Минфин разрешил госкомпаниям инвестировать в рынок. Что это значит для инвесторов и самих корпораций?

20 октября Минфин выпустил письмо № 05-01-08/101759, в котором дал зеленый свет государственным корпорациям и компаниям направлять временно свободные средства на покупку акций и облигаций российских эмитентов. Формально — это не закон, а разъяснение, но по факту документ открывает новую страницу в структуре спроса на российском фондовом рынке. Автор соцсети «Профит» о потенциальном позитиве для рынка и рисках.

Речь идет не о средствах бюджета или Фонда национального благосостояния (ФНБ), а о ликвидных остатках самих корпораций — десятках миллиардов рублей, которые часто лежат на депозитах или в ОФЗ. Теперь их можно пустить в оборот.

Что именно разрешили госкомпаниям

Государственные корпорации и компании — ВЭБ.РФ, Росатом, Ростех, Роснано, Автодор и другие — получили возможность инвестировать часть неиспользуемых средств в акции и корпоративные облигации российских компаний.

Главное отличие от прежнего порядка — раньше эти деньги можно было держать только в госбумагах (ОФЗ, облигации субъектов РФ или ВЭБа). Теперь спектр шире, и документ прямо не запрещает инвестировать в бумаги частных эмитентов, если они зарегистрированы в России.

Решение об объеме и лимитах таких инвестиций принимает совет директоров или наблюдательный совет каждой корпорации. То есть централизованного «массового запуска» нет — каждая компания решает самостоятельно.

Потенциальный позитив для рынка

1. Новый источник ликвидности. Даже если часть крупных госкорпораций разместит 5–10% своих временно свободных средств на рынке, речь может идти о сотнях миллиардов рублей. Для сравнения: средний совокупный объём торгов на Мосбирже по акциям — около 50–70 млрд руб. в день, по корпоративным облигациям — 15–20 млрд. Любое системное вливание способно заметно поддержать котировки.
2. Поддержка корпоративного долга. Вероятнее всего, первые инвестиции пойдут не в акции, а в облигации с рейтингом А и выше. Это может снизить доходности в долговом сегменте, улучшить вторичный спрос и помочь эмитентам с рефинансированием.
3. «Политическая страховка» рынка. Государство показывает, что готово поддерживать рынок не напрямую (как через ФНБ), а косвенно — через институты и корпорации. Это усиливает доверие к инфраструктуре, особенно на фоне ограниченного участия нерезидентов.
4. Мотивация к большей прозрачности. Чтобы госкорпорации могли инвестировать в частные компании, эмитенты будут стремиться повышать уровень корпоративного управления, отчетности и рейтингов. Это долгосрочный плюс для всего рынка.

Скепсис и риски

1. Письмо — не закон. Документ носит рекомендательный характер. Он не обязывает корпорации инвестировать, а лишь разрешает. Поэтому говорить о гарантированном притоке средств преждевременно.
2. Уровень аппетита к риску. Исторически госкомпании — крайне консервативные инвесторы. Их KPI завязаны на сохранность средств, а не на доходность. В реальности эти деньги могут остаться на депозитах в госбанках под 12–14% годовых, где риски ниже и бюрократии меньше.
3. Риск «ручного управления». Есть вероятность, что механизм превратится в форму «административной поддержки» отдельных эмитентов. То есть деньги будут идти туда, куда «рекомендуют», а не туда, где лучший риск-профиль.
4. Отложенный эффект. Даже если корпорации захотят действовать, им нужно разработать внутренние регламенты, риск-модели, согласовать политику инвестиций. Это займет месяцы, а то и годы.

Исторические аналогии: Норвегия и Япония

Похожий сценарий наблюдался в 1990-е, когда Норвегия через государственный нефтяной фонд (ныне — Government Pension Fund Global) начала инвестировать часть нефтяных доходов в акции и облигации. Тогда это помогло создать крупнейшего институционального инвестора Европы, а внутренний рынок стал стабильнее и глубже.

Но есть и противоположный пример — Япония начала разрешать пенсионным фондам и госкомпаниям вкладывать резервы в акции в 1998 г. В результате временно выросли индексы, но из-за отсутствия прозрачных правил и слабого корпоративного управления эффект быстро сошел на нет: фонды вернулись к облигациям.

Оба примера показывают, что решающим фактором становится не разрешение как таковое, а институциональная среда: культура инвестирования, риск-контроль и политическая нейтральность решений.

Вывод: шаг в правильном направлении, но не переломный

Минфин сделал формально небольшой, но символически важный шаг. Российский рынок давно нуждается в новом источнике внутреннего спроса после ухода нерезидентов и сокращения частного оборота.

Однако эффект будет зависеть не от письма, а от того, насколько реально госкорпорации готовы брать на себя рыночный риск. Пока их мотивация скорее — сохранить капитал, чем приумножить.

Если этот процесс поддержат Центробанк и профильные ведомства, введут нормативы по инвестиционной политике и позволят использовать рыночные инструменты шире — через 1–2 года мы можем увидеть появление нового класса институциональных инвесторов внутри страны.

А пока — это сигнал рынку, что «игра продолжается», и государство готово возвращаться на биржу не через директивы, а через рыночные механизмы. Что уже неплохо.