15 августа 2010 InoPressa
МИЛАН. За последние два года два опасных эпизода финансовой нестабильности и резкого изменения динамики рынка нанесли удар по мировой экономике. Следует ожидать большего, поскольку в мировой экономике наблюдается дисбаланс в нескольких аспектах, по мере того как она выходит из кризиса, в частности, что касается государственного долга и структуры мирового спроса.
Системные риски управляют большинством кризисов и представляют собой проблему по нескольким причинам. Во-первых, их не так легко с уверенностью обнаружить и еще труднее их доказать. Во-вторых, предсказание точного времени переломного момента (когда пузыри лопаются, рынки закрываются, а кредиты замораживаются) сегодня выходит за рамки наших возможностей, и, вероятно, так будет и дальше. И, наконец, кризис представляет собой совершенно нелинейные события, что означает, что они происходят без особого предупреждения.
Периодические вспышки нестабильности влекут за собой большие социальные издержки для тех, кто имел весьма отдаленное причастие к тому, что их вызывает. При повторе этот шаблон может подорвать доверие к финансовым рынкам и регуляторам, которые могли привести к неповоротливому регулированию, экспансии государства и ограничению глобализации.
Но проблема еще более серьезна. В развитых странах финансовый и экономический кризис трансформируется в суверенный долговой кризис. Финансово-экономический дисбаланс может привести к опасному бюджетному дисбалансу, поскольку налоговые поступления падают, а расходы на социальное страхование и спасительные меры растут. Международный валютный фонд предполагает, что до 75% «финансовых стимулов» в развитых странах включают в себя недискреционные антициклические меры.
Скрытые дисбалансы и системные риски позволяют бюджетной политике выглядеть разумной, когда она таковой не является. Испания, например, при входе в кризис не имела бюджетного дефицита. Однако ее доходы и расходы частично определись высокой долей заемных средств пузыря недвижимости.
Экстремальный бюджетный дисбаланс может также привести к ловушке роста, в которой бюджетная консолидация имеет такое большое негативное влияние на экономический рост, что она обречена на провал. Греция, вероятно, стала именно таким примером. В итоге, единственный выход – это переоценка стоимости обязательств посредством реструктуризации или инфляции.
Если системный риск может привести к каскадному последовательному дисбалансу, то «суверен» должен быть внимательным, компетентным в определении роста системного риска, а также иметь возможность заранее принять корректирующие меры.
Мы собираемся получить комплексный пакет повторного регулирования, основанного на потребности в капитале и системе рычагов, прозрачности, рейтинге и других источниках информации, стимулах, конфликтах интересов и ограничениях на объем финансовых компаний, защите прав потребителей, а также механизмах принятия решений. Надеюсь, что такие реформы позволят уменьшить вероятность системного риска и его тяжесть.
Однако это не касается глобальных дисбалансов и других участников и признаков нестабильности. Кроме того, в качестве дополнения к повторному регулированию нам необходим всеобъемлющий мониторинг системных рисков.
Тем не менее, некоторые видные политики и аналитики утверждают, что контроль, направленный на выявление и пресечение системного риска, является бесполезным. При неполной модели динамики риска, а также сложной и постоянно меняющейся глобальной финансовой системе, обнаружение, как они утверждают, либо невозможно, либо настолько подвержено ошибкам, что эти усилия будут контрпродуктивными. Трудно с уверенностью определить пузыри активов.
Если скептики правы, то мы должны признать, что мы периодически будем выходить из финансового и бюджетного баланса, не зная об этом заранее. Таким образом, мы должны также признать необходимость более консервативного бюджетного позиционирования, чем это считалось необходимым даже три года назад.
В статистике и теории принятия решений в условиях неопределенности ошибки неизбежны. Есть два вида ошибок. Один вид заключается в отрицании истинного высказывания; другой – в принятии ложного. Давайте назовем их ОКП (отклонять, когда правда) и ПКЛ (принимать, когда ложь).
Тогда проблему можно сформулировать следующим образом: в контексте выявления системных рисков и реагирования на них, какой из двух типов ошибок имеет более высокие ожидаемые издержки?
Противники благоразумного контроля над системными рисками занимают две различные позиции.
Во-первых, ошибка ПКЛ не произойдет, поскольку нет надежных предполагаемых признаков роста потенциальной нестабильности. Поиск их – это нерациональное использование ресурсов. Нестабильность наносит удар, наподобие молнии. Это выглядит неправильным. Во время кризиса 2008 года, например, некоторые аналитики делали предупреждающие знаки, а некоторые инвесторы замечали их и реагировали на них. Правда, эти предупреждения не сводились к железному принципу, и они, конечно, не предсказывали сроки начала. Однако признаки были.
Вторая позиция признает, что есть тревожные признаки, но они настолько ненадежны, что реагирование на них принесет больше вреда, чем пользы. Это означает, что ПКЛ имеет более высокую ожидаемую стоимость, чем ОКП, поскольку есть много ложных результатов и/или лечение хуже, чем сама болезнь. Можно признать, что есть расходы и в случае ПКЛ. Но ОКП тоже, как мы видели, стоит дорого, так что совокупный негативный эффект политики ответа на ложные результаты (ПКЛ) должен быть слишком большим, чтобы быть убедительным. Я не убежден.
В работе может быть глубокая предвзятость. В бизнесе и инвестировании в условиях неопределенности решения принимаются все время, и ошибки ‑ это обычное дело. С другой стороны, по умолчанию, позиции политики развитых стран, кажется, заключаются в том, что активные и упреждающие меры требуют высокой степени определенности, что связано с глубоко укоренившимися убеждениями, что финансовые рынки являются стабильными и саморегулирующимися.
Если считать, что рыночная нестабильность – это редкость, то целесообразно отказаться от действий, пока нет убедительных аргументов. Опыт показывает, что точка зрения, что финансовая система неустойчива или имеет неустойчивое развитие только в исключительных моментах, по меньшей мере, выглядит сомнительной.
Основываясь на новой теории и опыте, мы можем заключить, что в конечном итоге невозможно разработать политику реагирования на системный риск и что расходы на ошибки ПКЛ выше, чем ошибки ОКП. Но мы, по крайней мере, должны провести эксперимент, возложив ответственность на новый или уже существующий институт, который имеет доступ к информации, обладает глубоким аналитическим талантом как финансового, так и макроэкономического анализа, и который относительно свободен от конфликтов интересов. Анализ нужно обнародовать, и он может влиять на восприятие системного риска и поведение на рынке, тем самым увеличивая возможности саморегулирования.
Майкл Спенс – лауреат Нобелевской премии по экономике, почетный профессор Стэндфордского университета, председатель комиссии по экономическому росту и развитию
Перевод с английского – Татьяна Грибова
/templates/new/dleimages/no_icon.gif (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу
Системные риски управляют большинством кризисов и представляют собой проблему по нескольким причинам. Во-первых, их не так легко с уверенностью обнаружить и еще труднее их доказать. Во-вторых, предсказание точного времени переломного момента (когда пузыри лопаются, рынки закрываются, а кредиты замораживаются) сегодня выходит за рамки наших возможностей, и, вероятно, так будет и дальше. И, наконец, кризис представляет собой совершенно нелинейные события, что означает, что они происходят без особого предупреждения.
Периодические вспышки нестабильности влекут за собой большие социальные издержки для тех, кто имел весьма отдаленное причастие к тому, что их вызывает. При повторе этот шаблон может подорвать доверие к финансовым рынкам и регуляторам, которые могли привести к неповоротливому регулированию, экспансии государства и ограничению глобализации.
Но проблема еще более серьезна. В развитых странах финансовый и экономический кризис трансформируется в суверенный долговой кризис. Финансово-экономический дисбаланс может привести к опасному бюджетному дисбалансу, поскольку налоговые поступления падают, а расходы на социальное страхование и спасительные меры растут. Международный валютный фонд предполагает, что до 75% «финансовых стимулов» в развитых странах включают в себя недискреционные антициклические меры.
Скрытые дисбалансы и системные риски позволяют бюджетной политике выглядеть разумной, когда она таковой не является. Испания, например, при входе в кризис не имела бюджетного дефицита. Однако ее доходы и расходы частично определись высокой долей заемных средств пузыря недвижимости.
Экстремальный бюджетный дисбаланс может также привести к ловушке роста, в которой бюджетная консолидация имеет такое большое негативное влияние на экономический рост, что она обречена на провал. Греция, вероятно, стала именно таким примером. В итоге, единственный выход – это переоценка стоимости обязательств посредством реструктуризации или инфляции.
Если системный риск может привести к каскадному последовательному дисбалансу, то «суверен» должен быть внимательным, компетентным в определении роста системного риска, а также иметь возможность заранее принять корректирующие меры.
Мы собираемся получить комплексный пакет повторного регулирования, основанного на потребности в капитале и системе рычагов, прозрачности, рейтинге и других источниках информации, стимулах, конфликтах интересов и ограничениях на объем финансовых компаний, защите прав потребителей, а также механизмах принятия решений. Надеюсь, что такие реформы позволят уменьшить вероятность системного риска и его тяжесть.
Однако это не касается глобальных дисбалансов и других участников и признаков нестабильности. Кроме того, в качестве дополнения к повторному регулированию нам необходим всеобъемлющий мониторинг системных рисков.
Тем не менее, некоторые видные политики и аналитики утверждают, что контроль, направленный на выявление и пресечение системного риска, является бесполезным. При неполной модели динамики риска, а также сложной и постоянно меняющейся глобальной финансовой системе, обнаружение, как они утверждают, либо невозможно, либо настолько подвержено ошибкам, что эти усилия будут контрпродуктивными. Трудно с уверенностью определить пузыри активов.
Если скептики правы, то мы должны признать, что мы периодически будем выходить из финансового и бюджетного баланса, не зная об этом заранее. Таким образом, мы должны также признать необходимость более консервативного бюджетного позиционирования, чем это считалось необходимым даже три года назад.
В статистике и теории принятия решений в условиях неопределенности ошибки неизбежны. Есть два вида ошибок. Один вид заключается в отрицании истинного высказывания; другой – в принятии ложного. Давайте назовем их ОКП (отклонять, когда правда) и ПКЛ (принимать, когда ложь).
Тогда проблему можно сформулировать следующим образом: в контексте выявления системных рисков и реагирования на них, какой из двух типов ошибок имеет более высокие ожидаемые издержки?
Противники благоразумного контроля над системными рисками занимают две различные позиции.
Во-первых, ошибка ПКЛ не произойдет, поскольку нет надежных предполагаемых признаков роста потенциальной нестабильности. Поиск их – это нерациональное использование ресурсов. Нестабильность наносит удар, наподобие молнии. Это выглядит неправильным. Во время кризиса 2008 года, например, некоторые аналитики делали предупреждающие знаки, а некоторые инвесторы замечали их и реагировали на них. Правда, эти предупреждения не сводились к железному принципу, и они, конечно, не предсказывали сроки начала. Однако признаки были.
Вторая позиция признает, что есть тревожные признаки, но они настолько ненадежны, что реагирование на них принесет больше вреда, чем пользы. Это означает, что ПКЛ имеет более высокую ожидаемую стоимость, чем ОКП, поскольку есть много ложных результатов и/или лечение хуже, чем сама болезнь. Можно признать, что есть расходы и в случае ПКЛ. Но ОКП тоже, как мы видели, стоит дорого, так что совокупный негативный эффект политики ответа на ложные результаты (ПКЛ) должен быть слишком большим, чтобы быть убедительным. Я не убежден.
В работе может быть глубокая предвзятость. В бизнесе и инвестировании в условиях неопределенности решения принимаются все время, и ошибки ‑ это обычное дело. С другой стороны, по умолчанию, позиции политики развитых стран, кажется, заключаются в том, что активные и упреждающие меры требуют высокой степени определенности, что связано с глубоко укоренившимися убеждениями, что финансовые рынки являются стабильными и саморегулирующимися.
Если считать, что рыночная нестабильность – это редкость, то целесообразно отказаться от действий, пока нет убедительных аргументов. Опыт показывает, что точка зрения, что финансовая система неустойчива или имеет неустойчивое развитие только в исключительных моментах, по меньшей мере, выглядит сомнительной.
Основываясь на новой теории и опыте, мы можем заключить, что в конечном итоге невозможно разработать политику реагирования на системный риск и что расходы на ошибки ПКЛ выше, чем ошибки ОКП. Но мы, по крайней мере, должны провести эксперимент, возложив ответственность на новый или уже существующий институт, который имеет доступ к информации, обладает глубоким аналитическим талантом как финансового, так и макроэкономического анализа, и который относительно свободен от конфликтов интересов. Анализ нужно обнародовать, и он может влиять на восприятие системного риска и поведение на рынке, тем самым увеличивая возможности саморегулирования.
Майкл Спенс – лауреат Нобелевской премии по экономике, почетный профессор Стэндфордского университета, председатель комиссии по экономическому росту и развитию
Перевод с английского – Татьяна Грибова
/templates/new/dleimages/no_icon.gif (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу