20 августа 2014 Однако
Хотя с момента принятия санкций, направленных на российский ТЭК, прошло уже две недели, специалисты продолжают спорить о реальном влиянии этих мер на российский нефтегазовый сектор, равно как и на экономику страны. В какой степени и когда принятые США и ЕС меры скажутся на объёмах добычи? В какой степени удастся запрещённые технологии заменить — как с опорой на собственные силы, так и с помощью китайских товарищей? Полной ясности здесь пока нет.
Тем более что, как и в других санкционных мерах, запреты ударяют по обеим сторонам. Иностранные сервисные компании не хотят терять крупного клиента, добывающие — отказываться от совместных проектов с мощной ресурсной базой. В том числе и поэтому понимание границ применения санкционных режимов пока размыто. Об этом красноречиво говорит недавний запуск разведывательного бурения в Карском море — совместный арктический проект американской ExxonMobil и «Роснефти».
Тем не менее проблемы объективно существуют. В первом приближении их можно разделить на две части — финансовую и технологическую.
С финансовой частью — два аспекта. Во-первых, отсутствие доступа к дешёвому зарубежному кредиту. Проблема теоретически легко решается за счёт собственных валютных резервов. Тем более что уже многократно и без всяких санкций раздавались возмущения: зачем хранить свои запасы на Западе с минимальной доходностью, когда российские компании одновременно берут там же кредиты под больший процент. До практической реализации этой идеи, конечно, необходимо многое сделать, да и какую-то подушку безопасности в любом случае нужно оставить.
Вторая финансовая проблема — это снижение денежных поступлений. Как в форме валютной выручки, так и при наполнении бюджета. В первом случае пока запас прочности остаётся большой, так как профицит торгового баланса говорит сам за себя.
Больше сложностей при снижении объёмов нефтегазового экспорта может появиться при формировании бюджета. Хотя и здесь пока остаются лишние деньги, но запас прочности уже не столь велик.
Но касательно наполнения бюджета нужно отметить два момента. Во-первых, санкции направлены на новые, сложные, а потому дорогие проекты, где налоговые изъятия в виде природной ренты в любом случае были бы меньше, чем на традиционных месторождениях. А потому простая арифметика с вычетом нефтегазовых доходов по текущим формулам здесь не работает.
Во-вторых, по оценкам наблюдателей отрасли — проблемы, даже если режим санкций сохранится, появятся только через несколько лет. Тогда может начаться плавное снижение добычи нефти — на несколько процентов ежегодно.
Поэтому санкции направлены в первую очередь не на текущую ситуацию (это фактически невозможно сделать, не отказавшись от импорта нефти и газа), а на перспективу — и в первую очередь на ограничение технологического развития нашего нефтегазового сектора. А также — на снижение объёмов поставляемых на экспорт энергоресурсов в будущем.
Это, кстати, косвенно подтверждает тезис, что наша нефтянка — это не только валютные поступления, но и, во-первых, инструмент геополитического влияния, а во-вторых, база для технологических решений, которые в дальнейшем могут быть распространены и в другие сферы.
Как уже неоднократно отмечалось, у США и России есть общий интерес — высокие цены на нефть. Так как Россия — экспортёр этого топлива, а Штаты надеются увеличивать сланцевую добычу, для чего им и необходима дорогая нефть. Но дальше интересы расходятся. Каждая из стран заинтересована, чтобы конкурент добывал меньше.
Для США же снижение российской добычи — это сразу три «плюса». Во-первых, снижение российских нефтяных доходов. Во-вторых, уменьшение доли российского топлива на мировых рынках — и, как следствие, снижение геополитического влияния РФ. В-третьих, снижение объёмов российских поставок ещё больше увеличит нефтяные цены.
Отдельный вопрос — газ (точнее — трубопроводный газ). ЕС по понятным причинам вывела газовую отрасль за рамки режима санкций.
Что касается сжиженного природного газа (СПГ), то тут вопросы остаются: сохранится ли доступ к этим технологиям. У России, как известно, на ближайшее время было запланировано сразу несколько крупных проектов по сжижению. И понятно, что быстро создать (даже за несколько лет) собственные технологии крупнотоннажного сжижения газа не удастся. Пока основной индикатор здесь завод «Ямал СПГ», строительство которого должно начаться в самое ближайшее время.
Так же непросто в сжатые сроки разработать собственные технологии для шельфовой добычи. Совместные проекты подразумевали создание исследовательских центров, а значит, какие-то формы передачи технологий. И как сейчас это будет реализовываться — если тот же ExxonMobil не готов отказываться от совместной разработки Арктики — пока неясно.
Проще будет восполнить пробелы в относительно простых агрегатах из области машиностроения, где также сохранялась зависимость, а также технологии для нетрадиционной добычи на суше.
В любом случае, заниматься этим нужно было и раньше — а сейчас просто критически необходимо. Кризис — это всегда и возможности. Без санкций российская нефтянка ещё десятилетия в той или иной степени зависела бы от западных технологий. Удастся ли мобилизовать силы и изменить ситуацию в условиях форс-мажора — посмотрим.
Конечно, сейчас нужно будет проводить импортозамещение сразу по нескольким направлениям, и на всё сил не хватит. Но ТЭКу нужно отдать приоритет — это слишком важная для нашей страны сфера, наравне с оборонкой защищающая нашу страну от резких движений со стороны соседей.
Подытоживая. Санкции сработают не сразу. Из-за большой инерции нефтегазовых проектов запас прочности в несколько лет у нас в любом случае есть. Правда, та же инерция через несколько лет сможет сыграть против нас. Ведь новые проекты, которые планировалось начинать сейчас и запускать через несколько лет, — могут быть отложены.
В любом случае, за это время необходимо попытаться сделать две вещи. Во-первых, мобилизовать собственные силы, чтобы в максимальной степени не зависеть от западных технологий в нефтегазовой сфере. Даже если режим санкций со стороны ЕС будет мягче.
Во-вторых, этому смягчению может способствовать применение ответных шагов. Пока даже простая продовольственная «ответка» сработала значительно оперативней европейских мер. И это при том, что о возможности применения «газового оружия» ещё даже речи не идёт.
Одновременно необходимо в ясном виде доносить тезис, что снижение российской добычи приведёт к дефициту мирового предложения нефти и, соответственно, к новому росту цен, намного выше пока ещё разумных значений в 100 с небольшим долларов за баррель. С определёнными поправками то же самое относится к газовой сфере.
То, что от такого развития событий выиграют США, — понятно. Также понятно, что проиграют Китай, ЕС, а также Япония, которые будут страдать как от роста цен, так и от недостатка предложения со стороны территориально близкого поставщика. Не секрет, что с помощью высоких нефтяных цен Штаты и раньше пытались ограничивать развитие своих геополитических конкурентов. Но раньше это происходило в рамках обычных игр. Сейчас, когда Штаты идут ва-банк, интересы США и Евросоюза расходятся окончательно. И хотя ситуация в нефтянке — здесь лишь частный случай, чем раньше ЕС осознает, что «игры закончились», тем будет лучше для всех стран Евразии.
Тем более что, как и в других санкционных мерах, запреты ударяют по обеим сторонам. Иностранные сервисные компании не хотят терять крупного клиента, добывающие — отказываться от совместных проектов с мощной ресурсной базой. В том числе и поэтому понимание границ применения санкционных режимов пока размыто. Об этом красноречиво говорит недавний запуск разведывательного бурения в Карском море — совместный арктический проект американской ExxonMobil и «Роснефти».
Тем не менее проблемы объективно существуют. В первом приближении их можно разделить на две части — финансовую и технологическую.
С финансовой частью — два аспекта. Во-первых, отсутствие доступа к дешёвому зарубежному кредиту. Проблема теоретически легко решается за счёт собственных валютных резервов. Тем более что уже многократно и без всяких санкций раздавались возмущения: зачем хранить свои запасы на Западе с минимальной доходностью, когда российские компании одновременно берут там же кредиты под больший процент. До практической реализации этой идеи, конечно, необходимо многое сделать, да и какую-то подушку безопасности в любом случае нужно оставить.
Вторая финансовая проблема — это снижение денежных поступлений. Как в форме валютной выручки, так и при наполнении бюджета. В первом случае пока запас прочности остаётся большой, так как профицит торгового баланса говорит сам за себя.
Больше сложностей при снижении объёмов нефтегазового экспорта может появиться при формировании бюджета. Хотя и здесь пока остаются лишние деньги, но запас прочности уже не столь велик.
Но касательно наполнения бюджета нужно отметить два момента. Во-первых, санкции направлены на новые, сложные, а потому дорогие проекты, где налоговые изъятия в виде природной ренты в любом случае были бы меньше, чем на традиционных месторождениях. А потому простая арифметика с вычетом нефтегазовых доходов по текущим формулам здесь не работает.
Во-вторых, по оценкам наблюдателей отрасли — проблемы, даже если режим санкций сохранится, появятся только через несколько лет. Тогда может начаться плавное снижение добычи нефти — на несколько процентов ежегодно.
Поэтому санкции направлены в первую очередь не на текущую ситуацию (это фактически невозможно сделать, не отказавшись от импорта нефти и газа), а на перспективу — и в первую очередь на ограничение технологического развития нашего нефтегазового сектора. А также — на снижение объёмов поставляемых на экспорт энергоресурсов в будущем.
Это, кстати, косвенно подтверждает тезис, что наша нефтянка — это не только валютные поступления, но и, во-первых, инструмент геополитического влияния, а во-вторых, база для технологических решений, которые в дальнейшем могут быть распространены и в другие сферы.
Как уже неоднократно отмечалось, у США и России есть общий интерес — высокие цены на нефть. Так как Россия — экспортёр этого топлива, а Штаты надеются увеличивать сланцевую добычу, для чего им и необходима дорогая нефть. Но дальше интересы расходятся. Каждая из стран заинтересована, чтобы конкурент добывал меньше.
Для США же снижение российской добычи — это сразу три «плюса». Во-первых, снижение российских нефтяных доходов. Во-вторых, уменьшение доли российского топлива на мировых рынках — и, как следствие, снижение геополитического влияния РФ. В-третьих, снижение объёмов российских поставок ещё больше увеличит нефтяные цены.
Отдельный вопрос — газ (точнее — трубопроводный газ). ЕС по понятным причинам вывела газовую отрасль за рамки режима санкций.
Что касается сжиженного природного газа (СПГ), то тут вопросы остаются: сохранится ли доступ к этим технологиям. У России, как известно, на ближайшее время было запланировано сразу несколько крупных проектов по сжижению. И понятно, что быстро создать (даже за несколько лет) собственные технологии крупнотоннажного сжижения газа не удастся. Пока основной индикатор здесь завод «Ямал СПГ», строительство которого должно начаться в самое ближайшее время.
Так же непросто в сжатые сроки разработать собственные технологии для шельфовой добычи. Совместные проекты подразумевали создание исследовательских центров, а значит, какие-то формы передачи технологий. И как сейчас это будет реализовываться — если тот же ExxonMobil не готов отказываться от совместной разработки Арктики — пока неясно.
Проще будет восполнить пробелы в относительно простых агрегатах из области машиностроения, где также сохранялась зависимость, а также технологии для нетрадиционной добычи на суше.
В любом случае, заниматься этим нужно было и раньше — а сейчас просто критически необходимо. Кризис — это всегда и возможности. Без санкций российская нефтянка ещё десятилетия в той или иной степени зависела бы от западных технологий. Удастся ли мобилизовать силы и изменить ситуацию в условиях форс-мажора — посмотрим.
Конечно, сейчас нужно будет проводить импортозамещение сразу по нескольким направлениям, и на всё сил не хватит. Но ТЭКу нужно отдать приоритет — это слишком важная для нашей страны сфера, наравне с оборонкой защищающая нашу страну от резких движений со стороны соседей.
Подытоживая. Санкции сработают не сразу. Из-за большой инерции нефтегазовых проектов запас прочности в несколько лет у нас в любом случае есть. Правда, та же инерция через несколько лет сможет сыграть против нас. Ведь новые проекты, которые планировалось начинать сейчас и запускать через несколько лет, — могут быть отложены.
В любом случае, за это время необходимо попытаться сделать две вещи. Во-первых, мобилизовать собственные силы, чтобы в максимальной степени не зависеть от западных технологий в нефтегазовой сфере. Даже если режим санкций со стороны ЕС будет мягче.
Во-вторых, этому смягчению может способствовать применение ответных шагов. Пока даже простая продовольственная «ответка» сработала значительно оперативней европейских мер. И это при том, что о возможности применения «газового оружия» ещё даже речи не идёт.
Одновременно необходимо в ясном виде доносить тезис, что снижение российской добычи приведёт к дефициту мирового предложения нефти и, соответственно, к новому росту цен, намного выше пока ещё разумных значений в 100 с небольшим долларов за баррель. С определёнными поправками то же самое относится к газовой сфере.
То, что от такого развития событий выиграют США, — понятно. Также понятно, что проиграют Китай, ЕС, а также Япония, которые будут страдать как от роста цен, так и от недостатка предложения со стороны территориально близкого поставщика. Не секрет, что с помощью высоких нефтяных цен Штаты и раньше пытались ограничивать развитие своих геополитических конкурентов. Но раньше это происходило в рамках обычных игр. Сейчас, когда Штаты идут ва-банк, интересы США и Евросоюза расходятся окончательно. И хотя ситуация в нефтянке — здесь лишь частный случай, чем раньше ЕС осознает, что «игры закончились», тем будет лучше для всех стран Евразии.
http://www.odnako.org/ Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Жалоба