28 февраля 2014 InoPressa
Содержание гигантского финансового центра с раздутыми национальными банками может оказаться слишком затратным делом для налогоплательщиков. В Исландии и Ирландии банки попросту оказались больше финансовых возможностей правительств, и в нужный момент не смогли получить необходимой поддержки. Последствия этого были катастрофическими. Помимо потенциальной стоимости спасения, некоторые наблюдатели поднимают и другой вопрос. По их мнению, такая финансовая гипертрофия наносит вред реальной экономике, провоцируя отток из нее талантов и ресурсов, которые при ином раскладе могли бы найти себе более достойное применение. Однако Карни утверждает, что, напротив, британская экономика лишь выигрывает от того, что именно на ее территории расположен мировой финансовый центр. «Находиться в самом сердце международной финансовой системы – это значит расширять инвестиционные возможности для учреждений, отвечающих за национальные сбережения, а также повышать конкурентоспособность сектора обрабатывающей промышленности и творческих индустрий Британии на международной арене», - отметил он.
Вне всякого сомнения, именно на основании этого тезиса строится лондонский рынок, и именно этого курса придерживалась череда сменяющих друг друга правительств. Однако сейчас эта позиция становится объектом критики. Энди Халдейн, один из помощников Карни, унаследованных им при принятии на себя руководство Банком Англии, задается вопросом о вкладе финансового сектора в экономику страны, отмечая «его способность как стимулировать, так и выводить из строя значительные секторы нефинансовой экономики». В своем выступлении, красноречиво озаглавленном «Вклад финансового сектора: чудо или мираж?», он утверждает, что вклад финансового сектора в ВВП существенно преувеличивается. Две недавние статьи поднимают новые вопросы. В своей работе «Рост современного финансового сектора» Робин Гринвуд и Дэвид Шарфштейн из Гарвардской школы бизнеса приводят следующие выкладки: в период с 1980 по 2006 год (как раз перед началом финансового кризиса) доля финансового сектора в ВВП США увеличилась почти вдвое - с 4,9% до 8,3%. Двумя основными факторами, стоящими за такой динамикой, стали увеличение объемов кредитования и стремительный рост средств, выделяемых на управление активами (которые, и отнюдь не случайно, были связаны с экспоненциальным ростом доходов финансового сектора). Гринвуд и Шарфштейн считают, что рост «финансиализации» имел смешанные последствия. Возможно, у домохозяйств и появилось больше возможностей для накопления средств, а у компаний - более диверсифицированные источники финансирования, но добавленная стоимость от деятельности по управлению активами оказалась призрачной. Во многом она была связана с «накруткой» портфелей для получения дополнительных комиссионных, в то время как более активное использование заемного капитала обусловило хрупкость всей финансовой системы и привело к тяжелым социальным издержкам из-за банкротств перегруженных кредитами домохозяйств.
Стивен Дж. Чекетти и Энисс Харруби из Банка международных расчетов – Центробанка Центробанков - пошли еще дальше. По их мнению, стремительный рост финансового сектора приводит к снижению роста производительности в других секторах. На основании выборки из 20 развитых стран они вывели обратную корреляцию между долей финансового сектора в ВВП и здоровьем реальной экономики. Причины такой взаимосвязи нелегко сформулировать с полной определенностью, и выводы авторов неоднозначны. Ясно одно: финансовые фирмы конкурируют с другими компаниями за ресурсы, особенно - за квалифицированную рабочую силу. Физики или инженеры с докторскими степенями могут предпочесть разрабатывать сложные математические модели движений на рынках для инвестиционных банков или хеджевых фондов, где их окрестили «ракетными учеными». Или же они могут применить свой талант для разработки настоящих ракет. Чекетти и Харруби приводят доказательства того, что во времена финансового бума больше всего страдают наукоемкие отрасли, требующие проведения в большом объеме научных исследований. Таким компаниям становится труднее набирать квалифицированных выпускников, поскольку финансовые фирмы могут предложить им более высокую зарплату. Перед финансовым кризисом 2008 года более трети магистров в области делового администрирования Гарварда, а также аналогичная доля выпускников Лондонской школы экономики, устраивались на работу в финансовые компании. (Кто-то может цинично прокомментировать, что недопущение магистров MBA и экономистов к живому бизнесу – это благо, но я сомневаюсь, что это действительно так).
Авторы обнаружили еще один интересный эффект. Периоды стремительного роста кредитования часто связаны со строительным бумом - отчасти потому, что активы в недвижимости сравнительно легко оформлять в качестве залогового обеспечения. Однако темпы роста производительности труда в строительном секторе невысоки, и стоимость многих проектов, спровоцированных кредитным бумом, впоследствии оказывается низкой или отрицательной.
Так должны ли британцы с нетерпением ожидать будущего в том виде, каким его обрисовал Карни? Воодушевленные игроки, торгующие деривативами, конечно, могут с большей уверенностью оценивать перспективы своего карьерного роста. Есть повод для оптимизма и у других секторов экономики, предоставляющих услуги финансовому сектору (например, у дилеров Porsche и стрип-клубов). Однако если финансовый сектор продолжит поглощать непропорционально большое количество светлых голов, то к 2050 году в Британии ощутимо сократится производство, а высокотехнологичных компаний будет еще меньше, чем сегодня. Тем, кого тревожат проблемы дисбалансов в экономике и чрезмерной зависимости от волатильного финансового сектора, остается лишь надеяться, что данный прогноз Банка Англии окажется столь же ненадежным, как и его прогнозы по безработице.
/templates/new/dleimages/no_icon.gif (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter