9 августа 2022 investing.com Толмачев Павел
Великий Людвиг фон Мизес однажды сказал:
«В сущности экономическая история представляет собой летопись провалившихся методов государственного регулирования вследствие самонадеянного игнорирования законов экономической науки».
Нынешнее состояние экономики — следствие дирижистской экономической политики всех правительств последних двух десятилетий, начиная с прихода Буша-младшего и до администрации Байдена. Нынешние метания властей между двумя ими же созданными угрозами — инфляцией и рецессией — наглядное подтверждение бесспорной верности утверждения фон Мизеса.
Меня, как политэкономиста, социального бихевиориста и управляющего активами, трудно вывести из равновесия экономическими и даже политическими искажениями. Эмоциональная рефлексия в виде досады, злости и раздражения может быть позволена исследователю только в ипостаси обычного обывателя или гражданина, но не аналитика. Однако последняя история с Законом о снижении инфляции и его инициации со стороны бывших министров финансов, включая г-на Саммерса, вывела меня из обычного «аналитического равновесия» и вызвала настоящую фрустрацию. И сейчас я объясню почему.
Ларри Саммерс и 4 бывших министра финансов (как республиканцы, так и демократы) поддержали Закон о снижении инфляции, который по сути является упрощённой вариацией знаменитого и крайне сомнительного проекта Байдена Build Back Better.
Г-н Саммерс, будучи сам кейнсианским экономистом и сделавшим немалый вклад в рост государственного экспансионизма, теперь стал критиком ФЕДа. Он утверждает, что без увеличения безработицы и более твёрдого шага в повышении ставок взять инфляцию под контроль не получится.
Этот, мягко говоря, очевидный тезис не несет в себе ничего нового и является общим местом. Но вот что действительно обескураживает в позиции адептов и защитников этого закона. С одной стороны, все эти ребята годами и десятилетиями создавали экономические дисбалансы и ухудшали конкурентную среду через привязку агентов к дешевым деньгам, стоимость которых прямо или косвенно определяло государство, а не рыночный механизм.
С другой стороны, теперь они предлагают решать проблемы… за счет увеличения налогов на корпорации! Вместо того, чтобы признать неэффективность постоянного неравновесного стимулирования экономической активности через монетарное расширение, низкие ставки и постоянный рост потребительского левериджа, эти парни предлагают еще больше расширить государственный распределительный мандат!
Это очередной шаг в сторону элиминации свободного рынка и углубление в квази-социалистическую парадигму экономического порядка.
Но давайте еще раз вспомним, к чему привела политика монетарного стимулирования и почему она становится прямым путем к порочному социализму и этатизму, где по факту социальное и экономическое расслоение приобретают грандиозные масштабы.
Низкие ставки несут в себе две убийственные «боеголовки» для экономики и общества в целом. Первая – фактический эффект Кантильона. Именно благодаря низким ставкам возникает еще большее и драматическое расслоение между богатыми и бедными слоями социума, увеличивая неравенство.
Дешевые деньги в первую очередь получают элитные страты общества, естественно, вкладывая их в активы и тем самым усиливая инфляционное давление. Средние и нижние страты получают доступ к дешевым деньгам и разгоняют свои потребности за счет увеличения возможностей, создавая несоответствующий доходам импульс потребления и разгоняя таким образом инфляционный маховик. Такими образом инфляция растет под воздействием роста и расширения потребительских предпочтений, опережающих рост доходов, и под влиянием увеличения стоимости активов, в том числе, товарных рынков.
Все это, повторю еще раз, происходит на импульсе дешевых денег: появлении возможности дешево занимать и увеличивать потребительскую силу и необходимости искать добавленную стоимость в высоком риске на фоне нулевой доходности в безрисковых активах.
Так создается леверидж. Богатые богатеют еще больше, инвестируя в активы и таким образом разгоняя их стоимость, а бедные жадно потребляют, пытаясь воспользоваться дешевыми и доступными деньгами, чтобы удовлетворить и расширить свои потребительские предпочтения.
На «бедной» стороне раздувается опережающий потребительский спрос, а на «богатой» стороне опережающими темпами растет уровень благосостояния. Однако с неизбежным приходом инфляционного торнадо бедные, будучи закредитованными и не имея активов, резко беднеют еще больше и зачастую лишаются не соответствующих своим реальным доходам благ, а богатые получают всего лишь просадку в стоимости своего благосостояния, поднявшегося на куда более высокие уровни в сравнении с прошлыми периодами.
Вторая «боеголовка» — это расширение государственного мандата на перераспределение и общая экспансия государства в целом, нарушающая рыночную конкурентную среду. Государство как источник благосостояния - потребительского для бедных или инвестиционного для богатых — расширяет свои границы, одновременно сжимая границы индивидуальных свобод и возможностей.
Фактически это еще один патерналистский прием государства, способ подсадить общество на крючок социального обеспечения и защиты за счет создания новых нарративов в гражданском сознании в свою пользу. Левиафан не разрывает свои оковы, а убеждает общество снимать их самому.
Что мы получаем в результате сегодня?
Все мы помним неоднократные заявления со стороны ФЕД о транзитивности инфляции и о том, что эта временная проблема, созданная ковидными ограничениями, быстро рассосется в силу эластичного глобального предложения.
Вместо того, чтобы контролировать инфляционные процессы на фоне диких и необузданных бюджетных стимулов, обусловленных политической трусостью и расширяющимся аппетитом властных элит на полномочия в перераспределении общественных благ, ФЕД перенес свой фокус на участие в решении политических, а скорее, популистских задач, в частности, на снижение неравенства доходов. Это стало фактически третьим мандатом ФЕДа наряду с контролем инфляции и безработицы.
Ложным представляется утверждение о том, что низкие ставки значительно стимулировали создание новых рабочих мест на волне постковидного восстановления. На самом деле их триггировали предшествовавшие этому блокирование спроса, разрыв логистических цепочек и резкий отток иностранной рабочей силы из страны.
И даже если признать, что в краткосрочном горизонте сверхмягкая монетарная политика имела отношение к созданию рабочих мест, это, как обычно, стало лишь дополнительным бустером инфляционного галопа – вспомним здесь несостоятельность «кривой Филипса» и верность «вертикальной кривой» Фридмана.
Однако совершенно очевидным представляется тот факт, что низкие ставки выполнили совершенно противоположную функцию относительно изначально поставленной, замечу — порочной, цели сократить разрыв в доходах, то есть увеличили экономическое расслоение и социальное напряжение.
Разогнав стимулы и прямые дотации до абсолютно немыслимых величин, когда и нижние социальные страты начали направлять потоки монетарных излишков в финансовые активы, власти получили фактическую стагфляцию — интенсивную инфляцию и снижение экономической активности.
Ловушка захлопнулась, и теперь правительство находится в неизбежной колее “безальтернативности” плохого сценария: оба действия — ужесточение или неужесточение монетарной политики — не ведут к позитивному результату.
Отчасти это дихотомия Парето эффективности: невозможно улучшить один компонент гомогенной системы без ухудшения второго. Повышение ставок приводит к ухудшению экономического состояния агентов и угнетает экономический рост – потребление и производство. Неповышение ставок и удержание экономического роста сохраняет инфляцию на высоких уровнях или разгоняет ее дальше, уменьшая, как следствие «завтрашнего дня», экономические возможности агентов и снижая их покупательскую и производительную способность.
А принимая во внимание тот факт, что участие широких общественных слоев в инвестиционном буме на финансовых рынках способствовало неравновесному росту активов, можно предположить — под угрозой оказываются инвестиции банков, пенсионных фондов, страховых компаний и ETF-фондов — основных агрегаторов сбережений экономических агентов.
В случае затяжного и глубокого падения стоимости активов очевидно возникнет социальное напряжение. Для того, чтобы этого избежать, правительство будет вынуждено стимулировать низкие ставки по десятилеткам (10-Y Treasury Notes), поскольку именно они являются дисконт-фактором в оценке производительных активов.
Каким образом это стимулирование возможно? Только уменьшением предложения десятилеток на рынке, то есть очередным QE. Либо улучшением экономических перспектив, которые формируют ожидания и решения инвесторов.
Такие улучшения опосредуются, прежде всего, снижением инфляционных ожиданий, а этого возможно достичь в нынешней ситуации только монетарным ужесточением и торможением экономической активности, в первую очередь, спроса.
Возникает хорошо знакомый казус, как последствие кейнсианской экономической политики государства, опосредующий фактическую потерю — по крайней мере, частичную — независимости ФЕДа, как отдельной ветви экономической власти.
Следует в очередной раз повторить утверждение о том, что без рецессии — болезненной санации экономики, нормализации факторной структуры экономических циклов свободного рынка и делевериджа — обойтись не получится никак. Поэтому все разговоры о «мягком приземлении», все «ястребино-голубиные» заявления — не более чем фантомы или манипуляции ФЕДа, подыгрывающего правительству и пытающегося делать хорошую мину при заранее безнадежной игре. И это не имеет никакого отношения к таргетированию инфляции.
Единственным вариантом смягчения жесткого приземления может быть фискальное ослабление и бюджетное ужесточение, разворот если не к «австрийской парадигме», то к концепции «supply side economy», как минимум, о чем я неоднократно говорил и в академических статьях, и в публичных opinion-постах. И такой разворот – жизненная необходимость, а не «игры разума».
Здесь уже всплывает тема влияния политических интересов элит на социально-экономическое развитие; элит, привыкших за два десятилетия к расширению своего права и инструментария на перераспределение благ и вертикализацию экономических обменов. Об этом, безусловно, стоит поговорить отдельно, но в другой раз.
Рейган как-то сказал:
«Правительство — как грудной младенец: чудовищный аппетит на одном конце и полная безответственность на другом».
Сказал блестяще, и хочется задать вопрос: кто теперь приберет в люльке и решится не зажимать нос?
http://www.investing.com/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу
«В сущности экономическая история представляет собой летопись провалившихся методов государственного регулирования вследствие самонадеянного игнорирования законов экономической науки».
Нынешнее состояние экономики — следствие дирижистской экономической политики всех правительств последних двух десятилетий, начиная с прихода Буша-младшего и до администрации Байдена. Нынешние метания властей между двумя ими же созданными угрозами — инфляцией и рецессией — наглядное подтверждение бесспорной верности утверждения фон Мизеса.
Меня, как политэкономиста, социального бихевиориста и управляющего активами, трудно вывести из равновесия экономическими и даже политическими искажениями. Эмоциональная рефлексия в виде досады, злости и раздражения может быть позволена исследователю только в ипостаси обычного обывателя или гражданина, но не аналитика. Однако последняя история с Законом о снижении инфляции и его инициации со стороны бывших министров финансов, включая г-на Саммерса, вывела меня из обычного «аналитического равновесия» и вызвала настоящую фрустрацию. И сейчас я объясню почему.
Ларри Саммерс и 4 бывших министра финансов (как республиканцы, так и демократы) поддержали Закон о снижении инфляции, который по сути является упрощённой вариацией знаменитого и крайне сомнительного проекта Байдена Build Back Better.
Г-н Саммерс, будучи сам кейнсианским экономистом и сделавшим немалый вклад в рост государственного экспансионизма, теперь стал критиком ФЕДа. Он утверждает, что без увеличения безработицы и более твёрдого шага в повышении ставок взять инфляцию под контроль не получится.
Этот, мягко говоря, очевидный тезис не несет в себе ничего нового и является общим местом. Но вот что действительно обескураживает в позиции адептов и защитников этого закона. С одной стороны, все эти ребята годами и десятилетиями создавали экономические дисбалансы и ухудшали конкурентную среду через привязку агентов к дешевым деньгам, стоимость которых прямо или косвенно определяло государство, а не рыночный механизм.
С другой стороны, теперь они предлагают решать проблемы… за счет увеличения налогов на корпорации! Вместо того, чтобы признать неэффективность постоянного неравновесного стимулирования экономической активности через монетарное расширение, низкие ставки и постоянный рост потребительского левериджа, эти парни предлагают еще больше расширить государственный распределительный мандат!
Это очередной шаг в сторону элиминации свободного рынка и углубление в квази-социалистическую парадигму экономического порядка.
Но давайте еще раз вспомним, к чему привела политика монетарного стимулирования и почему она становится прямым путем к порочному социализму и этатизму, где по факту социальное и экономическое расслоение приобретают грандиозные масштабы.
Низкие ставки несут в себе две убийственные «боеголовки» для экономики и общества в целом. Первая – фактический эффект Кантильона. Именно благодаря низким ставкам возникает еще большее и драматическое расслоение между богатыми и бедными слоями социума, увеличивая неравенство.
Дешевые деньги в первую очередь получают элитные страты общества, естественно, вкладывая их в активы и тем самым усиливая инфляционное давление. Средние и нижние страты получают доступ к дешевым деньгам и разгоняют свои потребности за счет увеличения возможностей, создавая несоответствующий доходам импульс потребления и разгоняя таким образом инфляционный маховик. Такими образом инфляция растет под воздействием роста и расширения потребительских предпочтений, опережающих рост доходов, и под влиянием увеличения стоимости активов, в том числе, товарных рынков.
Все это, повторю еще раз, происходит на импульсе дешевых денег: появлении возможности дешево занимать и увеличивать потребительскую силу и необходимости искать добавленную стоимость в высоком риске на фоне нулевой доходности в безрисковых активах.
Так создается леверидж. Богатые богатеют еще больше, инвестируя в активы и таким образом разгоняя их стоимость, а бедные жадно потребляют, пытаясь воспользоваться дешевыми и доступными деньгами, чтобы удовлетворить и расширить свои потребительские предпочтения.
На «бедной» стороне раздувается опережающий потребительский спрос, а на «богатой» стороне опережающими темпами растет уровень благосостояния. Однако с неизбежным приходом инфляционного торнадо бедные, будучи закредитованными и не имея активов, резко беднеют еще больше и зачастую лишаются не соответствующих своим реальным доходам благ, а богатые получают всего лишь просадку в стоимости своего благосостояния, поднявшегося на куда более высокие уровни в сравнении с прошлыми периодами.
Вторая «боеголовка» — это расширение государственного мандата на перераспределение и общая экспансия государства в целом, нарушающая рыночную конкурентную среду. Государство как источник благосостояния - потребительского для бедных или инвестиционного для богатых — расширяет свои границы, одновременно сжимая границы индивидуальных свобод и возможностей.
Фактически это еще один патерналистский прием государства, способ подсадить общество на крючок социального обеспечения и защиты за счет создания новых нарративов в гражданском сознании в свою пользу. Левиафан не разрывает свои оковы, а убеждает общество снимать их самому.
Что мы получаем в результате сегодня?
Все мы помним неоднократные заявления со стороны ФЕД о транзитивности инфляции и о том, что эта временная проблема, созданная ковидными ограничениями, быстро рассосется в силу эластичного глобального предложения.
Вместо того, чтобы контролировать инфляционные процессы на фоне диких и необузданных бюджетных стимулов, обусловленных политической трусостью и расширяющимся аппетитом властных элит на полномочия в перераспределении общественных благ, ФЕД перенес свой фокус на участие в решении политических, а скорее, популистских задач, в частности, на снижение неравенства доходов. Это стало фактически третьим мандатом ФЕДа наряду с контролем инфляции и безработицы.
Ложным представляется утверждение о том, что низкие ставки значительно стимулировали создание новых рабочих мест на волне постковидного восстановления. На самом деле их триггировали предшествовавшие этому блокирование спроса, разрыв логистических цепочек и резкий отток иностранной рабочей силы из страны.
И даже если признать, что в краткосрочном горизонте сверхмягкая монетарная политика имела отношение к созданию рабочих мест, это, как обычно, стало лишь дополнительным бустером инфляционного галопа – вспомним здесь несостоятельность «кривой Филипса» и верность «вертикальной кривой» Фридмана.
Однако совершенно очевидным представляется тот факт, что низкие ставки выполнили совершенно противоположную функцию относительно изначально поставленной, замечу — порочной, цели сократить разрыв в доходах, то есть увеличили экономическое расслоение и социальное напряжение.
Разогнав стимулы и прямые дотации до абсолютно немыслимых величин, когда и нижние социальные страты начали направлять потоки монетарных излишков в финансовые активы, власти получили фактическую стагфляцию — интенсивную инфляцию и снижение экономической активности.
Ловушка захлопнулась, и теперь правительство находится в неизбежной колее “безальтернативности” плохого сценария: оба действия — ужесточение или неужесточение монетарной политики — не ведут к позитивному результату.
Отчасти это дихотомия Парето эффективности: невозможно улучшить один компонент гомогенной системы без ухудшения второго. Повышение ставок приводит к ухудшению экономического состояния агентов и угнетает экономический рост – потребление и производство. Неповышение ставок и удержание экономического роста сохраняет инфляцию на высоких уровнях или разгоняет ее дальше, уменьшая, как следствие «завтрашнего дня», экономические возможности агентов и снижая их покупательскую и производительную способность.
А принимая во внимание тот факт, что участие широких общественных слоев в инвестиционном буме на финансовых рынках способствовало неравновесному росту активов, можно предположить — под угрозой оказываются инвестиции банков, пенсионных фондов, страховых компаний и ETF-фондов — основных агрегаторов сбережений экономических агентов.
В случае затяжного и глубокого падения стоимости активов очевидно возникнет социальное напряжение. Для того, чтобы этого избежать, правительство будет вынуждено стимулировать низкие ставки по десятилеткам (10-Y Treasury Notes), поскольку именно они являются дисконт-фактором в оценке производительных активов.
Каким образом это стимулирование возможно? Только уменьшением предложения десятилеток на рынке, то есть очередным QE. Либо улучшением экономических перспектив, которые формируют ожидания и решения инвесторов.
Такие улучшения опосредуются, прежде всего, снижением инфляционных ожиданий, а этого возможно достичь в нынешней ситуации только монетарным ужесточением и торможением экономической активности, в первую очередь, спроса.
Возникает хорошо знакомый казус, как последствие кейнсианской экономической политики государства, опосредующий фактическую потерю — по крайней мере, частичную — независимости ФЕДа, как отдельной ветви экономической власти.
Следует в очередной раз повторить утверждение о том, что без рецессии — болезненной санации экономики, нормализации факторной структуры экономических циклов свободного рынка и делевериджа — обойтись не получится никак. Поэтому все разговоры о «мягком приземлении», все «ястребино-голубиные» заявления — не более чем фантомы или манипуляции ФЕДа, подыгрывающего правительству и пытающегося делать хорошую мину при заранее безнадежной игре. И это не имеет никакого отношения к таргетированию инфляции.
Единственным вариантом смягчения жесткого приземления может быть фискальное ослабление и бюджетное ужесточение, разворот если не к «австрийской парадигме», то к концепции «supply side economy», как минимум, о чем я неоднократно говорил и в академических статьях, и в публичных opinion-постах. И такой разворот – жизненная необходимость, а не «игры разума».
Здесь уже всплывает тема влияния политических интересов элит на социально-экономическое развитие; элит, привыкших за два десятилетия к расширению своего права и инструментария на перераспределение благ и вертикализацию экономических обменов. Об этом, безусловно, стоит поговорить отдельно, но в другой раз.
Рейган как-то сказал:
«Правительство — как грудной младенец: чудовищный аппетит на одном конце и полная безответственность на другом».
Сказал блестяще, и хочется задать вопрос: кто теперь приберет в люльке и решится не зажимать нос?
http://www.investing.com/ (C)
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Отправить жалобу