Чарльз Конант: избыточный капитал и экономический империализм » Элитный трейдер
Элитный трейдер


Чарльз Конант: избыточный капитал и экономический империализм

Последние годы XIX и первые годы прошлого столетия стали периодом зарождения движения за создание Федеральной резервной системы. В эти же годы сложились основы золотодевизного стандарта, роковой системы, которая была навязана миру Британией (1930-е гг.) и Соединенными Штатами после Второй мировой войны (Бреттон-Вудское соглашение 1944 г.)
11 ноября 2010
Последние годы XIX и первые годы прошлого столетия стали периодом зарождения движения за создание Федеральной резервной системы. В эти же годы сложились основы золотодевизного стандарта, роковой системы, которая была навязана миру Британией (1930-е гг.) и Соединенными Штатами после Второй мировой войны (Бреттон-Вудское соглашение 1944 г.). Золотодевизный стандарт сыграл даже более важную роль, чем золотой стандарт с центральным банком, в навязывании миру координируемой системы международных инфляционных бумажных денег. Идея заключалась в том, чтобы заместить подлинный золотой стандарт, при котором каждая страна (а внутри страны – каждый банк) поддерживала собственные золотые резервы, на имитацию золотого стандарта, при которой центральный банк государства-сателлита в качестве валютного резерва держит ключевую или базовую валюту, скажем фунты стерлингов или доллары. В 1930-е гг., например, большинство стран держали резервы в фунтах стерлингов, и подразумевалось, что только Британия осуществляет размен фунтов на золото. Это означало, что все эти страны поддерживали не золотой, а «фунтовый» стандарт, хотя на нем, по крайней мере временно, лежал отблеск золотых резервов. Это также означало, что когда Британия осуществляла инфляционную эмиссию фунтов, золото не утекало в другие страны, которые, напротив, были счастливы наращивать эмиссию собственных валют на базе растущих балансов фунтов стерлингов. Это была внутренне нестабильная, инфляционная – маскировавшаяся под золотой стандарт – система, в которой государства-сателлиты инфлировали свою валюту, опираясь на британскую инфляционную пирамиду. Система была обречена на крах, как это и случилось в первый раз во время Великой депрессии, и повторно в конце 1960-х гг. Кроме того, жесткая привязка к фунту стерлингов, а впоследствии к доллару означала, что страны-поставщики ключевой или базовой валюты могли проводить политику экономического империализма по отношению к странам-клиентам, использующим ключевую валюту.

В конце 1890-х гг. несколько групп теоретиков в США работало над тем, что позднее получило название «ленинской» теории капиталистического империализма. Теория была разработана не Лениным, а апологетами этого самого империализма, которые группировались вокруг таких людей из круга Моргана и Теодора Рузвельта, как Генри Адаме, Брукс Адаме, адмирал Альфред Махан и сенатор из Массачусетса Генри Кэбот Лодж. Идея заключалась в том, что развитые страны страдают от «перепроизводства», причем не только в смысле недостаточности потребительского спроса в периоды рецессии, но и в более глубоком смысле – неизбежном падении уровня прибыли. Падение прибыльности «избыточного капитала» создавало угрозу краха капиталистической системы, а единственным спасением были иностранные рынки сбыта и, что особенно важно, иностранные инвестиции. Новые и расширяющиеся иностранные рынки сбыта должны были увеличить массу прибыли, хотя бы временно, а инвестиции «в экономику слаборазвитых стран дадут более высокую норму прибыли. Таким образом, правительствам западных стран для спасения своего высокоразвитого капитализма нужно обратиться к империалистической или неоимпериалистической политике, которая откроет рынки других стран для американских товаров и инвестиций

Ленин получил доктрину империализма, основанную на ошибочной рикардианской идее, что уровень прибыли определяется объемом капиталовложений, а не временными предпочтениями всех членов общества, в готовом виде, ему оставалось лишь поменять моральное одобрение этой политики на ее моральное осуждение и подчеркнуть временный характер передышки, которую империализм мог обеспечить для капитализма.

Чарльз Конант разработал собственную теорию избыточного капитала в книге «История современных инвестиционных банков» (1896) и развил сев последующих статьях. Конаит заявил, что современные технологии и потребность в больших объемах основного капитала делают несостоятельными закон Сэя и концепцию равновесия и порождают хронически «избыточные сбережения», которые он определил как сбережения, превышающие возможности прибыльного вложения капитала в развитых капиталистических странах Запада. Циклы деловой активности, утверждал Конант, имеют источником нерегулируемый характер развития современного промышленного капитализма. Это объясняет важность государственной политики поощрения монополий и картелей, которые осуществляют стабилизацию рынков и сглаживание делового цикла. Это же оправдывает политику экономического империализма, обеспечивающую открытость зарубежных рынков для избыточного капитала Америки и других стран Запада.

В 1898 г. победа США в империалистической войне с Испанией подхлестнула энергию Конанта и других теоретиков империализма. Конант откликнулся на войну призывом к проведению империалистической политики в статье «Экономическая основа империализма»* и в других статьях, опубликованных в 1900 г. в сборнике «США на Востоке: природа экономической проблемы». С. Дж. Чэпмен, видный английский экономист, следующим образом суммировал аргументы Конанта: (1) «во всех развитых странах из-за избыточности сбережений исчезают возможности для прибыльного вложения капитала»; (2) поскольку не все страны проводят политику экономической открытости, «Америка должна быть готова использовать в случае необходимости силу», чтобы создать возможности прибыльного вложения капитала в других странах; и (3J в предстоящей борьбе Соединенные Штаты обладают преимуществом благодаря тому, что многие отрасли промышленности «объединены в тресты, что сулит победу в битве за экономическое доминирование».

Конант был чрезвычайно воодушевлен тем, что в результате победы над Испанией США получили Филиппины, открывающие путь на потенциально огромные рынки Азии. США, поучал он, не должны связывать себя «абстрактными выводами» из учения отцов-основателей США о необходимости согласия со стороны управляемых. Отцы-основатели, утверждал он, вне всякого сомнения, имели в виду, что самоуправление должно быть достоянием тех, кто способен к этому, и это требование неприложимо к отсталому народу Филиппин. «Только твердая рука ответственной правящей расы… — заявлял Конант, – способна обеспечить непрерывный прогресс народам тропических и неразвитых стран».

Конант дерзнул быть достаточно последовательным, чтобы из своей доктрины империализма сделать выводы для внутренней политики. Общество, заявил он, должно быть преобразовано таким образом, чтобы сделать страну максимально «эффективной». Эффективность, в частности, предполагала концентрацию и централизацию власти. «Концентрация власти, обеспечивающая возможность оперативного и эффективного вмешательства, является почти решающим фактором в борьбе за мировое господство». В частности, Соединенным Штатам важно перенять грандиозные достижения царской России в деле централизации власти и политики. Правительству США нужно достичь «такой степени гармонии и соразмерности, которые позволяют направить всю мощь государства на проведение хорошо сформулированной и продуманной политики». Необходимо внести поправки к Конституции США, чтобы сделать возможным некий аналог царского абсолютизма или, по крайней мере, обеспечить грандиозное усиление полномочий исполнительной власти в области внешней политики.

Любопытным примером того, как соблазны империализма влияли на сознание деловых кругов, является бостонский еженедельник «Ю Эс Инвестор». До начала войны 1898 г. с Испанией газета отвергала войну как угрозу для бизнеса. Но после того как коммодор Дьюи захватил Манилу, тон газеты резко изменился. Теперь война прославлялась как благо для бизнеса, как путь к выходу из рецессии. Вскоре уже «империализм» был объявлен источником постоянного процветания для страны. Во внутренней жизни большие армия и флот будут сдерживать склонность демократии к «чрезмерной свободе и необузданности мыслей и поведения». Газета добавляла: «Европейский опыт демонстрирует, что армия и флот способны изумительным образом вносить порядок в образ мыслей и поведения».

Еще больше выгод политика империализма сулит в области экономики. Чтобы найти «применение… капиталу», суровая необходимость требует «расширения возможностей сбыта продукции». Точнее говоря, важно найти «возможности» сбыта растущего потока товаров, производимых развитыми странами, а также прибыльного вложения их сбережений. «Ю Эс Инвестор» был в восторге от того факта, что «такие возможности предоставляют полуцивилизованные варварские народы», в частности манящий Китай.

Особенно примечательна дискуссия, развернувшаяся между «Ю Эс Инвестор» и «Спрингфилд рипабликен» (Массачусетс), который все еще придерживался старой теории свободной торговли и latssez faire. «Спрингфилд рипабликен» задавала вопрос, почему бы не ограничиться торговлей с неразвитыми странами, не обременяя при этом американского налогоплательщика накладными расходами на бюрократию и вооруженные силы. Газета также подвергла критике новую теорию избыточного капитала, указав при этом, что всего два-три года назад деловые люди громко приветствовали дополнительные вложения европейского капитала. В ответ на первое возражение «Инвестор» ссылался на «опыт напряженной борьбы, по крайней мере на протяжении последних девятнадцати веков, в которой внешние завоевания обеспечивали процветание народов». Но гораздо более практичным было другое соображение: империализм принесет стране много выгод благодаря государственным подрядам и вложению денег в то, что на сегодняшнем языке назвали бы «инфраструктурой» колониальных государств. Кроме того, как демонстрирует опыт Британии, расширение потребности дипломатической службы обеспечит «новую сферу деятельности для образованных и способных молодых людей».

По второму пункту – об избыточном капитале – «Инвестор», подобно Конанту, выдвинул идею, что в Америке наступила новая эпоха, эра крупномасштабной промышленности, а значит и перепроизводства, эра низкого уровня прибыльности, и потому создания трестов, которые, подавляя конкуренцию, обеспечивают повышение прибыли. Газета писала: «Избыток капитала ведет к разорительной конкуренции. Перефразируя остроту Франклина, собственники капитала склонны считать, что либо они будут держаться все вместе, либо их всех повесят поодиночке». Но если тресты пригодны для решения проблем в отдельных отраслях, они не снимают проблему общей «избыточности капитала». На самом деле, указывал «Инвестор», «поиск сферы приложения капитала… это величайшая из стоящих перед нами экономических проблем».

Газете казалось, что решение проблемы уже найдено:

Логичным выходом является развитие природных богатств тропических стран. Сегодня эти страны населены племенами, неспособными проявить инициативу для извлечения всех богатств, таящихся в их земле… В некоторых случаях эта задача может быть решена, если руководство и управление возьмут в свои руки народы зон умеренного климата; но, кроме этого, необходимо использовать в сельском хозяйстве и добывающей промышленности неразвитых стран современные машины и методы производства.

К весне 1901 г. к новому учению причастился даже знаменитый экономист Джон Бейтс Кларк из Колумбийского университета. Рассматривая проимпериалисгические работы Конанта, Брукса Адамса и преподобного Джошуа Стронга, Кларк в хвалебной рецензии, опубликованной в мартовской книжке журнала «Политики сайенс куотерли» за 1901 г., подчеркивает необходимость открывать иностранные рынки и, в особенности, вкладывать американский капитал «с еще большей и еще более стабильной прибылью».

Дж. Б. Кларк был не единственным экономистом, присоединившимся к прославлению сильного государства. К началу прошлого века в стране развелось множество экономистов и представителей других социальных наук, многие из которых заработали свои докторские степени в Германии, где им привили почтение к индуктивному методу, немецкой исторической школе и к коллективистскому, органическому государству. Стремясь конвертировать свою научную подготовку в престиж и власть, эта новая генерация исследователей общества под знаменем профессионализма и технической компетентности приготовилась отринуть старые заветы laissezfaire и выступила в качестве пропагандистов и проектировщиков нового государства с механизмом централизованного планирования. Когда профессор Эдвин Селигмен из Колумбийского университета, отпрыск почтенной семьи инвестиционных банкиров (банк «Джей энд Даблъю Селигмен энд компании) с Уолл-стрит, в президентском обращении к Американской экономической ассоциации в 1903 г. восславил «новый индустриальный строй», он говорил от лица многих обществоведов новой генерации. Селигмен пророчил, что в новом, теперь уже прошлом веке профессиональные знания дадут экономистам возможность «контролировать… и формировать» материальные силы прогресса. Когда экономист докажет, что в состоянии точно предвидеть будущее, его возвеличат как «реального философа общественной жизни» и публика будет «с почтением внимать его высказываниям».

В 1899 г. Артур Твининг Хедли из Йельского университета в президентском обращении к Ассоциации также провидел, что экономисты станут царствующими философами будущего общества. Хедли заявил, что важнейшим предназначением экономических знаний будет руководство общественной жизнью; экономисты будут советниками и руководителями государственной политики. Хедли вещал:

Я верю, что в ближайшем будущем величайшие возможности для них [экономистов] откроет не теория, а практика, не работа со студентами, а общение с государственными мужами, обучение не отдельных граждан, даже самое массовое, а руководство государственной политикой.

Хедли проницательно выделил именно исполнительную власть как особенно благоприятное поприще для карьеры и приложения сил экономических советников и плановиков. Прежде бюрократы были обречены подыскивать себе подобного рода советников, сообразуясь с их партийной принадлежностью, идеологической ориентацией и влиянием на избирателей. Но теперь под действием набирающего силу движения муниципальных реформ (вскоре прозванного Прогрессивным) власть переходила от политических партий в руки администраторов и экспертов. «Растущая централизация административной власти [открывала]… перед экспертами неплохие возможности». А теперь, когда война с Испанией возбудила в Америке волну империализма, возникли еще большие перспективы усиления централизации, исполнительной власти, а значит, и административного планирования, открывающего широчайшее поле деятельности для экспертов. И хотя сам Хедли объявил себя противником империализма, он убеждал экономистов использовать эту величайшую возможность прийти к власти.

Экономическая общественность не замедлила воспользоваться новыми возможностями. Исполком Американской экономической ассоциации (АЭА) быстро создал особый комитет из пяти специалистов для подготовки и публикации руководства по колониальным финансам. По словам Сильвы и Слотера, этот быстро составленный том позволил АЭА показать властвующей элите, что новая наука об обществе может служить интересам тех, кто сделал империализм политикой страны, в качестве инструмента подготовки технических решений насущных фискальных проблем колоний, а также дать идеологическое обоснование приобретения колоний.

Председателем особого комитета был профессор Джереми Дженкс из Корнеллского университета, главный экономический советник Теодора Рузвельта. Другим членом комитета был профессор Э. Р. А. Селигмен, еще один ключевой советник Рузвельта. Третьим был д-р Альберт Шоу, влиятельный редактор «Ревью оф ревьюз», прогрессивистский реформатор и ученый, давнишний друг Рузвельта. Все трое уже долгое время были в числе лидеров АЭА. Двумя другими членами комитета, не входившими в число лидеров Ассоциации, были Эдвард Стробел, бывший помощник государственного секретаря и советник колониальных властей, и Чарльз Хэмлин, богатый бостонский адвокат и помощник министра финансов, жена которого происходила из семьи Прайн, инвесторов морганов-ских компаний «Нью-Йорк сентрал рейлроуд» и «Мыочуал лайф иншурэнс компани оф Нью-Йорк».

Быстро составленный этой пятеркой видных экономистов сборник статей по колониальным финансам содержал рекомендации правительству США, как наилучшим образом управлять вновь созданной империей. Первое: в соответствии с практикой правительства Британии тех времен, когда Северо-американские Соединенные Штаты еще были горсткой колоний, жители колоний должны содержать имперское правительство на свои налоги, но власть должна безраздельно принадлежать имперскому центру, США. Второе: имперский центр должен взять на себя постройку и содержание экономической инфраструктуры колоний: каналов, железных дорог, коммуникаций. Третье: если – что неизбежно – труд туземцев в каких-то областях окажется неэффективным или они проявят неспособность к управлению, имперское правительство должно ввозить [белых] рабочих из метрополии. И, наконец, как пишут Сильва и Слотер,

фискальные рекомендации комитета заключались в том, что во избежание больших неприятностей имперское правительство должно использовать знающих экономистов. Именно им следует поручить тщательное изучение местных условий, чтобы выработать адекватную фискальную систему, собрать данные, выбрать подходящую схему административного управления, а быть может, и встать во главе его.

Вот так комитет подтвердил мысль Хедли, что империализм открывает широчайшие возможности для экономистов, потому что создает большое число рабочих мест, для которых те подходят наилучшим образом.

Подготовив сборник АЭА принялась искать финансовые средства для его издания и рассылки. Задача была не только собрать деньги, но и привлечь благосклонное внимание ведущих членов правящей элиты к этому смелому притязанию экономистов на власть в качестве технических советников и администраторов имперского государства.

Американская экономическая ассоциация нашла пять богатых бизнесменов, которые взяли на себя 2/5 расходов на публикацию сборника по колониальным финансам. Составляя этот сборник, а затем приняв спонсорскую помощь от корпораций, часть из которых были экономически заинтересованы в создаваемой империи, АЭА подавала сигнал, что цеховая организация экономистов (1) всецело приветствует возникающую американскую империю; (2) жаждет принять максимальное участие в ее становлении в качестве экспертов и администраторов, т.е. в той роли, для которой ее люди, как мы увидим в следующем разделе, были идеально подготовлены.

Довольно поучителен список спонсоров этого издания, наглядно демонстрирующий, какого рода люди были заинтересованы в колониальном будущем Америки. Одним из них был Исаак Селигмен, глава инвестиционного банка «Джей энд Даблъю Селигмен энд компани», имевшего обширные заграничные интересы, прежде всего в Латинской Америке. Э. Р. А. Селигмен, брат Исаака, был членом особого комитета по составлению сборника, посвященного колониальным финансам, и автором одной из статей в этом сборнике. Еще одним спонсором был Уильям Додж, совладелец фирмы «Фелпс, Додж энд компани», занимавшейся добычей меди, член многочисленной и влиятельной семьи горнопромышленников, близкой к клану Моргана. Третьим спонсором был Теодор Марбург, в то время вице-президент АЭА, наследник большого пакета акций «Америкэн тобакко компани» и пылкий сторонник империализма. Четвертым был Томас Щерман, сторонник единого налога и юрист богатейшего железнодорожного магната Джея Гоулда, пятым – Стюарт Буд, промышленник, получивший докторскую степень по экономике, и вице-президент АЭА

(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter