1 декабря 2020 smart-lab.ru
Умер Борис Александров. Основатель бренда «Б.Ю. Александров». Яркий человек. Сильный предприниматель.
Два года назад я прочитал его книгу «Сырок» и поразился необычности, яркости его личности и жизни.
Предлагаю почтить его память — вспомнив его книгу.
Предисловие. Счастье
Я решил написать книгу. Когда внук подрастет, может быть, ему станет интересно, чем занимался дедушка.
Опыт, который позволил добиться успеха и – самое главное – остаться при этом счастливым человеком. Я пять раз женился, причем на двух женщинах по два раза. У меня трое детей от трех разных жен. В Советском Союзе я отсидел три года за нелегальное предпринимательство.
Руководить бизнесом, постоянно работать, каждый день сталкиваться с неординарными вызовами – это настоящее счастье.
Наши марки «Б. Ю. Александров», «Ростагроэкспорт», «Ностальгия», «Крепыш», «Вкусный день»… Это ли не воплощение счастья для предпринимателя?
В этой книге я хочу рассказать, что есть правила, позволяющие человеку жить счастливым.
Я старался, чтобы у женщин тоже оставались обо мне приятные воспоминания. Они видели, что всегда для меня на первом месте, и, наверное, ценили это.
Уже два с половиной года у меня рак лимфатических узлов четвертой стадии. Но мне повезло: ученые научились приостанавливать такую форму рака и добиваться стойкой ремиссии. По образованию я врач и понимаю: когда у тебя обнаруживают столь тяжелую болезнь и потом вдруг выясняется, что с ней можно бороться, это уже счастье.
И в книге расскажу об авантюрных поступках и глупых ошибках, о правилах бизнеса и жизненных истинах.
Глава 1. Дела японские
Что африканцы и японцы воровали на советских кораблях
Какую психологическую уловку применяют таможенники
Как официантка из Ванина спасла меня от тюрьмы
1975 года, мне было 28 лет, я лужил врачом на судне, возившем лес в Японию.
Шок. Нас, представителей великой страны, победившей милитаристскую Японию в 1945 году, какой-то япошка выставляет из магазина! Неприятный случай мотивировал меня к предпринимательству. Не зря говорят: «Мудрость – хорошо залеченная рана».
Выяснилось, что в особом почете там медь и бронза, и килограмм меди стоит один доллар. У нас загорелись глаза.
В японском порту укладывали 15–20 килограммов отпиленной бронзы в обыкновенные сумки, шли в приемный пункт и благополучно получали свои 15–20 долларов. На 15 долларов мы могли купить пять пар джинсов по три доллара, а в Ванине они уже стоили 150–200 рублей.
Мы стали наваривать до тысячи рублей за рейс. Поскольку в месяц делались примерно три рейса, получалось порядка 3000 рублей. Столько обычный советский человек зарабатывал года за два-три.
Ближе к концу службы я нашел второй вариант заработка, еще более выгодный, чем торговля джинсами.
В СССР один ковер стоил 1500 рублей, а в Японии – 20 долларов. А в этом магазине я вдруг увидел, что точно такие же продаются по 5 долларов.
В чем дело, почему такие дешевые? Оказалось, бракованные. Обычный человек ничего не заметит: подумаешь, в каком-то малюсеньком фрагменте нет, допустим, зеленого. Но по жестким японским стандартам – не положено.
Началась в моей жизни ковровая эпопея: отпиливаешь бронзу, сдаешь в металлолом, покупаешь ковров и получаешь за один рейс 3000 рублей. Стали привозить по 10–20 ковров, чем и вызвали понятное подозрение у КГБ, плотно севшего нам на хвост.
Я уволился по семейным обстоятельствам, и мы с Таней переехали в Москву, где 16 мая 1982 года появилась на свет наша дочка Наташа. Таня стала уже третьей моей женой, а Наташа – третьим ребенком, но об этом позже.
Глава 2. Конкурент «Кристалла»
Как работал «колбасный обмен» в эпоху развитого социализма
Почему меня зацепили слова, сказанные моей жене соседом, работавшим в автосервисе
Как мне удалось зарабатывать по 80 рублей в день в Советском Союзе
Когда я вернулся в Москву, меня не прописали в новой квартире, ведь я не значился в ордере. В Советском Союзе на работу принимали только с пропиской и я, дипломированный врач, вынужденно полгода разгружал вагоны на товарных станциях.
Передо мной поставили задачу – восстановить автопарк. Моя бурная деятельность привела к тому, что 90 машин заработали и только десять нужно было списать.
На заводе производили два сорта наливок, вишневую и сливовую, обе очень сладкие: 16 процентов сахара, если не ошибаюсь. Берешь бутылку, батон – и вот тебе питание на всю смену. Наливка имела и эстетический смысл: после нее потеть начинаешь c запахом вишни или сливы.
На винзаводе мы придумали прятать в ящик с битым стеклом от трех до пяти целых бутылок, предварительно завернув их в бумагу. Баба Маня предусмотрительно протыкала бой железным стержнем. Но проткнуть груду прессованного стекла было очень трудно, и делала она это символически. Втыкала штык на 10–15 сантиметров, а ящик был глубиной в полметра. Но на пути была еще одна проходная… Я брал пять бутылок и между рельсов по льду толкал их через забор, а затем забирал снаружи. С каждой бутылки зарабатывал по два рубля. Десятка – весомая добавка к восьми рублям, получаемым официально.
Я расспрашивал друзей из других цехов – и в итоге узнал подробности процесса очищения спирта и получения водки. Любая хорошая водка делается из хорошей воды и хорошего спирта. Для очистки эта смесь должна пройти восемь метров активированного угля, где оседают вредные сивушные масла. Я понял, что сам смогу делать водку, которая ничем не будет отличаться от промышленной. В магазине я присмотрел очиститель воды «Родничок». Держатель трубки надевался на водопроводный кран, вода проходила активированный уголь и выходила очищенной через кран «Родничка».
В конторе механизированной уборки соорудил самогонный аппарат, купил спиртомер и стал гнать спирт из сахара, очищая его «Родничком». Самым сложным было сделать такую крышечку, чтобы на вид бутылка не отличалась от фабричной. Надо было найти крышки, аккуратно их распрямить, помыть и закрутить снова уже на готовых бутылках.
Экономика проекта была простая. Из одного килограмма сахара получался литр 80-градусного спирта, которого хватало на четыре бутылки водки. Килограмм сахара стоил 90 копеек. Пустые водочные бутылки я покупал у продавщицы в магазине по 20 копеек; официально их в то время принимали по 12 копеек. В тот же магазин сдавал готовую водку по 2 рубля 87 копеек. Магазин продавал ее в розницу по государственной цене – 3 рубля 87 копеек.
В день я делал по два ящика (40 бутылок). Каждая бутылка давала прибыль в районе двух рублей, и я стал зарабатывать по 80 рублей в день, или 2400 рублей в месяц. Для сравнения: машина «Жигули» в то время стоила на черном рынке пять тысяч рублей, а обычная зарплата советского гражданина составляла рублей 100–120 в месяц.
И все могло сойти с рук, но не повезло. Когда оперативники пришли в магазин, они поймали продавцов, что называется, на месте преступления: те переклеивали этикетки на вине. Они срывали этикетки с дорогого вина и приклеивали их на дешевое. Обвинение мне предъявили по статье 154 – «Частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество».
Расскажу о нашумевшем «деле Трегубова».
Еще до смерти Брежнева Юрий Андропов, возглавлявший КГБ, начал «копать» под московскую торговлю, подчинявшуюся Гришину. Начальником Главторга Мосгорисполкома работал Николай Трегубов, и на него стали искать компромат. Хотели доказать, что Трегубов дает взятки Гришину. Когда же к власти пришел Андропов, начались настоящие торговые репрессии.
«дело Рокотова» — Трех осужденных расстреляли за валютные операции, торговлю джинсами и другие сделки, которые теперь полностью законны. При обыске у них изъяли полтора миллиона долларов США.
Глава 3. Два года в Бутырке
Как вести себя, когда попадаешь в тюрьму
Что общего между декабристами, народовольцами и советскими спекулянтами
Почему я два года дожидался приговора суда
Анализ водки с контрольной оперативной закупки ничего не дал: она ничем не отличалась от заводской, так как я полностью соблюдал технологию. Я стал одним из долгожителей камеры, проведя в ней целых два года. Строгое правило заключается в том, что нельзя ходить в туалет, когда кто-то ест. Как-то один вор-малолетка начал протестовать против того, что за столом не воры, а торгаши.
Когда спросили за что сижу, я просто сказал: «На меня дали показания, что нелегально делаю водку».
Почти нет в тюрьме тех, кто сидит просто так! В среднем следствие идет два-три месяца, поэтому, по моим подсчетам, за два года в Бутырке через камеру прошли примерно 700 человек. Только двое из них, я считаю, не были виновны.
В тюрьме я приобрел бесценный опыт.
Первое, что я сделал, когда сел в тюрьму, – выучил Уголовный кодекс.
Первая заповедь бизнесмена при возникновении любых проблем – не паниковать.
Вторая заповедь – думать.
Я прочитал книжку Галины Цуриковой «Сто прапорщиков», про декабристов. И оказалось, что они в какой-то момент струсили. После восстания 1825 года они во всем сознались. Только один декабрист не дал ни на кого показаний. Это Михаил Лунин, вообще не имевший к мятежу отношения. За девять лет до восстания на одной из пьянок с будущими декабристами, он просто сказал, что в Царское Село император ездит без большой охраны, поэтому можно в масках напасть на карету и охрану. Говорят, сам царь Николай допрашивал декабристов. И даже пять главных декабристов, все равно повешенных (Пестель, Рылеев, Каховский, Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин), друг друга сдали.
И среди заключенных, сидевших со мной в Бутырке, тоже процентов девяносто сознавались в содеянном. Одна из причин следующая: люди сначала пытались доказать, что не совершали преступления. А потом, придя с допроса, в камере рассказывали, как происходило на самом деле. А в камере всегда есть «подсадные утки».
В конце XIX века революционеры сформулировали принципы поведения после ареста. В 1878 году тайное общество «Земля и воля» (позже – «Народная воля») записало в свой устав следующий пункт: «Член основного кружка, попавший в руки правительства с явными уликами, должен на предварительном следствии и дознании отказаться от дачи показаний, а на суде руководствоваться интересами дела, а не личными».
Революционеры использовали еще один прием: если тебя арестовали и ты оказался в тюрьме, смирись с тем, что ты отсюда никогда не выйдешь, и тогда тебе значительно проще будет принять ситуацию. Корень этой идеи – в восточных боевых искусствах. Некоторые мастера практиковали перед боем такой подход: представить, что ты уже мертв.
Один из основных приемов, использующихся, чтобы сломать человека, такой: «Ты нам не нужен, нам нужен твой руководитель (или еще кто-то)». И люди начинают рассказывать. Если ты один идешь по делу – это часть первая статьи, а если группой – автоматически часть вторая. Часть первая, допустим, от трех до восьми лет, а вторая – от восьми до пятнадцати. Как только ты начинаешь рассказывать, тут же переходишь во вторую часть.
Из людей, обманувших меня, никто не стал успешным.
Бутырку я вспоминаю с позитивом, так как это время использовал для саморазвития. Во-первых, там я прочитал гигантское количество книг. В тюрьмах хорошие библиотеки из конфиската. Тебе давали списки, и ты заказывал любую книгу. Развиваться можно везде, все зависит от желания человека.
Во-вторых, я изучал психологию разных типов людей: бомжей и наркоманов, воров и спекулянтов. Много сидело бомжей, закончивших по два-три института. Они не выдержали сложностей жизни, но оставались талантливыми, разумными, начитанными людьми.
Суд был чисто символический: за пять минут я получил пять лет и поехал на липецкую зону.
Позже, поднимая архивы, я увидел, что изначально сдал меня тот самый Феликс, которого я считал своим другом. Однажды по пьянке я похвастал, как зарабатываю, и даже сказал, в каком магазине реализую водку. Когда его арестовали за спекуляции кроссовками, он, рассчитывая на снисхождение, навел ОБХСС на меня.
Глава 4. Жизнь на зоне
В чем заключалась специфика «красных зон» в СССР
Почему на зоне мне не разрешили работать в медсанчасти
Какой неприятный сюрприз ожидал меня после возвращения в Москву
Выжить на липецкой зоне мне помогли два случая: оба раза я помогал людям, и добро мне вернулось.
1. Я сказал: – Не надо косить. Расскажи, что действительно произошло, и они поймут, что ты был в состоянии невменяемости или аффекта. Гармонист меня послушал, и его признали невиновным. На зоне он меня узнал и в качестве благодарности старому знакомому забрал к себе в бригаду, вытащив из проклятого цеха, где я за пару месяцев я потерял 16 килограммов.
Например, на зоне такой закон: если украл у своих – тебя опустят. И опущенный переселяется в отдельный барак. Бригадиры выдернули из этого барака одного мужика – Катькой его звали – и заразились от него венерической болезнью.
2. Я взял мазки, сверху проложил двумя спичками, накрыл вторым стеклом и завернул. У бригадиров всегда свои ходы из зоны и на зону, и они эти мазки отправили в Москву к моей маме, врачу-дерматовенерологу. Она поставила диагноз, купила лекарства и заслала на зону.
Я всех проколол, пролечил и оказался «в шоколаде». Меня поставили на выпуск продукции – отличная работа. Через меня шел весь грев. Что такое грев? Все водители на зоне подрабатывали: привозили колбасу, чай. Покупали в магазине и продавали в несколько раз дороже. Чтобы не поймали, я придумал следующий ход. Рядом с моим кабинетом стояла приваренная урна. В ней я сделал что-то вроде двойного дна. Внизу под вкладышем складывался грев, а сверху лежали окурки, и я еще туда специально мочился. Для солдат считалось «в падлу» подойти к этой урне.
Наладилось и с питанием. Во-первых, стали регулярно поступать передачи с воли. Во-вторых, лучше кормили повара. Когда освоишься, тебя начинают принимать за своего.
Ум проявляется в том, чтобы вопрос решить, а не в том, чтобы шум поднять.
Если не считать голода и опасных работ, жизнь на зоне казалась вполне терпимой. Единственное жесткое правило на зоне – все должны работать.
Чтобы разнообразить жизнь на зоне, я поступил там в школу и окончил 10‑й класс, хотя, конечно, этого не требовалось, так как у меня за плечами остались и школа, и медицинский институт.
В общем, в 1986 году меня оправдали, сняв судимость
Глава 5. Перестройка
Почему мне удалось заработать серьезные деньги на издании детективов Агаты Кристи
Чем закончился мой опыт с созданием медицинского кооператива
Как меня обманул аферист Леня, рассказывавший басни про американских партнеров
«Мужчины, не ищите женщин, ищите деньги. Тогда женщины сами вас найдут».
Анекдот. Умирает мужик и завещает все свое состояние трем женщинам, которых никто не знает. Его спрашивают: зачем ты это делаешь? А он: они когда-то отказались выйти за меня замуж и позволили мне всю жизнь прожить счастливым.
Перестройка начиналась и в моей жизни. Врачебная деятельность на Сахалине давно прошла, три года лишения свободы закончились, но желание жить хорошо никуда не пропало. Я вернулся в Москву без денег, без квартиры, без машины. И без специальности.
19 ноября 1986 года приняли закон «Об индивидуальной трудовой деятельности». А 26 мая 1988 года вышел закон «О кооперации в СССР», и занятие бизнесом стало легальным.
Мы создали врачебный кооператив «Надежда».
Первым бизнесом, принесшим мне серьезные деньги, стало книгоиздание. После перестройки книги оказались в жутком дефиците. Покупали их с помощью талонов, вырученных за сдачу макулатуры, ассортимент государственных издательств был скудный. И я нащупал эту нишу.
Так, детективы Агаты Кристи пользовались бешеной популярностью. Мы отлично отторговали, издали книгу три раза и заработали по тем временам громадные деньги.
Люди увидели, какие доходы приносят книги, ринулись в этот бизнес, и он перестал быть таким прибыльным.
Ажиотаж всегда быстро проходит, кто первый – того и тапки. Остальным остается биться за место под солнцем.
По опыту с книгами я понял: первое, что отличает предпринимателя, – способность достать деньги и рисковать всем. Много ли людей способны заложить свою квартиру? Ведь никогда нельзя быть полностью уверенным, что бизнес «выстрелит».
Венчурные капиталисты считают: если один из шести проектов сработал – это уже хорошо. То есть вероятность составляет 16,7 процента. Нужен рисковый характер, особенно на первом этапе. Тогда человек, наверное, способен заниматься бизнесом. Если авантюрности нет, всегда найдутся причины, почему что-то «невозможно» сделать.
Придумал издавать справочник лучших предприятий для вложения денег. Идея состояла в том, чтобы узнавать у министров, какие предприятия в отрасли передовые. Например, про клиники берем интервью у министра здравоохранения, про металлургические заводы – у министра металлургии. И на выходе имеем справочник для инвесторов.
Мы посчитали примерно так: у американцев 100 тысяч клиентов. Справочники они собирались продавать по 40 долларов. Наша часть была 25 процентов, то есть мы рассчитывали заработать миллион долларов.
Потом я слышал, что бизнес-партнер по этому проекту попал в зависимость от бандитов, которые назначили сумму выкупа, и занимался тем, что разводил других на деньги, в том числе и меня. Говорили, что он крутил какую-то аферу с зерном, а потом исчез. Скорее всего, плохо кончил.
Глава 6. Великий ковровый путь
Какие ковры пользовались спросом у состоятельных москвичей в начале 90‑х
Почему готовность выполнять тяжелую работу свидетельствует о надежности человека в делах
Как мы переходили от ковров к продаже продуктов питания
Директора советских магазинов привыкли работать в условиях дефицита и не смогли успешно торговать, когда на рынке появилась конкуренция. На этом погорели и мой брат.
Все привыкли, что сыр в дефиците, поэтому он занял в банке деньги и купил сразу несколько фургонов сыра в Голландии. Когда сыр пришел в Москву, выяснилось, что возил его не только Саша. На рынке образовался избыток, сыр завис, банк стал требовать погашения кредита.
Мы организовали маленький магазинчик, где торговали маслом, яйцом, пивом, водкой, а также принимали пустую посуду. Вскоре, правда, выяснилось, что водкой торговать нельзя, так как меньше чем в ста метрах находилась вечерняя школа.
После неудачи со справочником Бог послал мне следующую тему – ковры.
Метр шелкового ковра в Москве стоил 300 долларов (по крайней мере, по такой цене продавали мы) – относительно недорого по местным меркам. А обходились нам ковры раз в десять дешевле. Однозначно интересный бизнес, просто довольно опасный и требующий постоянного внимания.
Проблемы начинались на нашей территории, на перевалочной станции Забайкальск. Местные бандиты срослись с милицией и, по сути, с ее ведома занимались безнаказанным воровством из вагонов. Перевозчики терпели огромные убытки, и руководство железной дороги придумало заменить местную военизированную охрану на приезжую (из Воркуты, Красноярска или других городов) и регулярно ее менять, чтобы она не успевала «спеться» с бандитами.
Злоумышленники специально отправили поезд пораньше, чтобы остановить его в степи и разграбить.
Действовали они так. Заранее засовывали в колесо паклю. Когда поезд начинал двигаться, из-за трения пакля через 10–15 километров возгоралась, шел дым. По правилам техники безопасности дымящиеся вагоны везти не полагалось, их отсоединяли. А потом в степи беспрепятственно грабили.
Мы срочно нашли машину и поехали вдогонку за поездом. Километров через двадцать в степи увидели наши вагоны, уже отцепленные от состава. Как только мы залезли в вагон, то заметили, что к нам приближаются три грузовые машины. Командую охранникам: «Стреляйте в воздух!» Они сделали пару выстрелов из автоматических винтовок. Машины остановились и через некоторое время отправились восвояси. Так мы сохранили ковры и остались живы.
Кажется, в Омске проверяющие прикопались к колесам нашего вагона (мол, их надо отладить) и загнали вагон в ангар для ремонта. Ангар ночью не охраняется, и я понял, что опять возникла нездоровая ситуация. Я понимаю, что нас здесь никто не знает, захотят – убьют просто, и никто искать не станет. Тогда я пошел ва‑банк и пригрозил диспетчеру: «Давай так. Я выхожу отсюда, подпираю дверь, выливаю спирт и зажигаю. Можешь вагон отправлять, а можешь не отправлять». Он струхнул, прицепил нас к ближайшему поезду, и мы отправились.
Рельефные китайские ковры пользовались популярностью у обеспеченных людей. Даже представители бомонда – Олег Газманов, Екатерина Шаврина и другие знаменитости – приезжали к нам за коврами.
Мы же предоставили покупателям возможность заказывать ковры любого размера. Трудоемкий процесс: один ковер ткали чуть ли не полгода. Но затраты себя оправдывали. Некоторые просили на ковре изобразить свои портреты вместе с семьей и любимой собакой.
С мебелью не связывались, предпочитая ковры – они, по крайней мере, не ломались.
Занимались коврами лет пять, примерно до 1995 года. За это время завезли и продали около двадцати вагонов. Учитывая, что один ковер в среднем стоил тысячу долларов – сумасшедшие деньги по тем временам, – зарабатывали и жили очень неплохо.
Я стал думать, чем занять команду летом и в январе-феврале, когда спрос на ковры резко падал.
Почему бы не заняться продажей молочки?
На Тульском комбинате мы совершили небольшое преступление. Комбинат выпускал очень вкусное шоколадное масло. Естественно, производители никому не показывали, как его делают, в цеха не пускали. Мы представились, как московские корреспонденты, затерялись немножко, хотели взять интервью. У вас предприятие такое передовое». Ну, они нам и рассказали кое-какие секреты.
Ровно через год вся продукция Тульского молочного комбината шла в Москву через нас.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Два года назад я прочитал его книгу «Сырок» и поразился необычности, яркости его личности и жизни.
Предлагаю почтить его память — вспомнив его книгу.
Предисловие. Счастье
Я решил написать книгу. Когда внук подрастет, может быть, ему станет интересно, чем занимался дедушка.
Опыт, который позволил добиться успеха и – самое главное – остаться при этом счастливым человеком. Я пять раз женился, причем на двух женщинах по два раза. У меня трое детей от трех разных жен. В Советском Союзе я отсидел три года за нелегальное предпринимательство.
Руководить бизнесом, постоянно работать, каждый день сталкиваться с неординарными вызовами – это настоящее счастье.
Наши марки «Б. Ю. Александров», «Ростагроэкспорт», «Ностальгия», «Крепыш», «Вкусный день»… Это ли не воплощение счастья для предпринимателя?
В этой книге я хочу рассказать, что есть правила, позволяющие человеку жить счастливым.
Я старался, чтобы у женщин тоже оставались обо мне приятные воспоминания. Они видели, что всегда для меня на первом месте, и, наверное, ценили это.
Уже два с половиной года у меня рак лимфатических узлов четвертой стадии. Но мне повезло: ученые научились приостанавливать такую форму рака и добиваться стойкой ремиссии. По образованию я врач и понимаю: когда у тебя обнаруживают столь тяжелую болезнь и потом вдруг выясняется, что с ней можно бороться, это уже счастье.
И в книге расскажу об авантюрных поступках и глупых ошибках, о правилах бизнеса и жизненных истинах.
Глава 1. Дела японские
Что африканцы и японцы воровали на советских кораблях
Какую психологическую уловку применяют таможенники
Как официантка из Ванина спасла меня от тюрьмы
1975 года, мне было 28 лет, я лужил врачом на судне, возившем лес в Японию.
Шок. Нас, представителей великой страны, победившей милитаристскую Японию в 1945 году, какой-то япошка выставляет из магазина! Неприятный случай мотивировал меня к предпринимательству. Не зря говорят: «Мудрость – хорошо залеченная рана».
Выяснилось, что в особом почете там медь и бронза, и килограмм меди стоит один доллар. У нас загорелись глаза.
В японском порту укладывали 15–20 килограммов отпиленной бронзы в обыкновенные сумки, шли в приемный пункт и благополучно получали свои 15–20 долларов. На 15 долларов мы могли купить пять пар джинсов по три доллара, а в Ванине они уже стоили 150–200 рублей.
Мы стали наваривать до тысячи рублей за рейс. Поскольку в месяц делались примерно три рейса, получалось порядка 3000 рублей. Столько обычный советский человек зарабатывал года за два-три.
Ближе к концу службы я нашел второй вариант заработка, еще более выгодный, чем торговля джинсами.
В СССР один ковер стоил 1500 рублей, а в Японии – 20 долларов. А в этом магазине я вдруг увидел, что точно такие же продаются по 5 долларов.
В чем дело, почему такие дешевые? Оказалось, бракованные. Обычный человек ничего не заметит: подумаешь, в каком-то малюсеньком фрагменте нет, допустим, зеленого. Но по жестким японским стандартам – не положено.
Началась в моей жизни ковровая эпопея: отпиливаешь бронзу, сдаешь в металлолом, покупаешь ковров и получаешь за один рейс 3000 рублей. Стали привозить по 10–20 ковров, чем и вызвали понятное подозрение у КГБ, плотно севшего нам на хвост.
Я уволился по семейным обстоятельствам, и мы с Таней переехали в Москву, где 16 мая 1982 года появилась на свет наша дочка Наташа. Таня стала уже третьей моей женой, а Наташа – третьим ребенком, но об этом позже.
Глава 2. Конкурент «Кристалла»
Как работал «колбасный обмен» в эпоху развитого социализма
Почему меня зацепили слова, сказанные моей жене соседом, работавшим в автосервисе
Как мне удалось зарабатывать по 80 рублей в день в Советском Союзе
Когда я вернулся в Москву, меня не прописали в новой квартире, ведь я не значился в ордере. В Советском Союзе на работу принимали только с пропиской и я, дипломированный врач, вынужденно полгода разгружал вагоны на товарных станциях.
Передо мной поставили задачу – восстановить автопарк. Моя бурная деятельность привела к тому, что 90 машин заработали и только десять нужно было списать.
На заводе производили два сорта наливок, вишневую и сливовую, обе очень сладкие: 16 процентов сахара, если не ошибаюсь. Берешь бутылку, батон – и вот тебе питание на всю смену. Наливка имела и эстетический смысл: после нее потеть начинаешь c запахом вишни или сливы.
На винзаводе мы придумали прятать в ящик с битым стеклом от трех до пяти целых бутылок, предварительно завернув их в бумагу. Баба Маня предусмотрительно протыкала бой железным стержнем. Но проткнуть груду прессованного стекла было очень трудно, и делала она это символически. Втыкала штык на 10–15 сантиметров, а ящик был глубиной в полметра. Но на пути была еще одна проходная… Я брал пять бутылок и между рельсов по льду толкал их через забор, а затем забирал снаружи. С каждой бутылки зарабатывал по два рубля. Десятка – весомая добавка к восьми рублям, получаемым официально.
Я расспрашивал друзей из других цехов – и в итоге узнал подробности процесса очищения спирта и получения водки. Любая хорошая водка делается из хорошей воды и хорошего спирта. Для очистки эта смесь должна пройти восемь метров активированного угля, где оседают вредные сивушные масла. Я понял, что сам смогу делать водку, которая ничем не будет отличаться от промышленной. В магазине я присмотрел очиститель воды «Родничок». Держатель трубки надевался на водопроводный кран, вода проходила активированный уголь и выходила очищенной через кран «Родничка».
В конторе механизированной уборки соорудил самогонный аппарат, купил спиртомер и стал гнать спирт из сахара, очищая его «Родничком». Самым сложным было сделать такую крышечку, чтобы на вид бутылка не отличалась от фабричной. Надо было найти крышки, аккуратно их распрямить, помыть и закрутить снова уже на готовых бутылках.
Экономика проекта была простая. Из одного килограмма сахара получался литр 80-градусного спирта, которого хватало на четыре бутылки водки. Килограмм сахара стоил 90 копеек. Пустые водочные бутылки я покупал у продавщицы в магазине по 20 копеек; официально их в то время принимали по 12 копеек. В тот же магазин сдавал готовую водку по 2 рубля 87 копеек. Магазин продавал ее в розницу по государственной цене – 3 рубля 87 копеек.
В день я делал по два ящика (40 бутылок). Каждая бутылка давала прибыль в районе двух рублей, и я стал зарабатывать по 80 рублей в день, или 2400 рублей в месяц. Для сравнения: машина «Жигули» в то время стоила на черном рынке пять тысяч рублей, а обычная зарплата советского гражданина составляла рублей 100–120 в месяц.
И все могло сойти с рук, но не повезло. Когда оперативники пришли в магазин, они поймали продавцов, что называется, на месте преступления: те переклеивали этикетки на вине. Они срывали этикетки с дорогого вина и приклеивали их на дешевое. Обвинение мне предъявили по статье 154 – «Частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество».
Расскажу о нашумевшем «деле Трегубова».
Еще до смерти Брежнева Юрий Андропов, возглавлявший КГБ, начал «копать» под московскую торговлю, подчинявшуюся Гришину. Начальником Главторга Мосгорисполкома работал Николай Трегубов, и на него стали искать компромат. Хотели доказать, что Трегубов дает взятки Гришину. Когда же к власти пришел Андропов, начались настоящие торговые репрессии.
«дело Рокотова» — Трех осужденных расстреляли за валютные операции, торговлю джинсами и другие сделки, которые теперь полностью законны. При обыске у них изъяли полтора миллиона долларов США.
Глава 3. Два года в Бутырке
Как вести себя, когда попадаешь в тюрьму
Что общего между декабристами, народовольцами и советскими спекулянтами
Почему я два года дожидался приговора суда
Анализ водки с контрольной оперативной закупки ничего не дал: она ничем не отличалась от заводской, так как я полностью соблюдал технологию. Я стал одним из долгожителей камеры, проведя в ней целых два года. Строгое правило заключается в том, что нельзя ходить в туалет, когда кто-то ест. Как-то один вор-малолетка начал протестовать против того, что за столом не воры, а торгаши.
Когда спросили за что сижу, я просто сказал: «На меня дали показания, что нелегально делаю водку».
Почти нет в тюрьме тех, кто сидит просто так! В среднем следствие идет два-три месяца, поэтому, по моим подсчетам, за два года в Бутырке через камеру прошли примерно 700 человек. Только двое из них, я считаю, не были виновны.
В тюрьме я приобрел бесценный опыт.
Первое, что я сделал, когда сел в тюрьму, – выучил Уголовный кодекс.
Первая заповедь бизнесмена при возникновении любых проблем – не паниковать.
Вторая заповедь – думать.
Я прочитал книжку Галины Цуриковой «Сто прапорщиков», про декабристов. И оказалось, что они в какой-то момент струсили. После восстания 1825 года они во всем сознались. Только один декабрист не дал ни на кого показаний. Это Михаил Лунин, вообще не имевший к мятежу отношения. За девять лет до восстания на одной из пьянок с будущими декабристами, он просто сказал, что в Царское Село император ездит без большой охраны, поэтому можно в масках напасть на карету и охрану. Говорят, сам царь Николай допрашивал декабристов. И даже пять главных декабристов, все равно повешенных (Пестель, Рылеев, Каховский, Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин), друг друга сдали.
И среди заключенных, сидевших со мной в Бутырке, тоже процентов девяносто сознавались в содеянном. Одна из причин следующая: люди сначала пытались доказать, что не совершали преступления. А потом, придя с допроса, в камере рассказывали, как происходило на самом деле. А в камере всегда есть «подсадные утки».
В конце XIX века революционеры сформулировали принципы поведения после ареста. В 1878 году тайное общество «Земля и воля» (позже – «Народная воля») записало в свой устав следующий пункт: «Член основного кружка, попавший в руки правительства с явными уликами, должен на предварительном следствии и дознании отказаться от дачи показаний, а на суде руководствоваться интересами дела, а не личными».
Революционеры использовали еще один прием: если тебя арестовали и ты оказался в тюрьме, смирись с тем, что ты отсюда никогда не выйдешь, и тогда тебе значительно проще будет принять ситуацию. Корень этой идеи – в восточных боевых искусствах. Некоторые мастера практиковали перед боем такой подход: представить, что ты уже мертв.
Один из основных приемов, использующихся, чтобы сломать человека, такой: «Ты нам не нужен, нам нужен твой руководитель (или еще кто-то)». И люди начинают рассказывать. Если ты один идешь по делу – это часть первая статьи, а если группой – автоматически часть вторая. Часть первая, допустим, от трех до восьми лет, а вторая – от восьми до пятнадцати. Как только ты начинаешь рассказывать, тут же переходишь во вторую часть.
Из людей, обманувших меня, никто не стал успешным.
Бутырку я вспоминаю с позитивом, так как это время использовал для саморазвития. Во-первых, там я прочитал гигантское количество книг. В тюрьмах хорошие библиотеки из конфиската. Тебе давали списки, и ты заказывал любую книгу. Развиваться можно везде, все зависит от желания человека.
Во-вторых, я изучал психологию разных типов людей: бомжей и наркоманов, воров и спекулянтов. Много сидело бомжей, закончивших по два-три института. Они не выдержали сложностей жизни, но оставались талантливыми, разумными, начитанными людьми.
Суд был чисто символический: за пять минут я получил пять лет и поехал на липецкую зону.
Позже, поднимая архивы, я увидел, что изначально сдал меня тот самый Феликс, которого я считал своим другом. Однажды по пьянке я похвастал, как зарабатываю, и даже сказал, в каком магазине реализую водку. Когда его арестовали за спекуляции кроссовками, он, рассчитывая на снисхождение, навел ОБХСС на меня.
Глава 4. Жизнь на зоне
В чем заключалась специфика «красных зон» в СССР
Почему на зоне мне не разрешили работать в медсанчасти
Какой неприятный сюрприз ожидал меня после возвращения в Москву
Выжить на липецкой зоне мне помогли два случая: оба раза я помогал людям, и добро мне вернулось.
1. Я сказал: – Не надо косить. Расскажи, что действительно произошло, и они поймут, что ты был в состоянии невменяемости или аффекта. Гармонист меня послушал, и его признали невиновным. На зоне он меня узнал и в качестве благодарности старому знакомому забрал к себе в бригаду, вытащив из проклятого цеха, где я за пару месяцев я потерял 16 килограммов.
Например, на зоне такой закон: если украл у своих – тебя опустят. И опущенный переселяется в отдельный барак. Бригадиры выдернули из этого барака одного мужика – Катькой его звали – и заразились от него венерической болезнью.
2. Я взял мазки, сверху проложил двумя спичками, накрыл вторым стеклом и завернул. У бригадиров всегда свои ходы из зоны и на зону, и они эти мазки отправили в Москву к моей маме, врачу-дерматовенерологу. Она поставила диагноз, купила лекарства и заслала на зону.
Я всех проколол, пролечил и оказался «в шоколаде». Меня поставили на выпуск продукции – отличная работа. Через меня шел весь грев. Что такое грев? Все водители на зоне подрабатывали: привозили колбасу, чай. Покупали в магазине и продавали в несколько раз дороже. Чтобы не поймали, я придумал следующий ход. Рядом с моим кабинетом стояла приваренная урна. В ней я сделал что-то вроде двойного дна. Внизу под вкладышем складывался грев, а сверху лежали окурки, и я еще туда специально мочился. Для солдат считалось «в падлу» подойти к этой урне.
Наладилось и с питанием. Во-первых, стали регулярно поступать передачи с воли. Во-вторых, лучше кормили повара. Когда освоишься, тебя начинают принимать за своего.
Ум проявляется в том, чтобы вопрос решить, а не в том, чтобы шум поднять.
Если не считать голода и опасных работ, жизнь на зоне казалась вполне терпимой. Единственное жесткое правило на зоне – все должны работать.
Чтобы разнообразить жизнь на зоне, я поступил там в школу и окончил 10‑й класс, хотя, конечно, этого не требовалось, так как у меня за плечами остались и школа, и медицинский институт.
В общем, в 1986 году меня оправдали, сняв судимость
Глава 5. Перестройка
Почему мне удалось заработать серьезные деньги на издании детективов Агаты Кристи
Чем закончился мой опыт с созданием медицинского кооператива
Как меня обманул аферист Леня, рассказывавший басни про американских партнеров
«Мужчины, не ищите женщин, ищите деньги. Тогда женщины сами вас найдут».
Анекдот. Умирает мужик и завещает все свое состояние трем женщинам, которых никто не знает. Его спрашивают: зачем ты это делаешь? А он: они когда-то отказались выйти за меня замуж и позволили мне всю жизнь прожить счастливым.
Перестройка начиналась и в моей жизни. Врачебная деятельность на Сахалине давно прошла, три года лишения свободы закончились, но желание жить хорошо никуда не пропало. Я вернулся в Москву без денег, без квартиры, без машины. И без специальности.
19 ноября 1986 года приняли закон «Об индивидуальной трудовой деятельности». А 26 мая 1988 года вышел закон «О кооперации в СССР», и занятие бизнесом стало легальным.
Мы создали врачебный кооператив «Надежда».
Первым бизнесом, принесшим мне серьезные деньги, стало книгоиздание. После перестройки книги оказались в жутком дефиците. Покупали их с помощью талонов, вырученных за сдачу макулатуры, ассортимент государственных издательств был скудный. И я нащупал эту нишу.
Так, детективы Агаты Кристи пользовались бешеной популярностью. Мы отлично отторговали, издали книгу три раза и заработали по тем временам громадные деньги.
Люди увидели, какие доходы приносят книги, ринулись в этот бизнес, и он перестал быть таким прибыльным.
Ажиотаж всегда быстро проходит, кто первый – того и тапки. Остальным остается биться за место под солнцем.
По опыту с книгами я понял: первое, что отличает предпринимателя, – способность достать деньги и рисковать всем. Много ли людей способны заложить свою квартиру? Ведь никогда нельзя быть полностью уверенным, что бизнес «выстрелит».
Венчурные капиталисты считают: если один из шести проектов сработал – это уже хорошо. То есть вероятность составляет 16,7 процента. Нужен рисковый характер, особенно на первом этапе. Тогда человек, наверное, способен заниматься бизнесом. Если авантюрности нет, всегда найдутся причины, почему что-то «невозможно» сделать.
Придумал издавать справочник лучших предприятий для вложения денег. Идея состояла в том, чтобы узнавать у министров, какие предприятия в отрасли передовые. Например, про клиники берем интервью у министра здравоохранения, про металлургические заводы – у министра металлургии. И на выходе имеем справочник для инвесторов.
Мы посчитали примерно так: у американцев 100 тысяч клиентов. Справочники они собирались продавать по 40 долларов. Наша часть была 25 процентов, то есть мы рассчитывали заработать миллион долларов.
Потом я слышал, что бизнес-партнер по этому проекту попал в зависимость от бандитов, которые назначили сумму выкупа, и занимался тем, что разводил других на деньги, в том числе и меня. Говорили, что он крутил какую-то аферу с зерном, а потом исчез. Скорее всего, плохо кончил.
Глава 6. Великий ковровый путь
Какие ковры пользовались спросом у состоятельных москвичей в начале 90‑х
Почему готовность выполнять тяжелую работу свидетельствует о надежности человека в делах
Как мы переходили от ковров к продаже продуктов питания
Директора советских магазинов привыкли работать в условиях дефицита и не смогли успешно торговать, когда на рынке появилась конкуренция. На этом погорели и мой брат.
Все привыкли, что сыр в дефиците, поэтому он занял в банке деньги и купил сразу несколько фургонов сыра в Голландии. Когда сыр пришел в Москву, выяснилось, что возил его не только Саша. На рынке образовался избыток, сыр завис, банк стал требовать погашения кредита.
Мы организовали маленький магазинчик, где торговали маслом, яйцом, пивом, водкой, а также принимали пустую посуду. Вскоре, правда, выяснилось, что водкой торговать нельзя, так как меньше чем в ста метрах находилась вечерняя школа.
После неудачи со справочником Бог послал мне следующую тему – ковры.
Метр шелкового ковра в Москве стоил 300 долларов (по крайней мере, по такой цене продавали мы) – относительно недорого по местным меркам. А обходились нам ковры раз в десять дешевле. Однозначно интересный бизнес, просто довольно опасный и требующий постоянного внимания.
Проблемы начинались на нашей территории, на перевалочной станции Забайкальск. Местные бандиты срослись с милицией и, по сути, с ее ведома занимались безнаказанным воровством из вагонов. Перевозчики терпели огромные убытки, и руководство железной дороги придумало заменить местную военизированную охрану на приезжую (из Воркуты, Красноярска или других городов) и регулярно ее менять, чтобы она не успевала «спеться» с бандитами.
Злоумышленники специально отправили поезд пораньше, чтобы остановить его в степи и разграбить.
Действовали они так. Заранее засовывали в колесо паклю. Когда поезд начинал двигаться, из-за трения пакля через 10–15 километров возгоралась, шел дым. По правилам техники безопасности дымящиеся вагоны везти не полагалось, их отсоединяли. А потом в степи беспрепятственно грабили.
Мы срочно нашли машину и поехали вдогонку за поездом. Километров через двадцать в степи увидели наши вагоны, уже отцепленные от состава. Как только мы залезли в вагон, то заметили, что к нам приближаются три грузовые машины. Командую охранникам: «Стреляйте в воздух!» Они сделали пару выстрелов из автоматических винтовок. Машины остановились и через некоторое время отправились восвояси. Так мы сохранили ковры и остались живы.
Кажется, в Омске проверяющие прикопались к колесам нашего вагона (мол, их надо отладить) и загнали вагон в ангар для ремонта. Ангар ночью не охраняется, и я понял, что опять возникла нездоровая ситуация. Я понимаю, что нас здесь никто не знает, захотят – убьют просто, и никто искать не станет. Тогда я пошел ва‑банк и пригрозил диспетчеру: «Давай так. Я выхожу отсюда, подпираю дверь, выливаю спирт и зажигаю. Можешь вагон отправлять, а можешь не отправлять». Он струхнул, прицепил нас к ближайшему поезду, и мы отправились.
Рельефные китайские ковры пользовались популярностью у обеспеченных людей. Даже представители бомонда – Олег Газманов, Екатерина Шаврина и другие знаменитости – приезжали к нам за коврами.
Мы же предоставили покупателям возможность заказывать ковры любого размера. Трудоемкий процесс: один ковер ткали чуть ли не полгода. Но затраты себя оправдывали. Некоторые просили на ковре изобразить свои портреты вместе с семьей и любимой собакой.
С мебелью не связывались, предпочитая ковры – они, по крайней мере, не ломались.
Занимались коврами лет пять, примерно до 1995 года. За это время завезли и продали около двадцати вагонов. Учитывая, что один ковер в среднем стоил тысячу долларов – сумасшедшие деньги по тем временам, – зарабатывали и жили очень неплохо.
Я стал думать, чем занять команду летом и в январе-феврале, когда спрос на ковры резко падал.
Почему бы не заняться продажей молочки?
На Тульском комбинате мы совершили небольшое преступление. Комбинат выпускал очень вкусное шоколадное масло. Естественно, производители никому не показывали, как его делают, в цеха не пускали. Мы представились, как московские корреспонденты, затерялись немножко, хотели взять интервью. У вас предприятие такое передовое». Ну, они нам и рассказали кое-какие секреты.
Ровно через год вся продукция Тульского молочного комбината шла в Москву через нас.
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter