26 мая 2014
Алексей Валентинович, хочется спросить о состоянии российской экономики сейчас. Есть ли понимание, какой должна быть стратегия выхода из ситуации, когда мы очень близки к рецессии? Видимо, к ней идем и окажемся.
Мы близки к рецессии. Совсем не уверен, что мы в ней обязательно окажемся. Я думаю, что в течение оставшегося времени до конца II квартала мы будем в сомнении. Но техническая рецессия, два квартала подряд снижения объемов производства с возможной сезонностью, может, будет, может – нет.
Но дело не в этом. Дело не в цифре, дело в содержании. Одна модель роста ушла, а другая не пришла пока еще. Возникла пауза роста. Мы не можем опираться на экспорт. Мы стараемся развивать несырьевой экспорт, но он не является локомотивом роста. Мы не можем опираться на потребительские расходы, потому что они, с одной стороны, стимулируют экономический рост, а с другой стороны, являются издержками для бизнеса. Здесь возникает фундаментальное противоречие .
Инвестиции, инвестиционное развитие - вот то, что должно нас поддержать. А мы, к сожалению, имеем сейчас отрицательный рост инвестиции, его острота снижается. Потихонечку мы выбираемся из этой инвестиционной ямы. Но медленно.
Что важно? Для бизнеса важна уверенность, важно неизменность тех фундаментальных принципов, на которых зиждется развитие экономики. Важно снижение административного давления. Именно избыточное регулирование экономики, избыточные административные барьеры являются самой первой проблемой для бизнеса.
Инвестиционные издержки составляют примерно 35% от их общего объема. Здесь сдвинуться чрезвычайно важно. А второе, конечно же, - это расширение тех ограничений по предложению товаров. Это ограничения в области инфраструктуры, транспортной, энергетической. Это означает, что мы должны продвигаться по использованию средств ФНБ.
Наблюдательный совет Российского фонда прямых инвестиций, который я возглавляю, принял решение о том, что 2 проекта будут профинансированы средствами ФНБ: один в области телекоммуникации, другой в области энергетических сетей. 2 прежде были одобрены. Это модернизация железных дорог: БАМ, Транссиб и ЦКАД. И еще 3 в ближайшем будущем должны быть также поддержаны.
Третье, конечно, - это развитие государственно-частного партнерства. Это создание условия, для того чтобы инвестиции в публичные инфраструктуры ушли, в ЖКХ, в товарооборот 4 триллиона рублей. Там нет такой волатильности, как скажем, в металлургии. Гарантированный спрос. Нужно создать условия.
Сейчас два наших закона о концессиях и государственно-частном партнерстве должны быть на выходе в Государственной думе. Они должны поддержать готовность инвесторов к этим решениям, поддержать малый и средний бизнес. Сейчас мы отстаем и по объему, и по занятости от каких-то мировых стандартов.
Мы сейчас должны запустить практически агентство кредитных гарантий, которое капитализировано в сумме 50 миллиардов рублей из бюджета. Мы рассчитываем, что уже в июне сможем выдать первые гарантии или контргарантии из федерального агентства на всю систему региональных гарантийных фондов. И увеличить в общем объеме объем предоставляемых гарантий примерно на 700 миллионов рублей и объем предоставляемых ресурсов под эти гарантии примерно на 1 триллион 300, 1 триллион 400 миллиардов рублей.
Дорожная карта национально-предпринимательской инициативы. Это показатель упрощения процедур, упрощения, снижения барьеров, снижение той платы, которую платит бизнес за право соединить рабочую силу с производительными силами и создавать продукт.
Это очень внушительная повестка. Я по некоторым моментам с удовольствием бы прошелся. Но вначале философский вопрос. Учитывая то положение дел, которое мы наблюдаем, может ли политическая и экономическая репутация страны существовать отдельно? Можно ли сейчас всерьез рассчитывать на то, что западный или восточный бизнес, не обращая внимания ни на что, все-таки видит действительно хорошие условия для инвестиций в Россию и пойдет в нее?
Мне кажется исторический, межстрановый опыт говорит о том, что так и происходит. Все-таки бизнес - это вполне материальное существо. Конечно же, волатильность геополитического ландшафта, она влияет на прямые инвестиции. Две простых вещи: возврат капитала, и это риски, оценка рисков, как приемлемые, достаточно для бизнеса, для того чтобы принять это решение. И мы видим сейчас, фондовый рынок наш третью неделю находится в "зеленой зоне", растет потихонечку, возвращаются инвесторы.
То же самое происходит на рынке прямых инвестиций. Была затянувшаяся пауза, пик ее пришелся на февраль-март. Тогда же был пик и оттока капитала. Сейчас мы видим некоторое возвратно-поступательное движение. Начинаются снова выходы на формализацию сделок, на инвестиции прямые, на инвестиции портфельные. Надеемся, что можно будет возобновить рефинансирование на глобальном рынке капитала, может быть, не в том объеме, как было прежде, но в каких-то разумных количествах. Есть неплохие свидетельства, но риски по-прежнему сохраняются.
Для бизнеса важны не санкции, а угроза применения санкций. Такая угроза существует. И сейчас, и завтра надо учиться действовать в этих напряженных ситуациях, а я думаю, что наше действие - это создание таких благоприятных условий для бизнеса. Вот то, что мы недодали за долгие годы, мы должны додать сейчас. Мы должны уравновесить ту чашку весов, на которой лежит угроза санкций, на упрощение повышения доходности и снижение рисков.
Да, про угрозу санкций – это очень точное замечание. Вы по линии РФПИ общаетесь с западными инвесторами. Чувствуете, что они в каком-то таком в информационном вакууме находятся? Такое бывает?
Бывает и такое. Хотя большинство наших партнеров довольно хорошо ориентируются и в нашей специфике, и в ситуации на мировых рынках. И в настроениях политических сил. Поэтому для них все это не является каким-то шоком. Они понимают процессы, которые идут в целом. Другое дело, что мы, конечно, ответим на ряд конкретных вопросов. Если они не получают ответов на вопросы, они просто ждут какой-то внятный месседж, для того чтобы принять решение.
У нас есть спорные вопросы между вашим ведомством и министерством финансов. Часто звучит тема бюджетного правила. По-разному ведомства на ее смотрят. Есть ли здесь какие-то изменения? Я знаю позицию Минэконома, но все-таки слышат ли вас партнеры?
Я думаю, что это точно не первая, не вторая проблема для нашего развития. Конечно же, говоря так философски, правила должны соответствовать реальности, которая есть. Нам придется двигаться вперед, а правила оставлять там, где они были. Но любое изменение должно быть тщательно продумано, просчитано.
Знаете, есть такое выражение, что каждая существующая система хороша тем, что она существует. Что придет ей на смену - это пока гипотеза, которая может быть реализована, может быть не реализована. Я не стал бы сейчас концентрироваться на каких-то разногласиях, разночтениях. Факт, что нужно совершать бюджетный маневр. Факт, что нужно увеличивать инвестиции в инфраструктуру, в инновации, в развитие человеческого капитала, образование и здравоохранение. Это факт, который вам подтвердят все.
Недавно было исследование Организации экономического сотрудничества развития, Всемирного банка, Европейского банка реконструкции и развития. Конечно, хорошо, если мы сможем совершать бюджетный маневр, сократив бюджетные расходы, и за счет этого высвободить средства. Если у нас получится – очень хорошо. Значит, наверное, не лучшим способом было бы увеличить доходность за счет увеличения налогового бремени. Мне кажется, наши обязательства перед бизнесом мы должны твердо исполнять.
И последнее – это заимствования. На каких-то условиях можно занимать, на каких-то это не очень выгодно. Надо смотреть на ситуацию на мировых рынках капитала, на внутреннем рынке. И принимать конкретные решения.
Вы говорили о необходимости увеличения инвестиций, в том числе и в инновации. У вас нет ощущения, что сейчас, говоря о вложениях в инновации, мы потихонечку переходим к разговору о том, что у нас инновации могут быть и в традиционных, в том числе и в сырьевых, сегментах экономики? Инновации не обязательно понимать как производство высокотехнологичной продукции.
Первое. Я абсолютно согласен. Инновация и гаджеты всякие – это совершенно не одно и то же. Принципиально в инновациях, на мой взгляд, то, что меняется после производства. Например, новые материалы. Принципиально иные способы получения энергии и передача ее. Вот это настоящие инновации, которые меняют облик мира.
Сейчас, мне кажется, важно, чтобы этот инновационный дух, инновационные отношения, инновационные инструменты проникли в традиционные секторы. Мне кажется, не должно быть инновационных секторов и неинновационных. Они все являются в каком-то смысле инновационными.
Несколько лет назад у нас были модны разговоры про новую экономику. Считалось, что мы каким-то образом можем перескочить через индустриальную эру и оказаться в постиндустриальной. Смотрите, что сейчас в мире происходит? Происходит реиндустриализация. В Америке, в Европе производства, которые, казалось бы, навсегда были вынесены в страны третьего мира, вновь создаются и дают новые рабочие места, и дают налогооблагаемую базу, и вносят вклад в экономический рост. Это нормально. Поэтому мы должны одновременно быть на двух ногах. И на индустриальной, в индустриальной эпохе, и в постиндустриальной одновременно.
Еще одна очень интересная тенденция, которая в мире наблюдается. Это все-таки увеличение доли государства в бизнесе и вообще создание условий для бизнеса. Это происходит во всех странах, казалось бы, даже с очень даже либеральными экономическими моделями. А мы, в общем-то, еще не перешли к фазе либерального рынка, либеральной экономики. Есть ли вот здесь ощущение нахождения нас в противофазе?
Мне кажется, прямой противофазы нет. Есть набор проблем, сложностей, временных несовпадений. Движется ли мир к большей роли государства, я не могу однозначно на это ответить. А значит, с одной стороны, есть, есть волны - реакция на экономические циклы. Значит, на стадии рецессии государство входит в экономику в большей степени. Входит в собственность, входит в предъявлении дополнительному государственному спросу, по-разному.
На стадии подъема раскрывает инициативу бизнес. Это одна часть. А другая часть – более жесткое глобальное регулирование. Посмотрите на регулирование банковской сферы. Это дополнительные требования для снятия, уменьшения количества рисков. Является ли уменьшение рисков адекватной платой за снижение условий для конечных заемщиков, следовательно, замедление экономического роста.
Противоречия между развитием и стабильность тоже, оно диалектическое противоречие. Нет развития без стабильности, нет стабильности без развития. Но в каждом конкретном случае все-таки нужно делать определенный выбор. У нас доля прямого участия государства в собственности выше нормального.
Регулятивное давление, которое оказывает государство в виде нормативных актов своих, в виде требований технического регулирования, различных норм по безопасности производства, – это все вычеты из экономического роста. Опять-таки адекватна ли плата за этот вычет? Получаем ли мы в области безопасности охраны окружающей среды достойную компенсацию того, что наш пирог будет общий, пирог будет несколько меньше? Вот на эти вопросы мы должны отвечать в плане реализации своей практической экономической политики.
Денежно-кредитная политика России, она может как-то улучшить ситуацию, если что-то в ней сейчас начать менять? С одной стороны, понятно, почему Центробанк так поступал, понятно, почему ставка настолько высока, с другой стороны, очевидно, что это тоже определенные эффекты, которые могут тормозить плавный выход из сложной ситуации.
Я думаю, мои коллеги в Центральном банке обладают достаточным профессионализмом и ответственностью, для того чтобы принимать правильные решения. И не мне давать им рекомендации. Я скажу лишь фундаментально: всегда происходит взвешивание рисков. Это принятие любого решения и в бизнесе, и в практике государственного управления, в том числе и в кредитно-денежной политике. В данном случае речь идет о рисках инфляции и рисков по экономическому росту.
С моей точки зрения, риски экономического роста сейчас экстремально высокие. А риски по инфляции вполне умеренные. Мы, видимо, проходим уже высшую точку инфляции в этом году – семь с половиной процентов. И начиная со второго полугодия будем находиться на понижающей траектории, исходя из того, что и продовольственный рынок не вызывает больших опасений, что у нас заморожены на этот год тарифы по железнодорожным перевозкам, по газоснабжению, по электрическим сетям.
Исходя из того, что, видимо, в основном девальвационный эффект отыгран уже индексом потребительских цен, все это говорит о том, что эта траектория будет снижающаяся. И с моей точки зрения, этот риск не такой материальный.
У больших государственных компаний создаются такие условия, когда они должны искать способы какой-то оптимизации внутри себя, борьбы с этими самым издержками. Вы, когда общаетесь с представителями этих госкорпораций, они это понимают, вы чувствуете, что движение к этому идет?
Мне кажется, они это понимают. Это каждый раз непростые решения. С одной стороны, нужно понуждать к этому, с другой стороны, помогать принять эти решения. Это означает решение трудовых конфликтов или с учетом того увольнения работников. Значит, надо помочь им сделать это увольнение менее болезненным для самих работников и для компании.
В других случаях это сокращение операционных издержек по эксплуатации. Это все стоит денег. Это все важные решения. Мне кажется, в целом они движутся в правильном направлении. Может быть, у нас есть претензии к скорости этих преобразований, но в целом направленность вектора изменений правильная.
А для региональный властей какие задачи нужно ставить сейчас? Если вообще вот говорить о каких-то целях и задачах.
У нас есть так называемый региональный стандарт, по которому мы оцениваем деятельность руководителей субъектов федерации по предпринимательскому климату, поддержанию его качества, - это национальный рейтинг. Мы сейчас внедряем, и он был презентован для 21 региона в рамках форума. Это поиск наилучших образцов корпоративного и публичного управления и распространения их, тиражирования в регионах.
Конечно, нужно поощрять это, мотивировать такую работу, в том числе с использованием механизма межбюджетных отношений, субсидий, трансфертов, которые получают регионные субъекты федерации. Не секрет, что именно сейчас мы зачастую поощряем, так сказать, иждивенческие настроения, и подчас те губернаторы, которые добиваются лучших результатов в инвестиционном развитии, экономическом развитии, за это наказываются рублем, уменьшением соответствующих трансфертов. Конечно, это нужно изменять.
Можно ли ожидать, что в этом году прогнозы по оттоку капитала будут меняться? Меня единственное, что беспокоит, меня беспокоит, что сейчас информационная атака идет иногда от, например, посетителей Европейского центробанка. Звучат какие-то нереальные цифры, например господин Драги где-то нашел 160 миллиардов евро оттока уже на сегодняшний день. Как вы оцениваете такие прогнозы вот ваших коллег из Европейского центра?
Я не понимаю, откуда Марио Драги взял эту цифру. Он компетентный, безусловно, высокопрофессиональный банкир. И, может быть, речь идет просто о валовом объеме. Ведь мы рассуждаем термином чистый отток капитала или приток, разница между валовом притоком, валовом оттоком. Возможно, валовая составляющая.
Мне кажется, что скорее все-таки может встать вопрос об изменении прогнозов в сторону уменьшения ожидания по оттоку капитала. Мы, кстати, так и сделали. У нас первоначально было ожидание 100 миллиардов на год, сейчас мы сократили до 90 миллиардов. Мы видим, что будет примерно треть объема оттока капитала статистического за I квартал, это изменение структуры депозитов, прежде всего депозитов населения.
Люди выходили из рублевых депозитов в валютные или вообще уходили в наличную валюту. Это было сконцентрировано в рамках примерно пяти недель. Сейчас мы видим обратное движение: люди возвращаются в банки, увеличиваются снова рублевые депозиты. И хотя бы за счет этой составляющей должен скорректироваться прогноз. Но отток капитала – это вещь очень волатильная. И какие-то дополнительные шаги по нагнетанию международной напряженности, конечно, могут снова воздействовать негативно.
Государство должно исполнять, должно исполнять свои обязательства и обеспечить благоприятные условия для инвестиций. Ведь тут возникает такая ловушка низких темпов. При высоких темпах легко обеспечить высокий возвратный капитал. При 0,5% в год очень малое количество проектов может обеспечить высокий возвратный капитал.
А инвестора-то это не привлекает такая ситуация, и он ждет. Раз он ждет, инвестиции не поступают, и рост еще больше затормаживается. Возникает такая вот отрицательная обратная связь, и вот это нужно разрывать.
Как разорвать эту отрицательную обратную связь, через какие меры, структурные политики или социональные политики, политики стимулирования экономического роста? Вот мы все ждем ответов на эти вопросы, подсказок каких-то со стороны президента.
Многие эксперты выразили мнение, что мы сейчас, во-первых, столкнемся с прекращением роста заработных плат. А есть ли понимание, за счет чего и каким образом эффективно увеличение производительности труда?
C ограничением по росту зарплат мы уже столкнулись. Сейчас фактически весь рост заработных плат обеспечивается исключительно бюджетным сектором. А в секторе коммерческом – почти нет, потому что это очень большое ограничение на развитие, это же издержки производства, они запретительно высокие в ряде случаев.
С точки зрения просто производительности труда у нас есть формальный ответ. Мы подготовили план мероприятий по повышению производительности труда, который касается и квалификации, подготовки специалистов, которая касается замены рабочих мест более технологичными, которая касается субсидирования предприятий, которые производят модернизацию и так далее. Но есть, конечно же, и не только формальный, но глобальный подход. Нужно и на микроуровне, и на макроуровне управлять издержками производства и создавать более комфортные условия для принятия деловых решений.
Чуть меньше года назад вы возглавили министерство. Сейчас уже ощущаете какую-то разницу работы в Центробанке и в Министерстве экономического развития?
Я вижу два смысла в этом вопросе. Первый – конечно же, есть чисто ролевое поведение во многих случаях. Знаете, англичане говорит: то есть вот кресло, на котором я сижу, очень много значит в моем мировоззрении. Ну, это не хорошо и не плохо. Поэтому я тоже скажу, что я на многие вещи смотрю по-другому. А значит, это - одна сторона.
Другая сторона – работа в министерстве, она гораздо более разнообразная. Работая в Центральном банке, я имел дело с очень однородной материей: деньги, однородная материя. И в принципе, подчиняющаяся ясным и довольно ясным правилам, которые можно изучить и воплощать в жизнь.
Здесь материя принципиально другая, она очень разнородная. Как железную дорогу сопоставить с авиацией и с морским сообщением беструбопроводным? А это только транспорт. А как сопоставить железную дорогу и текстильную промышленность, например? А образование и нефтедобычу? Совершенно разные материи, но они должны быть сбалансированы, иначе расставлены приоритеты, так или иначе обеспечены перераспределение ресурсов, создание правил, норм, порядков. И это, конечно, огромный вызов. Я постоянно учусь. Учусь, получаю новые знания. Это интересный вызов на самом деле.
Говорят, что год обычно требуется для того, чтобы просто войти в дела. Вы уже вошли, считаете, что понимаете эту ситуацию?
Спросите об этом премьера и президента, что они скажут. Но мне кажется, в основном вошел.
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Мы близки к рецессии. Совсем не уверен, что мы в ней обязательно окажемся. Я думаю, что в течение оставшегося времени до конца II квартала мы будем в сомнении. Но техническая рецессия, два квартала подряд снижения объемов производства с возможной сезонностью, может, будет, может – нет.
Но дело не в этом. Дело не в цифре, дело в содержании. Одна модель роста ушла, а другая не пришла пока еще. Возникла пауза роста. Мы не можем опираться на экспорт. Мы стараемся развивать несырьевой экспорт, но он не является локомотивом роста. Мы не можем опираться на потребительские расходы, потому что они, с одной стороны, стимулируют экономический рост, а с другой стороны, являются издержками для бизнеса. Здесь возникает фундаментальное противоречие .
Инвестиции, инвестиционное развитие - вот то, что должно нас поддержать. А мы, к сожалению, имеем сейчас отрицательный рост инвестиции, его острота снижается. Потихонечку мы выбираемся из этой инвестиционной ямы. Но медленно.
Что важно? Для бизнеса важна уверенность, важно неизменность тех фундаментальных принципов, на которых зиждется развитие экономики. Важно снижение административного давления. Именно избыточное регулирование экономики, избыточные административные барьеры являются самой первой проблемой для бизнеса.
Инвестиционные издержки составляют примерно 35% от их общего объема. Здесь сдвинуться чрезвычайно важно. А второе, конечно же, - это расширение тех ограничений по предложению товаров. Это ограничения в области инфраструктуры, транспортной, энергетической. Это означает, что мы должны продвигаться по использованию средств ФНБ.
Наблюдательный совет Российского фонда прямых инвестиций, который я возглавляю, принял решение о том, что 2 проекта будут профинансированы средствами ФНБ: один в области телекоммуникации, другой в области энергетических сетей. 2 прежде были одобрены. Это модернизация железных дорог: БАМ, Транссиб и ЦКАД. И еще 3 в ближайшем будущем должны быть также поддержаны.
Третье, конечно, - это развитие государственно-частного партнерства. Это создание условия, для того чтобы инвестиции в публичные инфраструктуры ушли, в ЖКХ, в товарооборот 4 триллиона рублей. Там нет такой волатильности, как скажем, в металлургии. Гарантированный спрос. Нужно создать условия.
Сейчас два наших закона о концессиях и государственно-частном партнерстве должны быть на выходе в Государственной думе. Они должны поддержать готовность инвесторов к этим решениям, поддержать малый и средний бизнес. Сейчас мы отстаем и по объему, и по занятости от каких-то мировых стандартов.
Мы сейчас должны запустить практически агентство кредитных гарантий, которое капитализировано в сумме 50 миллиардов рублей из бюджета. Мы рассчитываем, что уже в июне сможем выдать первые гарантии или контргарантии из федерального агентства на всю систему региональных гарантийных фондов. И увеличить в общем объеме объем предоставляемых гарантий примерно на 700 миллионов рублей и объем предоставляемых ресурсов под эти гарантии примерно на 1 триллион 300, 1 триллион 400 миллиардов рублей.
Дорожная карта национально-предпринимательской инициативы. Это показатель упрощения процедур, упрощения, снижения барьеров, снижение той платы, которую платит бизнес за право соединить рабочую силу с производительными силами и создавать продукт.
Это очень внушительная повестка. Я по некоторым моментам с удовольствием бы прошелся. Но вначале философский вопрос. Учитывая то положение дел, которое мы наблюдаем, может ли политическая и экономическая репутация страны существовать отдельно? Можно ли сейчас всерьез рассчитывать на то, что западный или восточный бизнес, не обращая внимания ни на что, все-таки видит действительно хорошие условия для инвестиций в Россию и пойдет в нее?
Мне кажется исторический, межстрановый опыт говорит о том, что так и происходит. Все-таки бизнес - это вполне материальное существо. Конечно же, волатильность геополитического ландшафта, она влияет на прямые инвестиции. Две простых вещи: возврат капитала, и это риски, оценка рисков, как приемлемые, достаточно для бизнеса, для того чтобы принять это решение. И мы видим сейчас, фондовый рынок наш третью неделю находится в "зеленой зоне", растет потихонечку, возвращаются инвесторы.
То же самое происходит на рынке прямых инвестиций. Была затянувшаяся пауза, пик ее пришелся на февраль-март. Тогда же был пик и оттока капитала. Сейчас мы видим некоторое возвратно-поступательное движение. Начинаются снова выходы на формализацию сделок, на инвестиции прямые, на инвестиции портфельные. Надеемся, что можно будет возобновить рефинансирование на глобальном рынке капитала, может быть, не в том объеме, как было прежде, но в каких-то разумных количествах. Есть неплохие свидетельства, но риски по-прежнему сохраняются.
Для бизнеса важны не санкции, а угроза применения санкций. Такая угроза существует. И сейчас, и завтра надо учиться действовать в этих напряженных ситуациях, а я думаю, что наше действие - это создание таких благоприятных условий для бизнеса. Вот то, что мы недодали за долгие годы, мы должны додать сейчас. Мы должны уравновесить ту чашку весов, на которой лежит угроза санкций, на упрощение повышения доходности и снижение рисков.
Да, про угрозу санкций – это очень точное замечание. Вы по линии РФПИ общаетесь с западными инвесторами. Чувствуете, что они в каком-то таком в информационном вакууме находятся? Такое бывает?
Бывает и такое. Хотя большинство наших партнеров довольно хорошо ориентируются и в нашей специфике, и в ситуации на мировых рынках. И в настроениях политических сил. Поэтому для них все это не является каким-то шоком. Они понимают процессы, которые идут в целом. Другое дело, что мы, конечно, ответим на ряд конкретных вопросов. Если они не получают ответов на вопросы, они просто ждут какой-то внятный месседж, для того чтобы принять решение.
У нас есть спорные вопросы между вашим ведомством и министерством финансов. Часто звучит тема бюджетного правила. По-разному ведомства на ее смотрят. Есть ли здесь какие-то изменения? Я знаю позицию Минэконома, но все-таки слышат ли вас партнеры?
Я думаю, что это точно не первая, не вторая проблема для нашего развития. Конечно же, говоря так философски, правила должны соответствовать реальности, которая есть. Нам придется двигаться вперед, а правила оставлять там, где они были. Но любое изменение должно быть тщательно продумано, просчитано.
Знаете, есть такое выражение, что каждая существующая система хороша тем, что она существует. Что придет ей на смену - это пока гипотеза, которая может быть реализована, может быть не реализована. Я не стал бы сейчас концентрироваться на каких-то разногласиях, разночтениях. Факт, что нужно совершать бюджетный маневр. Факт, что нужно увеличивать инвестиции в инфраструктуру, в инновации, в развитие человеческого капитала, образование и здравоохранение. Это факт, который вам подтвердят все.
Недавно было исследование Организации экономического сотрудничества развития, Всемирного банка, Европейского банка реконструкции и развития. Конечно, хорошо, если мы сможем совершать бюджетный маневр, сократив бюджетные расходы, и за счет этого высвободить средства. Если у нас получится – очень хорошо. Значит, наверное, не лучшим способом было бы увеличить доходность за счет увеличения налогового бремени. Мне кажется, наши обязательства перед бизнесом мы должны твердо исполнять.
И последнее – это заимствования. На каких-то условиях можно занимать, на каких-то это не очень выгодно. Надо смотреть на ситуацию на мировых рынках капитала, на внутреннем рынке. И принимать конкретные решения.
Вы говорили о необходимости увеличения инвестиций, в том числе и в инновации. У вас нет ощущения, что сейчас, говоря о вложениях в инновации, мы потихонечку переходим к разговору о том, что у нас инновации могут быть и в традиционных, в том числе и в сырьевых, сегментах экономики? Инновации не обязательно понимать как производство высокотехнологичной продукции.
Первое. Я абсолютно согласен. Инновация и гаджеты всякие – это совершенно не одно и то же. Принципиально в инновациях, на мой взгляд, то, что меняется после производства. Например, новые материалы. Принципиально иные способы получения энергии и передача ее. Вот это настоящие инновации, которые меняют облик мира.
Сейчас, мне кажется, важно, чтобы этот инновационный дух, инновационные отношения, инновационные инструменты проникли в традиционные секторы. Мне кажется, не должно быть инновационных секторов и неинновационных. Они все являются в каком-то смысле инновационными.
Несколько лет назад у нас были модны разговоры про новую экономику. Считалось, что мы каким-то образом можем перескочить через индустриальную эру и оказаться в постиндустриальной. Смотрите, что сейчас в мире происходит? Происходит реиндустриализация. В Америке, в Европе производства, которые, казалось бы, навсегда были вынесены в страны третьего мира, вновь создаются и дают новые рабочие места, и дают налогооблагаемую базу, и вносят вклад в экономический рост. Это нормально. Поэтому мы должны одновременно быть на двух ногах. И на индустриальной, в индустриальной эпохе, и в постиндустриальной одновременно.
Еще одна очень интересная тенденция, которая в мире наблюдается. Это все-таки увеличение доли государства в бизнесе и вообще создание условий для бизнеса. Это происходит во всех странах, казалось бы, даже с очень даже либеральными экономическими моделями. А мы, в общем-то, еще не перешли к фазе либерального рынка, либеральной экономики. Есть ли вот здесь ощущение нахождения нас в противофазе?
Мне кажется, прямой противофазы нет. Есть набор проблем, сложностей, временных несовпадений. Движется ли мир к большей роли государства, я не могу однозначно на это ответить. А значит, с одной стороны, есть, есть волны - реакция на экономические циклы. Значит, на стадии рецессии государство входит в экономику в большей степени. Входит в собственность, входит в предъявлении дополнительному государственному спросу, по-разному.
На стадии подъема раскрывает инициативу бизнес. Это одна часть. А другая часть – более жесткое глобальное регулирование. Посмотрите на регулирование банковской сферы. Это дополнительные требования для снятия, уменьшения количества рисков. Является ли уменьшение рисков адекватной платой за снижение условий для конечных заемщиков, следовательно, замедление экономического роста.
Противоречия между развитием и стабильность тоже, оно диалектическое противоречие. Нет развития без стабильности, нет стабильности без развития. Но в каждом конкретном случае все-таки нужно делать определенный выбор. У нас доля прямого участия государства в собственности выше нормального.
Регулятивное давление, которое оказывает государство в виде нормативных актов своих, в виде требований технического регулирования, различных норм по безопасности производства, – это все вычеты из экономического роста. Опять-таки адекватна ли плата за этот вычет? Получаем ли мы в области безопасности охраны окружающей среды достойную компенсацию того, что наш пирог будет общий, пирог будет несколько меньше? Вот на эти вопросы мы должны отвечать в плане реализации своей практической экономической политики.
Денежно-кредитная политика России, она может как-то улучшить ситуацию, если что-то в ней сейчас начать менять? С одной стороны, понятно, почему Центробанк так поступал, понятно, почему ставка настолько высока, с другой стороны, очевидно, что это тоже определенные эффекты, которые могут тормозить плавный выход из сложной ситуации.
Я думаю, мои коллеги в Центральном банке обладают достаточным профессионализмом и ответственностью, для того чтобы принимать правильные решения. И не мне давать им рекомендации. Я скажу лишь фундаментально: всегда происходит взвешивание рисков. Это принятие любого решения и в бизнесе, и в практике государственного управления, в том числе и в кредитно-денежной политике. В данном случае речь идет о рисках инфляции и рисков по экономическому росту.
С моей точки зрения, риски экономического роста сейчас экстремально высокие. А риски по инфляции вполне умеренные. Мы, видимо, проходим уже высшую точку инфляции в этом году – семь с половиной процентов. И начиная со второго полугодия будем находиться на понижающей траектории, исходя из того, что и продовольственный рынок не вызывает больших опасений, что у нас заморожены на этот год тарифы по железнодорожным перевозкам, по газоснабжению, по электрическим сетям.
Исходя из того, что, видимо, в основном девальвационный эффект отыгран уже индексом потребительских цен, все это говорит о том, что эта траектория будет снижающаяся. И с моей точки зрения, этот риск не такой материальный.
У больших государственных компаний создаются такие условия, когда они должны искать способы какой-то оптимизации внутри себя, борьбы с этими самым издержками. Вы, когда общаетесь с представителями этих госкорпораций, они это понимают, вы чувствуете, что движение к этому идет?
Мне кажется, они это понимают. Это каждый раз непростые решения. С одной стороны, нужно понуждать к этому, с другой стороны, помогать принять эти решения. Это означает решение трудовых конфликтов или с учетом того увольнения работников. Значит, надо помочь им сделать это увольнение менее болезненным для самих работников и для компании.
В других случаях это сокращение операционных издержек по эксплуатации. Это все стоит денег. Это все важные решения. Мне кажется, в целом они движутся в правильном направлении. Может быть, у нас есть претензии к скорости этих преобразований, но в целом направленность вектора изменений правильная.
А для региональный властей какие задачи нужно ставить сейчас? Если вообще вот говорить о каких-то целях и задачах.
У нас есть так называемый региональный стандарт, по которому мы оцениваем деятельность руководителей субъектов федерации по предпринимательскому климату, поддержанию его качества, - это национальный рейтинг. Мы сейчас внедряем, и он был презентован для 21 региона в рамках форума. Это поиск наилучших образцов корпоративного и публичного управления и распространения их, тиражирования в регионах.
Конечно, нужно поощрять это, мотивировать такую работу, в том числе с использованием механизма межбюджетных отношений, субсидий, трансфертов, которые получают регионные субъекты федерации. Не секрет, что именно сейчас мы зачастую поощряем, так сказать, иждивенческие настроения, и подчас те губернаторы, которые добиваются лучших результатов в инвестиционном развитии, экономическом развитии, за это наказываются рублем, уменьшением соответствующих трансфертов. Конечно, это нужно изменять.
Можно ли ожидать, что в этом году прогнозы по оттоку капитала будут меняться? Меня единственное, что беспокоит, меня беспокоит, что сейчас информационная атака идет иногда от, например, посетителей Европейского центробанка. Звучат какие-то нереальные цифры, например господин Драги где-то нашел 160 миллиардов евро оттока уже на сегодняшний день. Как вы оцениваете такие прогнозы вот ваших коллег из Европейского центра?
Я не понимаю, откуда Марио Драги взял эту цифру. Он компетентный, безусловно, высокопрофессиональный банкир. И, может быть, речь идет просто о валовом объеме. Ведь мы рассуждаем термином чистый отток капитала или приток, разница между валовом притоком, валовом оттоком. Возможно, валовая составляющая.
Мне кажется, что скорее все-таки может встать вопрос об изменении прогнозов в сторону уменьшения ожидания по оттоку капитала. Мы, кстати, так и сделали. У нас первоначально было ожидание 100 миллиардов на год, сейчас мы сократили до 90 миллиардов. Мы видим, что будет примерно треть объема оттока капитала статистического за I квартал, это изменение структуры депозитов, прежде всего депозитов населения.
Люди выходили из рублевых депозитов в валютные или вообще уходили в наличную валюту. Это было сконцентрировано в рамках примерно пяти недель. Сейчас мы видим обратное движение: люди возвращаются в банки, увеличиваются снова рублевые депозиты. И хотя бы за счет этой составляющей должен скорректироваться прогноз. Но отток капитала – это вещь очень волатильная. И какие-то дополнительные шаги по нагнетанию международной напряженности, конечно, могут снова воздействовать негативно.
Государство должно исполнять, должно исполнять свои обязательства и обеспечить благоприятные условия для инвестиций. Ведь тут возникает такая ловушка низких темпов. При высоких темпах легко обеспечить высокий возвратный капитал. При 0,5% в год очень малое количество проектов может обеспечить высокий возвратный капитал.
А инвестора-то это не привлекает такая ситуация, и он ждет. Раз он ждет, инвестиции не поступают, и рост еще больше затормаживается. Возникает такая вот отрицательная обратная связь, и вот это нужно разрывать.
Как разорвать эту отрицательную обратную связь, через какие меры, структурные политики или социональные политики, политики стимулирования экономического роста? Вот мы все ждем ответов на эти вопросы, подсказок каких-то со стороны президента.
Многие эксперты выразили мнение, что мы сейчас, во-первых, столкнемся с прекращением роста заработных плат. А есть ли понимание, за счет чего и каким образом эффективно увеличение производительности труда?
C ограничением по росту зарплат мы уже столкнулись. Сейчас фактически весь рост заработных плат обеспечивается исключительно бюджетным сектором. А в секторе коммерческом – почти нет, потому что это очень большое ограничение на развитие, это же издержки производства, они запретительно высокие в ряде случаев.
С точки зрения просто производительности труда у нас есть формальный ответ. Мы подготовили план мероприятий по повышению производительности труда, который касается и квалификации, подготовки специалистов, которая касается замены рабочих мест более технологичными, которая касается субсидирования предприятий, которые производят модернизацию и так далее. Но есть, конечно же, и не только формальный, но глобальный подход. Нужно и на микроуровне, и на макроуровне управлять издержками производства и создавать более комфортные условия для принятия деловых решений.
Чуть меньше года назад вы возглавили министерство. Сейчас уже ощущаете какую-то разницу работы в Центробанке и в Министерстве экономического развития?
Я вижу два смысла в этом вопросе. Первый – конечно же, есть чисто ролевое поведение во многих случаях. Знаете, англичане говорит: то есть вот кресло, на котором я сижу, очень много значит в моем мировоззрении. Ну, это не хорошо и не плохо. Поэтому я тоже скажу, что я на многие вещи смотрю по-другому. А значит, это - одна сторона.
Другая сторона – работа в министерстве, она гораздо более разнообразная. Работая в Центральном банке, я имел дело с очень однородной материей: деньги, однородная материя. И в принципе, подчиняющаяся ясным и довольно ясным правилам, которые можно изучить и воплощать в жизнь.
Здесь материя принципиально другая, она очень разнородная. Как железную дорогу сопоставить с авиацией и с морским сообщением беструбопроводным? А это только транспорт. А как сопоставить железную дорогу и текстильную промышленность, например? А образование и нефтедобычу? Совершенно разные материи, но они должны быть сбалансированы, иначе расставлены приоритеты, так или иначе обеспечены перераспределение ресурсов, создание правил, норм, порядков. И это, конечно, огромный вызов. Я постоянно учусь. Учусь, получаю новые знания. Это интересный вызов на самом деле.
Говорят, что год обычно требуется для того, чтобы просто войти в дела. Вы уже вошли, считаете, что понимаете эту ситуацию?
Спросите об этом премьера и президента, что они скажут. Но мне кажется, в основном вошел.
(C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter