4 февраля 2011 РБК
Маастрихтские соглашения предусматривали, что каждый член ЕС сам отвечает по своим долгам, однако нынешний кризис показал, что соблюдение этого положения более невозможно, уверен бывший канцлер Германии ГЕРХАРД ШРЕДЕР. В беседе с Handelsblatt он высказал свое мнение по поводу кризиса единой европейской валюты и ситуации в зоне евро.
— Что могла бы Германия сделать лучше в деле преодоления кризиса евро?
— Оказать помощь Греции следовало бы раньше. Уже довольно давно стало ясно, что этой стране понадобится финансовая подпитка. Привлечение к выдаче кредитов МВФ было правильным шагом, но начать действовать канцлеру Германии Ангеле Меркель следовало раньше, что сэкономило бы много денег. Полтора месяца мы просто проспали.
— Есть ли в этом кризисе хоть
какие-то положительные
моменты?
— Кризис дает шанс проанализировать, что при создании валютного союза было сделано правильно, а что нет. Мое отношение к единой валюте было скептическим с самого начала. Я был сторонником теории кульминации, согласно которой валютный союз должен был бы возникнуть как итог длительного процесса конвергенции.
— Изменилось ли с тех пор ваше мнение?
— Я удостоверился в правильности того, что валютный союз может существовать и без наличия политического союза, хотя вначале это было похоже на то, как запрягать лошадь не с той стороны телеги. Введение евро должно было подтолкнуть нас к созданию политического союза.
— Почему же этого не произошло?
— По двум причинам. Первое: европейские партии консервативного толка противились созданию европейского экономического правительства, которое занялось бы тесной координацией бюджетной, налоговой и социальной политики. Вторая причина связана с позицией таких стран, как Великобритания, Швеция и Дания, которые в валютный союз не вступили, но в европейской политике участвовать хотели. Нужно было бы создать такое европейское правительство, при котором его членами стали бы только те страны, которые вошли в валютный союз. Но вместо этого мы пошли на поводу у таких стран ЕС, как, например, Чехия, которые были довольны просто тем, что общий рынок функционирует.
— Еще до того, как вы стали канцлером Германии, вы предсказывали, что наличие валютного союза приведет к росту экономического превосходства ФРГ, то есть даст полностью противоположный результат того, к чему стремились поборники его создания.
— Возьмем в качестве примера Италию. В течение длительного времени ей удавалось противостоять давлению на свою конкурентоспособность за счет постоянного обесценивания национальной валюты. Теперь делать это Италия уже не может. Поэтому ясно, что Германия в качестве экономического лидера Европы еще более укрепила свои позиции. Кроме того, конкурентоспособность Германии усилилась за счет выполнения принятой нашим правительством программы «План-2010»: в 2003 году в ФРГ были осуществлены самые необходимые реформы. Это происходило в то время, когда другие страны Европы нужным для себя это не считали.
— Была ли необходимость осуществления «Плана-2010» обусловлена в первую очередь факторами общеевропейского характера или же внутриэкономическими проблемами самой Германии?
— Основную роль играло не положение в Европе, а в большей степени развитие демографической ситуации у нас, в ФРГ. Рождаемость снижалась, а средняя продолжительность жизни возрастала. Финансирование же социальных систем возможно только за счет занятости. Но ситуация на рынке труда в Германии сильно изменилась: человек теперь уже не начинает свой путь в профессии в возрасте 14 лет, оставаясь в ней последующие полвека, а потом выходит на пенсию. Вот для того, чтобы справиться с этими вызовами и сохранить социальное государство, Германии и понадобились глубокие реформы. И мы их действительно осуществили, однако расплатой за них стало наше поражение на выборах в 2005 году.
— Что касается «Плана-2010»: является ли в этом плане Германия примером для подражания для всей остальной Европы?
— Того, что мы сделали в Германии, не избежать и другим. Когда мы осуществляли нашу программу, европейские социал-демократы смотрели на нас как на плохих родственников в добропорядочной европейской семье. Возглавляемые социал-демократическими правительствами Португалия, Греция, Испания наслаждались после введения евро низкой ставкой банковского кредита и были уверены, что делать им больше ничего не надо. Сейчас эти страны столкнулись с теми же трудностями, что и Германия в 2003 году, — рождаемость падает, а проблемы финансирования социального государства растут. Мы осуществили реформы перед экономической рецессией. Теперь другим странам придется делать то же самое в еще более трудных условиях.
— Возможно, было ошибкой вообще принимать такие слабые страны, типа Италии, в валютный союз?
— С политической точки зрения было невозможно оставить Италию за бортом валютного союза. Она же входит в число стран — основателей ЕС. То же самое касалось и Бельгии, хотя ее госдолг и превышал 100% ВВП. Это были политические решения.
— Но ведь цифры были частично подтасованы. Греция вступала, когда вы были канцлером ФРГ.
— Мы практически не имели возможности сказать, что предъявляемые показатели не соответствуют действительности. Возможно, греки и манипулировали цифрами, но мы исходили из сведений Еврокомиссии. Я не мог сказать премьер-министру Греции: «Ты нас обманываешь».
— Какие уроки вы извлекли теперь из программ помощи таким странам, как Греция и Ирландия?
— С момента основания ЕС все законы и соглашения содержали нормы, не подразумевающие, а то и категорически запрещающие взаимную помощь. Так, на первых страницах Маастрихтского соглашения говорится о том, что каждый член сообщества сам отвечает по своим долгам. При введении евро это положение выполняло роль своего рода успокоительной таблетки. Однако ввиду нынешних трудностей продолжать соблюдать его невозможно. Сейчас, когда процентные ставки на рынках облигаций для некоторых членов валютного союза сильно возросли, нельзя обойтись без того, чтобы не предлагать рефинансирование на более выгодных условиях. Это проистекает из всей внутренней логики валютного союза: более сильные страны оказывают более слабым государствам финансовую помощь.
— Какие практические шаги вы могли бы порекомендовать?
— Мне симпатична идея премьер-министра Люксембурга Жан-Клода Юнкера о введении совместных евробондов. Если мы хотим сохранить Евросоюз вместе с валютным союзом в качестве его центрального элемента, то крах валютного союза стал бы катастрофой — тогда совместная эмиссия бондов станет компенсацией отказа от гибкости обменных курсов. И вместо того чтобы этому противиться, правительство Германии должно признать, что это — следствие существования единой валюты. Положительным моментом нынешнего кризиса является то, что по поводу валютного союза наконец можно и нужно говорить полностью откровенно. И нет другого пути, кроме создания для членов валютного союза федеративной Европы, как бы ужасно ни выглядела эта идея в глазах Великобритании.
— Как, по вашему мнению, следует поступить с Европейским фондом финансовой стабильности (EFSF)?
— Полагаю, что его объем следует увеличить, для того чтобы повысить уровень доверия к нему, а также для того, чтобы припугнуть финансовые рынки. В действительности ведь в распоряжении имеется гораздо меньше, чем 440 млрд евро. Необходим сигнал рынкам. Рынки должны бояться нападать на какое-либо государство, так как это представляло бы опасность для них самих — атака на одну из стран должна означать атаку против себя. Кстати, достаточно забавной выглядит ситуация: мы создали свой страховой фонд, но что касается его функционирования, то по-прежнему зависим от американских рейтинговых агентств. Это расплата за то, что до сих пор Европа была не в состоянии создать собственное рейтинговое агентство.
Перевод Александра Полоцкого
http://top.rbc.ru/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
— Что могла бы Германия сделать лучше в деле преодоления кризиса евро?
— Оказать помощь Греции следовало бы раньше. Уже довольно давно стало ясно, что этой стране понадобится финансовая подпитка. Привлечение к выдаче кредитов МВФ было правильным шагом, но начать действовать канцлеру Германии Ангеле Меркель следовало раньше, что сэкономило бы много денег. Полтора месяца мы просто проспали.
— Есть ли в этом кризисе хоть
какие-то положительные
моменты?
— Кризис дает шанс проанализировать, что при создании валютного союза было сделано правильно, а что нет. Мое отношение к единой валюте было скептическим с самого начала. Я был сторонником теории кульминации, согласно которой валютный союз должен был бы возникнуть как итог длительного процесса конвергенции.
— Изменилось ли с тех пор ваше мнение?
— Я удостоверился в правильности того, что валютный союз может существовать и без наличия политического союза, хотя вначале это было похоже на то, как запрягать лошадь не с той стороны телеги. Введение евро должно было подтолкнуть нас к созданию политического союза.
— Почему же этого не произошло?
— По двум причинам. Первое: европейские партии консервативного толка противились созданию европейского экономического правительства, которое занялось бы тесной координацией бюджетной, налоговой и социальной политики. Вторая причина связана с позицией таких стран, как Великобритания, Швеция и Дания, которые в валютный союз не вступили, но в европейской политике участвовать хотели. Нужно было бы создать такое европейское правительство, при котором его членами стали бы только те страны, которые вошли в валютный союз. Но вместо этого мы пошли на поводу у таких стран ЕС, как, например, Чехия, которые были довольны просто тем, что общий рынок функционирует.
— Еще до того, как вы стали канцлером Германии, вы предсказывали, что наличие валютного союза приведет к росту экономического превосходства ФРГ, то есть даст полностью противоположный результат того, к чему стремились поборники его создания.
— Возьмем в качестве примера Италию. В течение длительного времени ей удавалось противостоять давлению на свою конкурентоспособность за счет постоянного обесценивания национальной валюты. Теперь делать это Италия уже не может. Поэтому ясно, что Германия в качестве экономического лидера Европы еще более укрепила свои позиции. Кроме того, конкурентоспособность Германии усилилась за счет выполнения принятой нашим правительством программы «План-2010»: в 2003 году в ФРГ были осуществлены самые необходимые реформы. Это происходило в то время, когда другие страны Европы нужным для себя это не считали.
— Была ли необходимость осуществления «Плана-2010» обусловлена в первую очередь факторами общеевропейского характера или же внутриэкономическими проблемами самой Германии?
— Основную роль играло не положение в Европе, а в большей степени развитие демографической ситуации у нас, в ФРГ. Рождаемость снижалась, а средняя продолжительность жизни возрастала. Финансирование же социальных систем возможно только за счет занятости. Но ситуация на рынке труда в Германии сильно изменилась: человек теперь уже не начинает свой путь в профессии в возрасте 14 лет, оставаясь в ней последующие полвека, а потом выходит на пенсию. Вот для того, чтобы справиться с этими вызовами и сохранить социальное государство, Германии и понадобились глубокие реформы. И мы их действительно осуществили, однако расплатой за них стало наше поражение на выборах в 2005 году.
— Что касается «Плана-2010»: является ли в этом плане Германия примером для подражания для всей остальной Европы?
— Того, что мы сделали в Германии, не избежать и другим. Когда мы осуществляли нашу программу, европейские социал-демократы смотрели на нас как на плохих родственников в добропорядочной европейской семье. Возглавляемые социал-демократическими правительствами Португалия, Греция, Испания наслаждались после введения евро низкой ставкой банковского кредита и были уверены, что делать им больше ничего не надо. Сейчас эти страны столкнулись с теми же трудностями, что и Германия в 2003 году, — рождаемость падает, а проблемы финансирования социального государства растут. Мы осуществили реформы перед экономической рецессией. Теперь другим странам придется делать то же самое в еще более трудных условиях.
— Возможно, было ошибкой вообще принимать такие слабые страны, типа Италии, в валютный союз?
— С политической точки зрения было невозможно оставить Италию за бортом валютного союза. Она же входит в число стран — основателей ЕС. То же самое касалось и Бельгии, хотя ее госдолг и превышал 100% ВВП. Это были политические решения.
— Но ведь цифры были частично подтасованы. Греция вступала, когда вы были канцлером ФРГ.
— Мы практически не имели возможности сказать, что предъявляемые показатели не соответствуют действительности. Возможно, греки и манипулировали цифрами, но мы исходили из сведений Еврокомиссии. Я не мог сказать премьер-министру Греции: «Ты нас обманываешь».
— Какие уроки вы извлекли теперь из программ помощи таким странам, как Греция и Ирландия?
— С момента основания ЕС все законы и соглашения содержали нормы, не подразумевающие, а то и категорически запрещающие взаимную помощь. Так, на первых страницах Маастрихтского соглашения говорится о том, что каждый член сообщества сам отвечает по своим долгам. При введении евро это положение выполняло роль своего рода успокоительной таблетки. Однако ввиду нынешних трудностей продолжать соблюдать его невозможно. Сейчас, когда процентные ставки на рынках облигаций для некоторых членов валютного союза сильно возросли, нельзя обойтись без того, чтобы не предлагать рефинансирование на более выгодных условиях. Это проистекает из всей внутренней логики валютного союза: более сильные страны оказывают более слабым государствам финансовую помощь.
— Какие практические шаги вы могли бы порекомендовать?
— Мне симпатична идея премьер-министра Люксембурга Жан-Клода Юнкера о введении совместных евробондов. Если мы хотим сохранить Евросоюз вместе с валютным союзом в качестве его центрального элемента, то крах валютного союза стал бы катастрофой — тогда совместная эмиссия бондов станет компенсацией отказа от гибкости обменных курсов. И вместо того чтобы этому противиться, правительство Германии должно признать, что это — следствие существования единой валюты. Положительным моментом нынешнего кризиса является то, что по поводу валютного союза наконец можно и нужно говорить полностью откровенно. И нет другого пути, кроме создания для членов валютного союза федеративной Европы, как бы ужасно ни выглядела эта идея в глазах Великобритании.
— Как, по вашему мнению, следует поступить с Европейским фондом финансовой стабильности (EFSF)?
— Полагаю, что его объем следует увеличить, для того чтобы повысить уровень доверия к нему, а также для того, чтобы припугнуть финансовые рынки. В действительности ведь в распоряжении имеется гораздо меньше, чем 440 млрд евро. Необходим сигнал рынкам. Рынки должны бояться нападать на какое-либо государство, так как это представляло бы опасность для них самих — атака на одну из стран должна означать атаку против себя. Кстати, достаточно забавной выглядит ситуация: мы создали свой страховой фонд, но что касается его функционирования, то по-прежнему зависим от американских рейтинговых агентств. Это расплата за то, что до сих пор Европа была не в состоянии создать собственное рейтинговое агентство.
Перевод Александра Полоцкого
http://top.rbc.ru/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter