22 июня 2011
Эти объяснения игнорируют ряд проблем. Прежде всего, если Брайан представлял интересы «народа» против «деловых кругов», почему он потерпел поражение, и не однажды, а трижды? Почему триумф золота случился еще в самый разгар падения цен в 1896 г., задолго до того, как начался рост цен?
Но главный недостаток традиционного анализа – пренебрежение развившейся в последние 15 лет «новой политической историей», объектом которой являются политика и политическая культура Америки XIX в. Исследователи, работающие в этом направлении, сделали немало интересных наблюдений, которые многое объясняют. Новая политическая история началась с выхода за пределы общенациональных политических вопросов (главным образом экономических) и перехода к исследованию борьбы на уровне штатов, округов и муниципалитетов. Чтобы выяснить, как люди голосовали и почему они голосовали именно так, были исследованы результаты голосовании в отдельных округах и районах. Школа новой политической истории имеет истинно междисциплинарный характер, применяя как сложные методики анализа выборов, так и весьма нетривиальный подход к религиозно-этнической истории Америки.
Ниже дается обзор результатов исследований партийной структуры Америки в конце XIX в., и в первую очередь преобразований, имевших место в 1896 г.
Начнем с того, что история американских политических партий – это история последовательно сменявших друг друга «партийных систем». Каждая партийная система существовала в течение несколько десятилетий, и каждый раз центральное место в ней занимала какая-то одна партия. Во многих случаях при переходе от одной системы к другой название партии не менялось, но природа ее претерпевала радикальные изменения на так называемых «критических выборах». В XIX в. на смену второй партийной системе (виги против демократов), существовавшей с 1832 по 1854 г., пришла третья система (республиканцы против демократов), просуществовавшая с 1854 по 1896 г.
Характерной особенностью обеих партийных систем была напряженная идеологическая и мировоззренческая борьба между партиями. Особенно серьезные баталии разворачивались при подготовке выборов. Публика очень заинтересованно относилась к выборам, потому что партии предлагали «не эхо, а выбор», так что в выборах участвовало до 80 и даже 90% всех, имевших право голоса. Что еще любопытней, кандидаты вели себя не так, как они ведут себя сегодня. Они ие темнили в идеологических вопросах, чтобы привлечь на свою сторону колеблющихся, идеологически индифферентных «независимых» избирателей. В то время таких было очень мало. Следовательно, для победы важно было привлечь людей на выборы, а для этого нужно было максимально акцентировать свои идеологические взгляды в ходе предвыборной агитации. Любая неясность в этих вопросах имела бы только один результат -раздраженные избиратели могли просто остаться дома, и тогда вы проигрывали выборы. Избиратели очень редко переходили от одной партии к другой.
При изучении политической истории XIX в. неизбежно возникает вопрос: откуда у простых людей брался такой неподдельный интерес к столь темным и запутанным проблемам, как организация банковской системы, выбор между золотом и серебром, таможенные пошлины? Тысячи полуграмотных людей писали воинственные трактаты по такого рода вопросам, и все это чрезвычайно интересовало избирателей. Марксисты и другие экономические детерминисты ошибаются, полагая, что причиной были инфляция, депрессия или экономические интересы. В XX в. намного более сильные депрессии и инфляции не смогли возбудить такого массового интереса к экономической теории, как это было в XIX в., когда кризисы носили куда более умеренный характер.
Только новые политические историки сумели решить эту загадку. Оказывается, большую часть населения не так уж интересовало, о чем там говорят элиты или политики общенационального масштаба. Больше всего и непосредственно избирателей интересовало происходящее в их округе или штате, и именно на этих местных уровнях две партии вели ожесточенную политическую борьбу, длившуюся с 1830-х до 1890-х гг.
Растянувшаяся почти на целое столетие борьба началась с глубоких тектонических сдвигов в американском протестантизме в 1830-х гг. Эта трансформация, как лесной пожар, охватила северные штаты, особенно территории, заселенные янки, но оставила почти незатронутыми южные штаты. Особенно глубокие изменения произошли в культуре янки с ее духом агрессии и доминирования.
Новый протестантизм, прозванный «пиетизмом», был рожден страстным воодушевлением Чарльза Финни и развернувшимся в 1830-е гг. мощным движением возрождения. Его кредо можно сформулировать примерно следующим образом: каждый человек отвечает за свое собственное спасение, и оно должно прийти в состоянии эмоционального подъема, сопутствующего «второму рождению». Каждый может достичь спасения, и каждый должен делать все возможное для спасения других. Эта обязанность спасать других была чем-то большим, чем простое миссионерство: она означала, что вы отправитесь прямо в ад, если не сделаете все возможное для спасения других. Но поскольку каждый человек одинок и его искушают грехи, достичь цели можно только с помощью государства. Задачей государства было затоптать огонь греха и создать на земле новый Иерусалим.
Пиетисты понимали грех очень широко. В частности, политически самым важным был «дьявольский ром», затуманивающий сознание и лишающий людей свободы стремиться к благу. В 1830-х гг. евангелические пиетисты на уровне штатов и округов начали бескомпромиссную и неустанную кампанию за запрещение спиртных напитков, затянувшуюся на целое столетие. Вторым требованием был запрет любой работы по воскресеньям, кроме посещения церкви, которое вело к поддержке так называемых саббатарианских «голубых законов».
Выпивка в воскресенье была, разумеется, двойным грехом, а потому вдвойне отвратительна. Для пиетистов-янки еще одним жизненно важным делом было искоренение католицизма, который лишал людей их свободы воли в богословских вопросах, подчиняя диктату священников, являвшихся агентами Ватикана. Если уж нельзя вовсе запретить католицизм, то нужно всячески препятствовать иммиграции католиков. А поскольку взрослые уже безнадежно погрязли в грехе, для выступивших в крестовый поход пиетистов жизненно важной задачей стало создание средних школ с целью протестантизации общества или, как это формулировали сами пиетисты, для «христианизации католиков». Взрослые безнадежны, но школа может спасти детей, а потому посещение ее должно быть обязательным.
Такова была политическая программа пиетизма янки. Не ко всем иммигрантам относились с презрением. Переселенцев из Британии, Норвегии и других стран, принадлежавших к протестантским церквям (неважно, кальвинисты или лютеране), приветствовали как «настоящих американцев». Северные пиетисты практически все примыкали вначале к вигам, затем к республиканцам. Но, как мы увидим ниже, они боролись за свои идеалы даже в рядах популистов и демократов.
В страну прибывало все больше католиков и лютеран, особенно из Германии и Ирландии. Религиозная культура католиков и «благочестивых» лютеран, которых называли «ритуалистами» или «литургистами», была совсем иной. Человек не несет прямой ответственности за собственное спасение; если ему суждено спастись, он присоединяется к церкви и участвует в богослужениях и таинствах. В глубоком смысле ответственность за спасение человека лежит на церкви, так что государству не нужно ввязываться в борьбу с искушениями. Эти церкви, особенно лютеранская, относились к государству и вопросам морали в духе laissez faire. К тому же и грех они понимали совсем не так широко, как пиетисты. Умеренная выпивка – дело хорошее, а посидеть в воскресенье после церкви с семьей в пивной – это любимая немецкая (как католиков, так и лютеран) традиция. А приходские школы были необходимым средством передачи религиозных ценностей детям в стране, где немцы были меньшинством.
В XIX в. католики и благочестивые лютеране буквально все как один нашли себя в демократической партии. Поэтому неудивительно, что в то время республиканцы называли себя партией «высоких нравственных идеалов», а демократы объявили себя партией «личной свободы». Без малого целое столетие озадаченные литургические демократы оборонялись от постоянных нападок, по их выражению, «пиетистских фанатиков», пытавшихся объявить вне закона их выпивку, приходские школы и воскресные походы в пивные.
Как все это соотносилось с актуальными для того периода экономическими вопросами? Лидеры каждой партии просто шли к своим избирателям и «поднимали уровень их сознательности», чтобы те почувствовали национальные экономические проблемы как свой личный интерес. Республиканское руководство могло обратиться к рядовым избирателям примерно с такой речью: «Так же, как нам нужна сильная заботливая власть на уровне округов и штатов, чтобы бороться с грехами и повышать уровень нравственности, нам необходима сильная власть на уровне всей страны, чтобы повышать покупательную способность каждого с помощью инфляции, недопущения дешевых иностранных товаров (пошлины) или дешевого иностранного труда (ограничения на иммиграцию)».
А демократические лидеры обращались к своим избирателям примерно так: «Республиканские фанатики пытаются лишить вас выпивки, приходских школ и пивных, и эти же самые люди пытаются лишить вас дешевых иностранных товаров (пошлины) и намерены обесценить ваши сбережения (инфляция). На федеральном уровне патерналистское правительство -это такое же зло, как и патернализм на местном уровне».
Так принципы этатизма и либертарианства позиционировались на разных уровнях и по отношению к разным проблемам. Каждая сторона заряжала свою концепцию экономических проблем моральным пылом и страстью, проистекавшими из глубоких религиозных ценностей. Вот объяснение страстного интереса американцев того времени к экономическим вопросам.
Но в рамках и второй, и третьей партийных систем республиканцы сталкивались с серьезной проблемой. Отчасти под воздействием демографических изменений – более высокий уровень иммиграции и рождаемости – демократы-ритуалисты медленно, но верно превращались в партию большинства. В 1840-1850-х гг. демократы были разделены вопросом о рабстве. Но к 1890 г. настал роковой час республиканцев. Вначале в 1890 г. демократы получили большинство в Конгрессе, а в 1892 г. последовала триумфальная победа Гровера Кливленда, так что в президентском кресле и в обеих палатах Конгресса теперь были демократы, а республиканцы, казалось, были обречены навеки остаться в меньшинстве.
В начале 1890-х гг. под руководством республиканцев из Огайо Уильяма Мак-Кинли и Марка Ханны в партии началась продуманная глубокая перестройка. В частности, в одном штате за другим они избавлялись от сторонников запре7дения продажи спиртных напитков, которые стали источником больших неприятностей, поскольку отталкивали от партии важную группу избирателей – немцев-лютеран. Кроме того, они внесли изменения в свою риторику, направленную против иммигрантов. В общем, к середине 1890-х гг. республиканцы избавились от политического пиетизма и оказались уже в центре политического спектра.
Тем временем переворот начался и в демократической партии. В южных штатах, где демократы имели абсолютное большинство, к началу 1890-х гг. произошло перерождение их собственного пиетизма. Спокойные пиетисты обращались в евангелических, и южные протестантские организации подняли знамя борьбы за запрет торговли спиртными напитками. Кроме того, пиетизм был силен в малонаселенных горных западных штатах, богатых месторождениями серебра. Вместе с тем в руководстве демократической партии возник вакуум власти, который в обычных условиях не имел бы значительных последствий. На демократа Гровера Кливленда, сторонника твердых денег и laissez faire, возложили вину за панику 1893 г., из-за чего в 1894 г. многие его сторонники проиграли губернаторские выборы и выборы в Сенат. Сторонники Кливленда в партии были временно ослаблены, и союз южан и представителей западных штатов не замедлил воспользоваться этим. Уильям Дженнингс Брайан и его пиетистская коалиция на партийном съезде в 1896 г. захватили власть в демократической партии. Прежняя демократическая партия исчезла навсегда
Католики, лютеране и сторонники Кливленда были в шоке. «Партия наших отцов» была потеряна. Республиканцы, ставшие намного более умеренными, не замедлили воспользоваться моментом. На съезде республиканцев конгрессмен Генри Кабот Лодж, представлявший Морганов и финансовые интересы бостонских финансистов, сторонников золотого стандарта, заявил Мак-Кинли и Ханне: поддержите золотой стандарт (главный пункт экономической программы Кливленда), перестаньте агитировать за серебро и гринбеки, и мы все вас поддержим. В случае вашего отказа мы поддержим Брайана или третью партию. Мак-Кинли пошел на эту сделку и с тех пор республиканцы стали центристской партией (в координатах XIX в.). Теперь их идеалами были высокие таможенные пошлины и золотой стандарт, а про запрет на торговлю спиртным тихо-мирно забыли.
Что оставалось делать бедным ритуалистам? Многие из них просто не пришли на выборы. С выборов 1896 г. началось продолжающеся по сей день падение процента участия в голосовании. Некоторые, питавшие отвращение к пиетистам, инфляционистам и борцам за всеобщую трезвость, сумели переломить себя и впервые в жизни проголосовали за республиканцев. Республиканцы ведь отказались от ненавистного лозунга введения сухого закона и поддержали золото.
На выборах 1896 г. родилась четвертая партийная система Америки. В отличие от третьей партийной системы (напряженная, с переменным успехом борьба между пиетистско-этатистской республиканской и ритуалистско-либертарианской демократической партией) четвертая партийная система была образована центристской партией большинства (республиканцы) и партией пиетистского меньшинства (демократы). Через несколько лет демократы отошли от пиетизма и тоже превратились в центристскую партию (как правило, меньшинства) с умеренно этатистской идеологией, мало чем отличавшуюся от республиканцев. В гаком виде четвертая партийная система просуществовала до 1932 г.
Атмосферу выборов 1896 г. отлично передает замечательная история, рассказанная Ричардом Йенсеном. Город Милуоки с большим числом иммигрантов из Германии годами являлся твердыней демократической партии. В Америке лютеране и католики немецкого происхождения были врагами инфляции и верными сторонниками золотого стандарта. Ячейка демократической партии Милуоки выдвинула кандидатом в Конгресс популиста-демократа Ричарда Шиллинга
Выражаясь по сути дела языком современных монетаристов и кейнсианцев, Шиллинг на одном из предвыборных митингов попытался объяснить немцам Милуоки, что абсолютно не важно, что именно исполняет роль денег: можно с равным успехом использовать «золото, серебро, медь, бумагу, сосиски или квашеную капусту». Тут зал засмеялся, заулюлюкал и Шиллинг был вынужден покинуть сцену. Ситуацией ловко воспользовался хитроумный республиканец, который выиграл выборы под лозунгом «Шиллинг и квашеная капуста».
Инфляционистская, вначале выступавшая за гринбеки, а позже за серебро, популистская партия Брайана не была «аграрной партией» – это было сборище пиетистов, боровшихся с личными и политическими грехами. Как отмечает Клеппнер, «партия гринбеков была не столько соединением групп экономических интересов, сколько случайной коалицией «истинно верующих», «идейных», которые создали свою партию по образу «квазирелигиозного» движения, несшего на себе несмываемую печать «преобразующей веры»». Они воспринимали свое движение как «религию Господа, направляющего людей». И сами популисты говорили о проводившейся ими в Канзасе в 1890 г. агитации за свободную чеканку серебра не как о «политической кампании», а как о «религиозном возрождении, крестовом походе, политическом празднике пресвятой Троицы, когда каждого человека коснулся язык пламени и каждый говорил преисполнившись духа». Люди «услышали слово и могли проповедовать евангелие популизма». Теперь понятно, что далеко не случайно сторонники гринбеков почти поголовно выступали за запрет спиртных напитков, за обязательное школьное обучение и закрытие приходских школ. Не случайно популисты во многих штатах «недвусмысленно высказывались за запрет спиртных напитков» либо так или иначе поддерживали партию сторонников запрета.
Преобразование, случившееся в 1896 г., и смерть трехпартийной системы означали для Америки конец великой либертарианской партии, стоявшей за режим laissez faire и твердые деньги. Демократическая партия перестала быть партией Джефферсона, Джэксона и Кливленда. Поскольку никто больше не воплощал идеалов laissez faire, а обе оставшиеся партии предлагали избирателям «не выбор, а только эхо», интерес к политике начал угасать. В американской политике возник вакуум, заполнившийся новой корпоративистекой и этатистской идеологией прогрессизма, которая после 1900 г. возобладала в обеих партиях (на короткий срок вызвав к жизни Прогрессивную партию). Господство идеологии прогрессизма в 1900-1918 гг. сделало Америку социально-милитаристским государством всеобщего благосостояния. Эта традиция продержалась все прошлое столетие. Причиной пришествия этатизма после 1900 г. были не инфляция или дефляция, а уникальное стечение обстоятельств, разрушившее демократическую партию как носителя духа laissez faire и создавшее вакуум власти, в котором триумф выпал на долю новой идеологии принудительного картелирования посредством партнерства большого правительства, бизнеса, профсоюзов, технократов и интеллектуалов.
Не является индивидуальной инвестиционной рекомендацией | При копировании ссылка обязательна | Нашли ошибку - выделить и нажать Ctrl+Enter | Жалоба