Е.Т.Гайдар в последние годы свой жизни продвигал взгляд на революции, как на своеобразный способ адаптации к изменчивым внешнеэкономических условиям. Соответствующая (пятая) глава «Гибели империи» так и называется – «Политическая экономия внешних шоков», а некоторые дополнительные авторские пояснения и ссылки можно почитать также тут и тут. По этой версии, причиной нарастания давления в общественном котле с вероятностью его последующего взрыва становится резкое ухудшение условий торговли (terms of trade - соотношение индексов цен экспорта и импорта для данной страны). Причем экономика по каким-то структурным причинам оказывается неспособной абсорбировать этот ценовой шок естественным образом – в виде изменений, тождественных реальной девальвации национальной валюты.
(2.1) Революция, как техника проведения девальвации
Такие изменения в итоге должны привести к повышению цен на «торгуемые» товары (т.е. те, которые могут перемещаться через границу в виде экспортных и импортных потоков – еда, одежда, машины и прочая техника), даже если в стране, как это было в СССР 1980-х, формально и нет конвертируемости и номинального курса национальной валюты. Отсутствие же таких изменений – обычно это следствие фиксации курса валюты или государственного контроля потребительских цен, как было в СССР (их в этом случае приходится поддерживать с помощью растущих бюджетных дотаций) - приводит к нарастанию дисбалансов и дефицитов на потребительском рынке, вплоть до того, что положение может стать нетерпимым для населения.
Правда, у правительства в этом случае есть еще один способ реагирования на ценовой удар – внешние займы. Но если шок внешнеторговых цен оказывается серьезным и продолжительным, то быстрое нарастание внешнего долга и расходов по его обслуживанию с большой скоростью ведут к тому, что перестают давать, т.е. к дефолту.
В итоге во многих случаях «девальвационная» революция становится естественным разрешением проблемы «внешнеторгового шока» в странах со слишком ригидной финансовой системой (зарегулированным обменным курсом или ценами). Занятно, что при этом конечным, бухгалтерским итогом такой революции всегда становится снижение реальных доходов населения - без этого невозможно сбалансировать рынок с сократившимся количеством товаров на нем, под какими бы лозунгами она не велась (обычно это протест против коррумпированной верхушки, которая в такие периоды вызывает особенное озлобление, поскольку на нее тяготы товарного дефицита не распространяются). Конечно, это касается только населения в целом – персонально кто-то в ходе революции удачно приватизирует квартиру соседа-«коррупционера» или займет освободившуюся вакансию в министерстве. Но и средний, и медианный реальный доход населения эта революционная девальвация понизит - такова арифметика.
(2.2) Кейсы внешнеторговых шоков
Е.Т. предполагал, что «шоки внешнеторговых цен» в основном преследуют страны с монопродуктовым экспортом. Понятно, что в качестве такового в современном мире чаще всего выступает нефть (хотя раньше это могло быть, например, и зерно – например, падение цен на него в начале 30-х поставило СССР на грань дефолта). Или импортом, который имеет критическое значение, и не может быть замещен – для большинства стран это та же нефть, а для СССР – по стечению обстоятельств, начиная с 1963 года снова стало зерно, с начала 70-х – в основном фуражное, в расчете на которое здесь развивались животноводство в виде гигантских откормочных комплексов.
По подсчетам самого Е.Т., крупный шок такого рода испытали в 1974 году США (он выразился в ухудшении условий торговли на 14%), после чего экономику страны вплоть до реформ Р.Рейгана основательно «колбасило». А для СССР четырехкратное падение цены на нефть, правда не сразу, а за период 1981-86 гг. с его зависимостью от импорта зерна, и по крайней мере одним, 1988-ым, сильно неурожайных годом, пришедшимся на период перестройки, должно было оказаться, по мнению Е.Т., «смерти подобно». Правда, для СССР индекса terms of trade, из которого можно было бы извлечь цифры, аналогичные упомянутым выше 14%, он не приводит. А посчитав его видим… не такую уж катастрофическую цифру – всего 20%-ное ухудшение условий торговли для СССР с максимума 1985-го* до минимума 1988 года.
Это немало, но и совсем не катастрофично на фоне других эпизодов. Скажем, для Японии за 1974-1980 годы внешнеторговые условия ухудшились почти вдвое – на 47%, т.е. в 2.5 раза сильнее, чем для СССР. Последствия были ужасными - инфляция в 1974 году достигала 24.5% (что на фоне нашего послезнания о хронической дефляции в Японии кажется фантастикой). По сути, в середине 70-х основательно сменилась модель развития страны – правительство и Банк Японии были вынуждены отказаться от элементов «планового хозяйства» и селективного стимулирования экономического роста дешевыми кредитами и провести либерализацию денежно-кредитной сферы с повышением роли процентных ставок [4, c. 109, 116]. Но смена моделей экономической политики происходила плавно, без резких потрясений, и хотя там тоже не обошлось без “lost decade” в 90-х, с нашим потерянным десятилетием, когда от ВВП осталось половина, их, в котором темпы роста лишь однажды становились отрицательными, имело мало общего.
Норвегия в тот же период 1985-88 гг. пострадала от падения цен нефти еще хуже, чем СССР – на 28%, и революции там тоже не было. Правда, кризис 1991 года там все же был, но у него были свои, не слишком связанные с нефтью причины. Косвенно он стал также результатом распада СССР, а точнее его оборотной стороны - воссоединения Германии, из-за начавшейся инфляции там выросли процентные ставки по марке, к которой были привязаны валюты Швеции и Норвегии. Им во избежание утечки капитала тоже пришлось поднимать ставки, что вызвало кризис «плохих долгов» и обвал местных рынков недвижимости. В ходе банковских спасений с фиксированными курсами было покончено, и с тех пор обе страны не торопятся больше привязываться к дойчмарке, даже и переименованной в евро.
Наконец – Россия в результате изменений цен 1997-98 гг. потеряла ровно те же 20% внешнеторговых доходов, что и СССР на закате, но удержалась от революции (хотя и ЦБ, и правительство получили причитающиеся пинки под зад, да и президент в оставшийся ему год с небольшим политической карьеры воспринимался не более чем манекен), а в 2008-09 годах индекс условий торговли для РФ упал аж 30%. Но экономика в этот раз поболела, да и встала, а девальвация, если не считать 200-миллиардного оттока капитала, прошла плавно. А саудиты и норвежцы, пережившие в это время примерно такой же «грабеж» со стороны условий внешней торговли, кажется, даже и не чихнули.
(2.3) Революционные пчелы против меда
Причины, почему «внешнеторговый шок» для СССР оказался с одной стороны столь мал, а с другой – столь тяжел, лежат в структуре его торговле и механизме ценообразования на внешних рынках. На экспорт за СКВ, где действовали цены мирового рынка и в структуре которого действительно доминировал нефть и газ, приходилось в начале перестройки лишь 15.8% всей стоимости экспорта. Остальное падало либо на торговлю в рамках СЭВ, где действовали (вплоть до развала СЭВ в 1989 году) 5-летние скользящие средние от цен мирового рынка для цен на углеводороды. Либо на развивающиеся страны, куда поставки топлива не играли решающей роли – это были главным образом строительные контракты и поставки машиностроительной, в т.ч. военной продукции. Поэтому ухудшение условий торговли касалось лишь незначительной ее части.
Цены на закупаемое продовольствие и тогда, как сейчас, коррелировали с нефтяными, стало быть с ухудшением выручки от нефти пришло и облегчение по зерновому импорту. Эта закономерность нарушилась лишь в засушливом 1988 году, в котором условия торговли оказались самими плохими. Наконец с распадом СЭВ объемы торговли с ним резко, на 2/3 упали. Одновременно были созданы возможности для децентрализованного коммерческого импорта. Все это формально улучшило эффективность торговли, поскольку значительная часть углеводородов была перенаправлена на продажу за СКВ и теперь вместо реализуемых на рынке по невысоким ценам потребительских товаров из стран СЭВ стали закупаться компьютеры и прочее оборудование (в итоге так в массе своей и оставшееся неустановленным). Однако для сохранения поставок на оголившийся потребительский рынок правительству пришлось занимать, и не мало.
Все эти изменения настоятельно требовали девальвации, которая в советских условиях отсутствия единого рыночного курса сводилась к немедленному повышению цен на торгуемые потребительские товары и снижению тем самым реальных доходов населения. Однако делалось совершенно обратное – антиалкогольная кампания и последовавшее затем разрешение перекачивать прибыль на зарплату резко повышали реальные доходы населения, что окончательно оголило рынок. При этом попытки союзных властей повысить и, хотя бы частично, либерализовать потребительские цены, с 1990 года уже наталкивались на ожесточенное сопротивление демократической России, ведомой Ельциным.
(2.4) «Проклятие», которое не обязательно «сырьевое»
Рассмотрим еще один способ заполучить «девальвационную революцию» – он состоит не в том, чтобы неожиданно стало плохо, а в том, чтобы до этого долго было слишком хорошо Считается само самой разумеющимся, что страны с монопродуктовым экспортом помимо «внешнеторговых шоков» подвержены также «ресурсному проклятию», суть которого, в противоположность «шоку» - в предшествовавшем потрясению сильном реальном укреплении национальной валюты. Наверное, не надо никому не объяснять, но я все же напомню, что следствиями «проклятия» считается вытеснение из страны торгуемых производств - если только не удается со сказочной скоростью повышать производительность труда в них, или привлекать для работы в таких производствах недорогих гастарбайтеров.
Это становится понятно, если переписать выражение для реального обменного курса в виде отношения общего индекса потребительских цен в стране к индексу цен торгуемых товаров. С ростом реального курса разрыв между ценами торгуемых и неторгуемых продуктов увеличивается, и местные кадры постепенно замыкаются исключительно в неторгуемом секторе, где есть возможность повышать зарплату без утраты конкурентоспособности – «проклятие», стало быть превращает бывших пролетариев в работников банков и менеджеров по продажам.
С «проклятием» связаны и еще два следствия. Поскольку производительность труда в неторгуемом секторе растет медленно, то быстро выясняется, что соответствующие продукты и услуги быстро дорожают, и люди с интересом обнаруживают, что жилье теперь, когда они стал получать 5 тыс. у.е. в месяц, ничуть не более доступно, чем раньше, когда таковых у.е. в месяц было 500. Второе – ничем не измеряемое, а чисто интуитивное следствие заключается в неотделямости (по-хорошему) правящей верхушки от сырьевой ренты, утрачиваемое представление о реальном положении дел в стране и ее (верхушки) дебилизация, к которой ведет длительное несменяемое сидение на одном месте вообще, а уж при власти – тем более. Этот аспект «проклятия» – что у власти в СССР на фоне растущих цен нефти после 1973 года все более концентрировались, мягко говоря, не Спинозы, и чем дальше - тем более, по мнению Е.T.Гайдара, сыграл в революции, похоронившей СССР, даже большую роль, чем собственно «внешнеторговый шок».
В реальности, вероятно, если у вас есть в наличии сырьевой ресурс, то все не обязательно должно быть так грустно. И главное – совершенно не обязательно обладать им, чтобы пройти «революционно-девальвационной дорогой» – от проклятия до шока. Достаточно получить приток капитала с «внезапной остановкой» в конце тоннеля – и девальвационную революцию с целью снижения реальных доходов народа придется проводить если не властям сверху, то самому народу – снизу.
В качестве классического примера схемы «приток капитала»-«внезапная остановка» можно в первом приближении упомянуть Испанию ХVI-XVII веков, закат которой в «Гибели империи» рассматривается как аналог падения СССР, приводится даже график (рис. 5.1) показывающий сходство кривой притока золота в Испанию с кривой доходов СССР от продажи нефти за СКВ. Имел там место и еще один признак «проклятия» - гастарбайтеры, роль которых исполняли швейцарцы, использовавшиеся в основной сфере экономики того времени - постоянных военных действиях. Правда, по другой версии, ни закат Испании в XVII веке, ни предшествовавшая ему европейская инфляция XVI века (денежная масса с 1492 по 1550 году выросла в 12 раз!) не были связаны ни с «ресурсным проклятием» в виде американского серебра и золота, ни с “sudden stop”ом этого притока капитала в Европу.
Сильно подозрительным по внешним признакам на шок после «проклятия притока капитала» выглядят события первой русской революции, развернувшиеся после того, как в результате мирового экономического кризиса 1899-1900 годов случалась «внезапная остановка» притока капитала в Россию, погрузившая промышленность России в 10-летнюю депрессию и приведшая к довольно бедственному положению рабочих. Трудно сказать, просили ли рабочие, расстрелянные в ходе «кровавого воскресенья», царя о выходе России из золотого стандарта, и насколько бы это помогло в возобновлении притока капитала и повышении конкурентоспособности российской промышленности.
В Англии, например, в 1926 году аналогичная всеобщая стачка работников главной экспортной отрасли – добычи угля – в сущности была попыткой сломать только что введенный золотой стандарт для фунта, который мучил, с международной помощью, британскую экономику еще 4 года, и пал жертвой спекулятивной атаки в 1931 году, уже в ходе Великой депрессии, что способствовало более раннему выходу страны из нее. Но во второй русской революции, 1917 года, уже явно прослеживаются те же «девальвационные мотивы», что и в четвертой 1991 года (или даже пятой, если считать четвертой «сталинскую»). Это – сочетание растущего бюджетного дефицита с «сухим законом» и зарегулированным рынком хлебов и продразверсткой [6], породившими рост «вынужденных сбережений» и дефицит, переполнившие и так уже слишком долго испытываемую войной чашу народного долготерпения.
Из более близких примеров «проклятия притока капитала» можно вспомнить Индонезию 1997 года (там правда была еще и подешевевшая нефть), где дело завершилось настоящей революцией, как у арабов, а на bailout банков пошла рекордная сумма в 50 с лишним %ВВП, и его зеркальное отражение – кризисы 2007 года в Казахстане, Латвии и Эстонии где правда, как-то обошлось без революционных выступлений, хотя с девальвацией тоже вышла серьезная задержка (а в странах Балтии она была «внутренней» - через урезание зарплат бюджетникам).
Итак, исходный вопрос - в какой мере арабские волнения могли бы быть вызваны подобными внешнеэкономическим изменениями, ведущими в конечном итоге к падению реальных доходов населения? Для стран, которые не относятся к нефтеэкспортерам, Египте и Сирии, шок ухудшения terms of trade действительно был, правда пришелся он в основном на 90-е годы, но возможно дисбалансы с тех пор копились и не выправлялись. Причиной взрыва могла стать и остановка притоков капитала, которая после кризиса наблюдается в отношении всех развивающихся стран вообще, не исключая и Россию, но тут могла принять какие-то особенно тяжело переносимые для горячих восточных людей формы.
В следующей, последней части, нашего «революционного триптиха», мы покинем твердую почву исторического материализма, гласящего, что всевозможные войны и революции – это лишь инструменты исправления диспропорций в неких бухгалтерских балансах, и отправимся в зыбкую сферу психологии, правда – также базирующейся на неких народнохозяйственных графиках. Объектом нашего внимания будет еще один замечательный теоретик революций, правда, менее известный у нас, и в отличие от первых двух, еще здравствующий, правда, по возрасту находящийся где-то посредине между первыми двумя. Посмотрим, наконец, и на то, что говорят индикаторы о видах на следующую («шестую»?) революцию в России.
Лит-ра
4. Брагинский С.В. Кредитно-денежная политика в Японии. М. Наука. 1989. – 195 с.
5. Ксения Юдаева и др. Стратегии выхода из банковского кризиса: международный опыт. М. Центр макроэкономических исследований Сбербанка России. 2009. – 67 с. (тут)
6. Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М. Наука. 1991. - 487 с.
* Опубликованные данные позволяют посчитать для периодов 1996-1980 и 1981-85 только изменение условий торговли СССР в целом за 5-летний период, на графике (пунктиром) приведены линейные интерполяции внутри пятилеток, а для более раннего периода необходимые для такого расчета данные и вовсе не публиковались
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
(2.1) Революция, как техника проведения девальвации
Такие изменения в итоге должны привести к повышению цен на «торгуемые» товары (т.е. те, которые могут перемещаться через границу в виде экспортных и импортных потоков – еда, одежда, машины и прочая техника), даже если в стране, как это было в СССР 1980-х, формально и нет конвертируемости и номинального курса национальной валюты. Отсутствие же таких изменений – обычно это следствие фиксации курса валюты или государственного контроля потребительских цен, как было в СССР (их в этом случае приходится поддерживать с помощью растущих бюджетных дотаций) - приводит к нарастанию дисбалансов и дефицитов на потребительском рынке, вплоть до того, что положение может стать нетерпимым для населения.
Правда, у правительства в этом случае есть еще один способ реагирования на ценовой удар – внешние займы. Но если шок внешнеторговых цен оказывается серьезным и продолжительным, то быстрое нарастание внешнего долга и расходов по его обслуживанию с большой скоростью ведут к тому, что перестают давать, т.е. к дефолту.
В итоге во многих случаях «девальвационная» революция становится естественным разрешением проблемы «внешнеторгового шока» в странах со слишком ригидной финансовой системой (зарегулированным обменным курсом или ценами). Занятно, что при этом конечным, бухгалтерским итогом такой революции всегда становится снижение реальных доходов населения - без этого невозможно сбалансировать рынок с сократившимся количеством товаров на нем, под какими бы лозунгами она не велась (обычно это протест против коррумпированной верхушки, которая в такие периоды вызывает особенное озлобление, поскольку на нее тяготы товарного дефицита не распространяются). Конечно, это касается только населения в целом – персонально кто-то в ходе революции удачно приватизирует квартиру соседа-«коррупционера» или займет освободившуюся вакансию в министерстве. Но и средний, и медианный реальный доход населения эта революционная девальвация понизит - такова арифметика.
(2.2) Кейсы внешнеторговых шоков
Е.Т. предполагал, что «шоки внешнеторговых цен» в основном преследуют страны с монопродуктовым экспортом. Понятно, что в качестве такового в современном мире чаще всего выступает нефть (хотя раньше это могло быть, например, и зерно – например, падение цен на него в начале 30-х поставило СССР на грань дефолта). Или импортом, который имеет критическое значение, и не может быть замещен – для большинства стран это та же нефть, а для СССР – по стечению обстоятельств, начиная с 1963 года снова стало зерно, с начала 70-х – в основном фуражное, в расчете на которое здесь развивались животноводство в виде гигантских откормочных комплексов.
По подсчетам самого Е.Т., крупный шок такого рода испытали в 1974 году США (он выразился в ухудшении условий торговли на 14%), после чего экономику страны вплоть до реформ Р.Рейгана основательно «колбасило». А для СССР четырехкратное падение цены на нефть, правда не сразу, а за период 1981-86 гг. с его зависимостью от импорта зерна, и по крайней мере одним, 1988-ым, сильно неурожайных годом, пришедшимся на период перестройки, должно было оказаться, по мнению Е.Т., «смерти подобно». Правда, для СССР индекса terms of trade, из которого можно было бы извлечь цифры, аналогичные упомянутым выше 14%, он не приводит. А посчитав его видим… не такую уж катастрофическую цифру – всего 20%-ное ухудшение условий торговли для СССР с максимума 1985-го* до минимума 1988 года.
Это немало, но и совсем не катастрофично на фоне других эпизодов. Скажем, для Японии за 1974-1980 годы внешнеторговые условия ухудшились почти вдвое – на 47%, т.е. в 2.5 раза сильнее, чем для СССР. Последствия были ужасными - инфляция в 1974 году достигала 24.5% (что на фоне нашего послезнания о хронической дефляции в Японии кажется фантастикой). По сути, в середине 70-х основательно сменилась модель развития страны – правительство и Банк Японии были вынуждены отказаться от элементов «планового хозяйства» и селективного стимулирования экономического роста дешевыми кредитами и провести либерализацию денежно-кредитной сферы с повышением роли процентных ставок [4, c. 109, 116]. Но смена моделей экономической политики происходила плавно, без резких потрясений, и хотя там тоже не обошлось без “lost decade” в 90-х, с нашим потерянным десятилетием, когда от ВВП осталось половина, их, в котором темпы роста лишь однажды становились отрицательными, имело мало общего.
Норвегия в тот же период 1985-88 гг. пострадала от падения цен нефти еще хуже, чем СССР – на 28%, и революции там тоже не было. Правда, кризис 1991 года там все же был, но у него были свои, не слишком связанные с нефтью причины. Косвенно он стал также результатом распада СССР, а точнее его оборотной стороны - воссоединения Германии, из-за начавшейся инфляции там выросли процентные ставки по марке, к которой были привязаны валюты Швеции и Норвегии. Им во избежание утечки капитала тоже пришлось поднимать ставки, что вызвало кризис «плохих долгов» и обвал местных рынков недвижимости. В ходе банковских спасений с фиксированными курсами было покончено, и с тех пор обе страны не торопятся больше привязываться к дойчмарке, даже и переименованной в евро.
Наконец – Россия в результате изменений цен 1997-98 гг. потеряла ровно те же 20% внешнеторговых доходов, что и СССР на закате, но удержалась от революции (хотя и ЦБ, и правительство получили причитающиеся пинки под зад, да и президент в оставшийся ему год с небольшим политической карьеры воспринимался не более чем манекен), а в 2008-09 годах индекс условий торговли для РФ упал аж 30%. Но экономика в этот раз поболела, да и встала, а девальвация, если не считать 200-миллиардного оттока капитала, прошла плавно. А саудиты и норвежцы, пережившие в это время примерно такой же «грабеж» со стороны условий внешней торговли, кажется, даже и не чихнули.
(2.3) Революционные пчелы против меда
Причины, почему «внешнеторговый шок» для СССР оказался с одной стороны столь мал, а с другой – столь тяжел, лежат в структуре его торговле и механизме ценообразования на внешних рынках. На экспорт за СКВ, где действовали цены мирового рынка и в структуре которого действительно доминировал нефть и газ, приходилось в начале перестройки лишь 15.8% всей стоимости экспорта. Остальное падало либо на торговлю в рамках СЭВ, где действовали (вплоть до развала СЭВ в 1989 году) 5-летние скользящие средние от цен мирового рынка для цен на углеводороды. Либо на развивающиеся страны, куда поставки топлива не играли решающей роли – это были главным образом строительные контракты и поставки машиностроительной, в т.ч. военной продукции. Поэтому ухудшение условий торговли касалось лишь незначительной ее части.
Цены на закупаемое продовольствие и тогда, как сейчас, коррелировали с нефтяными, стало быть с ухудшением выручки от нефти пришло и облегчение по зерновому импорту. Эта закономерность нарушилась лишь в засушливом 1988 году, в котором условия торговли оказались самими плохими. Наконец с распадом СЭВ объемы торговли с ним резко, на 2/3 упали. Одновременно были созданы возможности для децентрализованного коммерческого импорта. Все это формально улучшило эффективность торговли, поскольку значительная часть углеводородов была перенаправлена на продажу за СКВ и теперь вместо реализуемых на рынке по невысоким ценам потребительских товаров из стран СЭВ стали закупаться компьютеры и прочее оборудование (в итоге так в массе своей и оставшееся неустановленным). Однако для сохранения поставок на оголившийся потребительский рынок правительству пришлось занимать, и не мало.
Все эти изменения настоятельно требовали девальвации, которая в советских условиях отсутствия единого рыночного курса сводилась к немедленному повышению цен на торгуемые потребительские товары и снижению тем самым реальных доходов населения. Однако делалось совершенно обратное – антиалкогольная кампания и последовавшее затем разрешение перекачивать прибыль на зарплату резко повышали реальные доходы населения, что окончательно оголило рынок. При этом попытки союзных властей повысить и, хотя бы частично, либерализовать потребительские цены, с 1990 года уже наталкивались на ожесточенное сопротивление демократической России, ведомой Ельциным.
(2.4) «Проклятие», которое не обязательно «сырьевое»
Рассмотрим еще один способ заполучить «девальвационную революцию» – он состоит не в том, чтобы неожиданно стало плохо, а в том, чтобы до этого долго было слишком хорошо Считается само самой разумеющимся, что страны с монопродуктовым экспортом помимо «внешнеторговых шоков» подвержены также «ресурсному проклятию», суть которого, в противоположность «шоку» - в предшествовавшем потрясению сильном реальном укреплении национальной валюты. Наверное, не надо никому не объяснять, но я все же напомню, что следствиями «проклятия» считается вытеснение из страны торгуемых производств - если только не удается со сказочной скоростью повышать производительность труда в них, или привлекать для работы в таких производствах недорогих гастарбайтеров.
Это становится понятно, если переписать выражение для реального обменного курса в виде отношения общего индекса потребительских цен в стране к индексу цен торгуемых товаров. С ростом реального курса разрыв между ценами торгуемых и неторгуемых продуктов увеличивается, и местные кадры постепенно замыкаются исключительно в неторгуемом секторе, где есть возможность повышать зарплату без утраты конкурентоспособности – «проклятие», стало быть превращает бывших пролетариев в работников банков и менеджеров по продажам.
С «проклятием» связаны и еще два следствия. Поскольку производительность труда в неторгуемом секторе растет медленно, то быстро выясняется, что соответствующие продукты и услуги быстро дорожают, и люди с интересом обнаруживают, что жилье теперь, когда они стал получать 5 тыс. у.е. в месяц, ничуть не более доступно, чем раньше, когда таковых у.е. в месяц было 500. Второе – ничем не измеряемое, а чисто интуитивное следствие заключается в неотделямости (по-хорошему) правящей верхушки от сырьевой ренты, утрачиваемое представление о реальном положении дел в стране и ее (верхушки) дебилизация, к которой ведет длительное несменяемое сидение на одном месте вообще, а уж при власти – тем более. Этот аспект «проклятия» – что у власти в СССР на фоне растущих цен нефти после 1973 года все более концентрировались, мягко говоря, не Спинозы, и чем дальше - тем более, по мнению Е.T.Гайдара, сыграл в революции, похоронившей СССР, даже большую роль, чем собственно «внешнеторговый шок».
В реальности, вероятно, если у вас есть в наличии сырьевой ресурс, то все не обязательно должно быть так грустно. И главное – совершенно не обязательно обладать им, чтобы пройти «революционно-девальвационной дорогой» – от проклятия до шока. Достаточно получить приток капитала с «внезапной остановкой» в конце тоннеля – и девальвационную революцию с целью снижения реальных доходов народа придется проводить если не властям сверху, то самому народу – снизу.
В качестве классического примера схемы «приток капитала»-«внезапная остановка» можно в первом приближении упомянуть Испанию ХVI-XVII веков, закат которой в «Гибели империи» рассматривается как аналог падения СССР, приводится даже график (рис. 5.1) показывающий сходство кривой притока золота в Испанию с кривой доходов СССР от продажи нефти за СКВ. Имел там место и еще один признак «проклятия» - гастарбайтеры, роль которых исполняли швейцарцы, использовавшиеся в основной сфере экономики того времени - постоянных военных действиях. Правда, по другой версии, ни закат Испании в XVII веке, ни предшествовавшая ему европейская инфляция XVI века (денежная масса с 1492 по 1550 году выросла в 12 раз!) не были связаны ни с «ресурсным проклятием» в виде американского серебра и золота, ни с “sudden stop”ом этого притока капитала в Европу.
Сильно подозрительным по внешним признакам на шок после «проклятия притока капитала» выглядят события первой русской революции, развернувшиеся после того, как в результате мирового экономического кризиса 1899-1900 годов случалась «внезапная остановка» притока капитала в Россию, погрузившая промышленность России в 10-летнюю депрессию и приведшая к довольно бедственному положению рабочих. Трудно сказать, просили ли рабочие, расстрелянные в ходе «кровавого воскресенья», царя о выходе России из золотого стандарта, и насколько бы это помогло в возобновлении притока капитала и повышении конкурентоспособности российской промышленности.
В Англии, например, в 1926 году аналогичная всеобщая стачка работников главной экспортной отрасли – добычи угля – в сущности была попыткой сломать только что введенный золотой стандарт для фунта, который мучил, с международной помощью, британскую экономику еще 4 года, и пал жертвой спекулятивной атаки в 1931 году, уже в ходе Великой депрессии, что способствовало более раннему выходу страны из нее. Но во второй русской революции, 1917 года, уже явно прослеживаются те же «девальвационные мотивы», что и в четвертой 1991 года (или даже пятой, если считать четвертой «сталинскую»). Это – сочетание растущего бюджетного дефицита с «сухим законом» и зарегулированным рынком хлебов и продразверсткой [6], породившими рост «вынужденных сбережений» и дефицит, переполнившие и так уже слишком долго испытываемую войной чашу народного долготерпения.
Из более близких примеров «проклятия притока капитала» можно вспомнить Индонезию 1997 года (там правда была еще и подешевевшая нефть), где дело завершилось настоящей революцией, как у арабов, а на bailout банков пошла рекордная сумма в 50 с лишним %ВВП, и его зеркальное отражение – кризисы 2007 года в Казахстане, Латвии и Эстонии где правда, как-то обошлось без революционных выступлений, хотя с девальвацией тоже вышла серьезная задержка (а в странах Балтии она была «внутренней» - через урезание зарплат бюджетникам).
Итак, исходный вопрос - в какой мере арабские волнения могли бы быть вызваны подобными внешнеэкономическим изменениями, ведущими в конечном итоге к падению реальных доходов населения? Для стран, которые не относятся к нефтеэкспортерам, Египте и Сирии, шок ухудшения terms of trade действительно был, правда пришелся он в основном на 90-е годы, но возможно дисбалансы с тех пор копились и не выправлялись. Причиной взрыва могла стать и остановка притоков капитала, которая после кризиса наблюдается в отношении всех развивающихся стран вообще, не исключая и Россию, но тут могла принять какие-то особенно тяжело переносимые для горячих восточных людей формы.
В следующей, последней части, нашего «революционного триптиха», мы покинем твердую почву исторического материализма, гласящего, что всевозможные войны и революции – это лишь инструменты исправления диспропорций в неких бухгалтерских балансах, и отправимся в зыбкую сферу психологии, правда – также базирующейся на неких народнохозяйственных графиках. Объектом нашего внимания будет еще один замечательный теоретик революций, правда, менее известный у нас, и в отличие от первых двух, еще здравствующий, правда, по возрасту находящийся где-то посредине между первыми двумя. Посмотрим, наконец, и на то, что говорят индикаторы о видах на следующую («шестую»?) революцию в России.
Лит-ра
4. Брагинский С.В. Кредитно-денежная политика в Японии. М. Наука. 1989. – 195 с.
5. Ксения Юдаева и др. Стратегии выхода из банковского кризиса: международный опыт. М. Центр макроэкономических исследований Сбербанка России. 2009. – 67 с. (тут)
6. Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М. Наука. 1991. - 487 с.
* Опубликованные данные позволяют посчитать для периодов 1996-1980 и 1981-85 только изменение условий торговли СССР в целом за 5-летний период, на графике (пунктиром) приведены линейные интерполяции внутри пятилеток, а для более раннего периода необходимые для такого расчета данные и вовсе не публиковались
/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter