20 декабря 2010 InoPressa
Отношения между лондонскими банками и контрольно-надзорными органами сейчас не особенно теплые. Последние правила о дополнительном вознаграждении, изданные Европейским комитетом органов банковского надзора (который скоро трансформируется в Европейское банковское ведомство), заставили чувствительные души в торговых залах чувствовать себя довольно задетыми и лишенными любви. В будущем выплата 70% их премий будет отсрочена. Вообразите, что вы живете только на 3 миллиона долларов в год; а остальные 7 миллионов долларов вам выплатят, если прибыль, которую вы заработали, окажется реальной? Это шокирующий поворот событий.
Однако в повествовании о финансовом кризисе теория регулирующих институтов является важной частью рассказа. Вилл Хаттон, выдающийся британский комментатор, описал Управление по финансовому надзору, в котором я председательствовал в 1997-2003 годах (дата, когда ситуация начала ухудшаться!), как торговую ассоциацию для финансового сектора. Еще более агрессивной критике были подвергнуты американские контрольно-надзорные органы, ‑ и, конечно, Конгресс – в ней безосновательно утверждалось, что они все находятся в карманах у инвестиционных банков, хеджевых фондов и любого другого, у которого есть много денег, чтобы потратить их на Капитолийском холме.
Насколько правдоподобен этот аргумент? Можно ли действительно купить «добрый» контроль?
В то время, когда я был контролером, я бы, конечно, отрицал это. Я никогда не работал в финансовой индустрии и знал мало людей, которые там работали. (Полное разоблачение: сейчас я независимый директор банка «Морган Стэнли»). Однако мои преемники все происходят из финансового сектора, что до настоящего дня считалось признаком того, что они были опытными. Теперь мы не так в этом уверены.
Процессы консультирования по правилам и регулированию были высоко структурированы, и было приложено много усилий, чтобы гарантировать сбалансированное представительство от провайдеров и пользователей финансовых услуг. Мы финансировали исследования для совета потребителей в попытке гарантировать «равноправие сторон». Конечно, штат органа надзора имел больше неформальных связей с индустрией, чем с потребителями. Но это неизбежно в любой стране.
Голос банковской индустрии также чаще слышали в парламенте. Самыми эффективными лоббистами были независимые финансовые советники, которые, казалось, были особенно активными в местных ассоциациях консервативной партии. «Голдман Сакс» мог взять многое из их тактики!
У меня нет сведений из первоисточника по поводу законодательного процесса в Соединенных Штатах. Но как постороннее лицо, я поражен очевидной интенсивностью лоббирования и теми суммами денег, которые фирмы и их ассоциации тратят на это. Эффективно ли это? Средства массовой информации, кажется, так думают, хотя в этом трудно быть уверенным, когда отношения между правительством и финансовой индустрией находятся на грани военных действий.
Интригующая информация по связям между Конгрессом и бизнесом представлена в исследовании Ахмеда Тахоуна из Лондонской школы экономики «Роль акционерной собственности членов Конгресса США на рынке для политического воздействия». Тахоун проанализировал зависимость между акциями, которыми владеют конгрессмены, и контрибуциями в их политические кампании, сделанными соответствующими фирмами, и обнаружил несомненную связь.
В частности, исследования Тахоуна показывают, что конгрессмены США систематически инвестируют больше в фирмы, которые поддерживают их собственную партию, и что когда они продают акции, фирмы перестают поддерживать их избирательные кампании. Более того, фирмы, в которых политики владеют большим количеством акций, как правило, выигрывают тендеры на большее количество правительственных контрактов, и эти контракты более крупные.
Эти данные брались не только от финансовым фирм, и Тахоун не детализировал их по секторам. Но результаты, тем не менее, интересны. Они наводят на мысль о нездоровых связях между политическими и финансовыми интересами политиков.
Надзорные инспектора обычно не подвержены подобному искушению. Им обычно не позволяют владеть акциями в финансовых фирмах (по крайней мере, в известных мне юрисдикциях). Но могут ли они, тем не менее, быть вовлечены?
Я вижу две потенциальные причины для беспокойства. Первая причина – вращающаяся дверь между промышленными и регулятивными органами. Это больше распространено в США, где зарплаты инспекторов очень низкие, особенно в Комиссии по ценным бумагам и биржам и в Комиссии по срочной биржевой торговле. Текучесть людей на старших ‑ и не очень старших – должностях в этих агентствах очень высокая. Сотрудникам в Федеральной резервной системе платят немногим больше, и они остаются дольше.
В Великобритании инспекторам платят больше, но все равно еще много активности «пришел-ушел», и даже более, чем было ранее. В Сингапуре и Гонконге иная модель. Их инспекторам выплачивают компенсационные пакеты, зависящие от состояния дел на рынке, и непрерывность нахождения старших сотрудников на своих местах поддерживается более эффективно. Я думаю, что азиатские финансовые центры поступают правильно.
Еще одна причина беспокойства заключается в том, что можно назвать интеллектуальным захватом. Хотя я бы решительно возражал против того, что Управление финансового надзора в мои дни не помогало фирмам бездумно, возможно, правда, что мы – и в этом отношении мы очень похожи на надзорных инспекторов США – были склонны к тому, чтобы верить, что рынки были в основном эффективны. Если желающие покупатели и желающие продавцы успешно торговали платежными требованиями, тогда, поскольку они были «профессиональными» инвесторами, не было легитимной причины вмешиваться в их рынки. Эти люди были «уединившимися лицами, достигшими брачного возраста», и государству следовало отводить свой взгляд.
Сейчас мы знаем, что некоторые из этих рыночных королей были голыми и что результатом их деятельности, далекой от добродетели, могла стать серьезная финансовая нестабильность, и она могла привести к большим потерям для налогоплательщиков, не говоря уже об ускорении глобальной рецессии. Это был печальный урок для органов надзора и для центральных банков.
Поэтому интеллектуальный захват – это обвинение, которое трудно опровергнуть. Но были ли инспекторы доверенными лоббистами для финансовой индустрии? Я так не думаю, и такие частые споры обесценивают усилия многих государственных служащих по всему миру, которые перерабатывают и которым не доплачивают.
Говард Дэвис ‑ директор Лондонской школы экономики, был председателем Управления по финансовым услугам Великобритании (FSA) и занимал пост заместителя управляющего Банка Англии. Его последняя опубликованная книга называется «Будущее банковского дела: подъем и падение центральных банков».
Перевод с английского – Татьяна Грибова
/templates/new/dleimages/no_icon.gif (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу
Однако в повествовании о финансовом кризисе теория регулирующих институтов является важной частью рассказа. Вилл Хаттон, выдающийся британский комментатор, описал Управление по финансовому надзору, в котором я председательствовал в 1997-2003 годах (дата, когда ситуация начала ухудшаться!), как торговую ассоциацию для финансового сектора. Еще более агрессивной критике были подвергнуты американские контрольно-надзорные органы, ‑ и, конечно, Конгресс – в ней безосновательно утверждалось, что они все находятся в карманах у инвестиционных банков, хеджевых фондов и любого другого, у которого есть много денег, чтобы потратить их на Капитолийском холме.
Насколько правдоподобен этот аргумент? Можно ли действительно купить «добрый» контроль?
В то время, когда я был контролером, я бы, конечно, отрицал это. Я никогда не работал в финансовой индустрии и знал мало людей, которые там работали. (Полное разоблачение: сейчас я независимый директор банка «Морган Стэнли»). Однако мои преемники все происходят из финансового сектора, что до настоящего дня считалось признаком того, что они были опытными. Теперь мы не так в этом уверены.
Процессы консультирования по правилам и регулированию были высоко структурированы, и было приложено много усилий, чтобы гарантировать сбалансированное представительство от провайдеров и пользователей финансовых услуг. Мы финансировали исследования для совета потребителей в попытке гарантировать «равноправие сторон». Конечно, штат органа надзора имел больше неформальных связей с индустрией, чем с потребителями. Но это неизбежно в любой стране.
Голос банковской индустрии также чаще слышали в парламенте. Самыми эффективными лоббистами были независимые финансовые советники, которые, казалось, были особенно активными в местных ассоциациях консервативной партии. «Голдман Сакс» мог взять многое из их тактики!
У меня нет сведений из первоисточника по поводу законодательного процесса в Соединенных Штатах. Но как постороннее лицо, я поражен очевидной интенсивностью лоббирования и теми суммами денег, которые фирмы и их ассоциации тратят на это. Эффективно ли это? Средства массовой информации, кажется, так думают, хотя в этом трудно быть уверенным, когда отношения между правительством и финансовой индустрией находятся на грани военных действий.
Интригующая информация по связям между Конгрессом и бизнесом представлена в исследовании Ахмеда Тахоуна из Лондонской школы экономики «Роль акционерной собственности членов Конгресса США на рынке для политического воздействия». Тахоун проанализировал зависимость между акциями, которыми владеют конгрессмены, и контрибуциями в их политические кампании, сделанными соответствующими фирмами, и обнаружил несомненную связь.
В частности, исследования Тахоуна показывают, что конгрессмены США систематически инвестируют больше в фирмы, которые поддерживают их собственную партию, и что когда они продают акции, фирмы перестают поддерживать их избирательные кампании. Более того, фирмы, в которых политики владеют большим количеством акций, как правило, выигрывают тендеры на большее количество правительственных контрактов, и эти контракты более крупные.
Эти данные брались не только от финансовым фирм, и Тахоун не детализировал их по секторам. Но результаты, тем не менее, интересны. Они наводят на мысль о нездоровых связях между политическими и финансовыми интересами политиков.
Надзорные инспектора обычно не подвержены подобному искушению. Им обычно не позволяют владеть акциями в финансовых фирмах (по крайней мере, в известных мне юрисдикциях). Но могут ли они, тем не менее, быть вовлечены?
Я вижу две потенциальные причины для беспокойства. Первая причина – вращающаяся дверь между промышленными и регулятивными органами. Это больше распространено в США, где зарплаты инспекторов очень низкие, особенно в Комиссии по ценным бумагам и биржам и в Комиссии по срочной биржевой торговле. Текучесть людей на старших ‑ и не очень старших – должностях в этих агентствах очень высокая. Сотрудникам в Федеральной резервной системе платят немногим больше, и они остаются дольше.
В Великобритании инспекторам платят больше, но все равно еще много активности «пришел-ушел», и даже более, чем было ранее. В Сингапуре и Гонконге иная модель. Их инспекторам выплачивают компенсационные пакеты, зависящие от состояния дел на рынке, и непрерывность нахождения старших сотрудников на своих местах поддерживается более эффективно. Я думаю, что азиатские финансовые центры поступают правильно.
Еще одна причина беспокойства заключается в том, что можно назвать интеллектуальным захватом. Хотя я бы решительно возражал против того, что Управление финансового надзора в мои дни не помогало фирмам бездумно, возможно, правда, что мы – и в этом отношении мы очень похожи на надзорных инспекторов США – были склонны к тому, чтобы верить, что рынки были в основном эффективны. Если желающие покупатели и желающие продавцы успешно торговали платежными требованиями, тогда, поскольку они были «профессиональными» инвесторами, не было легитимной причины вмешиваться в их рынки. Эти люди были «уединившимися лицами, достигшими брачного возраста», и государству следовало отводить свой взгляд.
Сейчас мы знаем, что некоторые из этих рыночных королей были голыми и что результатом их деятельности, далекой от добродетели, могла стать серьезная финансовая нестабильность, и она могла привести к большим потерям для налогоплательщиков, не говоря уже об ускорении глобальной рецессии. Это был печальный урок для органов надзора и для центральных банков.
Поэтому интеллектуальный захват – это обвинение, которое трудно опровергнуть. Но были ли инспекторы доверенными лоббистами для финансовой индустрии? Я так не думаю, и такие частые споры обесценивают усилия многих государственных служащих по всему миру, которые перерабатывают и которым не доплачивают.
Говард Дэвис ‑ директор Лондонской школы экономики, был председателем Управления по финансовым услугам Великобритании (FSA) и занимал пост заместителя управляющего Банка Англии. Его последняя опубликованная книга называется «Будущее банковского дела: подъем и падение центральных банков».
Перевод с английского – Татьяна Грибова
/templates/new/dleimages/no_icon.gif (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу