10 марта 2009 Архив
Возможно, нам удастся избежать Депрессии 30-х гг., но лучшее, на что мы можем рассчитывать, - это 90-е гг. в Японии. "Современное буржуазное общество … общество, создавшее столь могущественные средства производства и обмена, напоминает волшебника, который более не в состоянии справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями". Те, кто не равнодушен к истории революции, мгновенно узнают эти слова. Вышедшие из-под пера Карла Маркса в 1848 г., они являются частью коммунистического манифеста. Маркс, как и его предшественник Адам Смит, разделял исторический взгляд на развитие общества. Капитализм со всей своей буржуазностью пришел на смену феодализму, а на смену капитализму, согласно Марксу, придет коммунизм. Капитализм был нестабилен по своей сути, - писал Маркс в том же абзаце ниже: "…торговые кризисы, возвращаясь периодически, все чаще и чаще ставят под вопрос существование всего буржуазного общества. Во время этих кризисов каждый раз уничтожается значительная часть не только изготовленных продуктов, но даже созданных уже производительных сил. Во время кризисов начинается общественная эпидемия, которая всем предшествующим эпохам показалась бы нелепостью, - эпидемия перепроизводства".
Как бы к Марксу ни относились, он кое-что знал о циклах деловой активности. Будь он жив, разумеется, стал бы доказывать, что его теории верны. В конце концов, мы стали свидетелями самого поразительного спада экономической активности по всему миру. Возьмем, к примеру, Японию. В ноябре промышленное производство страны упало на 8%. Это плохо. В декабре производство упало на 9%. Это еще хуже. При виде январских данных по производству, показывающих 10%-ный спад, хочется плакать, настолько они ужасны. Таким образом, всего за три месяца производство упало практически на 30%, - это беспрецедентные темпы для Японии за всю ее послевоенную экономическую историю. Или же США, где на прошлой неделе выяснилось, что за последний квартал прошлого года национальный доход сократился более чем на 6% в годовом исчислении, - сильнейшее падение с начала 80-х гг. Не отстает и Тайвань, где экспорт уже несколько месяцев находится в свободном падении. Не говоря уже о старой доброй Великобритании, где в этом году экономика, приблизившись к отметке 4% , может начать сокращаться. Темпы мирового экономического спада просто поразительны. Практически все метрические показатели свидетельствуют о том, что это сильнейший мировой спад за последние десятилетия: положение хуже, чем после первого нефтяного шока в середине 70-х гг., и даже плачевнее, чем во время спада начала 80-х гг., когда мировая экономика едва выдерживала двойную цену на нефть, суровую любовь к монетаризму и начало долгового кризиса в Латинской Америке. Более того, на этот раз мы не можем оправдывать производственные потери возобновлением инфляции: кредитный кризис в разных обличиях позаботился об этом. Сегодня мы живем в мире с падающим производством и ценами: в мире, где царит депрессия.
В течение многих лет казалось, что марксистские идеи абсолютно безрассудны. Крах Берлинской стены в 1989 г. положил конец ленинско-марксистской эпохе коммунизма, в то время как Китай подвел черту под своей ранней маоистской идеологией, чтобы присоединиться к современному миру в начале 80-х гг. В западных экономиках марксистские идеи пользовались наибольшей популярностью после Первой мировой войны, когда в воздухе витал дух революции, а "ревущие двадцатые" уступили место Великой Депрессии 30-х гг. Я не говорю о том, что мы ступаем на революционную тропу. Однако высока вероятность того, что экономический ландшафт в ближайшие годы станет кардинально отличаться от того, к чему привыкли работающие люди, начавшие карьеру в 80-е гг. На протяжении десятилетий мы жили в изобилии, доходы быстро росли, кредиты раздавались направо и налево, а рецессии отличались скромностью. Но внезапно произошел спад активности поистине марксистского масштаба. Сложно представить себе, чтобы под таким натиском мир сохранил хорошее отношение к свободным рынкам. Необычный характер этого спада изменит наши жизни на долгие десятилетия.
Прежде всего, начнут меняться принципы распределения капитала. Все больше политиков согласны с тем, что рыночные силы, оставленные без присмотра, приведут к стремительному падению вниз. Опасности растут день ото дня. Процентные ставки близки к нулю, в то время как цены и зарплаты тоже находятся под угрозой падения. В случае дефляции реальные процентные ставки начнут расти, создавая неправильные стимулы на рынках капитала. Зачем покупать акции или корпоративные облигации, если неплохо платят и за абсолютно безрисковый клочок бумаги? Попытки разорвать порочный круг сосредоточены на обходе банковской и финансовой систем. По мере того как центральные банки расширяют число активов, которые они готовы купить для поддержания притока кредитов в экономику в целом, их все больше затягивает в игру по распределению капитала. Именно они, а не рынок будут принимать решение о кредитоспособности компаний и домохозяйств. А поскольку правительства увеличивают свои программы расходов, чтобы предотвратить катастрофическое падение спроса, они (а не компании) будут определять, каким образом должны быть распределены наши сбережения.
Второе изменение связано с преследованием государственных интересов при распределении капитала. Президент Франции Николя Саркози обещает французским автомобильным компаниям государственное финансирование при условии, что те не будут передавать часть работ за границу, Конгресс США создает пакет мер по стимуляции экономики, неоднозначно направленный на поддержку продаж отечественной продукции, а правительство Великобритании заставляет спасенные банки кредитовать внутренний рынок. Все это говорит о том, что мы повернулись спиной к прошлой жизни с воспеваемой международной торговлей и движением капитала. Несмотря на очевидную волатильность этих потоков капитала, они позволяли развивающимся экономикам занять свое место на лестнице вверх. Неужели мы оттолкнем от себя эти страны в отчаянных попытках решить собственные проблемы? Также начнет меняться механизм цен. Это не вызывает удивления, когда речь идет о пенсии сэра Фреда Гудвина, но преобразование механизма цен будет гораздо более масштабным. На микроэкономическом уровне мы вступаем в мир с субсидируемыми займами и мрачными политическими настроениями. А на макроэкономическом уровне страны могут воспользоваться возможностью манипуляций со своими валютными курсами, чтобы либо увеличить свое конкурентное преимущество, либо для невыполнения обязательств перед иностранными кредиторами.
Некоторые из этих изменений могут быть жизненно необходимы для предотвращения полного краха мировой экономической активности (хотя увеличение протекционистских давлений - это, безусловно, шаг назад). В то же время они говорят о том, что для рыночных сил нет пути назад. Цена, которую придется заплатить за предотвращение депрессии тем, кто верит в добродетель свободных рынков, будет заключаться в увеличении государственной интервенции до невероятных масштабов. Может, подобная интервенция и предотвратит худшие последствия спада, но едва ли поднимет дух предпринимательства и интерес к риску, которые в прошлом так сильно способствовали повышению нашего уровня жизни. Возможно, нам удастся избежать Депрессии 30-х гг., но мы едва ли можем рассчитывать на что-то более приятное, чем 90-е гг. в Японии. Это, конечно, еще не марксистская революция, но уже полная трансформация мировой экономической системы.
По материалам The Financial Times
/templates/new/dleimages/no_icon.gif (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу
Как бы к Марксу ни относились, он кое-что знал о циклах деловой активности. Будь он жив, разумеется, стал бы доказывать, что его теории верны. В конце концов, мы стали свидетелями самого поразительного спада экономической активности по всему миру. Возьмем, к примеру, Японию. В ноябре промышленное производство страны упало на 8%. Это плохо. В декабре производство упало на 9%. Это еще хуже. При виде январских данных по производству, показывающих 10%-ный спад, хочется плакать, настолько они ужасны. Таким образом, всего за три месяца производство упало практически на 30%, - это беспрецедентные темпы для Японии за всю ее послевоенную экономическую историю. Или же США, где на прошлой неделе выяснилось, что за последний квартал прошлого года национальный доход сократился более чем на 6% в годовом исчислении, - сильнейшее падение с начала 80-х гг. Не отстает и Тайвань, где экспорт уже несколько месяцев находится в свободном падении. Не говоря уже о старой доброй Великобритании, где в этом году экономика, приблизившись к отметке 4% , может начать сокращаться. Темпы мирового экономического спада просто поразительны. Практически все метрические показатели свидетельствуют о том, что это сильнейший мировой спад за последние десятилетия: положение хуже, чем после первого нефтяного шока в середине 70-х гг., и даже плачевнее, чем во время спада начала 80-х гг., когда мировая экономика едва выдерживала двойную цену на нефть, суровую любовь к монетаризму и начало долгового кризиса в Латинской Америке. Более того, на этот раз мы не можем оправдывать производственные потери возобновлением инфляции: кредитный кризис в разных обличиях позаботился об этом. Сегодня мы живем в мире с падающим производством и ценами: в мире, где царит депрессия.
В течение многих лет казалось, что марксистские идеи абсолютно безрассудны. Крах Берлинской стены в 1989 г. положил конец ленинско-марксистской эпохе коммунизма, в то время как Китай подвел черту под своей ранней маоистской идеологией, чтобы присоединиться к современному миру в начале 80-х гг. В западных экономиках марксистские идеи пользовались наибольшей популярностью после Первой мировой войны, когда в воздухе витал дух революции, а "ревущие двадцатые" уступили место Великой Депрессии 30-х гг. Я не говорю о том, что мы ступаем на революционную тропу. Однако высока вероятность того, что экономический ландшафт в ближайшие годы станет кардинально отличаться от того, к чему привыкли работающие люди, начавшие карьеру в 80-е гг. На протяжении десятилетий мы жили в изобилии, доходы быстро росли, кредиты раздавались направо и налево, а рецессии отличались скромностью. Но внезапно произошел спад активности поистине марксистского масштаба. Сложно представить себе, чтобы под таким натиском мир сохранил хорошее отношение к свободным рынкам. Необычный характер этого спада изменит наши жизни на долгие десятилетия.
Прежде всего, начнут меняться принципы распределения капитала. Все больше политиков согласны с тем, что рыночные силы, оставленные без присмотра, приведут к стремительному падению вниз. Опасности растут день ото дня. Процентные ставки близки к нулю, в то время как цены и зарплаты тоже находятся под угрозой падения. В случае дефляции реальные процентные ставки начнут расти, создавая неправильные стимулы на рынках капитала. Зачем покупать акции или корпоративные облигации, если неплохо платят и за абсолютно безрисковый клочок бумаги? Попытки разорвать порочный круг сосредоточены на обходе банковской и финансовой систем. По мере того как центральные банки расширяют число активов, которые они готовы купить для поддержания притока кредитов в экономику в целом, их все больше затягивает в игру по распределению капитала. Именно они, а не рынок будут принимать решение о кредитоспособности компаний и домохозяйств. А поскольку правительства увеличивают свои программы расходов, чтобы предотвратить катастрофическое падение спроса, они (а не компании) будут определять, каким образом должны быть распределены наши сбережения.
Второе изменение связано с преследованием государственных интересов при распределении капитала. Президент Франции Николя Саркози обещает французским автомобильным компаниям государственное финансирование при условии, что те не будут передавать часть работ за границу, Конгресс США создает пакет мер по стимуляции экономики, неоднозначно направленный на поддержку продаж отечественной продукции, а правительство Великобритании заставляет спасенные банки кредитовать внутренний рынок. Все это говорит о том, что мы повернулись спиной к прошлой жизни с воспеваемой международной торговлей и движением капитала. Несмотря на очевидную волатильность этих потоков капитала, они позволяли развивающимся экономикам занять свое место на лестнице вверх. Неужели мы оттолкнем от себя эти страны в отчаянных попытках решить собственные проблемы? Также начнет меняться механизм цен. Это не вызывает удивления, когда речь идет о пенсии сэра Фреда Гудвина, но преобразование механизма цен будет гораздо более масштабным. На микроэкономическом уровне мы вступаем в мир с субсидируемыми займами и мрачными политическими настроениями. А на макроэкономическом уровне страны могут воспользоваться возможностью манипуляций со своими валютными курсами, чтобы либо увеличить свое конкурентное преимущество, либо для невыполнения обязательств перед иностранными кредиторами.
Некоторые из этих изменений могут быть жизненно необходимы для предотвращения полного краха мировой экономической активности (хотя увеличение протекционистских давлений - это, безусловно, шаг назад). В то же время они говорят о том, что для рыночных сил нет пути назад. Цена, которую придется заплатить за предотвращение депрессии тем, кто верит в добродетель свободных рынков, будет заключаться в увеличении государственной интервенции до невероятных масштабов. Может, подобная интервенция и предотвратит худшие последствия спада, но едва ли поднимет дух предпринимательства и интерес к риску, которые в прошлом так сильно способствовали повышению нашего уровня жизни. Возможно, нам удастся избежать Депрессии 30-х гг., но мы едва ли можем рассчитывать на что-то более приятное, чем 90-е гг. в Японии. Это, конечно, еще не марксистская революция, но уже полная трансформация мировой экономической системы.
По материалам The Financial Times
/templates/new/dleimages/no_icon.gif (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу