14 октября 2015 Financial Times
«Во всех городах амбары заполнены до верху, а казна полна несметных сокровищ и золота», — писал в свое время Сыма Цянь, китайский историк времен династии Хань, живший в первом веке до нашей эры. «Денег так много, что веревочки, на которые нанизаны монеты, истлевают и рвутся без счета. Амбары в столице переполнены, зерно портится, поскольку люди не успевают съесть его». Так он описывал легендарное изобилие династии Хань, века, когда Китай впервые расширил свои границы на север и на юг, а также открыл торговые маршруты, которые позднее получили название «Шелковый путь» — они шли от древней столицы Китая Сиань (Xi’an) до древнего Рима.
Перенесемся на одну-две тысячи лет вперед, и что мы слышим? Все те же разговоры о китайской экспансии на фоне роста запасов и изобилия. Сейчас для хранения валютных резервов Китая — крупнейших в мире — в размере 4 трлн долларов больше не нужны веревочки, а кроме переполненных амбаров в стране имеется избыток цемента, стали и недвижимости. Спустя два десятилетия стремительного роста, Пекин снова заглядывает за свои границы в поисках возможностей для инвестиций и торговли, обращаясь к знакомой метафоре «Шелковый путь», символизирующей былое величие империи. Создание современной версии старинного торгового пути стало знаковой инициативой Президента Си Цзыньпина в области внешней политики. «Это одно из немногих названий, которое люди помнят из школьных уроков истории, и которое не связано с насилием… Китай стремится подчеркнуть и усилить именно такие положительные ассоциации», — считает Валери Хансен, профессор китайской истории из Йельского университета.
Большая идея Си
На первый взгляд кажется, что совокупность всех обещаний и планов, озвученных Китаем, сделает «новый Шелковый путь» крупнейшей программой в области экономической дипломатии со времен американского Плана Маршала, нацеленного на послевоенную реконструкцию Европы, и охватившего дюжину стран с населением более 3 млрд человек. Грандиозные масштабы программы отражают не менее грандиозные амбиции. Однако охлаждение экономики и растущая власть военных делает этот проект особенно значимым для защиты роли Китая в мире, а также для сохранения уже существующих взаимосвязей и отношений — иногда весьма натянутых — с соседями. С экономической, дипломатической и военной точки зрения Пекин будет использовать его, чтобы закрепить свое региональное лидерство в Азии. Некоторые эксперты полагают, что Китай, по сути, ясно дает понять, что хочет установить новую сферу влияния, ведет современную версию Большой игры 19 века, в которой Россия и Великобритания сражались за контроль над Центральной Азией.
«Шелковый путь — это часть китайской истории времен династий Хан и Тан, двух величайших эпох китайской империи», — отмечает Фредерик Ву, профессор Школы международных исследований им. С. Раджаратнама в Сингапуре. «Эта инициатива своевременно напоминает нам о том, что Китай во главе с Коммунистической партией строит новую империю». По словам бывших чиновников, большая идея нового Шелкового пути зародилась в кулуарах министерства торговли Китая. Думая о том, как справиться с серьезным перепроизводством в секторах сталелитейной и обрабатывающей промышленности, министры ломали голову — как повысить объемы экспорта, как продавать еще больше. В 2013 году программа получила первое высшее одобрение: Си объявил о начале «Нового Шелкового пути» во время своего визита в Казахстан.
Второй раз президент посвятил свое выступление этому плану в марте — с тех пор опасения относительно экономического спада усилились, а программа обрела очертания масштабной политики и более громоздкое название: «Один пояс — один путь». Пояс символизирует наземный маршрут, который должен соединить Центральную Азию, Россию и Европу. А путь, как ни странно, это морской маршрут через западные воды Тихого океана и через Индийский океан. В некоторых странах Китай практически проходит через широко распахнутые двери. Торговля с пятью странами Центральной Азии — Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном — стремительно выросла с 2000 года. По данным Международного валютного фонда в 2013 году обороты достигли 50 млрд долларов. Теперь Китай хочет построить дороги и трубопроводы, чтобы получить доступ к ресурсам, необходимым для дальнейшего развития.
Ранее в этом году Си начал раскрывать детали программы, объявив, в частности, об инвестициях в размере 46 млрд долларов, а также о кредитных линиях для создания запланированного китайско-пакистанского экономического коридора, который должен закончиться в порту на берегу Аравийского моря. В апреле Пекин также сообщил о том, что потратит 62 млрд долларов из своих валютных резервов на создание трех государственных банков, которые будут финансировать развитие нового Шелкового пути. Некоторые активно разрабатываемые проекты, судя по всему, уже встроены в новую схему бюрократами и бизнесменами, которые спешат увязать свои планы с новой политикой Си. «Они просто добавили новый слоган к своим старым планам», — считает один из западных дипломатов. «Это как рождественская елка», — поясняет Скотт Кеннеди, заместитель директора Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне. «На нее можно повесить множество разнообразных политических целей, но ни одна из них не подверглась тщательному экономическому анализу. Государственных денег, которые они вкладывают в проект, не достаточно; они надеются привлечь частный капитал, но захочет ли бизнес? Принесет ли это прибыль?»
Шелковый путь позволяет не только оценить амбиции Китая, но и увидеть, как формируется макроэкономическая политика Пекина — зачастую наспех, с участием бюрократов, которые спешат дополнить туманные и зачастую противоречивые заявления «сверху». «Частично процесс идет сверху вниз, а частично — снизу вверх, но реально пока ничего не делается», — поясняет один из бывших китайских чиновников. «Остальная часть бюрократии спешит туда, где Си водрузил флаг», — отмечает Поль Хэнль, директор Центра Каргеги-Цинхуа в Пекине. «То есть, Си что-то произносит, а чиновники потом суетятся в этом направлении. У них есть кости, на которые нужно нарастить мясо». В марте появилась некоторая обрывочная информация, когда Комиссия по национальному развитию и реформам — главный орган планирования в Китае — опубликовала громоздкий документ под названием «Видение и шаги, предпринимаемые в отношении Совместного строительства экономического пояса Шелковый путь и морского маршрута Шелковый путь 21 века». В некоторых местах дается много подробностей — например, о том, какие книжные ярмарки планируется провести — но кое где информация весьма обрывочна — например о том, через какие страны пройдет этот путь. В некоторых версиях полу-официальных карт фигурируют Перу, Шри-Ланка и даже Великобритания, но на других — их нет.
Однако общий список, судя по всему, все-таки существует. В частности, 28 апреля Министерство торговли сообщило о том, что страны, через которые пройдет Шелковый путь, отвечают за 26% внешней торговли Китая — довольно точная статистика. Между тем, запрос издания The Financial Times о более подробном списке стран остался без ответа. Также пока не понятно, каким образом будет осуществляться управление — при помощи своего аппарата, или через отдельные департаменты в различных министерствах и банках. Многие правительства и многонациональные банки с интересом следят за двусмысленными высказываниями из Пекина, силясь понять, что сие означает, поэтому туманность и путанность не остались незамеченными. «Мы хотим пообщаться с ответственным за Шелковый путь», - заявил дипломат из соседней страны — «но мы не знаем, кому звонить».
Экономические интересы страны выходят за ее пределы, поэтому отдел, отвечающий за безопасность, а также, вероятно, военные будут играть более весомую роль в регионе. У Китая нет внешних военных баз, при этом он упрямо твердит о том, что не собирается вмешиваться во внутреннюю политику других государств. Однако проект закона о борьбе с терроризмом впервые может легализовать размещение китайских военных на чужой земле с согласия принимающей стороны. Китайские военные также хотят получить свою долю политического и фискального пирога, связанного с новой инициативой. По словам одного из генералов Народной освободительной армии, стратегия «Один пояс — один путь» будет иметь «компонент безопасности». Проекты в нестабильных регионах неизбежно станут проверкой для китайской политики невмешательства в иностранные конфликты. Пакистан выделил военный контингент в размере 10 тыс. человек для защиты китайского инвестиционного проекта, в Афганистане до недавнего времени китайские медные шахты охранялись американцами.
Строительство портов в таких странах как Шри-Ланка, Бангладеш и Пакистан заставляют некоторых аналитиков задуматься о том, не преследует ли Китай двойные цели: использовать элементы логистической инфраструктуры в том числе и для того, чтобы взять под контроль морские пути сообщения — эта стратегия ранее получила название «Нитка жемчуга». Заручиться доверием подозрительных соседей, включая Вьетнам, Россию и Индию, не так-то просто, кроме того, попытки регулярно сводятся на нет китайской демонстрацией силы в других областях. Например, в последнее время участились столкновения в Южно-китайском море на фоне общих агрессивных морских притязаний Пекина.
Экспорт излишков
Согласно ленинской теории, империализм движим капиталистическими излишествами. Как ни странно, она подтверждается опытом одной из последних стран в мире, живущих по заветам Ильича. Не удивительно, что стратегия Шелковый путь возникал после инвестиционного бума, который привел к масштабному перепроизводству и потребности в поисках новых внешних рынков сбыта. «Темпы роста в строительном секторе падают, Китаю не нужно строить многих новых сверхскоростных железных дорог и портов, поэтому они стремятся найти другие страны для этих целей», — отмечает Том Миллер из Gavekal Dragonomics. «Найти новые подряды для китайских строительных компаний — эта цель просто лежит на поверхности».
Как и План Маршала, новый Шелковый путь использует экономические инструменты, чтобы закрыть узкие места в других сферах. Западные рубежи Китая, а также в страны Центральной Азии богаты нефтью и газом. В районе Синьдзян находятся крупнейшие месторождения энергоносителей в Китае, необходимые для реализации проекта. Кроме того, там же проживает беспокойная мусульманская община с турецкими корнями — они намного беднее китайцев материковой части страны и стремятся к независимости от Пекина. За последние годы там не раз вспыхивали различные восстания. Продвижение в Центральную Азию поможет отчасти заполнить вакуум, который образовался после ухода Москвы в конце холодной войны, а также после планируемого в следующем году вывода американских войск из Афганистана. Пекин заявляет о растущей угрозе терроризма, поэтому стабилизация ситуации в регионе является приоритетной задачей. Но в этом случае Китай унаследует проблему «курицы и яйца», которая преследовала Вашингтон в его попытках «строительства наций» — приходится спрашивать себя о том, являются ли безопасность и стабильность первичными относительно экономики, или наоборот, экономическое развитие и инвестиции в инфраструктуру помогут уладить локальные конфликты.
Борьба с исламским экстремизмом
Если этот подход не сработает, у Китая будут весьма мрачные альтернативы: поджать хвост и убежать, или рискнуть и ввязаться в местную политику. Китай ясно дал понять, что не стремится занять место США в Афганистане и не планирует брать на себя роль регионального полицейского. «Китай не будет совершать тех же ошибок». По мнению пекинских стратегов, экономическое развитие лишит привлекательности исламский экстремизм в Китае и Пакистане, в Афганистане и Центральной Азии. Однако критики отмечают, что нечувствительные политики, присутствие структур безопасности и экономические стратегии, которые ориентированы исключительно на повышение благосостояния китайского общества за счет местного населения пока лишь ведут к эскалации напряженности в районе Синьдзян — в пустыне, где находится 22% всей китайской нефти и 40% всего угля.
Дороги и трубопроводы в Пакистане и Мьянме позволят Китаю устранить стратегическую уязвимость — Малаккский против, через который проходит 75% всей импортируемой нефти. Около половины всего природного газа уже поступает из Центральной Азии, благодаря дорогостоящей стратегии предшественников Си по сокращению зависимости от импорта по морю. Некоторые соседи будут рады инвестициям, тем не менее, до сих пор не ясно, что Китай собирается делать со своим перепроизводством. У многих своя безработица и свои простаивающие сталелитейные заводы, свои планы по развитию промышленности. Масштабные инвестиции также также вызовут подозрения в стремлении Китая к экономическому доминированию — как это было в Мьянме и Шри-Ланке — и к политическому влиянию. Однако Китай надеется, что огромные расходы смогут сломить сопротивление соседей. «У Пекина нет мягкой силы, потому что им мало кто доверяет», — отмечает Миллер. «При этом они не хотят или не могут использовать военную мощь. Зато у них есть много денег».
http://www.ft.com/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу