Крах химической промышленности Германии — плохой знак

Исторически химическая промышленность зарекомендовала себя как отличный ранний индикатор серьезных экономических спадов. Ее нынешнее состояние должно служить предупреждением: климатическая политика находится в начале своего краха. И фискальная базука Берлина, нагруженная еще большим долгом, ничего не изменит.

Некоторые читатели помнят крах дотком-пузыря в 2001 году. В течение пяти лет неустанный бум в технологическом секторе поднимал рынки всё выше. Индекс Nasdaq стремительно взмывал от одного исторического максимума к другому в безумном порыве, который затуманивал рассудок как институциональных инвесторов, так и розничных трейдеров. Никто не знал, когда эта музыка прекратится.

Крах доткомов

Но если бы инвесторы согласовали свои действия с развитием химической промышленности Германии, они могли бы избежать неизбежной катастрофы с формированием портфеля. К середине 2000 года объем производства химической продукции в Германии уже сократился на шесть процентов — плохой знак для реальной экономики, поскольку химическая промышленность является ранним отражением того, что происходит в основных отраслях промышленности: машиностроении, автомобилестроении, строительстве и производстве потребительских товаров. Глубокая интеграция химической промышленности в цепочки создания стоимости реальной экономики делает ее своего рода хрустальным шаром с исключительной точностью прогнозирования. И действительно, в следующем году немецкая экономика скатилась в рецессию. Экономика США также ослабла, что сразу же нанесло ущерб немецкому экспорту химической продукции. В условиях общего экономического спада мечта о фондовом рынке испарилась. Один укол — и всё рухнуло. Удар пришелся прямо по миллионам мелких инвесторов, которые с трудом оплатили своё первое «образование» в сфере фондового рынка. Рынки движутся не только под влиянием настроений, но и тенденций в области производительности труда, а также динамики денежной массы. В краткосрочной перспективе они являются отражением условий ликвидности и отражают кредитный цикл.

Рецессия после воссоединения

Давайте вернёмся на десять лет назад — в конец 1991, начало 1992 года. Эйфория от воссоединения Германии достигла своего предварительного экономического пика. Государственные программы стимулирования вливали кредиты в строительный сектор, направляя деньги на неэффективную и ненужную инфраструктуру. Начался искусственный бум после воссоединения — но вскоре его настиг первый крупный шок. На рубеже года химическая промышленность Германии скатилась в отраслевой рецессию и за следующие восемнадцать месяцев потеряла около семи процентов реального объема производства. И снова прогностическая способность химической отрасли оказалась верной: всего через шесть месяцев после нее в рецессию вступила и вся экономика страны. Около 1,5 миллиона человек потеряли работу; ВВП сократился на 0,8 процента, а в 1994 году рынки снова обвалились. Рынки отреагировали на резкое ужесточение денежно-кредитной политики Федеральной резервной системы, которая пыталась обуздать безудержную инфляцию путем сокращения ликвидности. Это ознаменовало конец делового цикла — конец, который химический сектор, как и прежде, предвидел заблаговременно.

Рецессия или структурный перелом?

После каждого экономического спада химическая промышленность Германии возрождалась, становясь более инновационной и конкурентоспособной на экспорт. Во время рецессий она избавлялась от неэффективных сегментов, а затем росла подобно змее, сбрасывающей свою кожу. Оба кризиса также можно рассматривать как явления, связанные с денежно-кредитной политикой. Централизованно планируемые кредитные издержки, устанавливаемые посредством процентной политики, создавали умеренные циклы подъема и спада, что являлось системным недостатком в ориентированной на рынок системе, которая все еще могла поглощать подобные интервенции центрального банка. Это подводит нас к настоящему моменту: продолжаем ли мы следовать классическому деловому циклу или уже стали свидетелями структурного сбоя? Факты очевидны. С 2018 года рушится не только химический сектор. Похоже, что треснул весь фундамент промышленного производства. Во всех секторах объем производства примерно на 20 процентов ниже уровня 2018 года. В нынешних условиях ничто не указывает на то, что ситуация изменится. Никакое искусственное государственное кредитование не сможет заполнить зияющую пустоту в промышленной базе Германии — ни за счет контрактов на производство оружия, ни за счет субсидирования «зеленого» сектора.

Зеленая жертва

Германия вступила в эпоху деиндустриализации из-за катастрофических политических решений. Цифры говорят сами за себя, даже если руководители таких корпораций, как генеральный директор BASF Маркус Камет, отказываются говорить об этом открыто: зависимость от государственного субсидирования превосходит любое представление об ответственности внутри современной корпоративной бюрократии. В Берлине, Брюсселе, Париже и Лондоне укоренилось корпоративистское мышление. Политическая элита опьянела от субсидирования, связанного с «Зеленым курсом» — целой мнимой «зеленой» трансформацией, построенной на нарративах о выбросах CO₂ и сваленной на плечи налогоплательщиков. Продолжающийся спад в химической отрасли свидетельствует о том, что промышленное производство в Германии больше не является жизнеспособным в нынешних условиях. Централизованное планирование энергетического рынка порождает издержки, которые вынуждают компании покидать страну. Только в прошлом году Германия потеряла 64,5 миллиарда евро прямых инвестиций; в этом году эта цифра, вероятно, превысит 100 миллиардов евро. Немецкое общество в ускоренном темпе обнищает, потому что его политический класс отказывается понимать, что истинным источником общественного богатства является промышленное производство, и потому что он по-прежнему убежден, что централизованно планируемая искусственная экономика может заменить производительное предпринимательство. Всё, что зависит от промышленности — сложные цепочки создания стоимости, услуги, поставщики, высокооплачиваемые рабочие места, даже раздутый государственный бюджет — существует за счёт инновационного потенциала и производственных возможностей свободного промышленного сектора.

Политическая маскировка

Если немецкий «зелёный» «канцлер деградации» Фридрих Мерц и его окружение сейчас осторожно корректируют климатически-социалистический режим — предлагая новую субсидию на электромобили, привязывая цены на электроэнергию для промышленности к «экологическим инвестициям», — это не что иное, как политическая маскировка. Политики отчаянно борются за сохранение «зелёного» курса. Мерц, по сути, является «авторучкой» эпохи Меркель-Шольца — зелёным центральным планировщиком в заимствованной консервативной одежде, от которого отворачивается паства. Мы являемся свидетелями не чего иного, как цивилизационного разрыва — и подъема климатического социалистического режима, который уже находился в экономической руине, прежде чем его создатели смогли даже собрать иллюзорный урожай. Политическая реакция на растущую критику оказалась предсказуемой и жалкой: репрессии, цензура и запугивание — признание провала в наступлении на личную свободу. Рынкам следует подготовиться к высокой волатильности, поскольку Берлин и Брюссель связывают свое политическое выживание с масштабным выпуском новых долговых обязательств и ускоряющейся национализацией кредитного процесса. Продолжающийся крах химической отрасли свидетельствует о политическом кризисе, который не закончится до тех пор, пока этот новый социалистический эксперимент не потерпит полного провала. До тех пор немецкому народу придётся преодолевать ускоряющуюся спираль обнищания.