26 августа 2014 Financial Times
Странам стоит задуматься над тем, какая интеграция им нужна.
Убежденные брюссельские еврократы и их политические хозяева в европейских столицах возвращаются к поискам политического пути развития для Евросоюза на ближайшие пять лет. Однако Европа находится в состоянии политического и мировоззренческого раскола - меж двух противоположных точек зрения. Одна, зародившаяся в суровых условиях кризиса суверенного долга, подразумевает более тесную интеграцию, по меньшей мере, для восемнадцати стран-участниц валютного союза. Это значит, что на эти цели придется выделить дополнительные финансовые ресурсы и передать больше политических решений под централизованный контроль. Другая точка зрения, получившая большую поддержку на выборах в мае, предполагает, что интеграция уже и так зашла слишком далеко, гораздо дальше, чем того хотелось бы жителям Европы. Поэтому сейчас самое главное вернуть странам автономию в принятии политических решений.
Сейчас, когда экономические проблемы ослабляют регион изнутри, а недоброжелатели и соперники атакуют ее извне, Европе меньше всего нужны подобные диссонансы и несогласованность. Политики, как люди, если им не удается избавиться от внутренних противоречий, они скатываются к диссонансу, двуличности и конфликтам. Диссонанс - и закрывание глаз на наличие противоречий -приведет к политическим метаниям то в сторону более тесной интеграции, то в сторону автономии. А это равнозначно полному отсутствию какого бы то ни было направления развития. Двуличность - или стремление к сплоченной Европе, тщательно замаскированное под желание добиться автономии - легко дается лидерам, давно променявшим демократический выбор на собственное видение того, что нужно людям, тем, кто сеет евроскептицизм, неискренне обвиняя Европу в бедах и проблемах, которые находятся за пределами ее влияния.
И если бы каждой стране пришлось сделать выбор, и примкнуть к одному из полюсов дилеммы, противоречие проявилось бы в эпической битве двух лагерей. Унылые перспективы. Но для подобных узловатых проблем, в которых так крепко запуталась Европа, всегда найдется Гордиево решение. Нужно просто вспомнить утверждение о том, что монетарный союз может функционировать только при наличии фискального и политического союзов. Это утверждение позволило странам-должникам попрекать Берлин его нежеланием оказывать евро безграничную финансовую поддержку. Между тем, Германия имеет полное право обвинить тех, кто не желает отказываться от национального суверенитета в вопросах, касающихся расширения требований к использованию общего пула ресурсов. Иными словами, в Еврозоне всякий найдет для себя удобного козла отпущения.
Но не евро помешал Европе быстро реструктуризовать государственные и банковские долги там, где они были слишком велики, или рекапитализовать европейские банки - по возможности с частным капиталом, и обязательным свопом долговых бумаг на собственный капитал, там , где это необходимо. В конце концов, не евро вынудил правительства стран-кредиторов Европы проводить политику фискальной консолидации и настаивать на ней, вместо того, чтобы стимулировать спрос в своих экономиках и тем самым компенсировать "затягивание поясов" в задолжавших странах. И не евро заставил Европейский центральный банк поддеживать жесткую монетарную политику, которая привела к сокращению реальных балансов и объема кредитования на протяжении пяти лет подряд. Во всех этих случаях всему виной простые политические ошибки - то есть, политики, не институциональная структура. Если бы в самом начале кризиса у Еврозоны было больше места для маневра и политических решений, она бы сейчас не оказалась в тупике на пути к никому не нужному союзу.
Политические ошибки были частично исправлены. Многого удалось добиться через списание долгов в кризисных странах, помогло и то, что убытки в частных банках переложили на плечи инвесторов, освободив от этого бремени налогоплательщиков. На самом деле, институты, занимающиеся реструктуризацией долга (государств и банков) сейчас гораздо более развиты, чем фискальный или политический союз. Не хватает лишь признания, что эти институты делают такие союзы ненужными. Если долги можно списывать, исчезает потребность в трансграничных фискальных трансферах. Более того, когда убытки несут те, кто их заслужил - инвесторы, которые сделали ставку и проиграли - подобное вряд ли повторится в ближайшее время. Конечно, у более тесной интеграции также есть преимущества. Она позволит странам более эффективно следовать общим интересам. Общие облигации (чтобы снизить стоимость кредитования через более глубокий рынок) и совместные закупки энергоносителей (чтобы получить скидку на объем) - вот некоторые примеры.
Но это должно происходить не под дулом пистолета, а по решению электоратов (а не только лидеров стран). Разные страны придут к разным решениям в разные периоды времени и по разным политическим вопросам. Поняв, что более тесная интеграция - это выбор, а не обязанность, можно привлечь больше сторонников. Следующим шагом будет создание Европы как "добровольного союза" группы стран, готовых объединить больше ресурсов и суверенитета в определенных областях. Еврокомиссии следует отказаться от своего традиционного "метода коммуны", в рамках которого все интегрируются по одному пути и с одинаковой скоростью. Напротив, она должна упрощать странам процедуру вхождения в добровольный союз, оставляя странам, присоединившимся позднее, возможность для более тесного сотрудничества по мере развития. Между тем, странам также следует сделать акцент не на том, что им могут дать другие, а на том, как найти партнеров для той интеграции, которая им нужна. Сторонники энергетического союза могут просто объединиться и начать строить его между собой. Те, кто выступает за еврооблигации могут провести эксперимент, к нему присоединятся страны, которым близка эта идея. Нет нужды коротать время в ожидании Годо в лице немецкого андерайтера.
http://www.ft.com/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Убежденные брюссельские еврократы и их политические хозяева в европейских столицах возвращаются к поискам политического пути развития для Евросоюза на ближайшие пять лет. Однако Европа находится в состоянии политического и мировоззренческого раскола - меж двух противоположных точек зрения. Одна, зародившаяся в суровых условиях кризиса суверенного долга, подразумевает более тесную интеграцию, по меньшей мере, для восемнадцати стран-участниц валютного союза. Это значит, что на эти цели придется выделить дополнительные финансовые ресурсы и передать больше политических решений под централизованный контроль. Другая точка зрения, получившая большую поддержку на выборах в мае, предполагает, что интеграция уже и так зашла слишком далеко, гораздо дальше, чем того хотелось бы жителям Европы. Поэтому сейчас самое главное вернуть странам автономию в принятии политических решений.
Сейчас, когда экономические проблемы ослабляют регион изнутри, а недоброжелатели и соперники атакуют ее извне, Европе меньше всего нужны подобные диссонансы и несогласованность. Политики, как люди, если им не удается избавиться от внутренних противоречий, они скатываются к диссонансу, двуличности и конфликтам. Диссонанс - и закрывание глаз на наличие противоречий -приведет к политическим метаниям то в сторону более тесной интеграции, то в сторону автономии. А это равнозначно полному отсутствию какого бы то ни было направления развития. Двуличность - или стремление к сплоченной Европе, тщательно замаскированное под желание добиться автономии - легко дается лидерам, давно променявшим демократический выбор на собственное видение того, что нужно людям, тем, кто сеет евроскептицизм, неискренне обвиняя Европу в бедах и проблемах, которые находятся за пределами ее влияния.
И если бы каждой стране пришлось сделать выбор, и примкнуть к одному из полюсов дилеммы, противоречие проявилось бы в эпической битве двух лагерей. Унылые перспективы. Но для подобных узловатых проблем, в которых так крепко запуталась Европа, всегда найдется Гордиево решение. Нужно просто вспомнить утверждение о том, что монетарный союз может функционировать только при наличии фискального и политического союзов. Это утверждение позволило странам-должникам попрекать Берлин его нежеланием оказывать евро безграничную финансовую поддержку. Между тем, Германия имеет полное право обвинить тех, кто не желает отказываться от национального суверенитета в вопросах, касающихся расширения требований к использованию общего пула ресурсов. Иными словами, в Еврозоне всякий найдет для себя удобного козла отпущения.
Но не евро помешал Европе быстро реструктуризовать государственные и банковские долги там, где они были слишком велики, или рекапитализовать европейские банки - по возможности с частным капиталом, и обязательным свопом долговых бумаг на собственный капитал, там , где это необходимо. В конце концов, не евро вынудил правительства стран-кредиторов Европы проводить политику фискальной консолидации и настаивать на ней, вместо того, чтобы стимулировать спрос в своих экономиках и тем самым компенсировать "затягивание поясов" в задолжавших странах. И не евро заставил Европейский центральный банк поддеживать жесткую монетарную политику, которая привела к сокращению реальных балансов и объема кредитования на протяжении пяти лет подряд. Во всех этих случаях всему виной простые политические ошибки - то есть, политики, не институциональная структура. Если бы в самом начале кризиса у Еврозоны было больше места для маневра и политических решений, она бы сейчас не оказалась в тупике на пути к никому не нужному союзу.
Политические ошибки были частично исправлены. Многого удалось добиться через списание долгов в кризисных странах, помогло и то, что убытки в частных банках переложили на плечи инвесторов, освободив от этого бремени налогоплательщиков. На самом деле, институты, занимающиеся реструктуризацией долга (государств и банков) сейчас гораздо более развиты, чем фискальный или политический союз. Не хватает лишь признания, что эти институты делают такие союзы ненужными. Если долги можно списывать, исчезает потребность в трансграничных фискальных трансферах. Более того, когда убытки несут те, кто их заслужил - инвесторы, которые сделали ставку и проиграли - подобное вряд ли повторится в ближайшее время. Конечно, у более тесной интеграции также есть преимущества. Она позволит странам более эффективно следовать общим интересам. Общие облигации (чтобы снизить стоимость кредитования через более глубокий рынок) и совместные закупки энергоносителей (чтобы получить скидку на объем) - вот некоторые примеры.
Но это должно происходить не под дулом пистолета, а по решению электоратов (а не только лидеров стран). Разные страны придут к разным решениям в разные периоды времени и по разным политическим вопросам. Поняв, что более тесная интеграция - это выбор, а не обязанность, можно привлечь больше сторонников. Следующим шагом будет создание Европы как "добровольного союза" группы стран, готовых объединить больше ресурсов и суверенитета в определенных областях. Еврокомиссии следует отказаться от своего традиционного "метода коммуны", в рамках которого все интегрируются по одному пути и с одинаковой скоростью. Напротив, она должна упрощать странам процедуру вхождения в добровольный союз, оставляя странам, присоединившимся позднее, возможность для более тесного сотрудничества по мере развития. Между тем, странам также следует сделать акцент не на том, что им могут дать другие, а на том, как найти партнеров для той интеграции, которая им нужна. Сторонники энергетического союза могут просто объединиться и начать строить его между собой. Те, кто выступает за еврооблигации могут провести эксперимент, к нему присоединятся страны, которым близка эта идея. Нет нужды коротать время в ожидании Годо в лице немецкого андерайтера.
http://www.ft.com/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter