3 марта 2008
Бит Бальцли, Франк Хорниг
В считанные месяцы цены на нефть возросли с $50 до $100 за баррель. Такое подорожание связано не с основными характеристиками рынка — они остались практически без изменений. С учетом возможной рецессии нефть, скорее, должна дешеветь. Почему, несмотря ни на что, цены продолжают расти?
Не было бы ничего удивительного, если бы вдруг прискакал ковбой и, спешившись, привязал коня перед местным баром.
Кашинг, захолустный городишко посреди оклахомских прерий на Среднем Западе. Население — 8 тыс. человек. Центральная улица — как декорация для вестерна, главные достопримечательности — заброшенный вокзал и обшарпанный кинотеатр, за вход в который хотят содрать полтора доллара.
Роберт Фелтс, приветливый старичок, — сотрудник Промышленного управления Кашинга. Приезжим он показывает стоящий на центральной площади нефтяной насос, работавший век назад. Он непременно рассказывает гостям о 1912 годе, когда в окрестностях города обнаружили огромное месторождение, подарившее Кашингу «золотой век» продолжительностью почти в два десятилетия. Ежегодно недра давали до 50 млн баррелей. «Наши перерабатывающие заводы не поспевали», — рассказывает Фелтс. Поэтому нефтяные бароны того времени поставили посреди прерии гигантские емкости для хранения добычи.
Собственно говоря, больше про этот крохотный городишко и не расскажешь. Тем не менее сообщения о положении в Кашинге каждую среду в 10.30 утра приводят в движение все мировые биржи. В это время американские власти публикуют сведения об уровне нефти в сотнях здешних резервуаров, раскинувшихся на многие мили до самого горизонта.
Это крупнейшее хранилище в США; оно расположено в узловой точке североамериканской системы нефтепроводов. Именно здесь нефть, продаваемая на важнейшей торговой площадке мира — Нью-Йоркской товарно-сырьевой бирже, реально меняет своего владельца. Если резервуары полны, цены идут вниз; если уровень нефти в них опускается, продукт дорожает. Таково правило, на которое ориентируются торговцы. Бал правит закон предложения и спроса.
Во всяком случае, так должно быть. Однако за последние месяцы все перепуталось. Всего за год цены на нефть выросли вдвое — на позапрошлой неделе за баррель опять давали $100. Теперь уже ничто не кажется невозможным. Некоторые аналитики прорицают, что цены достигнут $120—150. А это чревато серьезными последствиями для мировой экономики.
Столь ошеломляющая ценовая динамика наблюдалась за все прошлые десятилетия всего четырежды: в 1973 году, когда Организация стран — экспортеров нефти — ОПЕК — впервые ввела эмбарго, в 1979 году — в результате революции в Иране, годом позднее — после вторжения иракских войск в Иран и в 1990 году, когда Саддам Хусейн напал на Кувейт.
Один из главных вопросов мировой экономики: чем объясняется нынешний взрывной рост цен? Ответов много. Одни считают, что виноват кризис на Ближнем Востоке и постоянный рост спроса в Китае, переживающем экономический бум. Другие винят ОПЕК, открывающую «нефтяной кран» недостаточно широко.
Убедительными эти объяснения не назовешь. «Сегодняшние высокие цены из соотношения спроса и предложения не вытекают», — считает один из самых авторитетных аналитиков сырьевого рынка, Фадель Гхеит из компании Oppenheimer & Co. Как и многие его коллеги, Гхеит уверен, что истинным двигателем роста цен является активность финансовых инвесторов, раскручивающих спираль спекуляции. Ему вспоминается резкий рост курсов акций интернет-компаний, имевший место на стыке тысячелетий. Сегодня «чрезмерно высокий процент явно спекулятивных сделок» наблюдается и на нефтяном рынке.
ОПЕК оценивает ситуацию аналогично. «С базовыми характеристиками рынка все в порядке», — заявляет президент картеля Мохаммед аль-Хамли. С начала февраля картель даже ожидает, что предложение на рынках превысит спрос — вследствие экономического кризиса в США.
Поэтому цена на нефть, скорее, должна падать. Но вместо этого уже второй раз за несколько недель биржевики перешли психологический рубеж — $100.
Настроение современных нефтяных баронов мажорное, оно совершенно не омрачено страхом перед глобальной рецессией. На днях концерн Exxon Mobil сообщил о своей прибыли за 2007 год — она составила $40,6 млрд. Это рекорд не только для крупнейшего мирового энергетического концерна, но и для мировой экономической истории в целом. Никогда ни одно предприятие не приносило таких денег.
Сегодня в торговле нефтяными контрактами крутятся крупные деньги. Кризис на американском рынке недвижимости, затронувший как акции строительных компаний, так и ипотечные кредиты, поражает все новые сегменты рынка капитала, и инвесторы всего мира ищут альтернативные возможности для вложения средств. Рынок нефти с его на первый взгляд простыми законами и приятно растущими ценами кажется идеальным инструментом для управления рисками и для максимизации прибыли, и многим еще предстоит узнать, что это лишь особая форма казино, отличающаяся от прежней исключительно декорациями.
Нью-Йоркская товарно-сырьевая биржа, или NYMEX, — центральная арена этой игры. На протяжении 100 лет торговцы заключали здесь, на южной окраине Манхэттена, у самого Гудзона, фьючерсные контракты, продавали и покупали масло, сыр и картофель. Пока в 1978 году не поняли, что будущее за нефтью.
Торговый зал биржи NYMEX напоминает древнеримскую арену: здесь ярусами стоят, что-то выкрикивая и жестикулируя, торговцы, исполняющие нечто вроде древнего ритуала. Если двое договариваются о сделке, они записывают контрольные данные на листочке и бросают его в центр арены. Там стоит приземистый биржевик в очках, защищающих его глаза от попадания бумажных самолетиков. Он подбирает клочки бумаги, ставит на них свою печать — и в этот момент баррели нефти меняют своего владельца.
29-летний Крис Мотрони прямо заявляет: «Я торгую новостями». Он — мелкий, но независимый дилер на NYMEX. У него низкие ставки, но высокая самооценка. «Вот увидите, цены еще поднимутся до $115», — рассказывает он. Мотрони нравится напряженная атмосфера в торговом зале. И отец, и брат его работали тоже тут. Они давно перестали быть мелкими дилерами.
Как и крупные игроки — банки, хедж-фонды и пенсионные кассы, — они теперь работают через компьютерные сети. Обороты выросли во много раз. В сутки мир расходует 86 млн баррелей нефти. Однако объем торговых сделок в 15 раз выше. Разницу создают фьючерсные сделки — пари о том, какими цены будут к конкретному времени.
Даже в Конгрессе США, который явно не враг нефтяной промышленности, ухищрения дилеров вызывают резкую антипатию. Слушание в парламенте, состоявшееся в декабре, назвали без излишней дипломатичности: «Спекуляция на рынке сырой нефти». Его результат: до 45% всех нефтяных контрактов в настоящее время находятся в руках спекулянтов, это в три раза больше, чем в конце ХХ века. «Цены искажены», — негодует председатель комитета Карл Левин. Если бы влияли только спрос и предложение, то нефть стоила бы как минимум на $20 дешевле.
Как же могло так случиться? Один из десяти крупнейших торговых домов Mercuria имеет резиденцию на Placе du Molard в Женеве. Там 70 аналитиков изучают ситуацию на рынке, отслеживают маршруты танкеров и объемы нефти в хранилищах, через счета этой фирмы в год проходят $30 млрд.
Глава торгового дома Даниель Йегги начинал в Goldman Sachs дилером по фьючерсным контрактам. Он отчетливо помнит, как бизнес изменился в конце 1990-х годов. Крупные пенсионные фонды стали диверсифицировать средства и все больше вкладываться в нефть. «Так они стали двигателем рынка», — объясняет он.
Банки с Уолл-стрит были готовы без ограничений обслуживать этот спрос. Особенно Goldman Sachs. «Они специально изобрели индекс цен на сырье, куда включили и нефть», — убежден Йегги. Выдумка оказалась удачной. Чем больше крупных инвесторов вкладываются в продукт, тем больше нефтяных контрактов скупает Goldman. И тем выше цены. В их руках оказался мощный рыночный инструмент.
И тут включились все. Morgan Stanley, Deutsche Bank и прочие гиганты финансового рынка колоссально расширили объем сделок по нефти. Инвестиционные банки — и Goldman в том числе — обзавелись собственными запасами нефти, как будто они энергетические концерны типа ВР. Они рассчитывали, что благодаря этому смогут лучше разбираться в том, что в действительности происходит на рынке. В этом они усматривали гарантию, без которой нельзя в таких рисковых играх.
В итоге объемы торговли сырой нефтью за пять последних лет утроились. Хотя спрос на настоящую жидкую нефть ежегодно рос всего на 1,9%.
Окончательно ушли в прошлое времена, когда все определялось объемом добычи и уровнем потребления в развитых промышленных странах. Сегодня без нефти не обходится ни один хорошо структурированный инвестиционный портфель.
С тех пор на сырьевых рынках все не так, как было прежде. Достаточно любой самой мелкой новости, чтобы отправить нефтяные курсы в поездку по «американским горкам». Как случилось в январе, когда американские военные суда в Ормузском проливе столкнулись с иранскими катерами, хотя и обошлось без военного конфликта.
А уж ситуация в Кашинге в любой момент способна вызвать прилив адреналина у дилеров.
Хьюстонскую гавань иногда на несколько дней парализует туман. Значит, нефть из заморских стран не сможет заполнить американские трубопроводы. Значит, в Оклахоме начнут опорожняться нефтехранилища. Значит — дефицит на рынке. Понятное дело — цены скакнут вверх. И если нефтеперерабатывающий завод «Макки» в Техасе из-за пожара на время закрылся, ясно: одним крупным клиентом становится меньше. Следовательно, уровень заполнения нефтехранилища в Кашинге пойдет вверх, а курсы — вниз.
Регулярно возникают странные искажения ценовой динамики. Общие запасы нефти в хранилищах США уже в течение долгих лет установились на уровне, превышающем средний уровень за пятилетку. Но по историческим причинам на сырьевых биржах принимают в расчет только уровень нефтехранилища в Кашинге и только тот сорт нефти, что хранится там, — West Texas Intermediate.
«Вообще удивительно, что сорт нефти, которого добывается всего 300 тыс. баррелей, оказывается ориентиром для всего мира», — удивляется аналитик Commerzbank Ойген Вайнберг. Он даже предполагает, что игроки на рынке имеют возможность с помощью «целенаправленных действий пытаться влиять» на решающие факторы той статистики, что ведется в Кашинге.
Классические критерии роли теперь практически не играют. То, что отношения с Ираном стали несколько менее напряженными, для торговцев так же безразлично, как и несколько улучшившаяся ситуация в Ираке. Не обращая на это внимания, они остро реагируют то на какой-нибудь кризис на Ближнем Востоке, то на зиму, то на беспорядки в Нигерии или на скачок спроса в Китае.
«Ничего нового в этом нет, — рассуждает Фадель Гхеит, — на Ближнем Востоке с библейских времен мира не было, а конфликт в Нигерии вяло течет вот уже 40 лет». Не говоря о том, что и зима наступает с некоторой регулярностью.
Гхеит в этом бизнесе уже 30 лет. Прежде чем оказаться в Oppenheimer, он работал в Mobil Oil и JP Morgan. Он еще помнит, что баррель нефти стоил когда-то $9. На слушаниях в американском Конгрессе он был практически главным свидетелем, обличавшим безумие спекулянтов. «Торговцы используют любой повод, чтобы поднять цены, — утверждает он. — Это истерия в чистом виде». Приезжая утром в свое бюро в Манхэттене, он узнает, что за ночь лондонские дилеры подняли цены на $4 — из-за того, что где-то была авария на трубопроводе. «Я по профессии инженер, — говорит Гхеит, — ликвидация такой аварии — это не пересадка сердца, это работа для водопроводчика, ничего сложного». Прежде чем информация до кого-то дойдет, поломка давно будет устранена, но торговцы свое уже заработали.
Вопрос лишь в том, как долго еще может дорожать нефть, не нанося серьезного ущерба конъюнктуре США и мировой экономике. Неуклонно растущие цены на бензин, солярку или на авиабилеты будут повышать инфляционное давление и в краткосрочной и среднесрочной перспективе непременно уменьшат спрос.
Поскольку Гхеит родился в Египте, ему нравятся брутальные сравнения: «Если верблюда нагрузить до предела, еще одна соломинка может переломить ему хребет». Или взять тяжелоатлета, который способен выжать 20, 40 и 100 кг. Но стоит добавить карандаш — и штангист рухнет на помост.
«Это все пузырь, — заключает Гхеит. — Он лопнет».
В считанные месяцы цены на нефть возросли с $50 до $100 за баррель. Такое подорожание связано не с основными характеристиками рынка — они остались практически без изменений. С учетом возможной рецессии нефть, скорее, должна дешеветь. Почему, несмотря ни на что, цены продолжают расти?
Не было бы ничего удивительного, если бы вдруг прискакал ковбой и, спешившись, привязал коня перед местным баром.
Кашинг, захолустный городишко посреди оклахомских прерий на Среднем Западе. Население — 8 тыс. человек. Центральная улица — как декорация для вестерна, главные достопримечательности — заброшенный вокзал и обшарпанный кинотеатр, за вход в который хотят содрать полтора доллара.
Роберт Фелтс, приветливый старичок, — сотрудник Промышленного управления Кашинга. Приезжим он показывает стоящий на центральной площади нефтяной насос, работавший век назад. Он непременно рассказывает гостям о 1912 годе, когда в окрестностях города обнаружили огромное месторождение, подарившее Кашингу «золотой век» продолжительностью почти в два десятилетия. Ежегодно недра давали до 50 млн баррелей. «Наши перерабатывающие заводы не поспевали», — рассказывает Фелтс. Поэтому нефтяные бароны того времени поставили посреди прерии гигантские емкости для хранения добычи.
Собственно говоря, больше про этот крохотный городишко и не расскажешь. Тем не менее сообщения о положении в Кашинге каждую среду в 10.30 утра приводят в движение все мировые биржи. В это время американские власти публикуют сведения об уровне нефти в сотнях здешних резервуаров, раскинувшихся на многие мили до самого горизонта.
Это крупнейшее хранилище в США; оно расположено в узловой точке североамериканской системы нефтепроводов. Именно здесь нефть, продаваемая на важнейшей торговой площадке мира — Нью-Йоркской товарно-сырьевой бирже, реально меняет своего владельца. Если резервуары полны, цены идут вниз; если уровень нефти в них опускается, продукт дорожает. Таково правило, на которое ориентируются торговцы. Бал правит закон предложения и спроса.
Во всяком случае, так должно быть. Однако за последние месяцы все перепуталось. Всего за год цены на нефть выросли вдвое — на позапрошлой неделе за баррель опять давали $100. Теперь уже ничто не кажется невозможным. Некоторые аналитики прорицают, что цены достигнут $120—150. А это чревато серьезными последствиями для мировой экономики.
Столь ошеломляющая ценовая динамика наблюдалась за все прошлые десятилетия всего четырежды: в 1973 году, когда Организация стран — экспортеров нефти — ОПЕК — впервые ввела эмбарго, в 1979 году — в результате революции в Иране, годом позднее — после вторжения иракских войск в Иран и в 1990 году, когда Саддам Хусейн напал на Кувейт.
Один из главных вопросов мировой экономики: чем объясняется нынешний взрывной рост цен? Ответов много. Одни считают, что виноват кризис на Ближнем Востоке и постоянный рост спроса в Китае, переживающем экономический бум. Другие винят ОПЕК, открывающую «нефтяной кран» недостаточно широко.
Убедительными эти объяснения не назовешь. «Сегодняшние высокие цены из соотношения спроса и предложения не вытекают», — считает один из самых авторитетных аналитиков сырьевого рынка, Фадель Гхеит из компании Oppenheimer & Co. Как и многие его коллеги, Гхеит уверен, что истинным двигателем роста цен является активность финансовых инвесторов, раскручивающих спираль спекуляции. Ему вспоминается резкий рост курсов акций интернет-компаний, имевший место на стыке тысячелетий. Сегодня «чрезмерно высокий процент явно спекулятивных сделок» наблюдается и на нефтяном рынке.
ОПЕК оценивает ситуацию аналогично. «С базовыми характеристиками рынка все в порядке», — заявляет президент картеля Мохаммед аль-Хамли. С начала февраля картель даже ожидает, что предложение на рынках превысит спрос — вследствие экономического кризиса в США.
Поэтому цена на нефть, скорее, должна падать. Но вместо этого уже второй раз за несколько недель биржевики перешли психологический рубеж — $100.
Настроение современных нефтяных баронов мажорное, оно совершенно не омрачено страхом перед глобальной рецессией. На днях концерн Exxon Mobil сообщил о своей прибыли за 2007 год — она составила $40,6 млрд. Это рекорд не только для крупнейшего мирового энергетического концерна, но и для мировой экономической истории в целом. Никогда ни одно предприятие не приносило таких денег.
Сегодня в торговле нефтяными контрактами крутятся крупные деньги. Кризис на американском рынке недвижимости, затронувший как акции строительных компаний, так и ипотечные кредиты, поражает все новые сегменты рынка капитала, и инвесторы всего мира ищут альтернативные возможности для вложения средств. Рынок нефти с его на первый взгляд простыми законами и приятно растущими ценами кажется идеальным инструментом для управления рисками и для максимизации прибыли, и многим еще предстоит узнать, что это лишь особая форма казино, отличающаяся от прежней исключительно декорациями.
Нью-Йоркская товарно-сырьевая биржа, или NYMEX, — центральная арена этой игры. На протяжении 100 лет торговцы заключали здесь, на южной окраине Манхэттена, у самого Гудзона, фьючерсные контракты, продавали и покупали масло, сыр и картофель. Пока в 1978 году не поняли, что будущее за нефтью.
Торговый зал биржи NYMEX напоминает древнеримскую арену: здесь ярусами стоят, что-то выкрикивая и жестикулируя, торговцы, исполняющие нечто вроде древнего ритуала. Если двое договариваются о сделке, они записывают контрольные данные на листочке и бросают его в центр арены. Там стоит приземистый биржевик в очках, защищающих его глаза от попадания бумажных самолетиков. Он подбирает клочки бумаги, ставит на них свою печать — и в этот момент баррели нефти меняют своего владельца.
29-летний Крис Мотрони прямо заявляет: «Я торгую новостями». Он — мелкий, но независимый дилер на NYMEX. У него низкие ставки, но высокая самооценка. «Вот увидите, цены еще поднимутся до $115», — рассказывает он. Мотрони нравится напряженная атмосфера в торговом зале. И отец, и брат его работали тоже тут. Они давно перестали быть мелкими дилерами.
Как и крупные игроки — банки, хедж-фонды и пенсионные кассы, — они теперь работают через компьютерные сети. Обороты выросли во много раз. В сутки мир расходует 86 млн баррелей нефти. Однако объем торговых сделок в 15 раз выше. Разницу создают фьючерсные сделки — пари о том, какими цены будут к конкретному времени.
Даже в Конгрессе США, который явно не враг нефтяной промышленности, ухищрения дилеров вызывают резкую антипатию. Слушание в парламенте, состоявшееся в декабре, назвали без излишней дипломатичности: «Спекуляция на рынке сырой нефти». Его результат: до 45% всех нефтяных контрактов в настоящее время находятся в руках спекулянтов, это в три раза больше, чем в конце ХХ века. «Цены искажены», — негодует председатель комитета Карл Левин. Если бы влияли только спрос и предложение, то нефть стоила бы как минимум на $20 дешевле.
Как же могло так случиться? Один из десяти крупнейших торговых домов Mercuria имеет резиденцию на Placе du Molard в Женеве. Там 70 аналитиков изучают ситуацию на рынке, отслеживают маршруты танкеров и объемы нефти в хранилищах, через счета этой фирмы в год проходят $30 млрд.
Глава торгового дома Даниель Йегги начинал в Goldman Sachs дилером по фьючерсным контрактам. Он отчетливо помнит, как бизнес изменился в конце 1990-х годов. Крупные пенсионные фонды стали диверсифицировать средства и все больше вкладываться в нефть. «Так они стали двигателем рынка», — объясняет он.
Банки с Уолл-стрит были готовы без ограничений обслуживать этот спрос. Особенно Goldman Sachs. «Они специально изобрели индекс цен на сырье, куда включили и нефть», — убежден Йегги. Выдумка оказалась удачной. Чем больше крупных инвесторов вкладываются в продукт, тем больше нефтяных контрактов скупает Goldman. И тем выше цены. В их руках оказался мощный рыночный инструмент.
И тут включились все. Morgan Stanley, Deutsche Bank и прочие гиганты финансового рынка колоссально расширили объем сделок по нефти. Инвестиционные банки — и Goldman в том числе — обзавелись собственными запасами нефти, как будто они энергетические концерны типа ВР. Они рассчитывали, что благодаря этому смогут лучше разбираться в том, что в действительности происходит на рынке. В этом они усматривали гарантию, без которой нельзя в таких рисковых играх.
В итоге объемы торговли сырой нефтью за пять последних лет утроились. Хотя спрос на настоящую жидкую нефть ежегодно рос всего на 1,9%.
Окончательно ушли в прошлое времена, когда все определялось объемом добычи и уровнем потребления в развитых промышленных странах. Сегодня без нефти не обходится ни один хорошо структурированный инвестиционный портфель.
С тех пор на сырьевых рынках все не так, как было прежде. Достаточно любой самой мелкой новости, чтобы отправить нефтяные курсы в поездку по «американским горкам». Как случилось в январе, когда американские военные суда в Ормузском проливе столкнулись с иранскими катерами, хотя и обошлось без военного конфликта.
А уж ситуация в Кашинге в любой момент способна вызвать прилив адреналина у дилеров.
Хьюстонскую гавань иногда на несколько дней парализует туман. Значит, нефть из заморских стран не сможет заполнить американские трубопроводы. Значит, в Оклахоме начнут опорожняться нефтехранилища. Значит — дефицит на рынке. Понятное дело — цены скакнут вверх. И если нефтеперерабатывающий завод «Макки» в Техасе из-за пожара на время закрылся, ясно: одним крупным клиентом становится меньше. Следовательно, уровень заполнения нефтехранилища в Кашинге пойдет вверх, а курсы — вниз.
Регулярно возникают странные искажения ценовой динамики. Общие запасы нефти в хранилищах США уже в течение долгих лет установились на уровне, превышающем средний уровень за пятилетку. Но по историческим причинам на сырьевых биржах принимают в расчет только уровень нефтехранилища в Кашинге и только тот сорт нефти, что хранится там, — West Texas Intermediate.
«Вообще удивительно, что сорт нефти, которого добывается всего 300 тыс. баррелей, оказывается ориентиром для всего мира», — удивляется аналитик Commerzbank Ойген Вайнберг. Он даже предполагает, что игроки на рынке имеют возможность с помощью «целенаправленных действий пытаться влиять» на решающие факторы той статистики, что ведется в Кашинге.
Классические критерии роли теперь практически не играют. То, что отношения с Ираном стали несколько менее напряженными, для торговцев так же безразлично, как и несколько улучшившаяся ситуация в Ираке. Не обращая на это внимания, они остро реагируют то на какой-нибудь кризис на Ближнем Востоке, то на зиму, то на беспорядки в Нигерии или на скачок спроса в Китае.
«Ничего нового в этом нет, — рассуждает Фадель Гхеит, — на Ближнем Востоке с библейских времен мира не было, а конфликт в Нигерии вяло течет вот уже 40 лет». Не говоря о том, что и зима наступает с некоторой регулярностью.
Гхеит в этом бизнесе уже 30 лет. Прежде чем оказаться в Oppenheimer, он работал в Mobil Oil и JP Morgan. Он еще помнит, что баррель нефти стоил когда-то $9. На слушаниях в американском Конгрессе он был практически главным свидетелем, обличавшим безумие спекулянтов. «Торговцы используют любой повод, чтобы поднять цены, — утверждает он. — Это истерия в чистом виде». Приезжая утром в свое бюро в Манхэттене, он узнает, что за ночь лондонские дилеры подняли цены на $4 — из-за того, что где-то была авария на трубопроводе. «Я по профессии инженер, — говорит Гхеит, — ликвидация такой аварии — это не пересадка сердца, это работа для водопроводчика, ничего сложного». Прежде чем информация до кого-то дойдет, поломка давно будет устранена, но торговцы свое уже заработали.
Вопрос лишь в том, как долго еще может дорожать нефть, не нанося серьезного ущерба конъюнктуре США и мировой экономике. Неуклонно растущие цены на бензин, солярку или на авиабилеты будут повышать инфляционное давление и в краткосрочной и среднесрочной перспективе непременно уменьшат спрос.
Поскольку Гхеит родился в Египте, ему нравятся брутальные сравнения: «Если верблюда нагрузить до предела, еще одна соломинка может переломить ему хребет». Или взять тяжелоатлета, который способен выжать 20, 40 и 100 кг. Но стоит добавить карандаш — и штангист рухнет на помост.
«Это все пузырь, — заключает Гхеит. — Он лопнет».
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Жалоба