том числе роста экспортных цен, а в случае девальвации доллара именно этого и следовало ожидать. Что касается остальных членов Комитета и других сторонников инфляции, то Герберт Фейс замечает:

К весне 1933 г. различные группы и организации громко требовали осуществить инфляцию или девальвацию, или то и другое сразу. Самым эффективным, пожалуй, был Национальный комитет. Среди его членов были крупные торговцы, такие, как глава «Сирз, Роубэк», некоторые журналисты, дельцы с Уолл-стрит и ряд валютных спекулянтов. Они хотели, чтобы США вышли из золотого стандарта и девальвировали доллар, что обещало им прибыль либо как валютным спекулянтам, либо как производителям. Девальвация обещала выгоду еще одной, более консервативной группе, тем, кто уже вывез золото из страны или каким-то другим путем заполучил ликвидные активы в иностранных банках. Они полагали, что всего лишь защищают свой капитал… Потом еще были экспортеры, особенно экспортеры сельскохозяйственной продукции, которые попали в неблагоприятное положение после того, как Великобритания вышла из золотого стандарта и курс фунта по отношению к доллару значительно упал.

Решение о девальвации и отказе от золотого стандарта поддерживали и такие консервативные банкиры, как Джеймс Варбург из «Кун, Лёб энд компани», один из главных советников Рузвельта в области денежной политики; Чарльз Дауэс, чикагский банкир и бывший вице-президент; Мелвин Трейлор, президент «Фёрст нэшнл бэнк оф Чикаго»; Фрэнк Альтшул из международного банка «Лазар Фрер»; и Расселл Леффингвелл, совладелец банка «Джи Пи Морган эпд компани». Леффингвелл говорил Рузвельту, что его действия «жизненно необходимы и они самое важное из всего полезного, что вы сделали». Да и сам Морган приветствовал решение Рузвельта отказаться от золотого стандарта:

Я одобряю решение президента и министра финансов, наложивших эмбарго на экспорт золота. Стало очевидным, что усилия по поддержанию премии к курсу доллара относительно обесценившихся иностранных валют оказали понижающий эффект на и без того низкие цены, заработную плату и занятость. Мне представляется ясным, Что для выхода из депрессии необходимо победить силы, способствующие дефляции. В силу этого я рассматриваю принятое решение как наилучшее в данных обстоятельствах.

Видными пропагандистами идеи отказа от золота были издатели Дэвид Стерн и Уильям Рэндольф Херст, финансист Джеймс Кромвель и декан гарвардской школы бизнеса Уоллес Донхэм. Это решение одобрили консервативные сенаторы-республиканцы: Дэвид Рид из Пенсильвании и лидер республиканского меньшинства Чарльз Макнэри из Орегона, а Артур Ваиденберг из Мичигана с удовлетворением заявил, что теперь американцы смогут конкурировать на мировых рынках «впервые за много-много месяцев». Ванденберг заключил, что «отказ от поддержки курса доллара может оказаться исчерпывающим ответом на проблемы нашего экспорта».

Помимо мощного хора одобрения, были и противники отказа от золотого стандарта. Ведущими голосами оппозиции опять стали два экономиста из банковских кругов, выступавшие с критикой политики Стронга-Моргана на протяжении всех 1920-х гг.: д-р Бенджамин Андерсон из ориентированного на Рокфеллера «Чейз нэшнл бэнк» и д-р Паркер Уиллис, редактор «Джорнэл оф коммерс» и главный советник сенатора Картера Гласса (демократ из Виргинии), являвшийся министром финансов в администрации Вильсона. С протестом против отказа от золотого стандарта и политики стабилизации цен выступила Торговая палата США, а Торговая палата штата Нью-Йорк призвала восстановить золотой стандарт. В финансовых кругах ведущими критиками решения Рузвельта были Уинтроп Олдрич, родственник Рокфеллера и глава «Чейз нэшнл бэнк», и глава Бюджетного бюро Льюис Дуглас из семьи аризонских горнопромышленников, который находился в родстве с международным банкиром Генри Шредером, а впоследствии стал послом в Англии и главой компании «Мьючуал лайф иншурэнс». Дуглас доблестно, хоть и безуспешно, сражался с идеей отказа от золота и остальными политическими новшествами Нового курса.

К концу апреля 1933 г. вопрос о выходе из золотого стандарта был практически решен и курс доллара относительно золота и валют, размениваемых на золото, начал быстро падать. Британия, которая несколькими неделями ранее надменно отвергла идею международной стабилизации, теперь перепугалась: валютный блок и девальвация фунта для укрепления своих экспортных позиций это одно, но девальвация доллара и перспектива того, что американский экспорт вытеснит британские товары, – это совсем другое. Англичанам хватило нахальства, чтобы осудить США за выход из золотого стандарта; теперь их последней надеждой стало восстановление международной валютной системы па лондонской Всемирной экономической конференции в июне 1933 г.

Подготовка к конференции шла под эгидой Лиги наций и растянулась на целый год. Целью был поиск путей выхода из мирового экономического и финансового кризиса и «восстановление устойчивости валютной системы». Администрация Гувера планировала использовать конференцию для восстановления международного золотого стандарта, но вследствие отказа администрации Рузвельта от золотого стандарта в марте и апреле 1933 г. американская позиция радикально изменилась. С началом работы конференции сразу же выделились три основных позиции: золотой блок, т.е. страны, во главе с Францией, еще сохранявшие золотой стандарт, которые желали немедленного возврата к полноценному международному золотому стандарту с фиксацией курса основных валют по отношению к золоту; США, которых теперь больше всего занимала политика внутренней инфляции и подъема уровня цен; и Британия со своими доминионами, мечтавшая о той или иной комбинации этих двух планов. Было неясно, возможно ли найти приемлемый для всех компромисс.

Премьер-министр Великобритании Рамсей Макдональд и ведущие государственные деятели других стран прибыли по приглашению президента Рузвельта в Вашингтон для проведения двусторонних переговоров. Удалось достичь довольно смутных договоренностей о намерениях; самым оригинальным было американское предложение» сформулированное Уильямом Буллиттом и отвергнутое Францией, о создании механизма координации мировой инфляции и девальвации валют.

Состоялось серьезное обсуждение предложения, выдвинутого США и решительно отвергнутого странами с золотым стандартом, согласно которому весь мир должен подключиться к политике «дешевых денег», причем не только через энергично осуществляемую программу скоординированной кредитной экспансии и стимулирования экономики посредством проведения общественных работ, но и через одновременную девальвацию на определенный процент всех валют, которые еще сохраняли обменный курс на докризисном уровне.

Состав американской делегации был смешанным, но консервативные сторонники золотого стандарта могли черпать мужество в том, что ее экономическим советником был Джеймс Барбург, известный как разработчик плана международной стабилизации на основе золотого стандарта с более реалистичными обменными курсами. Кроме того, для обсуждения предложений по временной стабилизации главных валют были посланы консервативно настроенные деятели – профессор Оливер Спрэг и Джордж Харрисон, управляющий Федеральным резервным банком Нью-Йорка. К тому же президент никак не отреагировал на петицию 85 конгрессменов, в том числе десяти сенаторов, с предложением назначить на пост экономического советника американской делегации радикального инфляциониста и противника золотого стандарта священника Чарльза Кофлина.

Всемирная экономическая конференция, на которую съехались делегации 64 стран, открылась в Лондоне 12 июня 1933 г. Первый кризис разразился из-за французского предложения о «валютном перемирии», т.е. о стабилизации на время проведения конференции обменных курсов между долларом, фунтом и франком. Этот весьма разумный план имел целью заложить основу для долговременной стабилизации обменных курсов на основе золотого стандарта. Британцы выразили согласие, но при условии, что курс фунта относительно доллара останется невысоким, чтобы не потерять экспортные преимущества, приобретенные в результате девальвации фунта в 1931 г. 16 июня Спрэг и Харрисон заключили с англичанами и французами соглашение о временной стабилизации обменных курсов трех валют, зафиксировали курс 4,0 долл. за фунт и дали обязательство, что в период действия соглашения Америка воздержится от значительной девальвации доллара.

Американские представители убеждали Рузвельта принять соглашение, причем Спрэг предостерегал, что «отказ будет иметь ужасающие последствия», а Варбург заявил, что без стабилизации «практически невозможно претендовать па ведущую роль в установлении устойчивого экономического мира». Рузвельт практически мгновенно, уже 17 июня, отверг соглашение сразу по двум причинам: курс фунта не должен быть ниже 4,25 долл. за фунт, и он не может принять никаких ограничений в области инфляции и повышения уровня внутренних цен. В заключение Рузвельт зловеще сказал: «…лично я считаю, что слишком большое значение приписывается текущим и временным колебаниям». А чтобы подтолкнуть американскую делегацию к пересмотру соглашения, Рузвельт 19июня напомнил Халлу: «Помните, что кабинеты, находящиеся под влиянием банкиров, придают слишком большое значение стабильности обменных курсов». Президентское вето возмутило англичан и французов, а раздраженный Джордж Харрисон оставил конференцию и вернулся домой, но американская делегация продолжала работу и 22 июня обнародовала официальное отношение к договору о временной стабилизации валютных курсов. Было заявлено, что временная стабилизация неприемлема, «потому что американское правительство считает своим самым важным вкладом усилия по подъему уровня цен».

После того как вопрос о временной стабилизации был торпедирован, конференция приступила к обсуждению долговременных решений, и самые важные дискуссии проходили в подкомитете по «немедленным мерам финансового оздоровления» комиссии по валютным и финансовым вопросам. В проекте резолюции, предложенном британской делегацией, подчеркивалась важность «дешевого и доступного кредита» для повышения мирового уровня цен на сырье и констатировалось, что «центральные банки основных держав должны наладить сотрудничество для обеспечения этих условий и заявить о своем намерении проводить политику дешевых и доступных денег с помощью операций на открытом рынке». Таким образом, британцы сделали акцент на координации инфляции, но ни словом не обмолвились о принципиальном вопросе – о стабилизации обменных курсов. Делегации Голландии, Чехословакии, Японии и Швеции подвергли критике британскую установку на инфляцию, а итальянская делегация предупредила, что если в основу политики положить увеличение количества денег и удешевление кредита, можно получить спекулятивный бум, за которым последует еще худший спад… Необдуманная и нерегулируемая [кредитная] экспансия приведет к разрушительным последствиям.

А французская делегация подчеркнула, что подлинное восстановление экономики невозможно без чувства экономической и финансовой безопасности:

Кто захочет давать кредиты перед лицом постоянной угрозы, что долг вернут обесцененными деньгами? Откуда возьмутся средства для финансирования обширных программ экономического восстановления и устранения безработицы, пока открыта возможность: что экономическая борьба будет перенесена в сферу валютных курсов?.. Одним словом, без стабильных денег не может быть устойчивого доверия; пока продолжается тезаврирование капитала, нам не найти решения.

После чего американская делегация предложила собственный проект резолюции, очень близкий к британскому, в котором игнорировался вопрос о стабильности валютных курсов и предлагалось тесное сотрудничество всех правительств и центральных банков в «проведении политики дешевого и доступного кредита», прежде всего с помощью операций на открытом рынке, способствующих росту денежной массы. Кроме того, страны должны синхронизировать политику государственных расходов и бюджетного дефицита.

Расхождение во взглядах на проблемы инфляции и цен не позволило достичь соглашения. По вопросу о золоте Великобритания предложила политическую декларацию, а США -проект резолюции, в обеих предусматривалось восстановление в будущем золотого стандарта, но и здесь был опущен вопрос об обменных курсах и о повышении уровня цен. И американцы, и англичане предлагали систему золотого стандарта еще более инфляционную, чем та, что действовала в 1920-е гг.: золото, будь то в виде монет или слитков, совершенно изымается из внутреннего оборота и может быть использовано только в международных расчетах; коэффициенты золотого покрытия валют должны быть понижены.

Как и могло быть предсказано заранее, выявились три подхода к вопросам о золотом стандарте и стабилизации валютных курсов. США, поддержанные только Швецией, выступили за дешевые деньги, поскольку стремились поднять уровень внутренних цен и предполагали только после его существенного увеличения перейти к стабилизации обменного курса. В международном сотрудничестве усматривался только механизм координации инфляционных мероприятий для повышения уровня цен. В своих требованиях США заходили даже дальше, чем Швеция, настаивая на возвращении к уровню цен 1926 г. Страны золотого блока критиковали денежную и ценовую инфляцию, напоминали о катастрофических послевоенных эпизодах, когда цены безудержно росли – деньги обесценивались, и настаивали на стабилизации обменных курсов и воздержании от девальваций Британия и страны стерлингового блока занимали промежуточную позицию. С одной стороны, им хотелось дешевого кредита и повышения уровня цен, но конечной целью им виделись возвращение к золотому стандарту и временная стабилизация обменных курсов основных валют.

Когда из-за непримиримых разногласий лондонская конференция забуксовала, страны золотого блока ударились в панику. С одной стороны, курс доллара слабел, что делало американские товары и валюту более привлекательными. А сложившаяся на конференции атмосфера беспросветности, к тому же, давала международным спекулянтам уверенность, что в ближайшем будущем многим из этих стран и самим придется отказаться от золотого стандарта. Поэтому уже в июне начался отток золота из этих стран, так что за один только месяц Голландия и Швейцария потеряли более 10% своего золотого запаса. Страны золотого блока предприняли последнюю попытку достичь компромисса и предложили на редкость обтекаемую резолюцию. Страны, подписавшие резолюцию, обязывались восстановить золотой стандарт и стабильные валютные курсы, при этом вопрос о величине паритета и дате возврата к золоту оставлялся на усмотрение каждой страны. Страны, сохранившие золотой стандарт, принимали обязательство действовать так и впредь, что было нетрудно, поскольку они только этого и желали. Все прочие страны подтверждали намерение в конечном итоге вернуться к золоту и принимали обязательство делать все возможное для ограничения валютных спекуляций и сотрудничать с другими центральными банками для достижения этих двух целей. Резолюция отличалась поразительной беззубостью, поскольку она обязывала США в конце концов вернуться к золотому стандарту и сотрудничать с другими странами в целях ограничения валютных спекуляций, т.е. примерно то же, что за неделю до того предложили сами американцы.

Совместную декларацию одобрили Спрэг и Варбург, Джеймс Кокс, глава Валютной комиссии конференции, и Раймонд Моули, исполнявший роль «политического комиссара» делегации. Моули являлся помощником государственного секретаря, а по взглядам был валютным националистом. Так вот, 30 июня Моули отослал декларацию Рузвельту и настоятельно рекомендовал принять ее, тем более что несколькими неделями ранее Рузвельт настаивал на том, что курс фунта не может быть зафиксирован на уровне ниже 4,25 долл., а в результате инфляции за июнь его курс поднялся до 4,40 долл. На противоположном берегу Атлантического океана лондонскую декларацию поддержали заместитель министра финансов Дин Ачесон, влиятельный уолл-стритский финансист Бернард Барух и Льюис Дуглас.

Не получив немедленного ответа от Рузвельта, Моули на следующее утро возбужденно телеграфировал президенту, что «не только успех, но даже продолжение конференции зависят от согласия США»33. 1 июля Рузвельт телеграфировал отказ, заявив, что Соединенным Штатам нужно время, чтобы «предпринимаемые нами усилия поднять уровень цен могли… принести плоды». Отказ Рузвельта от подписания совершенно безобидного соглашения сам по себе загадочен; но он полагал, что к несправедливости нужно добавить оскорбление, что нужно окончательно сорвать лондонскую конференцию, чтобы сделать совершенно невозможной перспективу стабилизации валютных курсов или восстановления международного валютного порядка. Поэтому 3 июля он обратился к лондонской конференции с открытым письмом, полным надменности и презрения, которое стало известным как «бомба», взорвавшая конференцию.

Послание открывается жестоким разносом самой идеи временной валютной стабилизации, которую Рузвельт отверг как «благонамеренное заблуждение» и «отвлекающий маневр». Мы должны, заявил Рузвельт, полностью сосредоточиться на «создании здоровой национальной экономики». В частности, на место старых идолов так называемых международных банкиров приходит планирование национального денежного обращения, имеющее целью обеспечить деньгам постоянную покупательную способность, чтобы… в будущем покупательная способность доллара осталась той же, какую мы намерены ему обеспечить в ближайшее время. И такая цель сулит другим странам больше хорошего, чем фиксация курса относительно фунта или франка на один-два месяца.

Короче говоря, Рузвельт публично заявил о приверженности идеям Фишера и Национального комитета, иными словами, целям чисто бумажных денег, инфляции и очень глубокой «рефляции» цен. Идея стабильных обменных курсов и международного валютного порядка могла катиться ко всем чертям. Всемирная экономическая конференция кое-как проработала еще несколько недель, но взорвавшее ситуацию послание Рузвельта сделало ее бессмысленной и бесцельной, и до конца десятилетия о восстановлении международного валютного порядка пришлось забыть. До конца 1930-х гг. в повестке дня остались лишь денежный национализм, валютные блоки и экономические войны.

Французы и англичане были уязвлены посланием Рузвельта. Оскорбленный Джеймс Барбург немедленно оставил пост финансового консультанта делегации, и это положило начало исходу высокопоставленных экономических экспертов из рузвельтовской администрации. Сходная судьба ждала Оливера Спрэга и Дина Ачесона. Что касается Раймонда Моули, мнением которого грубо пренебрегли, то он попытался с помощью неискренней и раболепной телеграммы вернуть себе расположение Рузвельта, но вскоре после его возвращения из Лондона он был отправлен в отставку. Бернард Барух, который в душе был приверженцем золотого стандарта, льстиво поздравил Рузвельта с его посланием. «Пока каждая страна не приложит те же геркулесовы усилия, что и Вы, для приведения своего дома в порядок, – написал Барух президенту, – у нас не будет общих знаменателей, чтобы попытаться решить эти проблемы. Представляется, что у всех стран есть только одна общая позиция – та, которую Бы сформулировали».

Решение президента с энтузиазмом поддержали, как легко догадаться, Ирвин Фишер и Джордж Уоррен, которые убеждали Рузвельта избегать любых соглашений, которые могут сковать «нашу свободу в любой день изменить курс доллара». Джеймс Фарли вспоминает, что к написанию послания Рузвельта подтолкнули, внушив ему подозрение в заговоре – якобы Моули склонили к идее стабилизации валютных курсов Томас Ламонт, совладелец «Джи Пи Морган энд компани», консультант Белого дома, выполнявший на конференции роль помощника Моули, и Герберт Байард Своуп, известный близостью к Моргану и к Баруху. Это может служить объяснением резкого выпада Рузвельта в адрес «так называемых международных банкиров». Любопытно, однако, что Своуп был прямым противником стабилизации, а принадлежавший к моргановскому кругу Расселл Леффингвелл, явно не обративший внимания на упоминание о международных банкирах, был в восторге от послания Рузвельта. Леффингвелл написал президенту: «Вы поступили совершенно правильно, отказавшись от любых постоянных или временных соглашений о привязке курса доллара к фунту стерлингов или любой другой валюте».

После событий на Лондонской экономической конференции и до конца 1930-х гг. бал правил денежный национализм. В январе 1934 г. США все-таки зафиксировали курс на уровне 35 долл. за унцию золота, подняв тем самым цену золота на 2/3 и девальвировав доллар на 40%. Страны, пытавшиеся сохранить золотой стандарт, продержались еще два года, но девальвированный доллар втягивал в США золото со всего мира, и Франции пришлось отказаться от золотого стандарта в конце 1936 г., а вскоре за ней последовали Швейцария, Бельгия и Голландия. Курс доллара относительно золота был фиксирован, но во внутреннем обороте США золото больше не использовалось ни в виде монет, ни в виде слитков. Отныне золото использовалось только для уравновешивания платежных балансов в международной торговле.

Только в конце 1936 г., примерно в то время, когда Франция была вынуждена отказаться от золотого стандарта, проявилась некая воля к международному сотрудничеству. Отчасти для помощи Франции было заключено Трехстороннее соглашение между США, Великобританией и Францией, вступившее в силу 25 сентября 1936 г. Французы были вынуждены Признать поражение, и девальвировали франк на 25-30%. И вот тогда три правительства договорились – нет, не о стабилизации валютных курсов, а всего лишь о сглаживании колебаний, о взаимной стабилизации обменных курсов в рамках 24-часового периода. Оказалась достигнутой не стабилизация, а уменьшение колебаний, а также было положено начало сотрудничеству трех стран в области валютной политики. Вскоре к этому соглашению присоединились остальные страны, имевшие прежде золотой стандарт: Бельгия, Голландия и Швейцария. Это сотрудничество продолжалось до начала Второй мировой войны.

Один инцидент чуть было не расстроил Трехстороннее соглашение. В конце 1938 г., когда США и Великобритания вырабатывали торговое соглашение, британцы начали толкать курс фунта ниже уровня 4,80 долл. Эксперты министерства финансов немедленно предупредили Моргентау, что если «фунт упадет существенно ниже уровня 4,80 долл., будут серьезно задеты наша внешняя и внутренняя торговля». Тогда Моргентау сумел настоять на том, чтобы в новое торговое соглашение с Британией было включено положение, что если британцы допустят снижение курса фунта ниже уровня 4,80 долл., соглашение будет считаться расторгнутым.

Здесь мы можем только упомянуть об очаровательной исторической проблеме, которую поставили ученые, пересматривающие историю 1930-х гг.: в какой степени стремление Америки участвовать в войне против Германии было результатом раздражения, возникшего из-за того, что в 1930-е гг., в период экономического и денежного национализма, д-р Яльмар Шахт успешно проводил независимую экономическую политику, так что Германия оказалась совершенно вне англоамериканского контроля или ограничений, оставшихся от заветной американской политики «открытых дверей»? Краткое рассмотрение этого вопроса послужит прелюдией к анализу целей рожденного войной «второго Нового курса» по созиданию нового международного валютного порядка, во многом напоминающего исчезнувший мир 1920-х гг.

В 1930-е гг. экономический национализм в Германии являлся, прежде всего, порождением пережитой в начале 1920-х гг. чудовищной, опустошительной инфляции и обесценивания денег, кульминацией которой стал крах денежной системы в 1923 г. Из-за завышенного курса марки Германия, как и все остальные европейские страны, была вынуждена отказаться от золотого стандарта, но по политическим причинам ни одно немецкое правительство не могло позволить себе еще раз встать на путь девальвации марки. Уже отказавшись от золота И не имея возможности девальвировать марку, Германия была вынуждена ввести жесткие меры валютного контроля. И вот в такой экономической ситуации д-р Шахт достиг заметного успеха в заключении двусторонних торговых соглашений с отдельными странами. Причем это были, по существу, соглашения о-«бартерной» торговле, что весьма раздражало США и другие западные страны, поскольку при этом Германия обходилась без золота и прочего банковского и финансового инструментария.

В антигерманской пропаганде 1930-х гг. эти бартерные соглашения изображались как грабительские и эксплуататорские по отношению к другим странам, хотя это были двусторонние, а значит взаимовыгодные, договоры. На самом деле, в них не было ничего дьявольского или эксплуататорского. Историки просмотрели существенный аспект этих соглашений – валютные курсы стран-участниц бартерных договоров были намеренно завышены. Курс немецкой марки, как мы видели, был завышен, потому что девальвация считалась политически неприемлемой; ситуация с другими валютами была чуть сложнее. Так, например, в бартерных соглашениях между Германией и различными балканскими странами (особенно с Румынией, Венгрией, Болгарией и Югославией), по которым последние обменивали продукцию своего сельского хозяйства на немецкие промышленные товары, курс балканских валют по отношению к золоту, фунту, доллару и т.п. был искусственно завышен. Это означает, что немцы были готовы платить за сельскохозяйственную продукцию балканских стран больше, чем она стоила на мировом рынке, но и те, в свою очередь, переплачивали за немецкие промышленные товары.

Для балканских стран смысл всего этого был в том, чтобы заставить своих потребителей промышленных товаров субсидировать своих собственных крестьян. Побочным результатом было то, что немцам удалось отрезать Британию и другие западные страны от рынка балканских продовольственных и сырьевых товаров. А поскольку британцы не могли покупать на этом рынке, у балканских стран – в характерном для 1930-х гг. мире двусторонней торговли – не было достаточного количества фунтов или долларов, чтобы покупать промышленные товары на Западе. Таким образом, благодаря хитроумной политике Яльмара Шахта и взаимовыгодным двусторонним бартерным соглашениям между Германией и другими странами, включая балканские и даже страны Латинской Америки, Британия и другие западные страны оказались оттесненными от рынков сырья и потеряли рынки сбыта для своих промышленных товаров. Можно ли предположить, что важным фактором вступления Запада в войну с Германией было раздражение на успешность немецкой политики двусторонних соглашений и стремление ликвидировать конкурентный подход?

Ллойд Гарднер продемонстрировал, что США очень рано воспылали враждебностью к немецкой политике экономического регулирования и бартерных соглашений, и не только категорически отклоняли предложения Германии заключить двусторонний торговый договор, но и предпринимали попытки принудить Германию к участию в многосторонней американской политике «открытых дверей». Уже 26 июня 1933 г. влиятельный американский генеральный консул в Берлине Джордж Мессерсмит, предупреждал, что продолжение подобной политики сделает «Германию угрозой для мира в предстоящие годы». Следуя этому агрессивному подходу, президент Рузвельт отмахнулся от предложений главы Администрации регулирования сельского хозяйства Джорджа Пика, который был сторонником двусторонних торговых сделок с Германией и, возможно, не случайно был в конце 1930-х гг. принципиальным сторонником «изоляционизма». Рузвельт предпочел политику ведущего интервенциониста и апологета политики «открытых дверей» для американских товаров госсекретаря Корделла Халла и его помощника Фрэнсиса Сайра, зятя Вудро Вильсона. К J 935 f. американские официальные лица уже называли Германию «агрессором» за ее успешную политику двусторонних торговых соглашений, и по той же причине точно так же относились к Японии. К концу 1938 г. Пирпонт Моффэт, глава западноевропейского отдела государственного департамента, выражал недовольство тем, что доминирование Германии в Центральной и Восточной Европе приведет к «дальнейшему расширению зоны, закрытой для торговли».

Более определенно в мае 1940 г. выразился помощник государственного секретаря Брекенридж Лонг, предупредивший, что в Европе, оказавшейся под господством Германии, «все запросы о поставках будут рассматриваться в Берлине, а закупки будут осуществляться исключительно в Европе, а не в США». Незадолго до вступления Америки в войну Джон Макклой, позднее ставший верховным комиссаром американской оккупационной администрации в Германии, вставил в текст выступления министра обороны Генри Стимсона следующий абзац:

Учитывая возможность Германии контролировать все потребление в Европе и се практику государственного регулирования всей торговли, она будет в состоянии перекрыть наши торговые связи с Европой, Южной Америкой и Дальним Востоком, и, судя по прошлому опыту, она не замедлит этим воспользоваться.

Халл и США не ограничивались проведением жесткой антигерманской политики по отношению к системе двусторонних торговых обменов, но при случае госсекретарь Халл ставил под ружье и Британию. Так, в начале 1936 г. Корделл Халл предостерег британского посла, что «двусторонние клиринговые соглашения Британии с Аргентиной, Германией, Италией и другими странами подрывают усилия президента по продвижению широкой программы, опирающейся на принцип наибольшего благоприятствования». А заключаемые Британией соглашения – это «прямой путь к двусторонней торговле» и, таким образом, представляют собой вехи на дороге к войне

США были чрезвычайно обеспокоены развитием двусторонних торговых связей между Германией и Латинской Америкой. Уже в 1935 г. Корделл Халл пришел к выводу, что Германия «делает все возможное, чтобы подорвать торговые связи США с Латинской Америкой». Для противодействия немецкой конкуренции США прибегли к серьезному политическому давлению. Так, в середине 1930-х гг. представитель американской торговой палаты в Бразилии неоднократно требовал от Государственного департамента торпедировать бартерное соглашение между Бразилией и Германией, которое было названо «величайшим препятствием режиму свободной торговли в Южной Америке». В конце концов Бразилию склонили к тому, чтобы аннулировать договор с Германией в обмен на кредит в 60 млн. долл. от Национального совета по внешней торговле, представлявшего собой объединение американских экспортеров, который выступил с протестом против используемых Германией методов торговли и потребовал от правительства решительно пресечь эту практику. И в конце 1938 г. президент Рузвельт попросил профессора Джеймса Харви Роджерса, экономиста и ученика Ирвина Фишера, провести анализ валютной ситуации в странах Южной Америки с позиций минимизации «немецкого и итальянского влияния на этом берегу Атлантики».

Неудивительно, что немецкие дипломаты в Бразилии, Чили и Уругвае сообщали на родину, что США «оказывают сильнейшее давление против Германии», в том числе с использованием политических, экономических и торговых мер, нацеленных на вытеснение Германии с рынков Бразилии и других стран Южной Америки.

Весной 1935 г. посол Германии в Вашингтоне в отчаянном стремлении положить конец враждебности спросил Соединенные Штаты – что могла бы сделать Германия, чтобы положить конец враждебным действиям Америки. Американский ответ, в сущности, требование о безоговорочной экономической капитуляции, сводился к тому, что Германия должна отказаться от своей экономической политики и принять американский подход. Американский ответ «означал требование к Германии, – замечает Пирпонт Моффэт, – принять нашу философию торговли и вместе с нами добиваться равного отношения и устранения торговых барьеров». Далее США отметили, что от Германии ждут не столько принятия принципа наибольшего благоприятствования в международной торговле, сколько предоставления такого режима для американского экспорта.

Когда в сентябре 1939 г. вспыхнула война, первым побуждением Бернарда Баруха было сообщить президенту Рузвельту, что «если мы снизим цены, ничто не помешает нам перехватить клиентов воюющих сторон, которых те вынуждены будут бросить из-за войны. А в этом случае, – торжествовал Барух, -германская система бартерной торговли будет разрушена». Но особенно любопытен данный задним числом комментарий госсекретаря Халла:

США никогда не вели войн ни с одной страной, с которой мы могли заключить торговое соглашение. Фактом является и то, что, за очень редкими исключениями, страны, с которыми у нас были торговые договоры, воевали на нашей стороне против держав оси. Политическое размежевание идет по той же линии, что и экономическое.

Поскольку госсекретарь Халл был ведущим творцом американской внешней политики в 1930-е гг. и во время Второй мировой войны, есть основания рассматривать это его замечание не как изящное выражение его зацикленности на принципе взаимности в торговле, но как точную формулировку направленности американской внешней политики. Понимаемое в таком свете замечание Халла оказывается не досужим рассуждением, а важным свидетельским показанием. В пользу такого толкования говорит и текст выступления в Палате представителей в 1945 г. ответственного чиновника министерства финансов Гарри Декстера Уайта, убеждавшего конгрессменов в благотворности Бреттон-Вудского соглашения. Уайт заявил:

Думаю, она [Бреттон-Вудская система] могла бы внести значительный вклад в предотвращение войны и, возможно, что и не допустила бы ее. Многие действия Германии if Японии на международной арене оказались бы незаконными, если бы эти страны являлись ее членами.

Разве Уайт не утверждает, что союзники вступили в войну со странами оси из-за политики валютного контроля, двусторонних торговых соглашении и других методов конкуренции, которые были бы невозможны в рамках Бреттон-Вудской (или существовавшей в 1920-е гг.) системы?

В качестве решающего свидетельства того, что у Второй мировой войны могли быть экономические мотивы, приведем утверждение влиятельной лондонской «Тайме», опубликованное вскоре после начала войны:

Одной из фундаментальных причин этой войны были неустанные попытки Германии после 1918 г. завладеть достаточно обширными иностранными рынками, чтобы укрепить свои финансы, и это в то самое время, когда все ее конкуренты, подстегиваемые собственными долгами, проводили точно такую же политику. Постоянные трения были неизбежны.
Предыдущая страница Следующая страница

(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter