Даг Кейси об анархии

Луи: Даг, ты по-прежнему называешь себя анархистом. Как я подозреваю, большинство наших читателей понимают, что это не означает, что тебе нравится носить черные армейские ботинки и бросать коктейли Молотова в рестораны McDonald's во время протестов против ВТО, но я не уверен, сколько из них действительно знают, что именно ты под этим подразумеваешь. И поскольку это важно для твоего мировоззрения, и, таким образом, влияет на твое мышление как инвестора и спекулянта, было бы полезно дать кое-какие пояснения. Немногие согласятся с нами в этом вопросе, но давай поговорим об анархии.

Даг: Конечно. Если люди не обладают достаточно непредвзятым мышлением, чтобы даже допустить иную точку зрения, их главная проблема – они сами, а не мои идеи. В сущности, анархизм – это самая мягкая из политических систем. Он подразумевает отсутствие институционализированного давления. Это движение по течению, где всему позволено расти или падать естественным путем до нужного уровня. Анархическая система обязательно сопряжена с капитализмом свободного рынка. Все необходимые людям услуги – вроде полиции или судов – оказывают предприниматели, которые занимаются этим ради прибыли.

Послушай, я был бы счастлив, если бы государство – которое является инструментом подавления в чистом виде, даже будучи приукрашенным внешними атрибутами демократии, конституции и всего остального – занималось именно защитой от давления. Судебная система позволяла бы рассматривать споры без необходимости силового воздействия. А какие-то военные силы защищали бы от внешних врагов.

К сожалению, сегодняшнее правительство занимается чем угодно, но только не этим – и когда оно снисходит для защиты, у него плохо получается. Полиция обеспечивает все менее эффективную защиту; кажется, она специализируется на навязывании самоуправства. Суды? Они применяют произвольные законы, а чтобы пользоваться этой системой, нужно быть богатым – хотя к тому времени, когда ты выберешься оттуда, обнищаешь. А военные едва ли защищают страну – они только и занимаются тем, что создают врагов по всему миру, и чаще всего, это самые отсталые иностранцы.

В анархии свободного рынка полицейские службы, вероятнее всего, были бы частью страховых компаний, а судам пришлось бы конкурировать друг с другом на базе скорости, честности и низкой стоимости принятых решений. Армия – это более сложная проблема, и она вне нашей компетенции, хотя недавно мы рассмотрели множество аспектов в дискуссии о терроре и армии.

Л: Это слишком для большинства обывателей, босс. С одной стороны, как мне видится в соответствии с моими либертарианскими принципами, непоследовательно требовать, чтобы со мной все соглашались, но я не обязан помогать тем, кто поработил меня, чтобы заработать. Тем не менее, попробуем разобраться.

Даг: Итак, начнем с определения. Многие думают, что анархия – это хаос. Они видят бунты и хаос в репортажах из какой-то области конфликта и думают: «Что за анархия!»

Л: И это если «говорящие головы» не сообщают им, что им показывают анархию.

Даг: Верно. Но хаос и бомбометание – это не анархия. Хаос – это, по сути, противоположность анархии. Анархия же – это просто форма политической организации, которая не подразумевает наличие правителя, или правящего органа, над всеми в обществе. Возможно ли такое в реальности – это уже отдельный вопрос. Вот что это значит. И для меня это – идеал, за который стоит бороться.

Л: В словаре Вебстера анархия – это: 1: Отсутствие правительства. 2: Состояние беззакония или политической дезорганизации в связи с отсутствием власти правительства. 3: Утопическое общество людей, которые наслаждаются полной свободой без правительства. Многие могут подумать, что ты говоришь только о третьем значении.

Даг: Посмотрим на этимологию. Это слово происходит от греческого anarchos, то есть «не имеющий правителя», an-, нет, и archos, правитель. Второе определение вошло в массовое употребление, но это не значит, что оно правильное.

«Анархия» - это слово, которое украли и исказили коллективисты – как и слово «либеральный». Раньше либеральным считался тот, кто верит в социальную и экономическую свободу. Теперь либерал – это тупой вор – некто, кто щедро тратит чужие деньги.

Я не хочу позволять плохим ребятам контролировать интеллектуальное поле брани путем экспроприации и разрушения хороших слов.

В любом случае, между анархией и торжеством закона нет никакого конфликта, так как существуют частные формы закона и управления. Именно в этом суть общего права. Так что правильное определение – это сочетание первого и третьего.

Но я никогда не говорил, что по-настоящему свободное, анархическое общество – это утопия; это просто общество, где делается упор на личную ответственность, а также нет организованных институтов подавления. Совершенная гармония невозможна для несовершенных людей. Общественный порядок, однако, возможен и без государства. На самом деле, государство представляет такую опасность, потому что оно всегда привлекает к себе социопатов, которым нравится подавление.

Общество объединяется не с помощью нескольких суровых законов и грубой полицейской силы – обычно это происходит благодаря социальному давлению, моральному воздействию и общественному негодованию. Возьмем ресторан. Счет оплачивается не из-за страха перед полицией, а по трем причинам, которые я только что назвал.

Л: Недавноя наблюдал нечто подобное в Аргентине. Вот на твоем же Празднике Урожая. Две сотни людей, большинство из которых никогда раньше не встречались, в Богом забытом месте – я не знаю, есть ли в ближайшем к Кафаяте городке полицейский, но если он там есть, он хорошо прячется. Везде, куда хватает взора, только мы, виноградники и горы.

И при этом порядок. Estancia – это частная собственность. Твои люди все организовали, и гости согласились с этим и хорошо провели время. Почему? Не думаю, что многие из них просчитывали вероятность быть убитыми при попытке применить насилие, чтобы получить желаемое, хотя если разумный человек произведет такие расчеты, он поймет, что оно того не стоит.

Большинство воспитываются пристойно, и люди, которых ты стремишься привлечь, имеют определенную моральную устойчивость. Иными словами, событие управлялось культурой добровольного и честного сотрудничества.

Даг: Именно так. Это похоже на очередь в кинотеатр или на горнолыжный подъемник. Чтобы все заходили по очереди, не нужен полицейский с пистолетом. Все знают, что если соблюдать очередь, всем будет лучше – и их именно так и воспитывают, так что обычно им не приходится об этом думать.

Самым очевидным примером, похожим на правительство, является Диснейуорлд, ничто иное, как частный город, полный бесчисленных правил, которые можно было назвать законами, если бы там правили политики вместо корпорации.

Так почему же все соблюдают правила, которые не являются законами? Потому что они хотят в Диснейуорлд. Они соглашаются и в большинстве случаев соблюдают их, и если они создают слишком много проблем, Дисней выгоняет их – и у компании есть на это полное право как у владельца частной собственности.

Как отмечается в законе Парето, в большинстве мест неизбежно присутствует дурной элемент. 80% народа действительно приличные люди, а у 20%, возможно, есть проблемы. А 20% из этих 20% - паршивые овцы. Приходится изобретать культуру, которая заставляет их прятаться внизу, нежели подниматься наверх – и они довольно часто оказываются в правительстве.

Реакция человека на идею реально свободного общества – это отличная моральная лакмусовая бумажка.

Л: Что бы ты сказал людям, которые говорят, что когда несколько лет в Сомали пало правительство, последовало кровопролитие, или когда в Новом Орлеане исчезло правительство в преддверии урагана Катрина, возник жуткий хаос?

Даг: Как ты и сказал, это вопрос культуры. Если речь идет о людях, воспитанных так,  что их поступки ограничиваются лишь силой, применяемой властями, неудивительно, что когда исчезает это сдерживание, они сами применяют силу, чтобы получить желаемое.

Именно так и произошло в Сомали, но это справедливо и для людей, попавших в беду в Новом Орлеане, в первую очередь, бедняков, которым не хватило денег, чтобы уехать – другими словами, обитателей правительственного жилья. Говорить об этом политически некорректно, но культура этих людей, в общем, определенно отличалась от культуры среднего американца.

На самом деле бывшие полицейские государства – самые опасные, как, например, Россия в начале 90-х, Конго в начале 60-х или Гаити сегодня, потому что там существовала культура репрессий, похожая на автоклав. Когда поднимаешь крышку, там просто полный бардак.

Л: Припоминаю наводнение в Западной Вирджинии несколько лет назад, когда смыло половину маленького городка. Вместо того, чтобы насиловать и грабить друг друга, те, кто не пострадал, помогали жертвам. Они приютили их и даже помогли построить новые дома. И никто не заставлял их это делать. Дело не в лучшем правительстве – они просто так воспитаны.

Даг: И культура – это вопрос образования, то есть общества, которые функционируют на добровольном сотрудничестве, как в Кафаяте, Диснейленде или городе в Западной Вирджинии, о котором ты говорил, возможны.

В природе человека нет никаких преград для создания общества людей, которые уважают права друг друга и следуют общепринятым системам для разрешения разногласий, вроде образования очереди в кинотеатрах. С преступниками и социопатами бороться придется, так как они присутствуют в стандартном количестве в любом населении – но суть в том, что обществу не нужно выстраиваться вокруг фактически преступной организации, самого государства.

Л: А эти социопаты ограничатся своими собственными интригами, вместо получения доступа к государственному аппарату, чтобы увеличить причиняемый ими вред. Но я думаю, что большинство людей не согласились бы с твоим определением государства как преступного.

Я знаю, что это серьезная тема, о которой написаны целые книги, но ты мог бы как-то кратко обосновать свою точку зрения?

Даг: Ну, на самом деле не так уж все сложно. Вероятно, мы можем согласиться, что если я направлю на тебя пистолет и заберу у тебя все деньги, это неправильно. Некоторые пожалели бы меня, если бы я сделал это, чтобы купить лекарство для умирающей матери, но это все-таки преступление, потому что это нарушает твои права как человека. И преступлением также является то, когда я прошу кого-то еще сделать это для меня, и преступление – когда шайка людей голосует за то, чтобы попросить кого-то в щегольской униформе и при бейдже сделать то же самое.

При этом, если бы группа людей, называющих себя Конгрессом, прошла через какие-то ритуалы, где лидер пачкает чернилами бумагу, и решила, что отныне нарушение твоих прав «законно», это было бы равносильно тому, как если бы шаман сказал воинам племени, что можно брать рабов и отдавать их в жертву богам. Законы – это просто «цивилизованная» форма человеческих табу.

Л: Законопроект Обамы о здравоохранении как раз об этом. Социализированная медицина ставит меня и тебя в положение племенной жертвы, потому что масса избирателей хочет бесплатных конфет за счет тех, кто зарабатывает больше их.

Но вернемся к слову «преступный» - ты говоришь, что государство по своей природе преступно, потому что оно нарушает права человека. Но должно ли это быть именно так? Разве Айн Рэнд (Ayn Rand) не придумала правительство, которое не нарушало бы ничьи права?

Даг: Не думаю, что у нее был подробный план. Мне показалось интересным, что  Долина Галта в ее книге Атлант расправил плечи явно была частным городом. Он был построен на земле, которой владел Мидас Миллиган (Midas Mulligan), и люди, покупавшие дома, соглашались на его условия. Там не встречалось упоминания о полиции или выборных чиновниках. Рэнд как раз и сказала, что моральное правительство не могло нарушить ничьих прав, и это означало получение доходов путем взимания платы за пользование и другими добровольными средствами – без налогов. Это большой шаг в верном направлении, но по-прежнему без ответа остается масса вопросов о том, как это сделать.

Вот представь, что жители Квебека одновременно решили, что они больше не хотят быть частью Канады, а хотят быть независимым франкоговорящим государством. Итак, они мирно голосуют и играют в собственную игру своими шариками. Сделав это, они не нарушают ничьих прав, так что у правительства Канады нет морального права остановить их. Можно использовать силу, но это бы нарушило права жителей Квебека, которые при этом никого бы не обидели. И если  жители Квебека могли бы это сделать, то также мог бы и Диснейуорлд, и твой сосед – или ты сам.

Не существует этического способа помешать мирному отделению, но если государство не препятствует расколу, оно вскоре распадается. Люди всегда хотят все делать иначе, и они бы так и поступали, если бы угроза силы, исходящая от государства, не останавливала их. Грубая сила, хотя и приукрашенная мифом, пропагандой и красно-сине-белым флагом, - вот что удерживает государство от распада. Эта сила уродлива и продажна.

Неважно, каким милостивым может быть государство, даже то, которое нашло способ спонсировать свою деятельность без применения силы, но чтобы сохранить собственное существование, оно должно нарушать главное право человека на свободное волеизъявление. Вот почему государство    по своей природе -  преступная организация – оно должно применять силу. Даже лучшие из них никогда целиком не основаны на согласии подчиненных; все равно присутствует подавление несогласного меньшинства. А несогласные есть всегда.

Демократия – это не решение – это всего лишь 51%, командующие остальными 49%. Ради бога, Гитлера тоже выбрали демократическим путем. Демократия – это просто господство толпы, переодетой в плащи и галстуки.

Ты и я не согласны с медицинской реформой Обамы, но нас заставляют принять этот закон. Конечно, социализированная медицина абсолютно неэффективна, как мы обсуждали в нашей беседе о здоровье. 

Я думаю, что могу жить с идеей государства, лишь бы только в мире было около семи миллиардов человек, и у каждого было бы свое собственное. Это показало бы, что вся идея государства – это просто афера, где каждый пытается жить за счет всех остальных. Но реальную выгоду из этого извлекают ребята наверху.

Л: Требования государства для самосохранения – и есть причина, по которой люди так часто говорят, что государство – это «необходимое зло». Для своего существования оно должно нарушать какие-то права, но люди думают, что защита и поддержка гражданского общества государством, что является большой ценностью, стоит этого нарушения прав.

Даг: Концепт необходимого зла представляется мне довольно противоречивым. По большей части, это софистика, обычно применяемая для оправдания какого-то преступления. Может ли что-то злое быть действительно нужным? И может ли быть что-то необходимое по-настоящему злым?

Помимо всего прочего, люди говорят, что государство необходимо, потому что они не знали ничего другого. Но, по сути, оно не является частью космоса. В истории были времена, когда центральная власть была настолько далека или беспечна, что люди функционировали – и процветали – в том, что, по факту, было действующей анархией.

Дэвид Фридман (David Friedman) приводит в пример средневековую Исландию. Я рекомендую его книгу Механика свободы как повод для прекрасной дискуссии о том, как общество работало бы без мертвой хватки государства, подавляющей его.

Л: А реальность состоит в том, что разные частные организации, обеспечивающие системы регулирования и управления, от частных городов вроде Диснейуорлда до Underwriter's Laboratories, которая ставит печать «UL» на электронику, признанную безопасной, до церквей, некоторые из которых регулируют самую интимную часть жизни своих членов – и все по добровольному согласию.

К примеру, Церковь Мормонов значительно контролирует частное поведение своих прихожан. Я, конечно, не мормон, но я жил в городах, где было много мормонов, и я должен признать, что они были чище, красивее, безопаснее и так далее. Я бы сказал, что религия мормонов сильнее контролирует своих адептов, чем любые государственные законы своих граждан, но тем, кем управляют, это нравится. Они верят, что им это на пользу, и, что важнее всего, они могут уйти, когда захотят.

Но в государстве не так. Вот почему я говорил, что государство – это не необходимое зло, оно просто заведомо злое.

Даг: Хороший пример. А амениты и менониты – тоже хорошие иллюстрации, хотя, на мой взгляд, религиозные сообщества слишком зажаты. И UL – тоже хороший пример, потому что люди боятся, что бизнесмены превратятся в грабителей, если их не будет контролировать государство. Но производители электроники не обязаны ставить печать UL на свою продукцию. Они идут на дополнительные расходы, чтобы соответствовать стандартам UL, потому что знают, что они заработают больше, если на их продуктах будут стоять отметки «одобрено UL».

Л: Отели BestWestern действуют так же. BestWestern не владеет гостиницами; это, по большей части, агентство, регулируемое в частном порядке, которое инспектирует отели и предоставляет тем, кто соответствует требованиям, право разместить знак BestWestern на фасаде здания, что дорогого стоит для мелких семейных компаний.

Даг: Существует масса частных регулирующих сервисов. Страховые компании тоже оказывают большое влияние на страховщиков, которым приходится следовать определенным правилам, чтобы сохранить страховку. И, конечно, существует громадная индустрия частной охраны, которой пользуются желающие защитить свою собственность, а не звонить 911, когда их уже ограбили. Все по добровольному согласию.

Правительство ни для чего не нужно; если что-то нужно, предприниматель предоставит это ради прибыли. И сделает это гораздо лучше и дешевле государства.

Экономические аргументы в пользу анархии свободного рынка преобладают. Я считаю, что мы жили бы по технологиям StarTrek, если бы государство не замедляло ход событий. Но я анархист не по этой причине. Реальный аргумент – мораль и этика.

Л: Знаешь, я все еще шлю сообщения «отписаться от рассылки USA.gov» в Вашингтон, но так и не получил ответа.

Даг:Удачи. Для них ты просто домашний скот. Их заботит лишь одно:  чтобы ты и прочие не паниковали. В остальном ты существуешь только для их блага, и у тебя не больше права голоса, чем у быка.

Л: Возможно, это правда для большинства людей, но я все еще могу проголосовать ногами. Я и раньше это делал, и сделаю это снова. Как и ты. Вот почему я искал поместье в аргентинской глухомани.

Даг: Разумно быть в месте, где к тебе вынуждены относиться как к гостю, искать расположения, нежели как к эксплуатируемому активу. Конечно, все правительства опасны, разрушительны и неприятны. Но проще всего иметь дело с некомпетентными и с теми, кого не уважают…

В любом случае, буду рад такому соседу.

Здесь возникает еще одна проблема государства – оно навязывает тебе обязательства. Я твердо верю в дружелюбие, но когда государство пытается принудить тебя к отношениям с другими людьми, это вызывает лишь раздражение. Мне нравятся общества с «самоотбором», где можно предполагать, что твои соседи хоть немного разделяют твои взгляды на устройство мира.

Л: Мне понравилась Estancia. Эти горы, возможно, убедят меня, если тебе и твоим друзьям это не удастся. Но в любом случае, этот разговор может зайти очень далеко, и я мог бы приводить массу возражений, а ты – отвечать на них, но я бы хотел перейти от теории к практике. Даже для тех, кто согласен с тобой, по крайней мере, мысленно, это все звучит теоретически – без практических последствий, так как вся планета, как ты отметил, покрыта государствами.

Мы с тобой дружим почти 20 лет, и шесть из них мы работали бок о бок. Я знаю, что для тебя это не только теория. Ты живешь в соответствии со своей философией. Я видел, как ты стоишь в большом лекционном зале перед сотнями людей и говоришь им, что закон должен быть лишь один: «Делай, что хочешь, но будь готов принять последствия». Они смеются или закатывают глаза, в зависимости от своих убеждений, но я сомневаюсь, что многие из них осознают, что ты не только абсолютно серьезен, но именно так ты и делаешь по жизни.  

Ты не робок, но и не хвастлив, так что я продолжу и скажу, что я вижу, что слово у тебя не расходится с делом. Ты заходишь в двери с надписью «Выход», ты щелкаешь зажигалкой под табличкой «Не курить», ты проходишь через металлодетекторы, не снимая ремня, ты играешь в поло, независимо от того, что говорят врачи, ты не выключаешь электронику, когда все стадо в самолете выключает свою… я мог бы продолжать бесконечно.

Красота всего этого состоит в том, что в большинстве случаев ничего не происходит. Ты поступал как тебе удобно, никого не обижая, и наслаждался жизнью на своих условиях. В случае, когда какой-то умник «выступает», ты обычно отвечаешь спокойно и говоришь: «Ой. Ну и что мы будем с этим делать?» Худшее, что может случиться, когда ты сталкиваешься с этим лицом к лицу, - обычно ты оказываешься там, с чего начинают все послушные люди. Иногда ты даже отвечаешь. Я видел, как ты делал дураков из охранников аэропорта или переезжал в другой отель.

Важно то, что ты начинаешь делать то, что тебе хочется, а не то, что хотят разные умники. Иногда можно побыть овцой в стойле, но не так часто, как можно было бы подумать. И тогда ты сам начинаешь делать так, как тебе нужно. Я чертовски восхищаюсь всем этим.

Даг: Ну… Ты Господин Хулиган, знаменитый анархист– известен тем, что не сотрудничаешь с государством. Но, как и ты, я очень уживчив, и всегда пытаюсь в полной мере соблюдать права других людей.

На практике основное правило «Делай, что хочешь, но будь готов принять последствия» можно, в то же время, разложить на два других. Одно: делай, как ты говоришь, что собирался делать. А второе – не проявляй агрессию по отношению к другим или их собственности. Все понимают эти законы, и нет нужды в испорченном и развращающем правительстве, чтобы разрабатывать их в дальнейшем, как мне кажется.

Люди вроде тебя, с которыми мне нравится общаться, понимают это. Кроме того, я считаю, что тебе удается сохранять спокойствие при разговоре с прихлебателями государства… возможно, ты делаешь это, чтобы просто убедиться, действительно ли там под униформой человек.

Л: Хорошо, хорошо, но я не хочу комментировать в печати все, что я делал. Суть не в том, чтобы похвалить тебя или меня, а показать людям, что подчинение – это выбор, а не предрешенный результат. Свобода – это то, что никогда не получишь, ожидая разрешения, а только лишь применяя ее настолько решительно, насколько позволяет твоя творческая энергия. Несогласие с барьерами – как когда ты рассказал служащим отеля в Аспене, куда им засунуть закон о запрете курения в баре, и что ты бы ответил бы, если бы вошел мэр.

Говоря самыми общими словами, я думаю, что ошибочно думать о свободе как о существительном, нежели как о глаголе. И твои поступки показывают миру последствия делания свободы, а не ожидания, пока эту свободу предоставят.

Даг: Да, это так. И чтобы не гладить себя по головке, стоит отметить, что были времена, когда и у меня были неудачи, и я практически был банкротом – но это была моя проблема и ничья больше. Так что отсутствие денег – это не оправдание, чтобы не принимать ответственность за свою жизнь и не жить так, как хочется. Мою свободу мне дали не родители или правительство.

Л: Стоп-стоп! Итак… проблемы для инвесторов?

Даг: Отношение – это все, оно значит очень много. Если позволишь, чтобы с тобой обращались как со скотом или пасли как овец, ты не сможешь инвестировать, чтобы максимизировать свою свободу. Мы можем много говорить об этом, но мы и так долго рассуждаем. Начинать нужно с диверсификации активов в разных политических юрисдикциях, чтобы каждому предполагаемому Большому Брату было сложнее загнать тебя в загон. Это правило, о котором забывают почти все – но это самая важная вещь на свете.

Я бы хотел рекомендовать книгу. Кроме Концепции эгоизма Рэнд, я бы сказал, что она самая важная из всех, что я читал, и что она сильнее всего повлияла на мое мышление: это Рынок свободы Таннехилла. В ней ясно и точно описывается, как могло бы работать общество без правительства. Ее можно бесплатно скачать на сайте Института Мизеса. Если понять основное, то чувствуешь себя гораздо менее обязанным поддерживать деструктивный институт правительства, потому что осознаешь, что в нем нет необходимости.

Л: В наших беседах мы обсуждали валютный контроль и жизнь за рубежом, и конечно, Аргентину. Что еще?

Даг: Не чувствовать себя виноватым в том, что ищешь страну с низкими налогами, чтобы там отчитываться о доходах, иметь собственность и так далее. Голосовать ногами важно не только для прав человека, но и для всего мира; чем больше ищешь наименее обременительное правительство, тем больше правительства будут стараться меньше подавлять, и тем лучше для всех нас.

Л: А проще всего применять свою свободу, как это делаешь ты. Что насчет тенденций?

Даг: Как раз такие, о которых мы только что говорили – но теперь нам нужно поторопиться. Я вижу, что в новом законе о занятости, только что подписанном Обамой, заложен новый валютный контроль. Он необязательно запрещает все новое. Но в нем присутствуют новые требования к отчетности и штрафы. Это только пробный шар. Как сказал Менкен (Mencken), пока заседает Конгресс, любая жизнь и собственность в опасности.

Л: Я понял, что ты был  прав насчет неизбежности всего этого, но должен признать, что это началось раньше, чем я думал.

Даг: Иногда я терпеть не могу оказываться правым. И все-таки я думаю, что все будет еще хуже, чем даже я могу представить. Помните мантру: Ликвидировать, Консолидировать, Создавать, Спекулировать.

Л: А какие-то конкретные инвестиции?

Даг: В настоящее время я не вижу ничего лучше золота. Если у вас нет серьезных позиций в золоте, стоит быстро купить его – и, по возможности, за пределами США. 

Луи: Даг, ты по-прежнему называешь себя анархистом. Как я подозреваю, большинство наших читателей понимают, что это не означает, что тебе нравится носить черные армейские ботинки и бросать коктейли Молотова в рестораны McDonald's во время протестов против ВТО, но я не уверен, сколько из них действительно знают, что именно ты под этим подразумеваешь. И поскольку это важно для твоего мировоззрения, и, таким образом, влияет на твое мышление как инвестора и спекулянта, было бы полезно дать кое-какие пояснения. Немногие согласятся с нами в этом вопросе, но давай поговорим об анархии.

Даг: Конечно. Если люди не обладают достаточно непредвзятым мышлением, чтобы даже допустить иную точку зрения, их главная проблема – они сами, а не мои идеи. В сущности, анархизм – это самая мягкая из политических систем. Он подразумевает отсутствие институционализированного давления. Это движение по течению, где всему позволено расти или падать естественным путем до нужного уровня. Анархическая система обязательно сопряжена с капитализмом свободного рынка. Все необходимые людям услуги – вроде полиции или судов – оказывают предприниматели, которые занимаются этим ради прибыли.

Послушай, я был бы счастлив, если бы государство – которое является инструментом подавления в чистом виде, даже будучи приукрашенным внешними атрибутами демократии, конституции и всего остального – занималось именно защитой от давления. Судебная система позволяла бы рассматривать споры без необходимости силового воздействия. А какие-то военные силы защищали бы от внешних врагов.

К сожалению, сегодняшнее правительство занимается чем угодно, но только не этим – и когда оно снисходит для защиты, у него плохо получается. Полиция обеспечивает все менее эффективную защиту; кажется, она специализируется на навязывании самоуправства. Суды? Они применяют произвольные законы, а чтобы пользоваться этой системой, нужно быть богатым – хотя к тому времени, когда ты выберешься оттуда, обнищаешь. А военные едва ли защищают страну – они только и занимаются тем, что создают врагов по всему миру, и чаще всего, это самые отсталые иностранцы.

В анархии свободного рынка полицейские службы, вероятнее всего, были бы частью страховых компаний, а судам пришлось бы конкурировать друг с другом на базе скорости, честности и низкой стоимости принятых решений. Армия – это более сложная проблема, и она вне нашей компетенции, хотя недавно мы рассмотрели множество аспектов в дискуссии о терроре и армии.

Л: Это слишком для большинства обывателей, босс. С одной стороны, как мне видится в соответствии с моими либертарианскими принципами, непоследовательно требовать, чтобы со мной все соглашались, но я не обязан помогать тем, кто поработил меня, чтобы заработать. Тем не менее, попробуем разобраться.

Даг: Итак, начнем с определения. Многие думают, что анархия – это хаос. Они видят бунты и хаос в репортажах из какой-то области конфликта и думают: «Что за анархия!»

Л: И это если «говорящие головы» не сообщают им, что им показывают анархию.

Даг: Верно. Но хаос и бомбометание – это не анархия. Хаос – это, по сути, противоположность анархии. Анархия же – это просто форма политической организации, которая не подразумевает наличие правителя, или правящего органа, над всеми в обществе. Возможно ли такое в реальности – это уже отдельный вопрос. Вот что это значит. И для меня это – идеал, за который стоит бороться.

Л: В словаре Вебстера анархия – это: 1: Отсутствие правительства. 2: Состояние беззакония или политической дезорганизации в связи с отсутствием власти правительства. 3: Утопическое общество людей, которые наслаждаются полной свободой без правительства. Многие могут подумать, что ты говоришь только о третьем значении.

Даг: Посмотрим на этимологию. Это слово происходит от греческого anarchos, то есть «не имеющий правителя», an-, нет, и archos, правитель. Второе определение вошло в массовое употребление, но это не значит, что оно правильное.

«Анархия» - это слово, которое украли и исказили коллективисты – как и слово «либеральный». Раньше либеральным считался тот, кто верит в социальную и экономическую свободу. Теперь либерал – это тупой вор – некто, кто щедро тратит чужие деньги.

Я не хочу позволять плохим ребятам контролировать интеллектуальное поле брани путем экспроприации и разрушения хороших слов.

В любом случае, между анархией и торжеством закона нет никакого конфликта, так как существуют частные формы закона и управления. Именно в этом суть общего права. Так что правильное определение – это сочетание первого и третьего.

Но я никогда не говорил, что по-настоящему свободное, анархическое общество – это утопия; это просто общество, где делается упор на личную ответственность, а также нет организованных институтов подавления. Совершенная гармония невозможна для несовершенных людей. Общественный порядок, однако, возможен и без государства. На самом деле, государство представляет такую опасность, потому что оно всегда привлекает к себе социопатов, которым нравится подавление.

Общество объединяется не с помощью нескольких суровых законов и грубой полицейской силы – обычно это происходит благодаря социальному давлению, моральному воздействию и общественному негодованию. Возьмем ресторан. Счет оплачивается не из-за страха перед полицией, а по трем причинам, которые я только что назвал.

Л: Недавноя наблюдал нечто подобное в Аргентине. Вот на твоем же Празднике Урожая. Две сотни людей, большинство из которых никогда раньше не встречались, в Богом забытом месте – я не знаю, есть ли в ближайшем к Кафаяте городке полицейский, но если он там есть, он хорошо прячется. Везде, куда хватает взора, только мы, виноградники и горы.

И при этом порядок. Estancia – это частная собственность. Твои люди все организовали, и гости согласились с этим и хорошо провели время. Почему? Не думаю, что многие из них просчитывали вероятность быть убитыми при попытке применить насилие, чтобы получить желаемое, хотя если разумный человек произведет такие расчеты, он поймет, что оно того не стоит.

Большинство воспитываются пристойно, и люди, которых ты стремишься привлечь, имеют определенную моральную устойчивость. Иными словами, событие управлялось культурой добровольного и честного сотрудничества.

Даг: Именно так. Это похоже на очередь в кинотеатр или на горнолыжный подъемник. Чтобы все заходили по очереди, не нужен полицейский с пистолетом. Все знают, что если соблюдать очередь, всем будет лучше – и их именно так и воспитывают, так что обычно им не приходится об этом думать.

Самым очевидным примером, похожим на правительство, является Диснейуорлд, ничто иное, как частный город, полный бесчисленных правил, которые можно было назвать законами, если бы там правили политики вместо корпорации.

Так почему же все соблюдают правила, которые не являются законами? Потому что они хотят в Диснейуорлд. Они соглашаются и в большинстве случаев соблюдают их, и если они создают слишком много проблем, Дисней выгоняет их – и у компании есть на это полное право как у владельца частной собственности.

Как отмечается в законе Парето, в большинстве мест неизбежно присутствует дурной элемент. 80% народа действительно приличные люди, а у 20%, возможно, есть проблемы. А 20% из этих 20% - паршивые овцы. Приходится изобретать культуру, которая заставляет их прятаться внизу, нежели подниматься наверх – и они довольно часто оказываются в правительстве.

Реакция человека на идею реально свободного общества – это отличная моральная лакмусовая бумажка.

Л: Что бы ты сказал людям, которые говорят, что когда несколько лет в Сомали пало правительство, последовало кровопролитие, или когда в Новом Орлеане исчезло правительство в преддверии урагана Катрина, возник жуткий хаос?

Даг: Как ты и сказал, это вопрос культуры. Если речь идет о людях, воспитанных так,  что их поступки ограничиваются лишь силой, применяемой властями, неудивительно, что когда исчезает это сдерживание, они сами применяют силу, чтобы получить желаемое.

Именно так и произошло в Сомали, но это справедливо и для людей, попавших в беду в Новом Орлеане, в первую очередь, бедняков, которым не хватило денег, чтобы уехать – другими словами, обитателей правительственного жилья. Говорить об этом политически некорректно, но культура этих людей, в общем, определенно отличалась от культуры среднего американца.

На самом деле бывшие полицейские государства – самые опасные, как, например, Россия в начале 90-х, Конго в начале 60-х или Гаити сегодня, потому что там существовала культура репрессий, похожая на автоклав. Когда поднимаешь крышку, там просто полный бардак.

Л: Припоминаю наводнение в Западной Вирджинии несколько лет назад, когда смыло половину маленького городка. Вместо того, чтобы насиловать и грабить друг друга, те, кто не пострадал, помогали жертвам. Они приютили их и даже помогли построить новые дома. И никто не заставлял их это делать. Дело не в лучшем правительстве – они просто так воспитаны.

Даг: И культура – это вопрос образования, то есть общества, которые функционируют на добровольном сотрудничестве, как в Кафаяте, Диснейленде или городе в Западной Вирджинии, о котором ты говорил, возможны.

В природе человека нет никаких преград для создания общества людей, которые уважают права друг друга и следуют общепринятым системам для разрешения разногласий, вроде образования очереди в кинотеатрах. С преступниками и социопатами бороться придется, так как они присутствуют в стандартном количестве в любом населении – но суть в том, что обществу не нужно выстраиваться вокруг фактически преступной организации, самого государства.

Л: А эти социопаты ограничатся своими собственными интригами, вместо получения доступа к государственному аппарату, чтобы увеличить причиняемый ими вред. Но я думаю, что большинство людей не согласились бы с твоим определением государства как преступного.

Я знаю, что это серьезная тема, о которой написаны целые книги, но ты мог бы как-то кратко обосновать свою точку зрения?

Даг: Ну, на самом деле не так уж все сложно. Вероятно, мы можем согласиться, что если я направлю на тебя пистолет и заберу у тебя все деньги, это неправильно. Некоторые пожалели бы меня, если бы я сделал это, чтобы купить лекарство для умирающей матери, но это все-таки преступление, потому что это нарушает твои права как человека. И преступлением также является то, когда я прошу кого-то еще сделать это для меня, и преступление – когда шайка людей голосует за то, чтобы попросить кого-то в щегольской униформе и при бейдже сделать то же самое.

При этом, если бы группа людей, называющих себя Конгрессом, прошла через какие-то ритуалы, где лидер пачкает чернилами бумагу, и решила, что отныне нарушение твоих прав «законно», это было бы равносильно тому, как если бы шаман сказал воинам племени, что можно брать рабов и отдавать их в жертву богам. Законы – это просто «цивилизованная» форма человеческих табу.

Л: Законопроект Обамы о здравоохранении как раз об этом. Социализированная медицина ставит меня и тебя в положение племенной жертвы, потому что масса избирателей хочет бесплатных конфет за счет тех, кто зарабатывает больше их.

Но вернемся к слову «преступный» - ты говоришь, что государство по своей природе преступно, потому что оно нарушает права человека. Но должно ли это быть именно так? Разве Айн Рэнд (Ayn Rand) не придумала правительство, которое не нарушало бы ничьи права?

Даг: Не думаю, что у нее был подробный план. Мне показалось интересным, что  Долина Галта в ее книге Атлант расправил плечи явно была частным городом. Он был построен на земле, которой владел Мидас Миллиган (Midas Mulligan), и люди, покупавшие дома, соглашались на его условия. Там не встречалось упоминания о полиции или выборных чиновниках. Рэнд как раз и сказала, что моральное правительство не могло нарушить ничьих прав, и это означало получение доходов путем взимания платы за пользование и другими добровольными средствами – без налогов. Это большой шаг в верном направлении, но по-прежнему без ответа остается масса вопросов о том, как это сделать.

Вот представь, что жители Квебека одновременно решили, что они больше не хотят быть частью Канады, а хотят быть независимым франкоговорящим государством. Итак, они мирно голосуют и играют в собственную игру своими шариками. Сделав это, они не нарушают ничьих прав, так что у правительства Канады нет морального права остановить их. Можно использовать силу, но это бы нарушило права жителей Квебека, которые при этом никого бы не обидели. И если  жители Квебека могли бы это сделать, то также мог бы и Диснейуорлд, и твой сосед – или ты сам.

Не существует этического способа помешать мирному отделению, но если государство не препятствует расколу, оно вскоре распадается. Люди всегда хотят все делать иначе, и они бы так и поступали, если бы угроза силы, исходящая от государства, не останавливала их. Грубая сила, хотя и приукрашенная мифом, пропагандой и красно-сине-белым флагом, - вот что удерживает государство от распада. Эта сила уродлива и продажна.

Неважно, каким милостивым может быть государство, даже то, которое нашло способ спонсировать свою деятельность без применения силы, но чтобы сохранить собственное существование, оно должно нарушать главное право человека на свободное волеизъявление. Вот почему государство    по своей природе -  преступная организация – оно должно применять силу. Даже лучшие из них никогда целиком не основаны на согласии подчиненных; все равно присутствует подавление несогласного меньшинства. А несогласные есть всегда.

Демократия – это не решение – это всего лишь 51%, командующие остальными 49%. Ради бога, Гитлера тоже выбрали демократическим путем. Демократия – это просто господство толпы, переодетой в плащи и галстуки.

Ты и я не согласны с медицинской реформой Обамы, но нас заставляют принять этот закон. Конечно, социализированная медицина абсолютно неэффективна, как мы обсуждали в нашей беседе о здоровье. 

Я думаю, что могу жить с идеей государства, лишь бы только в мире было около семи миллиардов человек, и у каждого было бы свое собственное. Это показало бы, что вся идея государства – это просто афера, где каждый пытается жить за счет всех остальных. Но реальную выгоду из этого извлекают ребята наверху.

Л: Требования государства для самосохранения – и есть причина, по которой люди так часто говорят, что государство – это «необходимое зло». Для своего существования оно должно нарушать какие-то права, но люди думают, что защита и поддержка гражданского общества государством, что является большой ценностью, стоит этого нарушения прав.

Даг: Концепт необходимого зла представляется мне довольно противоречивым. По большей части, это софистика, обычно применяемая для оправдания какого-то преступления. Может ли что-то злое быть действительно нужным? И может ли быть что-то необходимое по-настоящему злым?

Помимо всего прочего, люди говорят, что государство необходимо, потому что они не знали ничего другого. Но, по сути, оно не является частью космоса. В истории были времена, когда центральная власть была настолько далека или беспечна, что люди функционировали – и процветали – в том, что, по факту, было действующей анархией.

Дэвид Фридман (David Friedman) приводит в пример средневековую Исландию. Я рекомендую его книгу Механика свободы как повод для прекрасной дискуссии о том, как общество работало бы без мертвой хватки государства, подавляющей его.

Л: А реальность состоит в том, что разные частные организации, обеспечивающие системы регулирования и управления, от частных городов вроде Диснейуорлда до Underwriter's Laboratories, которая ставит печать «UL» на электронику, признанную безопасной, до церквей, некоторые из которых регулируют самую интимную часть жизни своих членов – и все по добровольному согласию.

К примеру, Церковь Мормонов значительно контролирует частное поведение своих прихожан. Я, конечно, не мормон, но я жил в городах, где было много мормонов, и я должен признать, что они были чище, красивее, безопаснее и так далее. Я бы сказал, что религия мормонов сильнее контролирует своих адептов, чем любые государственные законы своих граждан, но тем, кем управляют, это нравится. Они верят, что им это на пользу, и, что важнее всего, они могут уйти, когда захотят.

Но в государстве не так. Вот почему я говорил, что государство – это не необходимое зло, оно просто заведомо злое.

Даг: Хороший пример. А амениты и менониты – тоже хорошие иллюстрации, хотя, на мой взгляд, религиозные сообщества слишком зажаты. И UL – тоже хороший пример, потому что люди боятся, что бизнесмены превратятся в грабителей, если их не будет контролировать государство. Но производители электроники не обязаны ставить печать UL на свою продукцию. Они идут на дополнительные расходы, чтобы соответствовать стандартам UL, потому что знают, что они заработают больше, если на их продуктах будут стоять отметки «одобрено UL».

Л: Отели BestWestern действуют так же. BestWestern не владеет гостиницами; это, по большей части, агентство, регулируемое в частном порядке, которое инспектирует отели и предоставляет тем, кто соответствует требованиям, право разместить знак BestWestern на фасаде здания, что дорогого стоит для мелких семейных компаний.

Даг: Существует масса частных регулирующих сервисов. Страховые компании тоже оказывают большое влияние на страховщиков, которым приходится следовать определенным правилам, чтобы сохранить страховку. И, конечно, существует громадная индустрия частной охраны, которой пользуются желающие защитить свою собственность, а не звонить 911, когда их уже ограбили. Все по добровольному согласию.

Правительство ни для чего не нужно; если что-то нужно, предприниматель предоставит это ради прибыли. И сделает это гораздо лучше и дешевле государства.

Экономические аргументы в пользу анархии свободного рынка преобладают. Я считаю, что мы жили бы по технологиям StarTrek, если бы государство не замедляло ход событий. Но я анархист не по этой причине. Реальный аргумент – мораль и этика.

Л: Знаешь, я все еще шлю сообщения «отписаться от рассылки USA.gov» в Вашингтон, но так и не получил ответа.

Даг:Удачи. Для них ты просто домашний скот. Их заботит лишь одно:  чтобы ты и прочие не паниковали. В остальном ты существуешь только для их блага, и у тебя не больше права голоса, чем у быка.

Л: Возможно, это правда для большинства людей, но я все еще могу проголосовать ногами. Я и раньше это делал, и сделаю это снова. Как и ты. Вот почему я искал поместье в аргентинской глухомани.

Даг: Разумно быть в месте, где к тебе вынуждены относиться как к гостю, искать расположения, нежели как к эксплуатируемому активу. Конечно, все правительства опасны, разрушительны и неприятны. Но проще всего иметь дело с некомпетентными и с теми, кого не уважают…

В любом случае, буду рад такому соседу.

Здесь возникает еще одна проблема государства – оно навязывает тебе обязательства. Я твердо верю в дружелюбие, но когда государство пытается принудить тебя к отношениям с другими людьми, это вызывает лишь раздражение. Мне нравятся общества с «самоотбором», где можно предполагать, что твои соседи хоть немного разделяют твои взгляды на устройство мира.

Л: Мне понравилась Estancia. Эти горы, возможно, убедят меня, если тебе и твоим друзьям это не удастся. Но в любом случае, этот разговор может зайти очень далеко, и я мог бы приводить массу возражений, а ты – отвечать на них, но я бы хотел перейти от теории к практике. Даже для тех, кто согласен с тобой, по крайней мере, мысленно, это все звучит теоретически – без практических последствий, так как вся планета, как ты отметил, покрыта государствами.

Мы с тобой дружим почти 20 лет, и шесть из них мы работали бок о бок. Я знаю, что для тебя это не только теория. Ты живешь в соответствии со своей философией. Я видел, как ты стоишь в большом лекционном зале перед сотнями людей и говоришь им, что закон должен быть лишь один: «Делай, что хочешь, но будь готов принять последствия». Они смеются или закатывают глаза, в зависимости от своих убеждений, но я сомневаюсь, что многие из них осознают, что ты не только абсолютно серьезен, но именно так ты и делаешь по жизни.  

Ты не робок, но и не хвастлив, так что я продолжу и скажу, что я вижу, что слово у тебя не расходится с делом. Ты заходишь в двери с надписью «Выход», ты щелкаешь зажигалкой под табличкой «Не курить», ты проходишь через металлодетекторы, не снимая ремня, ты играешь в поло, независимо от того, что говорят врачи, ты не выключаешь электронику, когда все стадо в самолете выключает свою… я мог бы продолжать бесконечно.

Красота всего этого состоит в том, что в большинстве случаев ничего не происходит. Ты поступал как тебе удобно, никого не обижая, и наслаждался жизнью на своих условиях. В случае, когда какой-то умник «выступает», ты обычно отвечаешь спокойно и говоришь: «Ой. Ну и что мы будем с этим делать?» Худшее, что может случиться, когда ты сталкиваешься с этим лицом к лицу, - обычно ты оказываешься там, с чего начинают все послушные люди. Иногда ты даже отвечаешь. Я видел, как ты делал дураков из охранников аэропорта или переезжал в другой отель.

Важно то, что ты начинаешь делать то, что тебе хочется, а не то, что хотят разные умники. Иногда можно побыть овцой в стойле, но не так часто, как можно было бы подумать. И тогда ты сам начинаешь делать так, как тебе нужно. Я чертовски восхищаюсь всем этим.

Даг: Ну… Ты Господин Хулиган, знаменитый анархист– известен тем, что не сотрудничаешь с государством. Но, как и ты, я очень уживчив, и всегда пытаюсь в полной мере соблюдать права других людей.

На практике основное правило «Делай, что хочешь, но будь готов принять последствия» можно, в то же время, разложить на два других. Одно: делай, как ты говоришь, что собирался делать. А второе – не проявляй агрессию по отношению к другим или их собственности. Все понимают эти законы, и нет нужды в испорченном и развращающем правительстве, чтобы разрабатывать их в дальнейшем, как мне кажется.

Люди вроде тебя, с которыми мне нравится общаться, понимают это. Кроме того, я считаю, что тебе удается сохранять спокойствие при разговоре с прихлебателями государства… возможно, ты делаешь это, чтобы просто убедиться, действительно ли там под униформой человек.

Л: Хорошо, хорошо, но я не хочу комментировать в печати все, что я делал. Суть не в том, чтобы похвалить тебя или меня, а показать людям, что подчинение – это выбор, а не предрешенный результат. Свобода – это то, что никогда не получишь, ожидая разрешения, а только лишь применяя ее настолько решительно, насколько позволяет твоя творческая энергия. Несогласие с барьерами – как когда ты рассказал служащим отеля в Аспене, куда им засунуть закон о запрете курения в баре, и что ты бы ответил бы, если бы вошел мэр.

Говоря самыми общими словами, я думаю, что ошибочно думать о свободе как о существительном, нежели как о глаголе. И твои поступки показывают миру последствия делания свободы, а не ожидания, пока эту свободу предоставят.

Даг: Да, это так. И чтобы не гладить себя по головке, стоит отметить, что были времена, когда и у меня были неудачи, и я практически был банкротом – но это была моя проблема и ничья больше. Так что отсутствие денег – это не оправдание, чтобы не принимать ответственность за свою жизнь и не жить так, как хочется. Мою свободу мне дали не родители или правительство.

Л: Стоп-стоп! Итак… проблемы для инвесторов?

Даг: Отношение – это все, оно значит очень много. Если позволишь, чтобы с тобой обращались как со скотом или пасли как овец, ты не сможешь инвестировать, чтобы максимизировать свою свободу. Мы можем много говорить об этом, но мы и так долго рассуждаем. Начинать нужно с диверсификации активов в разных политических юрисдикциях, чтобы каждому предполагаемому Большому Брату было сложнее загнать тебя в загон. Это правило, о котором забывают почти все – но это самая важная вещь на свете.

Я бы хотел рекомендовать книгу. Кроме Концепции эгоизма Рэнд, я бы сказал, что она самая важная из всех, что я читал, и что она сильнее всего повлияла на мое мышление: это Рынок свободы Таннехилла. В ней ясно и точно описывается, как могло бы работать общество без правительства. Ее можно бесплатно скачать на сайте Института Мизеса. Если понять основное, то чувствуешь себя гораздо менее обязанным поддерживать деструктивный институт правительства, потому что осознаешь, что в нем нет необходимости.

Л: В наших беседах мы обсуждали валютный контроль и жизнь за рубежом, и конечно, Аргентину. Что еще?

Даг: Не чувствовать себя виноватым в том, что ищешь страну с низкими налогами, чтобы там отчитываться о доходах, иметь собственность и так далее. Голосовать ногами важно не только для прав человека, но и для всего мира; чем больше ищешь наименее обременительное правительство, тем больше правительства будут стараться меньше подавлять, и тем лучше для всех нас.

Л: А проще всего применять свою свободу, как это делаешь ты. Что насчет тенденций?

Даг: Как раз такие, о которых мы только что говорили – но теперь нам нужно поторопиться. Я вижу, что в новом законе о занятости, только что подписанном Обамой, заложен новый валютный контроль. Он необязательно запрещает все новое. Но в нем присутствуют новые требования к отчетности и штрафы. Это только пробный шар. Как сказал Менкен (Mencken), пока заседает Конгресс, любая жизнь и собственность в опасности.

Л: Я понял, что ты был  прав насчет неизбежности всего этого, но должен признать, что это началось раньше, чем я думал.

Даг: Иногда я терпеть не могу оказываться правым. И все-таки я думаю, что все будет еще хуже, чем даже я могу представить. Помните мантру: Ликвидировать, Консолидировать, Создавать, Спекулировать.

Л: А какие-то конкретные инвестиции?

Даг: В настоящее время я не вижу ничего лучше золота. Если у вас нет серьезных позиций в золоте, стоит быстро купить его – и, по возможности, за пределами США. 

Луи: Даг, ты по-прежнему называешь себя анархистом. Как я подозреваю, большинство наших читателей понимают, что это не означает, что тебе нравится носить черные армейские ботинки и бросать коктейли Молотова в рестораны McDonald's во время протестов против ВТО, но я не уверен, сколько из них действительно знают, что именно ты под этим подразумеваешь. И поскольку это важно для твоего мировоззрения, и, таким образом, влияет на твое мышление как инвестора и спекулянта, было бы полезно дать кое-какие пояснения. Немногие согласятся с нами в этом вопросе, но давай поговорим об анархии.

Даг: Конечно. Если люди не обладают достаточно непредвзятым мышлением, чтобы даже допустить иную точку зрения, их главная проблема – они сами, а не мои идеи. В сущности, анархизм – это самая мягкая из политических систем. Он подразумевает отсутствие институционализированного давления. Это движение по течению, где всему позволено расти или падать естественным путем до нужного уровня. Анархическая система обязательно сопряжена с капитализмом свободного рынка. Все необходимые людям услуги – вроде полиции или судов – оказывают предприниматели, которые занимаются этим ради прибыли.

Послушай, я был бы счастлив, если бы государство – которое является инструментом подавления в чистом виде, даже будучи приукрашенным внешними атрибутами демократии, конституции и всего остального – занималось именно защитой от давления. Судебная система позволяла бы рассматривать споры без необходимости силового воздействия. А какие-то военные силы защищали бы от внешних врагов.

К сожалению, сегодняшнее правительство занимается чем угодно, но только не этим – и когда оно снисходит для защиты, у него плохо получается. Полиция обеспечивает все менее эффективную защиту; кажется, она специализируется на навязывании самоуправства. Суды? Они применяют произвольные законы, а чтобы пользоваться этой системой, нужно быть богатым – хотя к тому времени, когда ты выберешься оттуда, обнищаешь. А военные едва ли защищают страну – они только и занимаются тем, что создают врагов по всему миру, и чаще всего, это самые отсталые иностранцы.

В анархии свободного рынка полицейские службы, вероятнее всего, были бы частью страховых компаний, а судам пришлось бы конкурировать друг с другом на базе скорости, честности и низкой стоимости принятых решений. Армия – это более сложная проблема, и она вне нашей компетенции, хотя недавно мы рассмотрели множество аспектов в дискуссии о терроре и армии.

Л: Это слишком для большинства обывателей, босс. С одной стороны, как мне видится в соответствии с моими либертарианскими принципами, непоследовательно требовать, чтобы со мной все соглашались, но я не обязан помогать тем, кто поработил меня, чтобы заработать. Тем не менее, попробуем разобраться.

Даг: Итак, начнем с определения. Многие думают, что анархия – это хаос. Они видят бунты и хаос в репортажах из какой-то области конфликта и думают: «Что за анархия!»

Л: И это если «говорящие головы» не сообщают им, что им показывают анархию.

Даг: Верно. Но хаос и бомбометание – это не анархия. Хаос – это, по сути, противоположность анархии. Анархия же – это просто форма политической организации, которая не подразумевает наличие правителя, или правящего органа, над всеми в обществе. Возможно ли такое в реальности – это уже отдельный вопрос. Вот что это значит. И для меня это – идеал, за который стоит бороться.

Л: В словаре Вебстера анархия – это: 1: Отсутствие правительства. 2: Состояние беззакония или политической дезорганизации в связи с отсутствием власти правительства. 3: Утопическое общество людей, которые наслаждаются полной свободой без правительства. Многие могут подумать, что ты говоришь только о третьем значении.

Даг: Посмотрим на этимологию. Это слово происходит от греческого anarchos, то есть «не имеющий правителя», an-, нет, и archos, правитель. Второе определение вошло в массовое употребление, но это не значит, что оно правильное.

«Анархия» - это слово, которое украли и исказили коллективисты – как и слово «либеральный». Раньше либеральным считался тот, кто верит в социальную и экономическую свободу. Теперь либерал – это тупой вор – некто, кто щедро тратит чужие деньги.

Я не хочу позволять плохим ребятам контролировать интеллектуальное поле брани путем экспроприации и разрушения хороших слов.

В любом случае, между анархией и торжеством закона нет никакого конфликта, так как существуют частные формы закона и управления. Именно в этом суть общего права. Так что правильное определение – это сочетание первого и третьего.

Но я никогда не говорил, что по-настоящему свободное, анархическое общество – это утопия; это просто общество, где делается упор на личную ответственность, а также нет организованных институтов подавления. Совершенная гармония невозможна для несовершенных людей. Общественный порядок, однако, возможен и без государства. На самом деле, государство представляет такую опасность, потому что оно всегда привлекает к себе социопатов, которым нравится подавление.

Общество объединяется не с помощью нескольких суровых законов и грубой полицейской силы – обычно это происходит благодаря социальному давлению, моральному воздействию и общественному негодованию. Возьмем ресторан. Счет оплачивается не из-за страха перед полицией, а по трем причинам, которые я только что назвал.

Л: Недавноя наблюдал нечто подобное в Аргентине. Вот на твоем же Празднике Урожая. Две сотни людей, большинство из которых никогда раньше не встречались, в Богом забытом месте – я не знаю, есть ли в ближайшем к Кафаяте городке полицейский, но если он там есть, он хорошо прячется. Везде, куда хватает взора, только мы, виноградники и горы.

И при этом порядок. Estancia – это частная собственность. Твои люди все организовали, и гости согласились с этим и хорошо провели время. Почему? Не думаю, что многие из них просчитывали вероятность быть убитыми при попытке применить насилие, чтобы получить желаемое, хотя если разумный человек произведет такие расчеты, он поймет, что оно того не стоит.

Большинство воспитываются пристойно, и люди, которых ты стремишься привлечь, имеют определенную моральную устойчивость. Иными словами, событие управлялось культурой добровольного и честного сотрудничества.

Даг: Именно так. Это похоже на очередь в кинотеатр или на горнолыжный подъемник. Чтобы все заходили по очереди, не нужен полицейский с пистолетом. Все знают, что если соблюдать очередь, всем будет лучше – и их именно так и воспитывают, так что обычно им не приходится об этом думать.

Самым очевидным примером, похожим на правительство, является Диснейуорлд, ничто иное, как частный город, полный бесчисленных правил, которые можно было назвать законами, если бы там правили политики вместо корпорации.

Так почему же все соблюдают правила, которые не являются законами? Потому что они хотят в Диснейуорлд. Они соглашаются и в большинстве случаев соблюдают их, и если они создают слишком много проблем, Дисней выгоняет их – и у компании есть на это полное право как у владельца частной собственности.

Как отмечается в законе Парето, в большинстве мест неизбежно присутствует дурной элемент. 80% народа действительно приличные люди, а у 20%, возможно, есть проблемы. А 20% из этих 20% - паршивые овцы. Приходится изобретать культуру, которая заставляет их прятаться внизу, нежели подниматься наверх – и они довольно часто оказываются в правительстве.

Реакция человека на идею реально свободного общества – это отличная моральная лакмусовая бумажка.

Л: Что бы ты сказал людям, которые говорят, что когда несколько лет в Сомали пало правительство, последовало кровопролитие, или когда в Новом Орлеане исчезло правительство в преддверии урагана Катрина, возник жуткий хаос?

Даг: Как ты и сказал, это вопрос культуры. Если речь идет о людях, воспитанных так,  что их поступки ограничиваются лишь силой, применяемой властями, неудивительно, что когда исчезает это сдерживание, они сами применяют силу, чтобы получить желаемое.

Именно так и произошло в Сомали, но это справедливо и для людей, попавших в беду в Новом Орлеане, в первую очередь, бедняков, которым не хватило денег, чтобы уехать – другими словами, обитателей правительственного жилья. Говорить об этом политически некорректно, но культура этих людей, в общем, определенно отличалась от культуры среднего американца.

На самом деле бывшие полицейские государства – самые опасные, как, например, Россия в начале 90-х, Конго в начале 60-х или Гаити сегодня, потому что там существовала культура репрессий, похожая на автоклав. Когда поднимаешь крышку, там просто полный бардак.

Л: Припоминаю наводнение в Западной Вирджинии несколько лет назад, когда смыло половину маленького городка. Вместо того, чтобы насиловать и грабить друг друга, те, кто не пострадал, помогали жертвам. Они приютили их и даже помогли построить новые дома. И никто не заставлял их это делать. Дело не в лучшем правительстве – они просто так воспитаны.

Даг: И культура – это вопрос образования, то есть общества, которые функционируют на добровольном сотрудничестве, как в Кафаяте, Диснейленде или городе в Западной Вирджинии, о котором ты говорил, возможны.

В природе человека нет никаких преград для создания общества людей, которые уважают права друг друга и следуют общепринятым системам для разрешения разногласий, вроде образования очереди в кинотеатрах. С преступниками и социопатами бороться придется, так как они присутствуют в стандартном количестве в любом населении – но суть в том, что обществу не нужно выстраиваться вокруг фактически преступной организации, самого государства.

Л: А эти социопаты ограничатся своими собственными интригами, вместо получения доступа к государственному аппарату, чтобы увеличить причиняемый ими вред. Но я думаю, что большинство людей не согласились бы с твоим определением государства как преступного.

Я знаю, что это серьезная тема, о которой написаны целые книги, но ты мог бы как-то кратко обосновать свою точку зрения?

Даг: Ну, на самом деле не так уж все сложно. Вероятно, мы можем согласиться, что если я направлю на тебя пистолет и заберу у тебя все деньги, это неправильно. Некоторые пожалели бы меня, если бы я сделал это, чтобы купить лекарство для умирающей матери, но это все-таки преступление, потому что это нарушает твои права как человека. И преступлением также является то, когда я прошу кого-то еще сделать это для меня, и преступление – когда шайка людей голосует за то, чтобы попросить кого-то в щегольской униформе и при бейдже сделать то же самое.

При этом, если бы группа людей, называющих себя Конгрессом, прошла через какие-то ритуалы, где лидер пачкает чернилами бумагу, и решила, что отныне нарушение твоих прав «законно», это было бы равносильно тому, как если бы шаман сказал воинам племени, что можно брать рабов и отдавать их в жертву богам. Законы – это просто «цивилизованная» форма человеческих табу.

Л: Законопроект Обамы о здравоохранении как раз об этом. Социализированная медицина ставит меня и тебя в положение племенной жертвы, потому что масса избирателей хочет бесплатных конфет за счет тех, кто зарабатывает больше их.

Но вернемся к слову «преступный» - ты говоришь, что государство по своей природе преступно, потому что оно нарушает права человека. Но должно ли это быть именно так? Разве Айн Рэнд (Ayn Rand) не придумала правительство, которое не нарушало бы ничьи права?

Даг: Не думаю, что у нее был подробный план. Мне показалось интересным, что  Долина Галта в ее книге Атлант расправил плечи явно была частным городом. Он был построен на земле, которой владел Мидас Миллиган (Midas Mulligan), и люди, покупавшие дома, соглашались на его условия. Там не встречалось упоминания о полиции или выборных чиновниках. Рэнд как раз и сказала, что моральное правительство не могло нарушить ничьих прав, и это означало получение доходов путем взимания платы за пользование и другими добровольными средствами – без налогов. Это большой шаг в верном направлении, но по-прежнему без ответа остается масса вопросов о том, как это сделать.

Вот представь, что жители Квебека одновременно решили, что они больше не хотят быть частью Канады, а хотят быть независимым франкоговорящим государством. Итак, они мирно голосуют и играют в собственную игру своими шариками. Сделав это, они не нарушают ничьих прав, так что у правительства Канады нет морального права остановить их. Можно использовать силу, но это бы нарушило права жителей Квебека, которые при этом никого бы не обидели. И если  жители Квебека могли бы это сделать, то также мог бы и Диснейуорлд, и твой сосед – или ты сам.

Не существует этического способа помешать мирному отделению, но если государство не препятствует расколу, оно вскоре распадается. Люди всегда хотят все делать иначе, и они бы так и поступали, если бы угроза силы, исходящая от государства, не останавливала их. Грубая сила, хотя и приукрашенная мифом, пропагандой и красно-сине-белым флагом, - вот что удерживает государство от распада. Эта сила уродлива и продажна.

Неважно, каким милостивым может быть государство, даже то, которое нашло способ спонсировать свою деятельность без применения силы, но чтобы сохранить собственное существование, оно должно нарушать главное право человека на свободное волеизъявление. Вот почему государство    по своей природе -  преступная организация – оно должно применять силу. Даже лучшие из них никогда целиком не основаны на согласии подчиненных; все равно присутствует подавление несогласного меньшинства. А несогласные есть всегда.

Демократия – это не решение – это всего лишь 51%, командующие остальными 49%. Ради бога, Гитлера тоже выбрали демократическим путем. Демократия – это просто господство толпы, переодетой в плащи и галстуки.

Ты и я не согласны с медицинской реформой Обамы, но нас заставляют принять этот закон. Конечно, социализированная медицина абсолютно неэффективна, как мы обсуждали в нашей беседе о здоровье. 

Я думаю, что могу жить с идеей государства, лишь бы только в мире было около семи миллиардов человек, и у каждого было бы свое собственное. Это показало бы, что вся идея государства – это просто афера, где каждый пытается жить за счет всех остальных. Но реальную выгоду из этого извлекают ребята наверху.

Л: Требования государства для самосохранения – и есть причина, по которой люди так часто говорят, что государство – это «необходимое зло». Для своего существования оно должно нарушать какие-то права, но люди думают, что защита и поддержка гражданского общества государством, что является большой ценностью, стоит этого нарушения прав.

Даг: Концепт необходимого зла представляется мне довольно противоречивым. По большей части, это софистика, обычно применяемая для оправдания какого-то преступления. Может ли что-то злое быть действительно нужным? И может ли быть что-то необходимое по-настоящему злым?

Помимо всего прочего, люди говорят, что государство необходимо, потому что они не знали ничего другого. Но, по сути, оно не является частью космоса. В истории были времена, когда центральная власть была настолько далека или беспечна, что люди функционировали – и процветали – в том, что, по факту, было действующей анархией.

Дэвид Фридман (David Friedman) приводит в пример средневековую Исландию. Я рекомендую его книгу Механика свободы как повод для прекрасной дискуссии о том, как общество работало бы без мертвой хватки государства, подавляющей его.

Л: А реальность состоит в том, что разные частные организации, обеспечивающие системы регулирования и управления, от частных городов вроде Диснейуорлда до Underwriter's Laboratories, которая ставит печать «UL» на электронику, признанную безопасной, до церквей, некоторые из которых регулируют самую интимную часть жизни своих членов – и все по добровольному согласию.

К примеру, Церковь Мормонов значительно контролирует частное поведение своих прихожан. Я, конечно, не мормон, но я жил в городах, где было много мормонов, и я должен признать, что они были чище, красивее, безопаснее и так далее. Я бы сказал, что религия мормонов сильнее контролирует своих адептов, чем любые государственные законы своих граждан, но тем, кем управляют, это нравится. Они верят, что им это на пользу, и, что важнее всего, они могут уйти, когда захотят.

Но в государстве не так. Вот почему я говорил, что государство – это не необходимое зло, оно просто заведомо злое.

Даг: Хороший пример. А амениты и менониты – тоже хорошие иллюстрации, хотя, на мой взгляд, религиозные сообщества слишком зажаты. И UL – тоже хороший пример, потому что люди боятся, что бизнесмены превратятся в грабителей, если их не будет контролировать государство. Но производители электроники не обязаны ставить печать UL на свою продукцию. Они идут на дополнительные расходы, чтобы соответствовать стандартам UL, потому что знают, что они заработают больше, если на их продуктах будут стоять отметки «одобрено UL».

Л: Отели BestWestern действуют так же. BestWestern не владеет гостиницами; это, по большей части, агентство, регулируемое в частном порядке, которое инспектирует отели и предоставляет тем, кто соответствует требованиям, право разместить знак BestWestern на фасаде здания, что дорогого стоит для мелких семейных компаний.

Даг: Существует масса частных регулирующих сервисов. Страховые компании тоже оказывают большое влияние на страховщиков, которым приходится следовать определенным правилам, чтобы сохранить страховку. И, конечно, существует громадная индустрия частной охраны, которой пользуются желающие защитить свою собственность, а не звонить 911, когда их уже ограбили. Все по добровольному согласию.

Правительство ни для чего не нужно; если что-то нужно, предприниматель предоставит это ради прибыли. И сделает это гораздо лучше и дешевле государства.

Экономические аргументы в пользу анархии свободного рынка преобладают. Я считаю, что мы жили бы по технологиям StarTrek, если бы государство не замедляло ход событий. Но я анархист не по этой причине. Реальный аргумент – мораль и этика.

Л: Знаешь, я все еще шлю сообщения «отписаться от рассылки USA.gov» в Вашингтон, но так и не получил ответа.

Даг:Удачи. Для них ты просто домашний скот. Их заботит лишь одно:  чтобы ты и прочие не паниковали. В остальном ты существуешь только для их блага, и у тебя не больше права голоса, чем у быка.

Л: Возможно, это правда для большинства людей, но я все еще могу проголосовать ногами. Я и раньше это делал, и сделаю это снова. Как и ты. Вот почему я искал поместье в аргентинской глухомани.

Даг: Разумно быть в месте, где к тебе вынуждены относиться как к гостю, искать расположения, нежели как к эксплуатируемому активу. Конечно, все правительства опасны, разрушительны и неприятны. Но проще всего иметь дело с некомпетентными и с теми, кого не уважают…

В любом случае, буду рад такому соседу.

Здесь возникает еще одна проблема государства – оно навязывает тебе обязательства. Я твердо верю в дружелюбие, но когда государство пытается принудить тебя к отношениям с другими людьми, это вызывает лишь раздражение. Мне нравятся общества с «самоотбором», где можно предполагать, что твои соседи хоть немного разделяют твои взгляды на устройство мира.

Л: Мне понравилась Estancia. Эти горы, возможно, убедят меня, если тебе и твоим друзьям это не удастся. Но в любом случае, этот разговор может зайти очень далеко, и я мог бы приводить массу возражений, а ты – отвечать на них, но я бы хотел перейти от теории к практике. Даже для тех, кто согласен с тобой, по крайней мере, мысленно, это все звучит теоретически – без практических последствий, так как вся планета, как ты отметил, покрыта государствами.

Мы с тобой дружим почти 20 лет, и шесть из них мы работали бок о бок. Я знаю, что для тебя это не только теория. Ты живешь в соответствии со своей философией. Я видел, как ты стоишь в большом лекционном зале перед сотнями людей и говоришь им, что закон должен быть лишь один: «Делай, что хочешь, но будь готов принять последствия». Они смеются или закатывают глаза, в зависимости от своих убеждений, но я сомневаюсь, что многие из них осознают, что ты не только абсолютно серьезен, но именно так ты и делаешь по жизни.  

Ты не робок, но и не хвастлив, так что я продолжу и скажу, что я вижу, что слово у тебя не расходится с делом. Ты заходишь в двери с надписью «Выход», ты щелкаешь зажигалкой под табличкой «Не курить», ты проходишь через металлодетекторы, не снимая ремня, ты играешь в поло, независимо от того, что говорят врачи, ты не выключаешь электронику, когда все стадо в самолете выключает свою… я мог бы продолжать бесконечно.

Красота всего этого состоит в том, что в большинстве случаев ничего не происходит. Ты поступал как тебе удобно, никого не обижая, и наслаждался жизнью на своих условиях. В случае, когда какой-то умник «выступает», ты обычно отвечаешь спокойно и говоришь: «Ой. Ну и что мы будем с этим делать?» Худшее, что может случиться, когда ты сталкиваешься с этим лицом к лицу, - обычно ты оказываешься там, с чего начинают все послушные люди. Иногда ты даже отвечаешь. Я видел, как ты делал дураков из охранников аэропорта или переезжал в другой отель.

Важно то, что ты начинаешь делать то, что тебе хочется, а не то, что хотят разные умники. Иногда можно побыть овцой в стойле, но не так часто, как можно было бы подумать. И тогда ты сам начинаешь делать так, как тебе нужно. Я чертовски восхищаюсь всем этим.

Даг: Ну… Ты Господин Хулиган, знаменитый анархист– известен тем, что не сотрудничаешь с государством. Но, как и ты, я очень уживчив, и всегда пытаюсь в полной мере соблюдать права других людей.

На практике основное правило «Делай, что хочешь, но будь готов принять последствия» можно, в то же время, разложить на два других. Одно: делай, как ты говоришь, что собирался делать. А второе – не проявляй агрессию по отношению к другим или их собственности. Все понимают эти законы, и нет нужды в испорченном и развращающем правительстве, чтобы разрабатывать их в дальнейшем, как мне кажется.

Люди вроде тебя, с которыми мне нравится общаться, понимают это. Кроме того, я считаю, что тебе удается сохранять спокойствие при разговоре с прихлебателями государства… возможно, ты делаешь это, чтобы просто убедиться, действительно ли там под униформой человек.

Л: Хорошо, хорошо, но я не хочу комментировать в печати все, что я делал. Суть не в том, чтобы похвалить тебя или меня, а показать людям, что подчинение – это выбор, а не предрешенный результат. Свобода – это то, что никогда не получишь, ожидая разрешения, а только лишь применяя ее настолько решительно, насколько позволяет твоя творческая энергия. Несогласие с барьерами – как когда ты рассказал служащим отеля в Аспене, куда им засунуть закон о запрете курения в баре, и что ты бы ответил бы, если бы вошел мэр.

Говоря самыми общими словами, я думаю, что ошибочно думать о свободе как о существительном, нежели как о глаголе. И твои поступки показывают миру последствия делания свободы, а не ожидания, пока эту свободу предоставят.

Даг: Да, это так. И чтобы не гладить себя по головке, стоит отметить, что были времена, когда и у меня были неудачи, и я практически был банкротом – но это была моя проблема и ничья больше. Так что отсутствие денег – это не оправдание, чтобы не принимать ответственность за свою жизнь и не жить так, как хочется. Мою свободу мне дали не родители или правительство.

Л: Стоп-стоп! Итак… проблемы для инвесторов?

Даг: Отношение – это все, оно значит очень много. Если позволишь, чтобы с тобой обращались как со скотом или пасли как овец, ты не сможешь инвестировать, чтобы максимизировать свою свободу. Мы можем много говорить об этом, но мы и так долго рассуждаем. Начинать нужно с диверсификации активов в разных политических юрисдикциях, чтобы каждому предполагаемому Большому Брату было сложнее загнать тебя в загон. Это правило, о котором забывают почти все – но это самая важная вещь на свете.

Я бы хотел рекомендовать книгу. Кроме Концепции эгоизма Рэнд, я бы сказал, что она самая важная из всех, что я читал, и что она сильнее всего повлияла на мое мышление: это Рынок свободы Таннехилла. В ней ясно и точно описывается, как могло бы работать общество без правительства. Ее можно бесплатно скачать на сайте Института Мизеса. Если понять основное, то чувствуешь себя гораздо менее обязанным поддерживать деструктивный институт правительства, потому что осознаешь, что в нем нет необходимости.

Л: В наших беседах мы обсуждали валютный контроль и жизнь за рубежом, и конечно, Аргентину. Что еще?

Даг: Не чувствовать себя виноватым в том, что ищешь страну с низкими налогами, чтобы там отчитываться о доходах, иметь собственность и так далее. Голосовать ногами важно не только для прав человека, но и для всего мира; чем больше ищешь наименее обременительное правительство, тем больше правительства будут стараться меньше подавлять, и тем лучше для всех нас.

Л: А проще всего применять свою свободу, как это делаешь ты. Что насчет тенденций?

Даг: Как раз такие, о которых мы только что говорили – но теперь нам нужно поторопиться. Я вижу, что в новом законе о занятости, только что подписанном Обамой, заложен новый валютный контроль. Он необязательно запрещает все новое. Но в нем присутствуют новые требования к отчетности и штрафы. Это только пробный шар. Как сказал Менкен (Mencken), пока заседает Конгресс, любая жизнь и собственность в опасности.

Л: Я понял, что ты был  прав насчет неизбежности всего этого, но должен признать, что это началось раньше, чем я думал.

Даг: Иногда я терпеть не могу оказываться правым. И все-таки я думаю, что все будет еще хуже, чем даже я могу представить. Помните мантру: Ликвидировать, Консолидировать, Создавать, Спекулировать.

Л: А какие-то конкретные инвестиции?

Даг: В настоящее время я не вижу ничего лучше золота. Если у вас нет серьезных позиций в золоте, стоит быстро купить его – и, по возможности, за пределами США.