25 мая 2011 Однако
Президент наш вообще продемонстрировал некоторую… смелость в обозначении политических позиций партнеров. Так, он мотивировал полезность существования «Правого дела» во главе с новым лидером Михаилом Прохоровым тем, что у людей с правыми, консервативными взглядами тоже должно быть свое представительство. Мысль резонная, однако как-то до сих пор не приходило в голову обозначить электорат и актив «правого дела», как и самого Прохорова, «правыми консерваторами». Нам-то казалось, что это ортодоксальные прозападные либералы? И уж совсем жесткое обозначение дистанции — в «коротком ответе на короткий вопрос». Если Ходорковский не представляет никакой угрозы обществу, зачем его лишать свободы? И как это соотносится с известным замечанием Путина, что «у этих людей руки по локоть в крови»? И с известными замечаниями самого Медведева, что наше общество любит «ловить сигналы»?
Хочу заметить, что мы отнюдь не преследуем цель бестактно подталкивать политических лидеров к обозначению разногласий. Мы просто хотим подчеркнуть, насколько аккуратно, цивилизованно, деликатно по отношению друг к другу и к обществу это делается. Мы хотим констатировать уровень политической цивилизации в России, во всяком случае в том, что касается публичной сферы.
Вот посмотрите, Доминик Стросс-Кан, самый влиятельный международный чиновник в мире, где власть определяется контролем над финансовыми потоками, кандидат в президенты, имеющий все шансы победить в своей стране! И нате: «насильник», блин! У нас тоже политические проблемы решались не без «горничных». Вспомните «голого прокурора». Но, заметьте, это было в период разгула дикого либерализма, которого ностальгически вожделеют те самые, названные президентом «правыми консерваторами». И опять же, прокурор — не электоральная фигура, иначе бы не факт, что электоральные позиции Скуратова сильно бы пострадали от известного видеопромоушена. А ведь предупреждал СтроссКан, что именно это с ним и сделают. Не помогло. И дело здесь не столько в феноменальной проворности мсье Саркози, а сколько в его прочной связке со своими американскими поводырями. Не для того Саркози, шедший к власти как проповедник и теоретик неоголлизма, слил в одночасье весь голлизм в вашингтонское атлантическое корыто.
И уж совсем не надо было Стросс-Кану отпевать пресловутый Вашингтонский консенсус. Железное принуждение к которому и было главной задачей возглавляемой им организации (отдельные места из выступления Стросс-Кана в Университете Джорджа Вашингтона мы публикуем на стр. 15). И уж тем более подкреплять упокойную службу конкретными, более чем чувствительными предложениями. Чего стоит идея распространить регулирование на «теневую банковскую систему». Притом что вся современная банковская система, по сути, теневая. Наружу торчат только меточки, как трубочки у ныряльщиков. И совсем запредельное заявление, что, мол, не должно быть структур «слишком больших и слишком значимых, чтобы стать банкротами». То есть это те самые «To Big, To Fail»... Буквально накануне «нью-йоркского изнасилования» президент США Обама заявил буквально следующее: «Если инвесторы всего мира подумают, что пункт о полном доверии и уважении не поддерживается, если они подумают, что мы можем нарушить наши обязательства, это может развалить всю финансовую систему. Мы можем получить худшую рецессию, чем те, что мы уже видели, худший финансовый кризис, чем тот, что уже был». Ничего себе! А что означает «пункт о полном доверии и уважении» в конечном счете, как не государственные гарантии этим самым большим и значимым? Собственно, эти гарантии и их материальное наполнение и были единственным способом тушения кризиса. Понятно, что Обама все это говорит с целью выдавливания из конгресса согласия на поднятие планки долга, то есть добивается права на дальнейшую эксплуатацию печатного станка. Но тем не менее такого рода заявления не делаются без крайней нужды. И в этом контексте сентенции Стросс-Кана о конце Вашингтонского консенсуса представляются особо актуальными. И особо опасными.
В нашей главной теме авторы делают попытку обозначить, что ждет нас после Вашингтонского консенсуса. При этом, кстати, я-то, в отличие от Тимофея Сергейцева (см. стр. 18), как раз уверен, что Китай и уж тем более Япония, Корея, Сингапур, Малайзия и прочая Азия — органическая часть Вашингтонского консенсуса в том смысле, в каком он понимается как глобальная экономическая модель. Что касается Китая — даже, возможно, его несущая конструкция. Даже вопреки последним суицидальным усилиям американцев ее подрыть (см. главную тему следующего номера). В том-то и дело, что эта модель абсолютно тотальная и действующих альтернатив ей, кроме уж совсем очевидных маргиналов, нет. И именно поэтому поиск альтернативы этой неработающей модели, а уж тем более выход из нее, представляет собой труднейшую, рискованнейшую задачу. И поэтому он действительно не может не быть революционным. Или контрреволюционным, как обозначают наши авторы, — в этом смысле это одно и то же. Но Вашингтонский консенсус действительно мертв. И поэтому никакого другого варианта у нас нет
Михаил Леонтьев
http://www.odnako.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Хочу заметить, что мы отнюдь не преследуем цель бестактно подталкивать политических лидеров к обозначению разногласий. Мы просто хотим подчеркнуть, насколько аккуратно, цивилизованно, деликатно по отношению друг к другу и к обществу это делается. Мы хотим констатировать уровень политической цивилизации в России, во всяком случае в том, что касается публичной сферы.
Вот посмотрите, Доминик Стросс-Кан, самый влиятельный международный чиновник в мире, где власть определяется контролем над финансовыми потоками, кандидат в президенты, имеющий все шансы победить в своей стране! И нате: «насильник», блин! У нас тоже политические проблемы решались не без «горничных». Вспомните «голого прокурора». Но, заметьте, это было в период разгула дикого либерализма, которого ностальгически вожделеют те самые, названные президентом «правыми консерваторами». И опять же, прокурор — не электоральная фигура, иначе бы не факт, что электоральные позиции Скуратова сильно бы пострадали от известного видеопромоушена. А ведь предупреждал СтроссКан, что именно это с ним и сделают. Не помогло. И дело здесь не столько в феноменальной проворности мсье Саркози, а сколько в его прочной связке со своими американскими поводырями. Не для того Саркози, шедший к власти как проповедник и теоретик неоголлизма, слил в одночасье весь голлизм в вашингтонское атлантическое корыто.
И уж совсем не надо было Стросс-Кану отпевать пресловутый Вашингтонский консенсус. Железное принуждение к которому и было главной задачей возглавляемой им организации (отдельные места из выступления Стросс-Кана в Университете Джорджа Вашингтона мы публикуем на стр. 15). И уж тем более подкреплять упокойную службу конкретными, более чем чувствительными предложениями. Чего стоит идея распространить регулирование на «теневую банковскую систему». Притом что вся современная банковская система, по сути, теневая. Наружу торчат только меточки, как трубочки у ныряльщиков. И совсем запредельное заявление, что, мол, не должно быть структур «слишком больших и слишком значимых, чтобы стать банкротами». То есть это те самые «To Big, To Fail»... Буквально накануне «нью-йоркского изнасилования» президент США Обама заявил буквально следующее: «Если инвесторы всего мира подумают, что пункт о полном доверии и уважении не поддерживается, если они подумают, что мы можем нарушить наши обязательства, это может развалить всю финансовую систему. Мы можем получить худшую рецессию, чем те, что мы уже видели, худший финансовый кризис, чем тот, что уже был». Ничего себе! А что означает «пункт о полном доверии и уважении» в конечном счете, как не государственные гарантии этим самым большим и значимым? Собственно, эти гарантии и их материальное наполнение и были единственным способом тушения кризиса. Понятно, что Обама все это говорит с целью выдавливания из конгресса согласия на поднятие планки долга, то есть добивается права на дальнейшую эксплуатацию печатного станка. Но тем не менее такого рода заявления не делаются без крайней нужды. И в этом контексте сентенции Стросс-Кана о конце Вашингтонского консенсуса представляются особо актуальными. И особо опасными.
В нашей главной теме авторы делают попытку обозначить, что ждет нас после Вашингтонского консенсуса. При этом, кстати, я-то, в отличие от Тимофея Сергейцева (см. стр. 18), как раз уверен, что Китай и уж тем более Япония, Корея, Сингапур, Малайзия и прочая Азия — органическая часть Вашингтонского консенсуса в том смысле, в каком он понимается как глобальная экономическая модель. Что касается Китая — даже, возможно, его несущая конструкция. Даже вопреки последним суицидальным усилиям американцев ее подрыть (см. главную тему следующего номера). В том-то и дело, что эта модель абсолютно тотальная и действующих альтернатив ей, кроме уж совсем очевидных маргиналов, нет. И именно поэтому поиск альтернативы этой неработающей модели, а уж тем более выход из нее, представляет собой труднейшую, рискованнейшую задачу. И поэтому он действительно не может не быть революционным. Или контрреволюционным, как обозначают наши авторы, — в этом смысле это одно и то же. Но Вашингтонский консенсус действительно мертв. И поэтому никакого другого варианта у нас нет
Михаил Леонтьев
http://www.odnako.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter