20 января 2011 Project Syndicate
НЬЮ-ХЕЙВЕН. Мы находимся в разгаре бума популярной экономики: книги, статьи, блоги, публичные лекции ‑ широкая общественность внимательно следит за всем этим.
Недавно я участвовал в групповом обсуждении этого явления на ежегодной встрече в Денвере Американской экономической ассоциации. Из этого обсуждения следует очевидный парадокс: бум популярной экономики наступил во время, когда широкая общественность, похоже, потеряла веру в профессиональных экономистов, поскольку мы все не смогли предсказать нынешний экономический кризис, крупнейший со времен Великой депрессии, или хотя бы предупредить о нем.
Так почему же общественность покупает больше книг профессиональных экономистов?
Самое интересное объяснение, которое я слышал – это то, что экономика стала более интересной, поскольку она больше не кажется законченной и закрытой дисциплиной. Неинтересно читать книги или статьи, в которых говорится, что экономическое прогнозирование лучше выполняют компьютерные модели, а не мы сами, для понимания которых широкому кругу читателей потребуется кандидатская степень.
И, по правде говоря, общественность права: в то время как в этих моделях есть некоторая научная основа, они могут привести к очевидно неправильным результатам. Иногда нам необходимо отключить автопилот и подумать самим, а когда возникает кризис, наилучшим образом использовать свой человеческий интеллект.
Все участвовавшие в работе эксперты говорили, в той или иной форме, что популярная экономика облегчает обмен между специализированными экономистами и широкой общественностью ‑ диалог, который еще никогда не был столь важным. В конце концов, большинство экономистов не увидели этого кризиса отчасти потому, что они отдалились от того, что делали и думали реальные люди.
Успешная популярная экономика предполагает читателя или слушателя, в некотором смысле, в качестве соавтора. Это, конечно, означает, что экономисты должны быть готовы включить новые и оригинальные теории, которые еще не стали доктриной среди профессиональных специалистов.
До недавнего времени многие профессиональные экономисты не хотели писать популярные книги. Это бы не рассматривалось положительно при рассмотрении кандидатов на работу или при продвижении по службе. Они бы говорили, что, поскольку книга не содержит уравнений или статистических таблиц, она не может считаться серьезной работой, которая достойна внимания ученых.
Хуже этого, по крайней мере до недавнего времени, было то, что комитет по оценке экономиста, вероятно, посчитал бы, что написание популярной книги по экономике, которая не повторяет общепризнанную мудрость дисциплины, может быть даже профессионально неэтичным.
Представьте себе, как бы в медицине рассматривали одного из медиков, который бы рекомендовал широкой общественности терапию, которая еще не прошла проверку соответствующих органов. Медицинские работники знают, как часто кажущийся перспективным новый метод лечения после тщательно изучения оказывается не действенным или даже вредным. Существует строгий процесс научного рассмотрения предлагаемых новых методов лечения, связанный с профессиональными журналами, которые поддерживают высокие стандарты исследований. Обхождение этого процесса и продвижение новых, непроверенных идей для широкой общественности – это непрофессионально.
В течение десятилетий до нынешнего финансового кризиса экономисты постепенно пришли к тому, чтобы рассматривать себя и свою профессию таким же образом, будучи обнадеженными исследовательскими тенденциями. Например, после 1960 года, когда Чикагский университет приступил к созданию магнитной ленты для компьютера Univac, содержащей систематизированную информацию о миллионах цен на акции, было проведено много научных исследований свойств цен на акций в качестве доказательства «гипотезы эффективности рынков». Конкурентные силы, лежащие в основе фондовых бирж, считалось, должны были заставлять приводить цены на все ценные бумаги к их истинной фундаментальной стоимости. Все торговые схемы, не основанные на этой гипотезе, получали ярлык ошибочности или откровенного мошенничества. Наука восторжествовала над разглагольствованиями фондового рынка – или так, во всяком случае, казалось.
Финансовый кризис нанес смертельный удар по этой самоуверенности научной экономики. Проблема заключается не только в том, что профессионалы не предсказали кризис. Их модели, буквально, иногда предполагали, что кризис такого масштаба просто не мог произойти.
Один из способов интерпретации этого является то, что экономисты не в полной мере учитывали человеческий фактор экономики, элемент, который не может быть сведен к математическому анализу.
Относительно небольшое число профессиональных экономистов, которые предупреждали о нынешнем кризисе, кажется, состояло из людей, которые не только читали научную литературу по экономике, но и больше использовали собственное мнение: интуитивные сравнения с прошлыми историческими эпизодами; выводы о спекулятивных операциях, пузыри на рынках, а также стабильность доверия; оценки моральных целей экономических субъектов; а также впечатления, что наступила самоуспокоенность, которая убаюкала контролеров.
Это были мнения, высказанные экономистами, которые были знакомы с лидерами нашего бизнеса ‑ их побуждениями, убеждениями, увертками и рационализацией. Их мнения никогда не могли быть представлены в научном журнале и оценены наподобие новой медицинской процедуры. Нет установленной научной процедуры, которая могла бы доказать их силу.
Конечно, экономика во многом является наукой, и работа наших ученых и их компьютерных моделей действительно имеет значение. Но, как высказался экономист Эдвин Р.А. Селигман в 1889 году: «Экономика – это социальная наука, т. е. она этична и, следовательно, является исторической наукой .... Она не является естественной наукой, и, следовательно, она не является точной или чисто абстрактной наукой».
Для меня и, без сомнения, для других участников дискуссии, часть процесса рассмотрения неточных аспектов экономики заключается в том, чтобы честно говорить с широкой общественностью, глядя им в глаза, учиться у них, читать их электронные письма, а затем заглянуть себе в душу и решить, действительно ли твоя любимая теория по-настоящему близка к истине.
Роберт Шиллер - профессор экономики Йельского университета и главный экономист MacroMarkets LLC. Им в соавторстве с Джорджем Акерлофом написана книга «Жизнерадостность: как психология людей влияет на экономику и почему это важно для мирового капитализма».
Перевод с английского – Николай Жданович
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Недавно я участвовал в групповом обсуждении этого явления на ежегодной встрече в Денвере Американской экономической ассоциации. Из этого обсуждения следует очевидный парадокс: бум популярной экономики наступил во время, когда широкая общественность, похоже, потеряла веру в профессиональных экономистов, поскольку мы все не смогли предсказать нынешний экономический кризис, крупнейший со времен Великой депрессии, или хотя бы предупредить о нем.
Так почему же общественность покупает больше книг профессиональных экономистов?
Самое интересное объяснение, которое я слышал – это то, что экономика стала более интересной, поскольку она больше не кажется законченной и закрытой дисциплиной. Неинтересно читать книги или статьи, в которых говорится, что экономическое прогнозирование лучше выполняют компьютерные модели, а не мы сами, для понимания которых широкому кругу читателей потребуется кандидатская степень.
И, по правде говоря, общественность права: в то время как в этих моделях есть некоторая научная основа, они могут привести к очевидно неправильным результатам. Иногда нам необходимо отключить автопилот и подумать самим, а когда возникает кризис, наилучшим образом использовать свой человеческий интеллект.
Все участвовавшие в работе эксперты говорили, в той или иной форме, что популярная экономика облегчает обмен между специализированными экономистами и широкой общественностью ‑ диалог, который еще никогда не был столь важным. В конце концов, большинство экономистов не увидели этого кризиса отчасти потому, что они отдалились от того, что делали и думали реальные люди.
Успешная популярная экономика предполагает читателя или слушателя, в некотором смысле, в качестве соавтора. Это, конечно, означает, что экономисты должны быть готовы включить новые и оригинальные теории, которые еще не стали доктриной среди профессиональных специалистов.
До недавнего времени многие профессиональные экономисты не хотели писать популярные книги. Это бы не рассматривалось положительно при рассмотрении кандидатов на работу или при продвижении по службе. Они бы говорили, что, поскольку книга не содержит уравнений или статистических таблиц, она не может считаться серьезной работой, которая достойна внимания ученых.
Хуже этого, по крайней мере до недавнего времени, было то, что комитет по оценке экономиста, вероятно, посчитал бы, что написание популярной книги по экономике, которая не повторяет общепризнанную мудрость дисциплины, может быть даже профессионально неэтичным.
Представьте себе, как бы в медицине рассматривали одного из медиков, который бы рекомендовал широкой общественности терапию, которая еще не прошла проверку соответствующих органов. Медицинские работники знают, как часто кажущийся перспективным новый метод лечения после тщательно изучения оказывается не действенным или даже вредным. Существует строгий процесс научного рассмотрения предлагаемых новых методов лечения, связанный с профессиональными журналами, которые поддерживают высокие стандарты исследований. Обхождение этого процесса и продвижение новых, непроверенных идей для широкой общественности – это непрофессионально.
В течение десятилетий до нынешнего финансового кризиса экономисты постепенно пришли к тому, чтобы рассматривать себя и свою профессию таким же образом, будучи обнадеженными исследовательскими тенденциями. Например, после 1960 года, когда Чикагский университет приступил к созданию магнитной ленты для компьютера Univac, содержащей систематизированную информацию о миллионах цен на акции, было проведено много научных исследований свойств цен на акций в качестве доказательства «гипотезы эффективности рынков». Конкурентные силы, лежащие в основе фондовых бирж, считалось, должны были заставлять приводить цены на все ценные бумаги к их истинной фундаментальной стоимости. Все торговые схемы, не основанные на этой гипотезе, получали ярлык ошибочности или откровенного мошенничества. Наука восторжествовала над разглагольствованиями фондового рынка – или так, во всяком случае, казалось.
Финансовый кризис нанес смертельный удар по этой самоуверенности научной экономики. Проблема заключается не только в том, что профессионалы не предсказали кризис. Их модели, буквально, иногда предполагали, что кризис такого масштаба просто не мог произойти.
Один из способов интерпретации этого является то, что экономисты не в полной мере учитывали человеческий фактор экономики, элемент, который не может быть сведен к математическому анализу.
Относительно небольшое число профессиональных экономистов, которые предупреждали о нынешнем кризисе, кажется, состояло из людей, которые не только читали научную литературу по экономике, но и больше использовали собственное мнение: интуитивные сравнения с прошлыми историческими эпизодами; выводы о спекулятивных операциях, пузыри на рынках, а также стабильность доверия; оценки моральных целей экономических субъектов; а также впечатления, что наступила самоуспокоенность, которая убаюкала контролеров.
Это были мнения, высказанные экономистами, которые были знакомы с лидерами нашего бизнеса ‑ их побуждениями, убеждениями, увертками и рационализацией. Их мнения никогда не могли быть представлены в научном журнале и оценены наподобие новой медицинской процедуры. Нет установленной научной процедуры, которая могла бы доказать их силу.
Конечно, экономика во многом является наукой, и работа наших ученых и их компьютерных моделей действительно имеет значение. Но, как высказался экономист Эдвин Р.А. Селигман в 1889 году: «Экономика – это социальная наука, т. е. она этична и, следовательно, является исторической наукой .... Она не является естественной наукой, и, следовательно, она не является точной или чисто абстрактной наукой».
Для меня и, без сомнения, для других участников дискуссии, часть процесса рассмотрения неточных аспектов экономики заключается в том, чтобы честно говорить с широкой общественностью, глядя им в глаза, учиться у них, читать их электронные письма, а затем заглянуть себе в душу и решить, действительно ли твоя любимая теория по-настоящему близка к истине.
Роберт Шиллер - профессор экономики Йельского университета и главный экономист MacroMarkets LLC. Им в соавторстве с Джорджем Акерлофом написана книга «Жизнерадостность: как психология людей влияет на экономику и почему это важно для мирового капитализма».
Перевод с английского – Николай Жданович
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter