22 ноября 2021 ИХ "Финам" Братерский Александр
Уровень закредитованности россиян приближается к рискованному. Многие граждане тратят большую часть своих доходов не на продукты питания и бытовые товары, а на обслуживание кредитов и займов. Недавно Центральный банк заявил, что не исключает введения ограничений по потребительским кредитам в 2022 году.
О том, почему россияне берут в долг, какова моральная природа долга, какую роль в этой ситуации играют религиозные общины и кредитные кооперативы Finam.ru рассказал социолог, научный сотрудник Лаборатории социологии религии Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Григорий Юдин, редактор коллективной монографии "Жизнь в долг: Моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России".
- Каким вы представляли себе портрет российского заемщика перед началом исследования?
- Мы хотели понять, как устроены долговые отношения, как моральное явление. В публицистике господствовал образ российского заемщика, как "спонтанного халявщика". Якобы он очень рад, что появилась возможность брать кредиты, не особенно собирается их возвращать и мыслит в стиле "в случае чего, Путин всем всё простит". Эта гипотеза оказалась неверной просто с точностью до противоположности.
С помощью глубинных интервью мы смогли увидеть доминирующую логику рассуждений в отношении кредитов. Если мы смотрим на долговую мораль, на моральные принципы кредитного поведения, то наша исходная гипотеза о "халявщике" не подтверждается фактами. Напротив, мы обнаружили, что россияне склонны возлагать всю моральную ответственность за возврат долга на заёмщика; а если человек сам является заёмщиком, то на себя. Это происходит независимо от того, какая ситуация подтолкнула его к тому, чтобы взять кредит, а также от того, каковы были условия кредита (они порой бывают по-настоящему грабительскими). В социологической литературе такое производство гиперответственного индивида в современных обществах называется "респонсибилизацией". Оно, среди прочего, создает в людях ощутимое чувство вины, с помощью которого ими легко управлять.
- Расскажите подробнее о том, что такое "кредитная мораль" россиян?
- Мы ожидали услышать моральное обоснование кредитования в логике отношений с государством. Мол, государство мне и так что-то должно, и расплачивается со мной возможностью брать кредиты, поэтому я их беру, а возвращать не должен, потому что оно мне и так должно. На деле всё оказалось иначе. Первый элемент российской кредитной морали состоит в том, что кредиты брать по возможности не надо. В России это доминирующая точка зрения. Преобладает очень плохое отношение к кредитам.
Второй сюрприз был связан как раз с тем, что ответственность за возврат кредита всегда возлагается на заемщика. Такое мнение было настолько распространенным, что стало нас удивлять.
В некоторых случаях мы видели, например, что условия кредита являются кабальными. Не секрет, что бывают такие ситуации, когда банки или микрофинансовые организации дают кредит на каких-то немыслимых условиях. Но это ничего не меняло в логике заемщика. То есть, он по-прежнему продолжал рассуждать так: я брал кредит, мне его возвращать, я сам за это отвечаю, и так далее. И это уже нас насторожило.
Бывало, что мы говорили с человеком и в ходе беседы понимали, что у него большие финансовые проблемы. Но эти проблемы лишь усиливали логику гиперответственности. И люди, которые, с нашей точки зрения, шли под лед прямо у нас на глазах, твердо говорили: "Нет, я за это отвечаю, у меня есть четкий план, который позволит мне вернуть эти кредиты". То есть, моральную ответственность принято возлагать на заемщика даже в тех случаях, когда, казалось бы, можно было бы, по меньшей мере, с кем-то ее разделить. Как минимум, можно было бы задать вопрос: а о чем думал тот, кто давал деньги на таких условиях? Однако этого обычно не происходит.
- Как известно, у нас многие живут не по средствам и покупают условно 12-й айфон, когда ничего нет в холодильнике...
- Исходной причиной такого рискованного потребления является гигантское неравенство, которое существует в России. Определенные потребительские стандарты проникают в те среды, которые, с одной стороны, не могут себе многое позволить, а с другой стороны, не считают, что это справедливо.
Вот, например, стандартная ситуация: человек из условной Рязани едет в командировку в Москву, видит, какой там уровень потребления. Он думает: "Ну, хорошо, ладно, предположим, эти москвичи чем-то лучше меня. Но не настолько же! Ведь они там зарабатывают в разы больше и могут в разы лучше жить. Разве я настолько хуже?" И поэтому он приезжает обратно и вычисляет, какой у него способ более или менее приблизиться к этому потребительскому стандарту, чтобы не чувствовать себя лузером.
Когда люди покупают "Порше" - это, все-таки, редкость, хотя мы встречались и с таким. А вот новейший айфон – это более частый случай. Потому что считается, что это атрибут более или менее успешного среднего класса. Ты берешь кредит и покупаешь этот айфон, чтобы доказать, что ты чего-то стоишь – в первую очередь, самому себе.
После этого кредит надо отдать, и это сразу создает для тебя очень сильную моральную и эмоциональную нагрузку. Ты оказываешься в ситуации, когда ты не можешь никого попросить о помощи, – ведь если ты обратишься за помощью, то это будет немедленно обнулять всю твою исходную мотивацию не потерять лицо. А для человека в России очень важно доказать себе, что ты самостоятельный, что ты независим.
Допустим, ты по какой-то причине не смог вернуть кредит: например, потерял работу или кто-то у тебя заболел. Ты ищешь, где перекредитоваться. Но по мере того, как долгов становится больше, тебе становится все сложнее признаться кому-то, что у тебя есть проблема. Потому что первое, что тебе скажут: "Приятель, а зачем ты это брал?" А это и есть то, чего как бы ты хочешь избежать. Потеря лица – это фактически эквивалент социальной смерти.
Именно поэтому те, кто склонен приписывать себе такую гиперответственность и боятся ударить лицом в грязь, сильнее всего рискуют оказаться в кредитной ловушке.
- Когда человек один, он легче попадает в кредитное рабство?
- Да. Сейчас экономическое положение у множества людей ухудшается, и в последнее время кредитование пошло расти чуть ли не вертикально вверх. Потому что люди считают, что это способ решить свои актуальные экономические проблемы, когда у тебя нет контактов, которые позволили бы скооперироваться, скоординироваться. И никто не хочет жертвовать своим чувством независимости.
- В вашем исследовании хорошо показано, как люди берут кредиты, чтобы не занимать у кого-то.
- Потому что, если ты берешь в долг у родственников или знакомых, тебе придется объяснить им, на что ты берешь. А когда ты берешь кредит в банке или МФО, банк обычно не задает лишних вопросов, есть только формальная проверка. И дальше ты платишь банку процент за каждую минуту использования этого кредита, а значит, в моральном отношении ты ничего банку не должен.
- Но с другой стороны те, кто дают в долг друзьям или знакомым, не берут с них процента, в отличие от банка.
- Как ни странно, для того, кто берет в долг, это создает напряжение. Потому что это означает, что, если с него не берут процентов, то ему фактически оказали милость, сделали подарок. А в любых отношениях дарообмена неизбежно возникает асимметрия: в них возникает тот, кто благородно указал услугу и тот, кто у него в долгу. Если я вам сейчас одалживаю 30 тысяч, то мой подарок состоит в том, что я не беру с вас процентов, и тогда вы передо мной находитесь в некотором моральном долгу. А это как раз то, чего россияне очень не любят.
Нам очень часто респонденты говорят: "Сам я никогда не беру в долг, но при этом всегда готов помочь и одолжить хорошему человеку". То есть главная опасность – это не потерять деньги, а потерять независимость.
- В своей работе вы исследовали, как подходят к проблеме долга в православных общинах. К каким выводам вы пришли?
- Наше исследование было поддержано Православным Свято-Тихоновским Гуманитарным Университетом, и мы изучали в этой связи и опыт православных общин. Здесь главное было даже не то, что они православные, а то, что это именно общины, то есть сообщества, в которых люди больше общаются друг с другом, находятся в более близких отношениях. И оказалось, что принадлежность к сообществу, действительно, влияет на кредитную мораль. Дело не в том, что люди, принадлежащие к сообществам, реже берут кредиты, а в том, что эти кредиты оказываются более застрахованными.
Во-первых, в момент принятия человеком решения о кредитовании часто вмешивается община. Ведь как зачастую принимается решение взять кредит? Оно может зреть долго, но в конечном счете оно нередко является эмоциональным и возникает в конфликтной ситуации. Например, родители поссорились с ребенком, он все время клянчит какой-то гаджет. По идее, его нужно было бы воспитывать и объяснять ему, что не все, что ему хочется, нужно покупать. Но в какой-то момент он их достает, и они говорят: "Ну, ладно, черт с тобой, возьмем кредит, потом выплатим".
В сообществе такие вещи, скорее, будут купироваться. Потому что там у человека, по крайней мере, есть куда пойти и с кем поговорить. Его спросят: "А тебе это точно надо? Может, тебе лучше отношения наладить с ребенком или с мужем?".
Дальше, если все-таки вещь необходима, начинают подключаться все ресурсы сообщества. Оно может подсказать более простой и дешевый способ достать вещь. А если уж нужен кредит, то выгодный вариант кредитования. Ну, и, в конце концов, если уж дело до этого доходит (хотя так бывает очень редко), то сообщество может скинуться и помочь человеку в ситуации задолженности. Но еще раз подчеркну, вот эти предыдущие уровни страховки – их обычно достаточно, чтобы до этого не доводить. Поэтому логика принятия решения у людей в сообществах и у людей атомизированных очень разная.
- Любая церковь – это и религиозный, и общественный институт. Должна ли она тоже помогать формировать ответственного потребителя кредитов, чтобы человек не попадал в зависимость?
- Я как раз считаю, что педалировать тему ответственности в России контрпродуктивно. Потому что люди и так берут на себя гораздо больше ответственности, чем следовало бы. Что же касается роли церкви, то любой религиозной институции, для которой важен образ жизни верующих, логично иметь какую-то позицию относительно ключевых экономических институтов. Поскольку кредитование - это ключевой экономический институт в России, мне кажется, это вполне нормально и правильно, что церковь высказывает позицию по этому поводу.
Уже после нашего исследования патриарх Кирилл, в частности, критиковал микрофинансовые организации, – и на мой взгляд, совершенно обоснованно. Потому что это форма ростовщичества. Ростовщичество же плохо не просто тем, что это попытка на ком-то нажиться. Ростовщичество плохо как раз тем, что оно разрушает человеческое взаимодействие. Что людей, которые опираются друг на друга, на взаимную поддержку, ростовщик как бы разъединяет. Поэтому церковь, мне кажется, вполне разумно на это указывает.
Что может здесь сделать церковь, кроме того, чтобы критиковать? Церковь способна строить сильные приходы. Приходы, в которых люди реально взаимодействуют друг с другом. В которых они чувствуют себя частью какого-то сообщества. И вот там возникает естественная социальная страховка от атомизации, от ощущения одиночества и покинутости, и, в конечном счете, от закредитованности. Таких приходов должно быть больше.
- В Госдуме готовится законопроект, предоставляющий Центробанку полномочия по ограничению потребительских кредитов. Но насколько эти ограничения действительно помогут изменить ситуацию? Или надо менять всю эту природу морального климата вокруг кредитов?
- Хотя в России совокупный объем долговой нагрузки не очень большой, качество этой нагрузки настораживает. Значительная ее часть ложится на малообеспеченные слои: когда домохозяйство 50% и больше от своего регулярного дохода тратит на погашение кредита, это очень опасная ситуация. Сейчас Центробанк об этом беспокоится, понимая проблему, связанную с плохим качеством кредитов. ЦБ уже пошел на многие правильные меры - такие, как жёсткое регулирование микрофинансовых организаций, институт личного банкротства.
Но все эти меры - это попытки "залечивать проблему". Содержательно ничего не поменяется, потому что социологически основной двигатель роста кредитования – это гигантское неравенство и атомизация, неспособность поддерживать какие-то сообщества.
Какие есть варианты? Например, возможным источником гарантий возврата кредитов могут быть кредитные кооперативы. Они на самом деле даже сегодня есть в России. Но, конечно, в отличие от МФО и банков, они не пользуются никакой поддержкой.
А ведь когда у вас есть небольшой город, где люди, в общем, более или менее друг с другом знакомы, там кредитный кооператив – естественное решение. В нем люди могут получить какие-то дополнительные заемные средства. Это, конечно, элемент солидарной ответственности. Потому что возникает ситуация, когда мы все отвечаем за то, что будет с человеком, который взял сегодня деньги. Нет такого, что пускай берет, а завтра возвращает, условно, 150%, и нас вообще не колышет, как он будет это делать. Он же человек из нашего сообщества, мы за него в ответе.
- В вашем исследовании есть такая фраза, которая мне очень понравилась: гармоничное развитие возможно только в условиях солидарной ответственности. Сама фраза очень хорошая, но не выглядит ли это как некая утопия, которую трудно достигнуть, особенно в современном российском обществе?
- Российское общество, безусловно, нуждается и стремится к тому, чтобы в нем было больше солидарности. В России появляется все больше и больше сообществ самого разного рода. Потому что люди несколько устали от одинокой жизни. Другое дело, что сейчас государство целенаправленно работает на то, чтобы давить все такие инициативы, потому что оно видит угрозу в любом солидарном действии. Ведь кредиты, и особенно ипотечные кредиты - это же идеальный способ правления: тот, кто взял кредит, на долгие годы будет тих, послушен и безопасен.
Поэтому, конечно, государство не заинтересовано, чтобы возникала какая-то солидарность.
Я не вижу здесь ничего утопического. Мы просто должны переосмыслить всю эту историю с кредитами. C какой стати, например, люди должны брать эти чудовищные ипотечные кредиты на 45 лет, которые фактически на всю жизнь обрекают их на долговое рабство? Ведь они берут это не на "Порше", а просто на то, чтобы жить в собственной квартире. Разве они хотят чего-то запретного? Разве у нас такая бедная страна, что мы не можем позволить молодым семьям иметь свой дом без того, чтобы всю свою молодость отдавать застройщику и ипотечному банку?
С какой стати люди вынуждены всю жизнь платить за то, на что они хотя бы отчасти имеют право, просто как граждане страны? Мы просто успели привыкнуть к этому дикому положению дел, но оно противоестественно. Поэтому, да, нам нужно больше солидарности. И это вполне решаемая задача. Мне кажется, мы для нее вполне созрели.
http://www.finam.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
О том, почему россияне берут в долг, какова моральная природа долга, какую роль в этой ситуации играют религиозные общины и кредитные кооперативы Finam.ru рассказал социолог, научный сотрудник Лаборатории социологии религии Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Григорий Юдин, редактор коллективной монографии "Жизнь в долг: Моральная экономика долговых практик в жизни сообществ в России".
- Каким вы представляли себе портрет российского заемщика перед началом исследования?
- Мы хотели понять, как устроены долговые отношения, как моральное явление. В публицистике господствовал образ российского заемщика, как "спонтанного халявщика". Якобы он очень рад, что появилась возможность брать кредиты, не особенно собирается их возвращать и мыслит в стиле "в случае чего, Путин всем всё простит". Эта гипотеза оказалась неверной просто с точностью до противоположности.
С помощью глубинных интервью мы смогли увидеть доминирующую логику рассуждений в отношении кредитов. Если мы смотрим на долговую мораль, на моральные принципы кредитного поведения, то наша исходная гипотеза о "халявщике" не подтверждается фактами. Напротив, мы обнаружили, что россияне склонны возлагать всю моральную ответственность за возврат долга на заёмщика; а если человек сам является заёмщиком, то на себя. Это происходит независимо от того, какая ситуация подтолкнула его к тому, чтобы взять кредит, а также от того, каковы были условия кредита (они порой бывают по-настоящему грабительскими). В социологической литературе такое производство гиперответственного индивида в современных обществах называется "респонсибилизацией". Оно, среди прочего, создает в людях ощутимое чувство вины, с помощью которого ими легко управлять.
- Расскажите подробнее о том, что такое "кредитная мораль" россиян?
- Мы ожидали услышать моральное обоснование кредитования в логике отношений с государством. Мол, государство мне и так что-то должно, и расплачивается со мной возможностью брать кредиты, поэтому я их беру, а возвращать не должен, потому что оно мне и так должно. На деле всё оказалось иначе. Первый элемент российской кредитной морали состоит в том, что кредиты брать по возможности не надо. В России это доминирующая точка зрения. Преобладает очень плохое отношение к кредитам.
Второй сюрприз был связан как раз с тем, что ответственность за возврат кредита всегда возлагается на заемщика. Такое мнение было настолько распространенным, что стало нас удивлять.
В некоторых случаях мы видели, например, что условия кредита являются кабальными. Не секрет, что бывают такие ситуации, когда банки или микрофинансовые организации дают кредит на каких-то немыслимых условиях. Но это ничего не меняло в логике заемщика. То есть, он по-прежнему продолжал рассуждать так: я брал кредит, мне его возвращать, я сам за это отвечаю, и так далее. И это уже нас насторожило.
Бывало, что мы говорили с человеком и в ходе беседы понимали, что у него большие финансовые проблемы. Но эти проблемы лишь усиливали логику гиперответственности. И люди, которые, с нашей точки зрения, шли под лед прямо у нас на глазах, твердо говорили: "Нет, я за это отвечаю, у меня есть четкий план, который позволит мне вернуть эти кредиты". То есть, моральную ответственность принято возлагать на заемщика даже в тех случаях, когда, казалось бы, можно было бы, по меньшей мере, с кем-то ее разделить. Как минимум, можно было бы задать вопрос: а о чем думал тот, кто давал деньги на таких условиях? Однако этого обычно не происходит.
- Как известно, у нас многие живут не по средствам и покупают условно 12-й айфон, когда ничего нет в холодильнике...
- Исходной причиной такого рискованного потребления является гигантское неравенство, которое существует в России. Определенные потребительские стандарты проникают в те среды, которые, с одной стороны, не могут себе многое позволить, а с другой стороны, не считают, что это справедливо.
Вот, например, стандартная ситуация: человек из условной Рязани едет в командировку в Москву, видит, какой там уровень потребления. Он думает: "Ну, хорошо, ладно, предположим, эти москвичи чем-то лучше меня. Но не настолько же! Ведь они там зарабатывают в разы больше и могут в разы лучше жить. Разве я настолько хуже?" И поэтому он приезжает обратно и вычисляет, какой у него способ более или менее приблизиться к этому потребительскому стандарту, чтобы не чувствовать себя лузером.
Когда люди покупают "Порше" - это, все-таки, редкость, хотя мы встречались и с таким. А вот новейший айфон – это более частый случай. Потому что считается, что это атрибут более или менее успешного среднего класса. Ты берешь кредит и покупаешь этот айфон, чтобы доказать, что ты чего-то стоишь – в первую очередь, самому себе.
После этого кредит надо отдать, и это сразу создает для тебя очень сильную моральную и эмоциональную нагрузку. Ты оказываешься в ситуации, когда ты не можешь никого попросить о помощи, – ведь если ты обратишься за помощью, то это будет немедленно обнулять всю твою исходную мотивацию не потерять лицо. А для человека в России очень важно доказать себе, что ты самостоятельный, что ты независим.
Допустим, ты по какой-то причине не смог вернуть кредит: например, потерял работу или кто-то у тебя заболел. Ты ищешь, где перекредитоваться. Но по мере того, как долгов становится больше, тебе становится все сложнее признаться кому-то, что у тебя есть проблема. Потому что первое, что тебе скажут: "Приятель, а зачем ты это брал?" А это и есть то, чего как бы ты хочешь избежать. Потеря лица – это фактически эквивалент социальной смерти.
Именно поэтому те, кто склонен приписывать себе такую гиперответственность и боятся ударить лицом в грязь, сильнее всего рискуют оказаться в кредитной ловушке.
- Когда человек один, он легче попадает в кредитное рабство?
- Да. Сейчас экономическое положение у множества людей ухудшается, и в последнее время кредитование пошло расти чуть ли не вертикально вверх. Потому что люди считают, что это способ решить свои актуальные экономические проблемы, когда у тебя нет контактов, которые позволили бы скооперироваться, скоординироваться. И никто не хочет жертвовать своим чувством независимости.
- В вашем исследовании хорошо показано, как люди берут кредиты, чтобы не занимать у кого-то.
- Потому что, если ты берешь в долг у родственников или знакомых, тебе придется объяснить им, на что ты берешь. А когда ты берешь кредит в банке или МФО, банк обычно не задает лишних вопросов, есть только формальная проверка. И дальше ты платишь банку процент за каждую минуту использования этого кредита, а значит, в моральном отношении ты ничего банку не должен.
- Но с другой стороны те, кто дают в долг друзьям или знакомым, не берут с них процента, в отличие от банка.
- Как ни странно, для того, кто берет в долг, это создает напряжение. Потому что это означает, что, если с него не берут процентов, то ему фактически оказали милость, сделали подарок. А в любых отношениях дарообмена неизбежно возникает асимметрия: в них возникает тот, кто благородно указал услугу и тот, кто у него в долгу. Если я вам сейчас одалживаю 30 тысяч, то мой подарок состоит в том, что я не беру с вас процентов, и тогда вы передо мной находитесь в некотором моральном долгу. А это как раз то, чего россияне очень не любят.
Нам очень часто респонденты говорят: "Сам я никогда не беру в долг, но при этом всегда готов помочь и одолжить хорошему человеку". То есть главная опасность – это не потерять деньги, а потерять независимость.
- В своей работе вы исследовали, как подходят к проблеме долга в православных общинах. К каким выводам вы пришли?
- Наше исследование было поддержано Православным Свято-Тихоновским Гуманитарным Университетом, и мы изучали в этой связи и опыт православных общин. Здесь главное было даже не то, что они православные, а то, что это именно общины, то есть сообщества, в которых люди больше общаются друг с другом, находятся в более близких отношениях. И оказалось, что принадлежность к сообществу, действительно, влияет на кредитную мораль. Дело не в том, что люди, принадлежащие к сообществам, реже берут кредиты, а в том, что эти кредиты оказываются более застрахованными.
Во-первых, в момент принятия человеком решения о кредитовании часто вмешивается община. Ведь как зачастую принимается решение взять кредит? Оно может зреть долго, но в конечном счете оно нередко является эмоциональным и возникает в конфликтной ситуации. Например, родители поссорились с ребенком, он все время клянчит какой-то гаджет. По идее, его нужно было бы воспитывать и объяснять ему, что не все, что ему хочется, нужно покупать. Но в какой-то момент он их достает, и они говорят: "Ну, ладно, черт с тобой, возьмем кредит, потом выплатим".
В сообществе такие вещи, скорее, будут купироваться. Потому что там у человека, по крайней мере, есть куда пойти и с кем поговорить. Его спросят: "А тебе это точно надо? Может, тебе лучше отношения наладить с ребенком или с мужем?".
Дальше, если все-таки вещь необходима, начинают подключаться все ресурсы сообщества. Оно может подсказать более простой и дешевый способ достать вещь. А если уж нужен кредит, то выгодный вариант кредитования. Ну, и, в конце концов, если уж дело до этого доходит (хотя так бывает очень редко), то сообщество может скинуться и помочь человеку в ситуации задолженности. Но еще раз подчеркну, вот эти предыдущие уровни страховки – их обычно достаточно, чтобы до этого не доводить. Поэтому логика принятия решения у людей в сообществах и у людей атомизированных очень разная.
- Любая церковь – это и религиозный, и общественный институт. Должна ли она тоже помогать формировать ответственного потребителя кредитов, чтобы человек не попадал в зависимость?
- Я как раз считаю, что педалировать тему ответственности в России контрпродуктивно. Потому что люди и так берут на себя гораздо больше ответственности, чем следовало бы. Что же касается роли церкви, то любой религиозной институции, для которой важен образ жизни верующих, логично иметь какую-то позицию относительно ключевых экономических институтов. Поскольку кредитование - это ключевой экономический институт в России, мне кажется, это вполне нормально и правильно, что церковь высказывает позицию по этому поводу.
Уже после нашего исследования патриарх Кирилл, в частности, критиковал микрофинансовые организации, – и на мой взгляд, совершенно обоснованно. Потому что это форма ростовщичества. Ростовщичество же плохо не просто тем, что это попытка на ком-то нажиться. Ростовщичество плохо как раз тем, что оно разрушает человеческое взаимодействие. Что людей, которые опираются друг на друга, на взаимную поддержку, ростовщик как бы разъединяет. Поэтому церковь, мне кажется, вполне разумно на это указывает.
Что может здесь сделать церковь, кроме того, чтобы критиковать? Церковь способна строить сильные приходы. Приходы, в которых люди реально взаимодействуют друг с другом. В которых они чувствуют себя частью какого-то сообщества. И вот там возникает естественная социальная страховка от атомизации, от ощущения одиночества и покинутости, и, в конечном счете, от закредитованности. Таких приходов должно быть больше.
- В Госдуме готовится законопроект, предоставляющий Центробанку полномочия по ограничению потребительских кредитов. Но насколько эти ограничения действительно помогут изменить ситуацию? Или надо менять всю эту природу морального климата вокруг кредитов?
- Хотя в России совокупный объем долговой нагрузки не очень большой, качество этой нагрузки настораживает. Значительная ее часть ложится на малообеспеченные слои: когда домохозяйство 50% и больше от своего регулярного дохода тратит на погашение кредита, это очень опасная ситуация. Сейчас Центробанк об этом беспокоится, понимая проблему, связанную с плохим качеством кредитов. ЦБ уже пошел на многие правильные меры - такие, как жёсткое регулирование микрофинансовых организаций, институт личного банкротства.
Но все эти меры - это попытки "залечивать проблему". Содержательно ничего не поменяется, потому что социологически основной двигатель роста кредитования – это гигантское неравенство и атомизация, неспособность поддерживать какие-то сообщества.
Какие есть варианты? Например, возможным источником гарантий возврата кредитов могут быть кредитные кооперативы. Они на самом деле даже сегодня есть в России. Но, конечно, в отличие от МФО и банков, они не пользуются никакой поддержкой.
А ведь когда у вас есть небольшой город, где люди, в общем, более или менее друг с другом знакомы, там кредитный кооператив – естественное решение. В нем люди могут получить какие-то дополнительные заемные средства. Это, конечно, элемент солидарной ответственности. Потому что возникает ситуация, когда мы все отвечаем за то, что будет с человеком, который взял сегодня деньги. Нет такого, что пускай берет, а завтра возвращает, условно, 150%, и нас вообще не колышет, как он будет это делать. Он же человек из нашего сообщества, мы за него в ответе.
- В вашем исследовании есть такая фраза, которая мне очень понравилась: гармоничное развитие возможно только в условиях солидарной ответственности. Сама фраза очень хорошая, но не выглядит ли это как некая утопия, которую трудно достигнуть, особенно в современном российском обществе?
- Российское общество, безусловно, нуждается и стремится к тому, чтобы в нем было больше солидарности. В России появляется все больше и больше сообществ самого разного рода. Потому что люди несколько устали от одинокой жизни. Другое дело, что сейчас государство целенаправленно работает на то, чтобы давить все такие инициативы, потому что оно видит угрозу в любом солидарном действии. Ведь кредиты, и особенно ипотечные кредиты - это же идеальный способ правления: тот, кто взял кредит, на долгие годы будет тих, послушен и безопасен.
Поэтому, конечно, государство не заинтересовано, чтобы возникала какая-то солидарность.
Я не вижу здесь ничего утопического. Мы просто должны переосмыслить всю эту историю с кредитами. C какой стати, например, люди должны брать эти чудовищные ипотечные кредиты на 45 лет, которые фактически на всю жизнь обрекают их на долговое рабство? Ведь они берут это не на "Порше", а просто на то, чтобы жить в собственной квартире. Разве они хотят чего-то запретного? Разве у нас такая бедная страна, что мы не можем позволить молодым семьям иметь свой дом без того, чтобы всю свою молодость отдавать застройщику и ипотечному банку?
С какой стати люди вынуждены всю жизнь платить за то, на что они хотя бы отчасти имеют право, просто как граждане страны? Мы просто успели привыкнуть к этому дикому положению дел, но оно противоестественно. Поэтому, да, нам нужно больше солидарности. И это вполне решаемая задача. Мне кажется, мы для нее вполне созрели.
http://www.finam.ru/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter