1 сентября 2010 Project Syndicate
ПАРИЖ. Спор, который возник в США и Европе между сторонниками дальнейших правительственных стимулов и защитниками сокращения бюджетных расходов, очень напоминает дискуссию по экономической истории. Обе стороны пересмотрели Великую депрессию 1930-х годов, а также многовековую историю кризисов суверенного долга, в споре, который имеет мало общего с обычными спорами по экономической политике.
Лагерь в поддержку стимулов часто ссылается на ущерб, полученный от сокращения бюджетных расходов в США в 1937 году, через четыре года после избрания Франклина Рузвельта президентом США и начала «Нового курса». По расчетам экономиста Пола ван ден Нурда, результатом бюджета 1937 года стало финансовое сокращение в размере до 3 процентных пунктов от ВВП ‑ отнюдь не тривиальная сумма. Темпы экономического роста упали с 13% в 1936 году до 6% в 1937 году, ВВП в 1938 году сократился на 4,5%, а уровень безработицы возрос с 14% до примерно 20%. Хотя бюджетная политика была не единственной причиной двукратного падения, несвоевременное сокращение, безусловно, сыграло свою роль.
Итак, мы в 1936 году, и не провоцирует ли затягивание бюджета, предполагаемое во многих странах, аналогичную рецессию двукратного падения?
Конечно, есть ограничения для сравнения. Во-первых, гораздо меньше времени прошло с момента финансового кризиса, спад был не таким глубоким, и восстановление произошло быстрее. Кроме того, важные события, которые произошли в период между кризисом фондового рынка 1929 года и сокращением бюджетных расходов 1937 года – особенно поворот Америки в сторону протекционизма в 1930 году и монетарные потрясения последующих лет ‑ не имеют аналогии с сегодняшним днем.
Тем не менее, эпизод 1937 года, кажется, действительно иллюстрирует опасности попытки консолидации государственных финансов в условиях, когда частный сектор все еще слишком слаб, чтобы восстановление экономики было бы самоподдерживающимся. (Другим случаем с похожими последствиями было увеличение налога на добавленную стоимость в Японии в 1997 году, что вызвало падение потребления).
Финансовые ястребы также опираются на аргументы, основанные на истории. Экономисты Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф изучили многовековую историю кризисов суверенного долга и напоминают нам о том, что у сегодняшнего развитого мира есть забытая история суверенного дефолта. Особенно показательным является пример после наполеоновских войн в начале девятнадцатого века, когда ряд истощенных государств объявил дефолт по своим обязательствам. В данном случае 1930-е годы также показательны, учитывая еще ряд других дефолтов среди европейских государств, и не в последнюю очередь Германии.
В данном случае история говорит нам о том, что дефолты – это не привилегия бедных, плохо управляемых стран. Они представляют собой угрозу для всех, особенно в периоды высокой мобильности капитала, когда правительства слишком сильно полагаются на явную готовность кредиторов предоставить средства и оказываются в бедственном положении, когда приток капитала останавливается.
Опять же, есть ограничения для сравнения: особенно трудно обозначить пределы государственному долгу из эпизодов прошлого. В конце концов, после второй мировой войны государственный долг Великобритании превысил 250% ВВП, и Великобритания не объявила дефолт. Но важным пониманием истории является то, что неустойчивая фискальная политика, скорее всего, приведет к дефолту, когда фискальные проблемы нельзя решить за счет инфляции. Так было при денежных режимах на основе золота, таких как золотой стандарт в девятнадцатом веке, что также применимо в настоящее время к странам, которые отказались от своей денежно-кредитной автономии, таким как члены еврозоны.
В обычное время историю оставляют историкам, и экономико-политические дискуссии полагаются на модели и эконометрические оценки. Но отношение изменилось, как только разразился кризис 2007-2008 годов. Центральные банки и министры были одержимы в то время памятью о 1930 годе, и они сознательно сделали противоположное тому, что сделали их предшественники 80 лет назад.
Они были правы сделать это. В исключительных случаях история, по сути, является лучшим проводником, чем модели, оцененные по данным обычного времени, поскольку она отражает противоречия, которые игнорируют методы стандартных ситуаций. Если нужно узнать, как бороться с банковским кризисом, риском депрессии или угрозой дефолта, то естественно рассматривать случаи, когда эти опасности были рядом, а не полагаться на модели, которые игнорируют такие опасности, или относиться к ним, как к чему-то далекому. Во времена кризиса лучшим руководством служат теории, которые отражают суть проблемы, а также уроки опыта прошлого. Все, что находится между ними, практически бесполезно.
Тем не менее, опасность надежды на историю заключается в том, что у нас нет методологии определения того, какие сравнения имеют отношение к делу. Неточные аналогии могут с легкостью быть приняты за доказательства, а широкий спектр опыта может быть использован для поддержки определенного мнения. Политики (знания которых в экономической истории, как правило, ограничены) подвергаются риску утонуть в противоречивых исторических ссылках.
История может быть необходимым компасом, когда опыт прошлого несет недвусмысленное послание. Но недисциплинированное апеллирование к истории рискует стать запутанным способом выражения мнений. Управление по аналогии легко может привести к бестолковому управлению.
Жан Пизани-Ферри - директор расположенного в Брюсселе аналитического центра «Брейгель».
Перевод с английского – Татьяна Грибова
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter
Лагерь в поддержку стимулов часто ссылается на ущерб, полученный от сокращения бюджетных расходов в США в 1937 году, через четыре года после избрания Франклина Рузвельта президентом США и начала «Нового курса». По расчетам экономиста Пола ван ден Нурда, результатом бюджета 1937 года стало финансовое сокращение в размере до 3 процентных пунктов от ВВП ‑ отнюдь не тривиальная сумма. Темпы экономического роста упали с 13% в 1936 году до 6% в 1937 году, ВВП в 1938 году сократился на 4,5%, а уровень безработицы возрос с 14% до примерно 20%. Хотя бюджетная политика была не единственной причиной двукратного падения, несвоевременное сокращение, безусловно, сыграло свою роль.
Итак, мы в 1936 году, и не провоцирует ли затягивание бюджета, предполагаемое во многих странах, аналогичную рецессию двукратного падения?
Конечно, есть ограничения для сравнения. Во-первых, гораздо меньше времени прошло с момента финансового кризиса, спад был не таким глубоким, и восстановление произошло быстрее. Кроме того, важные события, которые произошли в период между кризисом фондового рынка 1929 года и сокращением бюджетных расходов 1937 года – особенно поворот Америки в сторону протекционизма в 1930 году и монетарные потрясения последующих лет ‑ не имеют аналогии с сегодняшним днем.
Тем не менее, эпизод 1937 года, кажется, действительно иллюстрирует опасности попытки консолидации государственных финансов в условиях, когда частный сектор все еще слишком слаб, чтобы восстановление экономики было бы самоподдерживающимся. (Другим случаем с похожими последствиями было увеличение налога на добавленную стоимость в Японии в 1997 году, что вызвало падение потребления).
Финансовые ястребы также опираются на аргументы, основанные на истории. Экономисты Кармен Рейнхарт и Кеннет Рогофф изучили многовековую историю кризисов суверенного долга и напоминают нам о том, что у сегодняшнего развитого мира есть забытая история суверенного дефолта. Особенно показательным является пример после наполеоновских войн в начале девятнадцатого века, когда ряд истощенных государств объявил дефолт по своим обязательствам. В данном случае 1930-е годы также показательны, учитывая еще ряд других дефолтов среди европейских государств, и не в последнюю очередь Германии.
В данном случае история говорит нам о том, что дефолты – это не привилегия бедных, плохо управляемых стран. Они представляют собой угрозу для всех, особенно в периоды высокой мобильности капитала, когда правительства слишком сильно полагаются на явную готовность кредиторов предоставить средства и оказываются в бедственном положении, когда приток капитала останавливается.
Опять же, есть ограничения для сравнения: особенно трудно обозначить пределы государственному долгу из эпизодов прошлого. В конце концов, после второй мировой войны государственный долг Великобритании превысил 250% ВВП, и Великобритания не объявила дефолт. Но важным пониманием истории является то, что неустойчивая фискальная политика, скорее всего, приведет к дефолту, когда фискальные проблемы нельзя решить за счет инфляции. Так было при денежных режимах на основе золота, таких как золотой стандарт в девятнадцатом веке, что также применимо в настоящее время к странам, которые отказались от своей денежно-кредитной автономии, таким как члены еврозоны.
В обычное время историю оставляют историкам, и экономико-политические дискуссии полагаются на модели и эконометрические оценки. Но отношение изменилось, как только разразился кризис 2007-2008 годов. Центральные банки и министры были одержимы в то время памятью о 1930 годе, и они сознательно сделали противоположное тому, что сделали их предшественники 80 лет назад.
Они были правы сделать это. В исключительных случаях история, по сути, является лучшим проводником, чем модели, оцененные по данным обычного времени, поскольку она отражает противоречия, которые игнорируют методы стандартных ситуаций. Если нужно узнать, как бороться с банковским кризисом, риском депрессии или угрозой дефолта, то естественно рассматривать случаи, когда эти опасности были рядом, а не полагаться на модели, которые игнорируют такие опасности, или относиться к ним, как к чему-то далекому. Во времена кризиса лучшим руководством служат теории, которые отражают суть проблемы, а также уроки опыта прошлого. Все, что находится между ними, практически бесполезно.
Тем не менее, опасность надежды на историю заключается в том, что у нас нет методологии определения того, какие сравнения имеют отношение к делу. Неточные аналогии могут с легкостью быть приняты за доказательства, а широкий спектр опыта может быть использован для поддержки определенного мнения. Политики (знания которых в экономической истории, как правило, ограничены) подвергаются риску утонуть в противоречивых исторических ссылках.
История может быть необходимым компасом, когда опыт прошлого несет недвусмысленное послание. Но недисциплинированное апеллирование к истории рискует стать запутанным способом выражения мнений. Управление по аналогии легко может привести к бестолковому управлению.
Жан Пизани-Ферри - директор расположенного в Брюсселе аналитического центра «Брейгель».
Перевод с английского – Татьяна Грибова
http://www.project-syndicate.org/ (C) Источник
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией
При копировании ссылка обязательна Нашли ошибку: выделить и нажать Ctrl+Enter